Иллюстрация Лены Солнцевой
— Что с вами, мой милый Боец? Неужто включили-таки машину времени?
— О, капитан! Мой капитан! Научите, прошу, научите меня этому величайшему искусству упоения жизнью!
— Мой милый Боец, приказываю сейчас же привести себя в меридиан! У меня тут будто атомная бомба взорвалась, и подмести забыли, а вы, мой милый, развели демократию!
— О, капитан! Я прекращу! Только скажите, зачем люди, влюбившись однажды, влюбляются вновь?
— Ага, мой милый Боец, значится, вы-таки крутите амуры с нашей буффало! Вот почему эти бакланы вялятся дни напролет! Видать, желудкам не хватает балабаса.
— Мой капитан! Я совершенно никого не люблю уже несколько часов! И тщетны все мои попытки по выдергиванию отошедших в прошлое чувств из цепких дланей забвения! О, капитан, большую часть отведенного ему жития ваш милый Боец, прикрыв зрачки линзами из угольно-черной пелены, сражается с повседневной прозой, пускающей корни в его собственном сознании. Почему же все, что он получает взамен, — это невнятная поступь женщины с аморфным лицом, не дающая ему покоиться в объятиях Морфея?
— Бытие карася есть проблема самого карася, мой милый Боец.
— Может ли быть, что вы воздыхаете только по морям и океанам, о, мой капитан?
— Ха! Новые штормы для престарелых любовников, не об этом ли вы, мой милый Боец?
— Воистину об этом, мой капитан!
— Воистину зад мой в ракушках, мой милый Боец! Кончай этот Марлезонский балет! Единственной моей усладой является шелест швабр, наконец взятых на вооружение этими опарышами!
— О, мой капитан! В битве при ваших убеждениях рассудок беспощадно разделался с чувственностью!
— Долой балаканье о делах сердечных! Дым в трубу, дрова в исходное, мой милый Боец. Оставьте-таки своего капитана наедине с его гостьей — Кристальной ночью.
— Но ведь нынче день, о, капитан, мой капитан! У нас всегда день.
— А сие утверждение означает лишь то, мой милый Боец, что не пристало нам более вымачивать якоря! Reise, reise, мой милый Боец, пошуршали!
— О, капитан! Мой капитан! Да разве вы не замечаете деревянную раму, окаймляющую наше существование со всех сторон?
***
«И мы оба осведомлены о том, что приволакивают с собой воспоминания. Бриллианты и ржавчину».
— Собираетесь к кому-нибудь, моя госпожа?
Позади нее лишь пара большого сердца близнецов с непреднамеренно перевивающимися истощенными пальцами рук. Она совсем запамятовала, до какой степени необитаема местность в текущий сезон. Тот самый сезон, когда кругом всего только молочный, чуть тронутый грязевыми крапинками покров. Тот самый сезон, когда случайно встреченные вами знакомцы на деле оказываются двумя столпами древесины.
— Собираюсь.
На лицах древесных столпов объявились, по-видимому, акклиматизировавшиеся и теперь уж верно выуживавшие из окружающей обстановки облик госпожи щелки глаз. И братья молвили:
— Как вы кристальны сегодня, моя госпожа!
А она едва наклоняла голову, обозначая элемент улыбки. Сегодня низверглась она на землю ради конкретного создания. Ради мальчика. Её мешковатое…
— Собираетесь к кому-нибудь, моя госпожа?
«Ну кто это еще?»
— Собираюсь.
Позади нее городовой — фонарный столб, отрывисто подмигивающий диодом глаза. И он молвит:
— Как вы кристальны сегодня, моя госпожа!
А она едва наклоняла голову, обозначая элемент улыбки. Сегодня низверглась она на землю ради конкретного создания. Ради мальчика. Её мешковатое домино с грандиозным подолом излучало мягкий пурпур, но не самостоятельно — оно вторило сиянию марципановой луны. И каждое…
— Собир-р-раетесь к кому-нибудь, моя госпожа?
«Так, а это кто?»
— Собираюсь.
Позади нее сгусток голубиковой шерсти. Только по клишированной французскости картавого мурчания существа она поняла, кем же является сокрытый вопрошатель. И сгусток молвил:
— Как вы кр-р-ристальны сегодня, моя госпожа!
А она едва наклоняла голову, обозначая элемент улыбки. Сегодня низверглась она на землю ради конкретного создания. Ради мальчика. Её мешковатое домино с грандиозным подолом излучало мягкий пурпур, но не самостоятельно — оно вторило сиянию марципановой луны. И каждое деревце, хоть бы и скрюченное, что путалось в подоле, что пусть даже слегка вкусило его общества, освобождалось уже скованным кристальной кожей. Она здесь, она идет.
