Серия «Забирающие»

Маша пришла уставшей и сердитой. Сказала, что нужно будет звонить знакомому юристу для консультации. В общем, не верила она ни ЖЭУ, ни комиссии экспертов из страхового агентства. Пояснила, что там ей нарочно треплют нервы, не хотят выплачивать компенсацию. Не могло ведь быть, так что никакие трубы здесь не при чём; не могло, на её взгляд, возникнуть этой протечки на ровном месте.

- Вот придёт Юра, - сказала она, - поговорим, обмозгуем и всё решим.

Юра приехал позже обычного, уставший, злой и весь разбитый. Сразу выпил таблетку от головной боли. Вяло ковырялся в ужине, рассказав, что день сегодня совсем не задался: череда несчастных случаев один за другим, колесо в автобусе спустило два раза – по пути на объект и обратно. Краска в банке взорвалась, штукатурка не хотела ложиться: то ли стена отсырела, то ли неровная была – непонятно. И ещё он готов был поклясться, что за ним кто-то следил: слышал, когда оставался один в помещении, шорох и топот, а стоило обернуться, то никого не было.

- Наверное, переутомился, уже начались галлюцинации, - вымученно улыбнулся и только ради Лукерьи Павловны съел пару домашних пельменей со сметаной. Затем спросил, как прошло дома с ЧП.

Маша ответила коротко и от её ответа Юра расстроился. А ещё как узнал про заболевшего Олежку, то совсем в лице изменился.

- Издевательство какое-то не иначе, - сердито буркнул он и добавил: - Ничего! Юристу во время обеда на вайбер напишу, ты не волнуйся, зайка,- снова вымученно улыбнулся Маше, сказал: - Пошли спать.

Лукерья Павловна домыла посуду, расстелила себе матрас возле батареи, благо кухня в однушке большая и позволяла провернуть подобное, иначе пришлось бы стелить в крохотном коридоре.

Итак, улёгшись, она сразу заснула.

… Грохот, кто-то стучал, скрёбся и шуршал за входной дверью. Сначала тихонько, а потом всё сильнее. Она проснулась, выдыхая хрип изо рта:

- Нет, нельзя, не открывай, не впускай!

Вскочила, тяжело дыша и обливаясь потом. Ещё не придя в себя, не понимала толком, спит или уже проснулась. Тело словно ватное и не хотело двигаться, и кое-как она поднялась, чувствовала: надо спешить. И тут с отчаянием, надрывая голос, крикнула, услышав шаги в коридоре и то, как включился свет, а затем щелчок замка:

- Нет, не открывай! Нельзя!

На кухню заглянула растрепанная со сна Маша. Лукерья Павловна отпихнула её в сторону, увидев Юру в одних трусах-боксерах, вышедшего за порог квартиры на площадку, растерянного, оглядывающегося и словно бы прислушивающегося. Он пожал плечами и вернулся в квартиру, запер дверь.

- Пусто. Кто-то, видимо, шутит. Вон дверь снизу как располосовали. У вас Лукерья Павловна часом у соседей нет собаки, а?

Не успел договорить, как настенное овальное зеркало в старинной раме вдруг съехало и мгновенно упало на пол, с грохотом разбившись.

В горле Лукерьи Павловны образовался комок, а сердце обмерло, и крепко стиснуло от боли в груди. Визгливо совсем по-девчоночьи закричал из зала Олежка. В крике чередовались слова:

- Прочь! Не подходите! Ааа!

Юра бросился в зал первым. Свет потолочной лампы не включался, только искрила проводка, а сами лампочки то ослепительно вспыхивали, то гасли. Олежка забился в угол за советской «стенкой» и отказывался уходить. Юра сел рядом и начал его спокойным и ласковым голосом уговаривать, одновременно расспрашивая, что случилось.

Маша и Лукерья Павловна уселись на диван, обе превратившись в слух. Маша включила фонарик на своём смартфоне. Лукерья Павловна с возросшей тревогой отметила время: два часа ночи. А ещё… балконная дверь приоткрыта и с неостеклённого балкона на пол комнаты насыпало снега. Наконец, Юре удалось взять сына на руки и прошептать ему, что приснившееся уже позади, настойчиво убеждая: мол, больше его никто не побеспокоит. Затем перенёс его на диван.

