В небе было ни облачка. И хоть ветер и шумел в далёких кронах парка, он не мог разогнать жару африканского полдня. Он лениво колыхал почти добела выцвевшую маскировочную сеть и приподнимал один её край, как бы приглашая войти. Маленький Тибурсиу прекрасно знал, что под сетью находится кунг метеорологической службы. Рядом с кунгом возвышалась антенна связи с аэродромом, который напоминал о себе постоянным гулом моторов и стрёкотом вертолётных лопастей.
Про кунг, про вышку и про то, что можно предсказывать погоду Тибурсиу рассказал его отец, который работал и учился в метеослужбе. Тибурсиу уже привычно прошмыгнул под сетью, прокрался к приоткрытым дверям кунга и осторожно заглянул вовнутрь. Во влажной духоте кунга в специальных гнёздах металлических стеллажей, высящихся до потолка, гудели и перемигивались лампочками какие-то приборы. Тибурсиу очень нравилось и одновременно нагоняло жути это место. Что-то непонятное, но невероятно интересное. Хоть на улице был яркий день, в глубине кунга царил полумрак, разгоняемый настольной лампой. А над столом склонились двое. На табурете сгорбившись сидел отец Тибурсиу и что-то писал. Второй, наклонившись стоял рядом и смотрел что пишет отец. Второй был русским.
Для маленького Тибурсиу русские были каким-то странными людьми. Это были первые белые люди, которых он видел, хотя и отец и бабка рассказывали, что до них были и другие. Но как правило, рассказы о других белых были либо настороженными, либо наполнены болью и страхом. Но с появлением русских мир вокруг маленького негритянского мальчика стал меняться. В самом начале почти незаметно. Первое, что сделали русские – построили аэродром. И несмотря на свой юный возраст, Тибурсиу помнил какой восторг поначалу вызывали гудящие стальные птицы, заходящие на посадку. Сейчас это превратилось в обыденность, хотя бабка Тибурсиу до сих пор набожно крестилась, видя пролетающие самолëты.
Потом в соседней деревне русские построили больницу. Для Тибурсиу было странно, что его маму, когда она собиралась рожать его братика, увезли туда, а не позвали старуху Зоэ, как это обычно случалось. И только когда мама приехала обратно с кричащим братиком на огромном русском грузовике, старуха Зоэ сказала, что не смогла бы помочь маме родить, потому что братик в маме неправильно лежал, и что люди из больницы спасли их обоих. После этого русские построили где-то далеко электростанцию. Для жителей деревни это выразилось в том, что в посёлок провесили провода и ночью, на несколько часов, происходило настоящее волшебство – магазин и бар светились сами по себе. Тибурсиу бегал смотреть на это чудо с другими мальчишками. Они даже могли рассматривать картинки из потрёпанного журнала в свете единственного фонаря. Это было так восхитительно – вокруг ночь, а ты сидишь в круге света!
После этого русские построили школу недалеко от аэродрома. И теперь маленький Тибурсиу постигал азы математики, письма и естественных наук. Тибурсиу нравилось учиться, он был в восторге от того, что говорили в школе. Когда он научился «рисовать звук», его восторгу не было предела! Не смотря на общий интерес к учёбе, особенно тяжело ему давалась математика. И когда он, решая домашнее задание, в очередной раз раскричался, кляня неуступчивый пример, к нему подошёл отец, сел рядом, и сказал: «Меня никто не учил, Тибурсиу. Только били.». После этого отец молча встал и ушёл. Он запомнил его слова навсегда. Последним, но одним из самых впечатляющих явлений своего присутствия, русские проложили дорогу мимо их деревни. Дорога. Тибурсиу помнил, как в первый раз увидел её – тёмно-серую полосу асфальта, извивающуюся между зелёных холмов, которые окружали их деревню. Помнил, какие странные ощущения вызывало хождение по ровной и плоской поверхности. Помнил как асфальт, раскалённый на солнце обжигал ступни. Его странный запах. А ещё он помнил, как отец взял его с собой до города в кузове грузовика, и своё изумление, когда он увидел как дорога раздваивается и тянется в сторону, через пустыню, прямая как стрела, до самой линии горизонта, колыхающаяся в дневном мареве. Это его невероятно восхитило. Его поразило как обычные люди могут делать такие невероятные вещи.