***
«Здоровые самки малиновки откладывают яйца с большим содержанием пиг… Пигмента? Кажется, да. Короче, с более синей скорлупой. Такие яйца вызывают… Такие яйца вызывают… А! Такие яйца вызывают более интенсивный интерес. А у кого? Не помню. Твои глаза были голубее яиц малиновки…»
Машинально соскабливая обгрызенным ногтем остатки лакового покрытия с пластикового крестоносца, мальчик флегматично наблюдал за юдолью моряков, существование которых со всех сторон было окаймлено деревянной рамой. В самом зените ночи его беспокойной дремоте без предварительного согласования положила конец мысль о некоем фатальном изменении. Усевшись бабочкой на постели, мальчик приступил к осмотру окрестностей. Койка его, к слову сказать, разместилась аккурат посреди обиталища разношерстных исчадий пекла. О, сейчас ему менее всего хотелось заглядывать в великие глаза страха!
Бросив крестоносца на обрыве прикроватного комода, он отпружинил от матраса, погрузил стопы в палящий зной звериного логовища и настороженно побрел к окну. Достигнув устланного теневыми дорожками подоконника и прильнув коленями к чахоточному радиатору, мальчик обратился к двустворчатому перископу. Он уловил, как молочный покров неспешно впитывает в себя незначительную порцию аметиста, а закостеневшие деревья набрасывают на себя кристальные экзоскелеты. И в каждом экзоскелете отражалось минувшее. Мальчик видел ритмично моргающий огонек пролетающего авиалайнера, фатальный прыжок через отцовскую собаку, бабушкины чудаковатые очки, усеянные сквозными отверстиями, неловкий поцелуй под арочной лестницей, воздушные шарики на линиях электропередач, хруст раздавленной улитки.
Тут игривый крестоносец, не считая более необходимым скрывать собственное сиротство, спрыгнул с прикроватного комода. Мальчик ринулся вон из комнаты.
***
— Дорогой, ну неужели моя сказка как-то поможет твоему сну?
Дрожащий комочек мальчика немо накручивал на палец шнурок спальных штанов.
— Ах, ты еще совсем кроха! Ну слушай. В доброе старое время — а оно и правда было доброе время, хотя было оно не мое время и не твое время, дорогой, да и ничье-то время. В общем, давным-давно, когда кусочки мира еще умели складываться в единый пазл, порхало над данной нам землей неисчислимое множество ночных бабочек. И были эти бабочки неизменно голодны и грустны, ведь питались они лишь только слезами других животных. А время то, как я тебе говорила, дорогой, было доброе, не то что наше, зверушкам было совсем не до плача. И неисчислимое множество редело день ото дня. Одной ночью слетелись бабочки на шабаш, слетелись со всех концов света, и каждая доставила с собой по света фрагменту. Кто-то принес с собой гнев и гордыню, кто-то — справедливость и искренность; многие принесли по похоти. Бабочки-малютки притащили мелкие пороки, а один пожилой самец приволок с собой мудрость. Сложив горкой осколки света, ночные бабочки удалились от места силы и предвкушающе затаились. Прождали они так до самого рассвета. На заре же случилось нечто. Восходящее солнце на миг застыло, наполовину высунувшись из ванной горизонта, и разделилось надвое. Родилась Богиня с сотней имен. И в момент рождения её слышны были только шепот банши под ивами да жалоба бекаса на вересковой топи. С тех самых пор Богиня с сотней имен блуждает по данной нам земле и напоминает всякому зверю, что отнюдь не каждый плач находится под контролем своего производителя. И любая тварь ей подвластна, и любая тварь обронит слезу из-за нее. А ночные бабочки эти слезы кушают. Дорогой?
Изнуренный шнурок спальных штанов сбивчиво выдыхал. Мальчик больше не боялся.
***
— Бриллианты и ржавчину. Хм-м-м. Этому мальцу следовало бы учинить годковщину, чтоб не шхерился всяких пластиковых паладинов, вам так не кажется, мой милый Боец?
— О, капитан! Мой капитан! Мир…
— Так! Довольно, отставить! Довольно.
— Что с вами, о, мой капитан? Неужто жахнули-таки сотку жидкого доллара?
— Курва вы, а не моряк, мой милый Боец. Эх, мне бы рвануть сейчас тельник на груди да уйти на сквозняк к моей маленькой старлеточке!
— Ха! Последний блюз для сбитых костяшек, не об этом ли вы, мой капитан?
— Потеряйся, мой милый Боец. Оставь-таки своего капитана наедине с его друзьями — песочными медалями.
— Но ведь… Как полиморсос, мой капитан?
— На высидуре, мой милый Боец, на высидуре.
2018 — 2020 гг.