- Нет, папа, не сон это был, - твердил Олежка. - Я уверен. Белые существа пришли за мной и теперь ни за что не отпустят.

- Глупости, - услышав слова сына, фыркнула Маша.

Лукерья Павловна вздохнула и внутренне сжалась, когда в свете телефонного фонарика рассмотрела у кресла внука цепочку размазанных влажных следов, идущих к балкону.

- Смотрите! - громко сказала она, указав на следы, и перекрестилась.

- Ерунда какая-то… - дрогнувшим голосом отозвалась Маша и с неохотой направилась рассматривать следы поближе. Юра хотел было отправиться за ней, как Олежка захныкал.

- Папочка, не оставляй меня одного, пожалуйста, - затравленно произнёс сын и Юра замявшись, остался.

Свет в фонариках неожиданно стал меркнуть, и все разом увидели, как со стороны балкона сгустились тени. Они были маленькие, не выше метра, плечистые, с широкой головой, будто бы растущей прямо из плеч, а ещё они становились ослепительно-белыми прямо на глазах.

Маша взвизгнула. Олежка закричал. Юра взял его на руки и, соскочив с дивана, искал под рукой, чем можно оборониться. Схватил вазу с журнального столика. Лукерья Павловна стала читать «Отче наш».

Тени замерли. Она крикнула Маше повторять молитву за ней, но Маша не знала слов. Тогда Лукерья Павловна велела бежать на кухню за солью.

Маша колебалась, прикованная всем своим вниманием к теням, обретающим плотность. Вот уже хорошо видны их крепкие лапы с когтями и массивные короткие ноги, что оканчивались крупными стопами человеческой формы, с блестящими чёрными коготками на едва сформировавшихся пальцах.

Твари усмехались, раззявив прорезь тонких, как нитки, ртов. Внутри скрывались мелкие чёрные зубы.

Юра, поёжившись и стиснув зубы, словно стряхнул с себя наваждение и положил вазу обратно, схватил телефон. Чертыхнулся, потому что батарея была разряжена. Олежка намертво вцепился в плечи отца, сжался и вдруг, захныкав, описался.

- На кухню, бегите туда! - громко бросила Лукерья Павловна, подходя к Маше и хватая ту за руку, чтобы тащить в коридор. Она надеялась, что иголки в кухонной двери задержат тварей.

Юра первым побежал с Олежкой на руках на кухню. Лукерья Павловна запнулась всего на мгновение, читая молитву, – во рту пересохло.

Неожиданно входная дверь квартиры распахнулась! Волна белоснежных тварей ворвалась с площадки в коридор, прямо к ногам Юры, сразу вцепляясь в кожу зубами, игнорируя его сопротивление.

Твари прыгали к рукам, стараясь схватить Олежку, издавая нетерпеливые свистящие и пыхтящие звуки. Юра отчаянно отпихивал тварей, орал на них, матюгался. Они не поддавались, насаживались один на другого, становясь выше и мерзко скалясь. Другие внизу, у ног, лизали шершавыми языками его раны, и кожа Юры, где её касались языки, покрывалась язвами и ожогами.

Лукерья Павловна закричала истошно, отчаянно и отпустила Машу, схватила пуфик и начала бить им по головам тварей, но они только рассеивались под её ударами, словно состояли из белого дыма. И возникали снова, наседая на Юру с Олежкой на руках с удвоенной силой. «Юра долго не выдержит. Он на грани!» - накрыло осознанием.

Внезапно Маша закричала и рванула на помощь, но все твари на её пути тоже превращались в белоснежный дым.

Лукерья Павловна бросилась на кухню и сразу к солонке на столе, которую взяла и снова метнулась в коридор, где уже оседал на пол, израненный и покусанный Юра, а вместе с ним плачущий Олежка.

Соль она сыпала прямо на головы побагровевших от выпитой крови тварей у его ног. Те шипели и превращались в белоснежный дым.

Она выхватила Олежку из рук Юры, метнулась снова на кухню. Оставшиеся твари с шипением за ней - и вдруг замерли у двери.

Маша схватила Юру, который практически осел в её руках.