И сейчас один из таких людей стоял рядом со столом. Высокий, на пол-головы выше его отца, широкоплечий – Тибурсиу он казался великаном. Прямые волосы, зачёсанные вбок, выгорели под солнцем Африки почти до белизны. На худощавом лице, которое загорело до коричневого цвета выделялись зеленые глаза, а под носом топорщилась щётка усов, жёстких даже на вид. Дядя Гриша. Очень странное имя, но так он просил себя называть. А Тибурсиу, как любой ребёнок, очень быстро привыкал ко всему. В том числе и к такому имени. Тибурсиу загляделся на двух мужчин, склонившихся над столом. В этот момент дядя Гриша радостно вскрикнул и хлопнул отца по плечу. Тибурсиу знал по-русски не так много слов, но разобрал «Молодец!» и «Вот так!». Отец Тибурсиу смущённо улыбался и кивал. А дядя Гриша аж приплясывал от радости.
Тут дядя Гриша увидел Тибурсиу и приветственно махнул. «Заходи» - сказал он на ломанном португальском. «Садись!» - указал он на высокий и неудобный металлический стул с круглым сидением. А сам полез за один из стеллажей и принялся там чем-то греметь. Тибурсиу дождался одобрительного кивка отца и сразу же забрался на высокий стул. Дядя Гриша повернулся к ним, держа на раскрытой ладони какой-то свёрток. Это была плитка шоколада, на которой было нарисовано лицо маленькой девочки, голову которой покрывал платок. Тибурсиу знал, что это. Шоколад – самая вкусная вещь, которую он пробовал в жизни. «Это тебе» - сказал дядя Гриша – «Но всё сразу не ешь, а то заболешь.». Тибурсиу принял подарок с благодарностью и радостью. Шоколад был мягкий из-за жары. Он растянул этот подарок на неделю, делясь братьями. Позже, в этот же день, отец рассказал ему, чему радовался дядя Гриша. Отец сдал экзамен на метеоролога и теперь у него есть работа.
А потом началась гражданская война. Дядя Гриша и другие русские помогали, как могли, но их было слишком мало. Они помогали авиацией для военных, а остальным сделали прививки. Это было последнее, что сделали русские в их стране. Тибурсиу очень боялся уколов, но видел как спокойно делают прививки его отец и мать. А ещё он вспомнил как хоронили по несколько человек в деревне, умерших от малярии. После прививок таких смертей почти не стало.
А война шла. Она шла очень долго. Тибурсиу успел отучится в школе и хорошо продвинуться в учёбе на метеоролога, которой его учил дядя Гриша. Однако, Тибурсиу призвали в армию как только ему исполнилось восемнадцать. Стране нужны были защитники. Несмотря на наличие образования, он попал в пехоту и три года воевал против повстанцев, дослужившись до лейтенанта. Воевал бы и больше, но его военную карьеру прервала мина-растяжка, сильно повредив ему ногу. Ему повезло – он попал в госпиталь с русскими врачами, и они собрали ему ногу буквально по кусочкам. Однако врачи это не колдуны и чудес не делают – Тибурсиу вернулся на гражданку опираясь на палочку. И вернулся только для того, чтобы застать смерть отца – его сердце не выдержало напряжения.
