Для того чтобы внимательно молиться, нужен подвиг, подобный бескровному мученичеству.
Здесь снова антиномия: в молитве сочетаются боль и радость, борьба и покой, труд и утешение. Молитва – своего рода экзамен, который сдает человек, обнаруживая тем самым, какова в действительности его жизнь. Но подлый человеческий эгоизм хочет получить награду без труда, и лукавый ум человека соглашается со страстями обмануть Бога. Это происходит как бы незаметно, подсознательно. Человек перестает понимать, что молитвенные слова получают животворящую силу лишь тогда, когда они осмысливаются умом и переживаются сердцем. Молиться рассеянно, словно в полудреме для плотского человека намного легче, и постепенно происходит подмена молитвы как состояния души простым произнесением молитвенных слов, то есть возникает разлад между волей, умом и чувством, которые при молитве внимательной сливаются воедино. Ум наполняется помыслами, точно нечистыми животными, которых никто не гонит из дома; сердце становится глухим к молитве, твердеет, как камень, на котором от молитвенных слов не остается и следа. Воля отключается от разума и сердца, делается подобна провисшей струне, которая если и издает звук, то неверный. Между человеком и Богом вырастает какая-то невидимая стена. Человеку начинает казаться, что чтение определенного количества слов и является молитвой, и он усиленно стремится, как к заветной цели, к последнему слову – «Аминь».
Если такому человеку сказать, что он не молится, а обманывает себя и Бога, он оскорбится и даже не поймет, в чем его упрекают. Сущность фарисейства – внешний ритуал без духовного содержания, поза благочестия при пустом сердце. Человек постепенно забывает о тех благодатных состояниях, которые переживал в прошлом. На молитву он уже смотрит как на некое внешнее дело, как на ярмо, которое дОлжно нести, как на дань, которую он должен заплатить. Этой данью становится количество прочитанных страниц. Гаснет свет молитвы в человеке и вместе с этим духовный мир становится для него далеким. Нередко люди нерелигиозные удивляются тому, что некоторые верующие, православные христиане, регулярно посещающие храм, практически не изменяются к лучшему, оставаясь всё теми же – со всеми своими недостатками и пороками. Чаще всего так случается именно потому, что эти христиане угасили свою собственную молитву, подменив ее некой словесной оболочкой, шелестящей, подобно сухой бумаге. Если такого человека спросить, о чем он молится, он вряд ли сможет ответить, ибо не дает себе даже и малого труда, какой потребен хотя бы для понимания смысла читаемого или слышимого, не говоря уже о духовных переживаниях. Бывает, что человек, закончив молитвенное правило, не помнит, утренние или вечерние молитвы прочел он только что.
Особая опасность здесь кроется для священнослужителей. Они должны читать молитвы «по заказу», несмотря на занятость, усталость, на свое душевное состояние. Поэтому немалый для них соблазн прочесть молитву, не включившись в нее как должно, не пережив ее сердцем. Потому-то и требуется от священника несравненно бОльший подвиг – быть внутренне всегда подготовленным к молитве, совершать каждую требу как свое кровное дело.
Обычно те, кто молится небрежно и рассеянно, становятся небрежными также и в отношении к исполнению заповедей Божиих: нравственная сторона христианства как бы упраздняется ими. Они перестают видеть и ощущать свою греховность. Слабеет молитва – слабеет покаяние, а за ними замирает и духовная жизнь. Стоя на молитве дома или в храме и предаваясь беседе с помыслами или обдумыванию житейских дел, такой человек, вычитав правило или уходя после богослужения, доволен собой: «Помолился», вовсе не осознавая того, что стоял перед Богом как мертвец.
Часто ложная, фарисейская молитва развивает у человека особую гордость: он начинает порицать и учить других, как будто получил право на это. В общении такие лицемерные «молитвенники» обидчивы, раздражительны, даже злы, и неверующие, видя это, говорят: «В церковь ходит, а ведет себя хуже нас». Такие люди не понимают, что давно перестали по-настоящему пребывыть в церкви: в храме находятся лишь их тела, как гроб души, а ум закопан, погребен под мирскими заботами. Они погружены в свои мечты и планы, по существу, глухи и слепы к происходящему в храме, сердца их закрыты для благодати, которая нисходит на молящихся во время богослужения, внимание их сосредоточено лишь на убранстве храма, на том, кто из знакомых пришел сегодня на службу, как они одеты; подходя поприветствовать их, сообщают и узнают новости; то разглядывают лица, то возмущаются тем, что их толкнули, то негодуют, зачем у певчих скверный слух. А выходя из храма, они вполне уверены, что помолились и заплатили дань Богу. Это состояние духовного самодовольства и лицемерия можно назвать обывательским фарисейством.
Но есть другой тип людей, которые хотят молиться, но их молитва рассыпается, как дом из песка; они напрягают силы, но не слышат собственной молитвы, подобно тому как не проникают звуки голоса за железную дверь тюрьмы. Это люди, которые наполнили свою душу и память внешним, как наполняют вещами пространство комнат, так что становится трудно передвигаться и дышать; это люди, возведшие знания в культ, одержимые чрезмерным поглощением информации, из-за чего ум разбухает и делается дряблым, как тело обжоры, как чрево Гаргантюа, который поглощал все, что находилось на его огромном столе. Такие люди живут, точно Плюшкин среди собранного им хлама, в мире накопленной информации, ненужной и бессистемной. Ум теряет свою силу, пытаясь усвоить этот материал, переполняющий память человека и бессистемностью подавляющий его творческие способности, но материал этот почти весь так и остается мертвой рудой. Душа, задыхаясь в груде внешних знаний, не может подняться над земным. Земное – удел ученых, они могут порассуждать о Боге, но, пытаясь молиться, нередко задыхаются, подобно несчастным, страдающим астмой.
Второй культ – культ эмоций, душевных волнений и переживаний. Его служители – люди, увлеченные искусством, живущие в мире своих грез и воображения. Их сердце, наполненное страстями, так же глухо к молитве. В храме они погружены в свои мечты; сетуют, что в богослужении мало эффектности. Служба воспринимается ими как нечто чуждое и очень скучное; иногда они пытаются составлять свои молитвы – так, как другие пишут стихи, но вскоре приходят к выводу, что в театре душевная жизнь куда ярче, разнообразнее и эффектнее.
Третий культ – культ наслаждений на уровне ощущений; здесь преобладают жажда удовлетворения похоти и жажда крови. «Жрецы» этого культа теряют не только духовный, но и душевный облик. Об этой категории людей и говорить не стоит: у свиньи глаза всегда устремлены вниз. Но беда в том, что эти люди нередко считают себя христианами. Что сказать об их молитве? Они молятся только тогда, когда срываются со скалы или когда у них обнаруживают злокачественную опухоль.
Архимандрит Рафаил (Карелин)
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Часть материалов для людей ищущих истину, неверующих и атеистов:
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Вечный Человек
📃 Серия диалогов неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
✒️ Часть материалов для христиан и прочих религиозных конфессий:
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Серия постов: Умное делание