Чудо, что на кухне свет работал. Лукерья Павловна открыла кухонный шкафчик, где в запасе имелась соль, достала сразу несколько пакетов и рассыпала её у порога на кухню, затем сделала внутри кухни круг. Соль была простая, даже не освященная, но какое счастье, что она помогла!.. Жаль, что святая вода хранилась в «стенке» в зале… Как и аптечка, и оставленные там телефоны.

Так и сидели на кухне, часов до шести утра. Свет то мигал, то гас, то включался снова, а ослабевший Юра лежал, постанывая на матрасе. Его раны Лукерья Павловна промыла антисептиком, наложила марлевые повязки. Олежка сидел у Маши на руках и дремал. Маша же осунулась и была от шока сама не своя.

- Всё будет хорошо… - с наигранным оптимизмом повторяла Лукерья Павловна как и для дочки, так и для себя.

Поставила чайник. Маша с надеждой, которую она никогда не слышала прежде в голосе дочки, спросила:

- Мама, что нам делать? - И по дрожащему голосу видно, что она изо всех сил сама сдерживается, чтобы не расплакаться.

- Всё будет хорошо, дочка… - повторила Лукерья Павловна. Потом встала, заварила укрепляющий травяной чай, сделала бутерброды, одновременно обдумывая план дальнейших действий.

К семи утра атмосфера в квартире изменилась. «Они ушли». Так ощутила Лукерья Павловна, заставляя всех и проснувшегося Олежку поесть, а потом, во время еды, сказала, как нужно поступить.

Юра и Маша зарядили телефоны и писали в «вайберах» сообщения для начальства. А потом Маша обрабатывала раны Юры йодом и перекисью и снова забинтовывала, в то время как Лукерья Павловна со своего телефона обзванивала городские церкви и разговаривала с батюшками, без стеснения и опасения показаться сумасшедшей объясняла вкратце свою ситуацию, прося о помощи и желании окрестить внука.

Она так чувствовала и на своё чутьё полагалась, зная, что, когда нужного человека найдёт, тот и поверит и поможет.

Так Лукерья Павловна сидела до десяти утра на телефоне, но, увы, все городские батюшки отказывались ей помочь, поясняя загруженным расписанием, при этом явно не воспринимая её рассказ об опасности, нависшей над внуком всерьёз.

На неверие Лукерье Павловне оставалось только вздыхать и продолжать звонить, отмахиваясь от заметно обеспокоенных Маши и Юры, тактично предлагающих ей попробовать другие варианты. На эти предложения Лукерья Павловна бросала такие многозначительные взгляды, что Маша и Юра сразу отступали: хорошо помнили, как мамины методы против чудовищ ночью помогли.

Лукерья Павловна продолжала звонить, теперь уже в районные церкви, и её упорство было вознаграждено. Батюшка Семён из села Барсуки выслушал внимательно, не перебивал и просто сказал: «Приезжайте». Согласившись помочь, только пояснил, что необходимо для крещения мальчика приобрести.

- Слава Богу! - не сдержала своих чувств Лукерья Павловна, добавив: - Мы приедем.

- Может, Юру к доктору всё же завезём сначала, а мама? - отошла от пережитого шока Маша и снова включила своё упрямство.

- Антибиотики здесь, доченька, могут и не помочь. Ведь от нечистой силы, никакие аптечные лекарства ещё не изобрели! - объяснила Лукерья Павловна, и Маша замолчала, признавая её правоту.

Травяной чай и бутерброды приободрили всех. А еще помог, наверное, солнечный день за окном: стоило выйти на улицу, как ночные ужасы меркли, словно дурной сон.

Юра с помощью мобильного приложения забронировал билеты на автобус, а по пути на автовокзал они заехали в торговый центр, купили для Олежки светлую рубашку и тапочки, по указу батюшки.

В районный центр прибыли к трём часам дня. А на остановке спросили у дежурящих здесь местных таксистов, кто может довезти до церкви в Барсуках и сколько это будет стоить.

Договорились быстро и ещё примерно полчаса добирались к церкви, которая располагалась на холме, вдали от деревянных домов у леса.

Батюшка Семён встречал прямо у ворот, как оказалось, совсем маленькой церкви, надёжно укрытой за крепкими деревянными воротами и кирпичным забором.