Отца Тибурсиу в последующие годы заменил дядя Гриша, обучая его всему, что знал. Конечно, знания были не институтскими, как часто говорил дядя Гриша, но зато чистая практика и никакой воды. Что означала эта фраза Тибурсиу никогда не понимал. Он изучал движения атмосферных фронтов, падение и рост давления, адвекции и конвекции, считал бары, геопотенциалы и краткосрочные прогнозы. У него пухла голова, а дядя Гриша говорил по-русски: «Ох*еть, ты умный!» или «Пи*дец, ты тупой!». По ситуации. Параллельно с этим Тибурсиу женился неожиданно сам для себя. Молодая жена всячески поддерживала его стремления к обучению. Наверное, потому что тоже выросла в нищете и училась в той же школе, что и он, но на несколько лет младше.
Однако, в один день всё прекратилось. Тибурсиу помнил этот день. Он прихромал в кунг, который стал ему уже как дом, и застал дядю Гришу стоящим над столом и упирающимся руками в столешницу. На столе лежала какая-то бумага. Дядя Гриша услышал как Тибурсиу вошëл в кунг. Не смотря на свою стать, дядя Гриша казался сломленным. В то время он уже хорошо говорил по-португальски, поэтому он сказал так, что Тибурсиу всë понял: «Так получилось, что наша страна очень сильно заболела, друг. Я должен вернуться обратно. Но мы вернёмся. Мы обязательно вернёмся! А пока нас не будет, присмотри за этим добром. Ты его уже хорошо знаешь.» - и он обвёл рукой весь кунг. В этот момент для Тибурсиу шок был не меньше, чем от смерти отца.
Через два дня дядя Гриша улетел. Тибурсиу пришёл провожать его со своей семьёй: беременной женой, братом и матерью. Двое других братьев были на войне. Дядя Гриша улетал из страны с последними русскими. Тибурсиу запомнил его мощную фигуру в выцвевшем до белизны камуфляже, стоящую на рампе самолёта и вскидывающую руку в прощальном жесте. Это был последний раз, когда Тибурсиу видел дядю Гришу.
А потом было всё хуже. Первым пропало электричество и пришлось всей деревней заготавливать свечи и лучины. Хорошо, что в не таком уж далёком городе электричество оставалось. Но с приближением фронта, оно пропало и оттуда. Затем закрыли школы и больницы. В школах не хватало учителей, а больницу в соседней деревне – ту самую, где рожали брата Тибурсиу – превратили в штаб местной полиции. Один из братьев вернулся с войны без правой руки. Но несмотря на увечье он нашёл жену и переехал в город. Как показали последующие события сделал он это зря. За город разгорелись очень ожесточённые бои и в один из дней брат со своей женой погибли под завалами того, что раньше называлось их домом. Тибирсиу принял в семью их сына. Своего второго сына он назвал Гришей.
Дольше всего держалась дорога. В сухом климате бетон быстро превратился в гладкий камень, которому не вредила даже боевая техника на гусеницах. Но со временем без должного ухода и её стало заметать. Но аэропорт остался. Только там уже не летали русские неказистые самолёты. Там садились очень красивые самолёты и вертолёты других стран. Но почему-то они не привозили свою красоту в мир Тибурсиу, в отличии от тех, не самых красивых русских самолётов.
Шли годы. Тибирсиу ухаживал за метеостанцией, хоть на ней уже давно не было электропитания. Протирал контакты, сметал пыль. Чинил уже расползающуюся масксеть. Красил кунг. Подпирал покосившуюся антенну. Через какое-то время рядом с метеостанцией разбил огород, посчитав, что от этого ей не убудет, а земля хорошая. В своей деревне его называли дураком. Потому что на любое восклицание о бесплодности его труда он отвечал: «Русские вернутся. Русские всегда возвращаются…».
Русские не ушли окончательно – они напоминали о себе. По стране ездили очень мощные грузовики со странным названием «Урал». Также катались очень простые и неприхотливые джипы «УАЗ». И конечно чуть ли не каждый день Тибурсиу слышал раскатистый грохот русских «Калашниковых». Все эти признаки напоминали ему, что где-то далеко на севере лежит могучая страна, которая может даже издалека делать то, что неподвластно людям этих земель. Тянуть тысячи километров дорог, строить электростанции и спасать рожениц. Только эта могучая страна сейчас болеет. И надо подождать. Она выздоровеет. Обязательно выздоровеет. И вернётся. Ведь русские всегда возвращаются.
