Он полусидел, полулежал на электронной кушетке и не спеша путешествовал по своему внутреннему космосу, от одной мысли к другой. Тончайшие иглы, через которые проходил неощутимый человеческой коже разряд, приводили в порядок его ткани и мышцы, изрядно уставшие после рабочего дня. Глаза были прикрыты, и он не мог сейчас наблюдать, как всё в комнате: и стены, и обстановка, мягко мерцали одинаковым электрическим сиренево-фиолетовым светом.
Целый день он занимался своим любимым делом – архитектурным проецированием. Суть его заключалась в том, что здания и помещения Города могли воссоздавать «на себе» любые картины, всплывающие в воображении человека, который находился рядом с ними. Или группы людей, о чем впрочем, думать еще было рано.
«Могли» - тоже громко сказано. Блоки телепатического управления уже были встроены повсюду, но работали они только тогда, когда человек сосредотачивался на какой-то определенной мысли в течение хотя бы десяти минут, а для такой команды это было катастрофически много. То есть технологически всё было возможно, но на практике пока ничего не получалось. И у него в том числе…
А на данном этапе проецирование выполнялось с помощью движений тела, либо голосовых команд. В управлении тэтой как профессионал своего дела он достиг наивысшего мастерства. Комнаты слушались своего хозяина и выполняли его мельчайшие команды даже по едва заметным движениям мимики, в течение дня выводя на свою поверхность десятки разных образов.
Старожилы, которым давно уже было лет за двести, рассказывали, что во времена еще их прадедов весь Город был в отдельных экранах. Большие могли висеть на стенах домов, маленькие - находиться в руках, и показывали всё то же, что и сейчас. Только по заказу отдельных людей, которые тогда были у власти. Так это было или нет, проверить было нельзя, так как никаких данных не сохранилось со времён Великой Информационной Войны ХХIIV века (GIW). Но потом, говорят, нашли способ наносить специальный раствор на поверхность любого предмета – и предмет становился экраном. Старые строения были разнообразны и чересчур рельефны, что портило картинку. Это и послужило поводом к возникновению новой эры в истории архитектуры.
Поначалу города обзаводились новыми районами с застройками из необычных домов. Дома эти состояли из различных секций, секции в свою очередь состояли из нескольких звеньев, каждое из которых было в форме куба. Кубы могли быть соединены между собой проходами, лифтами и эскалами . Каждый из таких кубов по желанию хозяина мог быть соединен с другими кубами по горизонтали либо по вертикали. Удобство нового жилья заключалось в том, что отдельный дом не строился как раньше, а просто являлся нагромождением одинаковых кубов, то есть создание нового дома больше походило не на строительство, а на складирование. Достаточно было просто привезти кубы и поставить их друг на друга! И эти секции формировали сами будущие владельцы, которые еще до постройки находили себе желаемых соседей, и с ними выясняли, кому в этом доме сколько кубов необходимо и как они их соединят. После заселения каждый хозяин выбирал вид экстерьера, и после менял его как заблагорассудится. Со стороны это было интересное зрелище – каждый куб светился своим «цветом» и цвет этот периодически менялся. Со временем научились изменять размеры кубов, и теперь каждый намеревающийся иметь новое жилье мог фактически получить его таким, каким придумал.
Такие районы стали называться тетрисами, а секции – тэтами. Почему, Маин не знал. И они в силу легкости сборки, удовольствия человеческому глазу и прочих удобств буквально в течение века вытеснили всю прошлую архитектуру, сейчас от которой не осталось и следа. Он думал, наверно, в глазах жителей прошлого тетрисы олицетворяли собой само будущее.
А сейчас прогресс дошел до того, что экраном являлась любая неодушевленная поверхность. Даже ваза с цветами на столе была экраном, который был частью одного большого экрана – всей тэты Маина.
В любое время дня он по своему желанию мог оказаться и в лесу с поющими птицами, и на берегу океана с набегающими и шипящими волнами. Да хоть прямо в воздухе на высоте 1000 метров над Землей или на Луне! Все зависело от него. Эффект при этом усиливался звуковым сопровождением, что приближало ощущения хозяина к «полному присутствию». Конечно, он никуда не исчезал из своей тэты, и это изменение обстановки было всего лишь иллюзией. Но какой иллюзией! Впрочем, для Маина, как и для любого другого жителя тетриса, это не было источником дикого восторга и давно вошло в привычку.