Юра от ран прихрамывал, поэтому Маша сама несла на руках вялого и после пережитого притихшего Олежку. Лукерья Павловна взяла сумки и первой подошла к батюшке Семёну.

- Здравствуйте! Давно ожидаете? - вежливо спросила она.

На что батюшка, ответно поздоровавшись, посмотрел на прибывших и неожиданно задал встречный вопрос:

- А кто крестными мальчика будет у вас?

Лукерья Павловна онемела и почувствовала, как стыдливо загораются от оплошности щёки. Зато Маша проявила смекалку и громко произнесла:

- А вот водитель… попросим, может согласится пойти нам навстречу? Правда? - сразу протянув тому все деньги из кошелька, что как раз сняла сегодня в банкомате в торговом центре. Мужчина замялся, но быстро подумав, кивнул.

Юра, прихрамывая, подошёл к батюшке Семёну и стал упрашивать его о содействии. Батюшка нахмурился, с тревогой посмотрел на темнеющее небо и сказал:

- Идите, просите Марфу – она свечи продаёт на входе в церковь. Здесь больше и нет никого. И если согласится, заходите в церковь. И крестик у неё мальчику купите. Давайте, поторопитесь…

Лукерья Павловна пошла вместе с Юрой к свечнице и Олежку с собой взяла. Маша сдержанно беседовала с немного прифигевшим таксистом, который расспрашивал, что у них вообще случилось.

Вместе с Юрой и Олежкой, выглядевшим очень усталым и испуганным, свечницу Марфу (пожилую женщину, в шерстяном платке) удалось уговорить. И объяснять, к удаче, им ей особо ничего не пришлось: по глазам женщины было видно – верит в необходимость срочно крестить Олежку для защиты от нечистой силы. А ещё Марфа отказалась от денег, сколько Лукерья Павловна её ни упрашивала взять их. Только сказала:

- Главное, чтобы всё у вас благополучно разрешилось, - и улыбнулась. Затем помогла выбрать крестик для Олежки и предложила взять юбки и косынки, лежащие в специальной коробке.

Теперь уже Лукерья Павловна её благодарила.

Тут и Маша с водителем такси подошла. Наконец все вместе они зашли в церковь.

Снаружи вовсю рокотал налетевший буквально из ниоткуда ветер. А небо в один момент стемнело до черноты, грозя обильным и сильным снегом, который вскоре и начался, поэтому закрыли все двери в церкви.

Только включили свет, а он начал мигать и трещать, и в окна при этом била ветром и снегом свирепая метель. Она же скреблась за дверями, шуршала и стенала, словно то никакая не непогода, а настоящий разгул нечистой силы.

Собравшиеся стояли возле батюшки, в маленьком помещении для крещения.

Марфа принесла и зажгла большой фонарь и все свечи у икон. Ещё включили фонарики в телефонах, и от этого неровного в целом тусклого света на самом деле становилось только тревожнее и страшней.

Метель снаружи бушевала так, что окна в церкви залепило снегом практически доверху.

Перед обрядом крещения Олежку заранее переодели в новую рубашку и тапки, а батюшка Семён, громко прочитав все положенные молитвы, облил его голову святой водой, потому что из-за высокого для своих шести лет роста мальчик в купель не вмещался. И стоило облить ему голову, как все телефонные фонари погасли вместе с большим фонариком Марфы. Остались гореть только свечи подле икон.

Лукерья Павловна истово молилась про себя. Олежка дрожал и всё поглядывал то на входную дверь, то в самые тёмные места, куда не доставало пламя свечей.

Батюшка Семён, надо отдать ему должное, хоть от волнения весь и покрылся холодным потом, но всё положенное сделал как надо. После обливания святой водой кистью, смоченной священным маслом, нанёс крестики на лицо и другие части тела Олежки с произнесением слов: «Печать дара Духа Святого. Аминь».

Затем священник с крёстными родителями и новокрещеным три раза обошли купель, после чего батюшка омыл и обтёр миро с тела Олежки, проговаривая: «Ты крестился, просветился, миропомазался, освятился, омылся, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».