Но с каждым годом надежды было всё меньше и Тибирсиу занимался поддержанием станции в порядке лишь по привычке и из чувства врождённого упрямства. Параллельно с этим он начал учить своих детей метеорологии. Повторяя, что он запомнил и ругаясь, если они не запоминали. Ругался он по-русски. Через несколько лет умерла его жена. Умерла от пустяковой царапины, которую русские вылечили бы без проблем. Но русских не было. Годы и переживания состарили Тибурсиу, он поседел раньше времени, его лицо избороздили глубокие морщины. Он передвигался с палочкой прихрамывая и всё реже посещал метеостанцию и всë чаще прикладывался к бутылке. Его сыновья уехали в город, который отстроили после долгих боёв и только иногда навещали старика, оставляя ему его внуков. Тибурсиу нравилось возиться с ними, учить их тому, что помнил. Иногда он ходил с ними к метеостанции, которую не разворовали только благодаря его усилиям. Он рассказывал внукам про русских, что это за люди и как он их ждёт.
И вот, однажды, когда он с внуком ночевал на метеостанции, их разбудил рёв моторов. Тибирсиу выглянул в окно и увидел два «УАЗа» и тентованный «Урал». Из «Урала» выпрыгивали люди в бронежилетах и с автоматами и профессионально занимали позиции для отражения возможного нападения. Тибурсиу насмотрелся на таких в бытность службы в армии. Но его заинтересовали люди, которые вышли их «УАЗиков». Они тоже были одеты для боя, в бронежилеты и «безухие» шлемы с активными наушниками, но они никуда не бежали, а просто наблюдали как основной отряд занимает позиции. И тут один из бойцов отряда споткнулся, упал и сказал слова, которых Тибурсиу не слышал очень давно. Его прошиб пот. Он схватил трость и поковылял к выходу с максимально возможной скоростью.
Выйдя на открытое пространство, он закричал, размахивая свободной рукой. Его уже держали на прицеле, но один из тех, кто вышел из «УАЗа» что-то сказал, и бойцы опустили оружие, а командир двинулся ему навстречу.
- Русски? Ты русски? - задал дрожащим голосом свой первый вопрос Тибурсиу, вспоминая все слова, которые помнил на русском.
- Да, - озадаченно протянул командир, глядя на него с недоверием.
- Эйрпорт? Ты там? – показал трясущимся от волнения пальцем Тибурсиу в сторону аэродрома.
- Да… Там. – ответил озадаченный командир.
- Скола? Да? Будет? – показал трясущейся рукой в другую сторону деревни старик.
Теперь командир отряда понимающе улыбнулся. Он снял шлем. У него были чёрные короткие волосы и не было усов. Его глаза были карими, а лицо худощавым и гладко выбритым. Он ничем не был похож на дядю Гришу, но в его взгляде было что-то такое, что Тибурсиу на мгновенье показалось, что передним стоит именно он.
- Да, отец, - сказал командир, кивая. – Школа будет.
Для командира отряда по инспекции советских объектов инфраструктуры и сбору информации было очень странно видеть плачущего старого человека. А тот смеялся и кричал что-то на своём языке, разбавляя их русским матом. Он обнимал и хватал молодого командира, но почему он себя так вёл осталось для русского загадкой. Как и то, почему метеостанция, оставшаяся ещё с советского периода, была в таком прекрасном состоянии.
Весь следующий день Тибурсиу проплакал. Годы ожидания не прошли даром: он дождался. А лезущим к нему с вопросами внукам, говорил только одно: «Русские вернулись. Теперь всё будет хорошо. Вы будите учиться и сделаете нам много добра». И слёзы катились по его морщинистому лицу.