Что-то не давало ему покоя. Он не сразу понял, что именно, какое-то темное пятно, которое где-то на подсознании все же его беспокоило. Он не искал раздражитель осознанно, и понял, что это было, только вспоминая события прошлого дня, когда к нему принесли несколько необычных предметов. Последнее время у коллег популярным стало новое увлечение – раскопки подвалов. И, каждый раз, находя что-нибудь новое, они искали его характеристики в Алнете , интересное или даже нужное оставляя себе, остальное – раздаривая. Так к нему попал непонятный, практически квадратный (стороной может 25-30 дюймов), и больше плоский предмет, который походил на картину в классической раме (Маин видел изображения картин в Алнете). Рама при этом была сделана из белого полимера, а вместо самой картины в ней было закреплено стекло. Стекло было оплывшим и мутноватым, а вот с полимером ничего не случилось, если не считать характерных затемнений и еле заметных деформаций материала. Даже на первый взгляд можно было предположить, что данному предмету лет 500-600, и он точно был произведен до GIW. Иначе бы Маин о нем знал. Сосед по блоку на работе отдал его, сказав, что может быть, хоть он разберется, что это за штука.
Маин открыл глаза. Квадрат не был обработан раствором и на фоне общей спокойной обстановки (тэта находилась в нейтральном положении, в исходной заставке) выделялся неказистым белым пятном. Это создавало дискомфорт, как и снаружи, так и внутри.
Закончив процедуру восстановления, он подошел к предмету, осмотрел его еще раз. Ничего нового, даже никаких надписей, впрочем, краска могла не сохраниться. Сквозь стекло было немного видно, но плохо. Судя по законченности конструкции, это напоминало часть какого-то оптического прибора. Маин, отложив предмет в сторону, аннулировал заставку на единственной чистой стене комнаты и вывел личные параметры для входа в Алнет. Стена засветилась приятным бежевым цветом, и не менее приятным женским голосом спросила «что сегодня?» (звук шел из замаскированных, встроенных в плинтуса динамиков). Подавая голосовые команды (Маин делал это настолько уверенно и быстро, что поиск больше напоминал обычный диалог между людьми), он нашел сначала информацию о картинах, потом про известные им оптические приборы, после пытался описать отдельно стекло и раму – безрезультатно. Тогда он назвал имя искателя, который прислал ему эту странную вещь, и на стене-экране появилось изображение подводного мира с его невыносимо яркими и необычными обитателями. Непривычно тому, кто видел бы впервые, но Маин даже не обратил внимания, так как это была тэта того, с кем он связался. Его коллега лежал на мягком ковре, имитирующим песок морского дна и пускал в воздух пары из металлической трубки. «И дома дымит» - подумал Маин.
- Чем обязан? – хозяин «морской» тэты лениво улыбался.
Маин спросил про не дававший ему покоя предмет и все, что смог узнать, – что найден он был на месте какого-то старинного производства, этих предметов там было много, а искатели взяли всего один – показать. И больше ничего.
Тогда Маин «вызвал» тэту человека, который больше всего знал о GIW и даже, говорят, знал, что было до нее. Старца теперь беспокоили нечасто в связи с преклонным возрастом, и Маину повезло «дозвониться». После того, как тот увидел полимерный квадрат со стеклом, он долго морщился, кряхтел. Было видно, что старику с трудом даются воспоминания молодости. Через некоторое время он все же вспомнил.
- Это ВИНДО, сказал он, - я видел такие на старых открытках. Раньше маленькие дома строили с ними. Они были в стенах. Зачем я не знаю.
Маин еще немного поговорил с ним, проявив уважение к старости, и опять обратился к Алнету. Про «Виндо» или по-другому «окно» информации сохранилось немного. Он не нашел ничего, кроме различных их видов. Не было даже ответа на вопрос, для чего конкретно они нужны. Все, что видел Маин – картинки в которых люди сидели у окон в старых темных помещениях. Никаких пояснений. Казалось удивительным, что всеобщая сеть «знала» об окружающем его мире всё и ничего – о прошлом.
Но Маин не зря был архитектором. Сначала он поместил свое «окно» на внешнюю стену своей тэты, а саму комнату погрузил в полную тьму, после сделал прозрачным область сразу за висящим на стене окном. Свет полился в комнату через прозрачную стену и стекло «окна». В комнате стало светлей, но этого было недостаточно. Для большей правдивости эксперимента, реальное окно было скопировано и убрано, а уже через пару минут в стену был встроен его электронный вариант (иллюзия, конечно, но достаточно полная). Он убрал «муть из стекла» и снова сделал его полностью прозрачным (скорее всего раньше так и было). Теперь этот небольшой квадрат освещал комнату настолько, что можно было ориентироваться в пространстве, но мелкие детали разглядеть еще было нельзя. «Как они жили раньше?» - думал Маин, работая с комнатой. Раньше он не замечал, что существует нужда в освещении. В тэтах не было окон, так как яркость освещения регулировалась хозяином, а свет исходил прямо от поверхностей стен, пола и потолка, это называлось «бестеневое освещение».
Маин решил продолжить эксперимент. Он не только оставил все как есть в этой комнате, но и скопировал ее образ на другие. Тэта сразу стала похожей на некое полуподвальное помещение, в котором Маину было откровенно неуютно, дискомфортно.
Но он решил пожить так несколько дней.
В течение следующего времени он так же летал в лабораторию на работу (280 миль на флере за 16 минут – небольшое достижение прогресса, но всё же, его устраивало), общался, жил обычной жизнью – за исключением интерьера. Приходившие к нему родственники и гости долго сидеть не могли и, уходя, звали к себе. Они с интересом относились к эксперименту, задавали вопросы, но Маин пока и сам не знал, чего именно хотел добиться. Он стал чаще бессмысленно мерить шагами комнаты, не зная, куда податься. Теперь из-за нехватки пространства у него появилось новое занятие – «смотреть в окна», по одному висящие на внешних стенах. Неожиданно для себя он заметил, что стал более внимателен к деталям пейзажа снаружи.
Он как будто заново увидел чистое голубое небо, облака, ослепительно белые высоко вверху, увидел, как старая сосна не сгибается от ветра, тогда как рядом стоящие молодые березки гнутся, словно кланяясь ей. Он заметил, что у каждого хозяина тэт ближайшего дома свой характер – по меняющимся и переливающимся их оттенкам. Ему даже показалось, что он может подробно описать их характер, так их никогда и не узнав. У Маина наряду с дискомфортом от своего нового образа жизни появилось новое непонятное чувство, хотя нет, оно было всегда, но сейчас выросло настолько, что стало заметным и волнующим. Ему вдруг захотелось исследования окружающего мира, новых открытий.
Он понял это, когда не смог полететь с работы старым маршрутом - так это было скучно. Маин сделал порядочный крюк и даже не лёг в этот день на свою релаксирующую кушетку. Впервые за долгое время он подумал, что никуда никогда не ездил и не летал в свои молодые сорок четыре года. А зачем? Ведь все всегда под рукой – только пожелай – и вот оно на стене во всей красе! И он решил обязательно куда-нибудь отправиться и даже начал представлять, куда именно. Представил суровые горы Тибета, затем пляж с белым и нежным песком, а вот он плывет на еще более белой легкой спортивной яхте по спокойному и величественному океану, кричат чайки. Стоп! Он их слышал! Маин открыл глаза и оказался именно в том месте, где только что был в мыслях – на белой спортивной яхте с прочными мачтами без парусов. Вокруг летали и кричали чайки! Некоторые сидели на воде, по которой шла мелкая рябь от легкого бриза, некоторые на мачте – довольно высоко вверху. На небе – ни единого облачка. И вокруг только вода, вода, вода…
Никуда Маин не перенесся никаким волшебным образом. Он был в тэте. Все это она нарисовала на своих стенах, полах, потолках. И Маин даже сразу не понял, почему. Ведь за несколько дней жизни в «подвале» с маленькими «окошками» такая перемена была просто невероятна. Спустя миг он догадался, что это каким-то образом сработали телеуловители . Но никогда еще проекция не работала так мгновенно и четко. Чтобы нарисовать подобную картинку с помощью мысли раньше ему требовалось не менее двух часов сосредоточенной умственной работы. Сейчас не понадобилось и малейшего усилия. У него (наконец!) практически идеально получилось то, над чем он работал последние два года! И все дело было в этом чувстве. Это точно. Маин не мог дать ему четкого определения, какое-то слово все вертелось у него на языке, и не могло сорваться…
Если бы это случилось как-нибудь по-другому или, может, с кем-нибудь другим, то он наверняка сразу помчался бы на работу, чтобы незамедлительно возобновить эволюцию новейшей архитектуры. Но Маин не стал этого делать. Он никогда не делал что-либо в сильном эмоциональном волнении – самый простой способ наделать ошибок. Очень, конечно, хотелось, но он занялся другим: активировал свой саквояж, перевел на него достаточно средств к путешествию, положил пару необходимых предметов, переоделся и напоследок связался с мамой.
На стене посреди вольного морского пейзажа в тэте со своей обычной лесной заставкой она выглядела удивленной.
- Я уезжаю, - просто сказал он.
- Надолго? – Спросила она, - надеюсь, ничего серьезного? Надеюсь, ты…
- Да нет, ничего страшного, скоро вернусь. Надеюсь. Да, кстати, надежда – это хорошо. Чем меньше окна, тем больше надежда, - сказал он непонятную фразу, улыбнулся и взмахом руки одновременно попрощался с ней и отключил свою тэту…