После батюшка состриг небольшие локоны волос с четырех сторон головы Олежки, скатал их в шарик с воском, который опустил в купель.

Вдруг двери церкви распахнулись, и холодный, завывающий по-волчьи ветер яростно пронёсся по храму, затушив свечи. И всё стихло. Снова включился свет.

- Слава тебе, Господи. Слава тебе! - сказал батюшка и перекрестился. Лукерья Павловна за ним, затем остальные и даже Маша, с её научным складом ума, тоже рьяно перекрестилась.

Олежку одели, вытерли полотенцем мокрую голову. Марфа налила всем святой воды. Батюшка, поглядев на время, предложил остаться переночевать.

- Меня дома ждут, - ответил водитель.

- Мы тоже поедем, - добавил Юра. Лукерья Павловна поблагодарила батюшку и Марфу.

Они еле открыли церковные двери – так много снаружи намело снега. И темнота вокруг была густая и плотная, как и тишина. Мягкий снег рассыпался под ногами, одинокий фонарь у ворот светил совсем слабо.

- Может, и зря отказались, - бурчал сквозь зубы водитель, добавив, что, если вдруг машина не заведётся…

- Останемся тогда и эвакуатор вызовем, или вы кого из местных позовёте, - предложил Юра. - Я заплачу за хлопоты.

На то водитель сразу оттаял и улыбнулся.

Машину засыпало снегом практически полностью. Водитель, не выходя за ворота, пошёл назад попросить лопату, чтобы расчистить машину.

Юра стал ловить связь на слегка подзарядившемся телефоне, уходя ближе к машине и держа телефон в вытянутой вверх руке.

Олежка после крещения выглядел посвежевшим и что-то привычно начал рассказывать Маше. Лукерья Павловна вздохнула, ей бы чувствовать облегчение, но внутри всё ещё томилась пружина неясной тревоги. А на улице ощущение усилилось.

Она поглядывала по сторонам, хотелось быстрее уехать. Водитель крикнул ей у ворот, чтобы взяла вторую лопату. Она обернулась. Раздался странный звук, похожий на фырканье и топот ног. Фонарь у церкви взорвался. Водитель бросил лопату и побежал. Ноги Лукерьи Павловны онемели, как и руки. Сердце сдавило невыносимо. Она задыхалась и медленно с усилием заставляла себя развернуться.

Крик Маши, Олежки. Сквозь него проступал другой крик, полный боли и ужаса. «Боже, пожалуйста, помоги. Не оставляй нас, прошу тебя!» - истово взмолилась Лукерья Павловна. Силы вернулись, чтобы повернуться и посмотреть. Возле машины стоял и вопил Юра, потому что снег вокруг него двигался высокой горой белоснежных теней, наседал и теснил, издавая голодные, торжествующие звуки. Зубастый снег багровел на глазах. Юра оседал, покачивался, пытался увернуться от прячущихся в стене снега чудовищ, но не сдюживал и падал.

Поднялся жуткий воющий, словно рокочущий диким хохотом, сильный ветер. Он сбил Лукерью Павловну с ног, заволок Машу с Олежкой, закрыл ворота церкви перед самым носом водителя.

Лукерья Павловна закричала, не в силах отвести взгляда от исчезающего в багряно-алом снегу беспомощного и растерянного Юры. «Нет!» Новый порыв ветра заставил её опустить голову, сжаться и от злости завыть.

Вспомнились слова предупреждения ведьмы, о том, что «забирающие» утаскивают к себе хороших светлых людей и не только детей. И ведь Юра именно такой! Как же она сразу не догадалась?! А ещё, вероятно, он тоже был некрещеный, а значит, как прежде и Олежка – беззащитный.

Лукерья Павловна кое-как поднялась. Ветер стих. Горе сжимало сердце, а слёзы пеленой застилали глаза. Она всхлипнула, с яростной надеждой молясь о том, что лучше бы они забрали её вместо Юры. Она ведь всегда чувствовала, какой он хороший, светлый. Значит, и виновата. Но, увы, как сильно ни молись, ничего уже не изменить.

На кухне уже заждалась голодная, по собственному признанию, Маша. Она уверяла, что борщ просто обалденный! И стала разливать его по глубоким тарелкам.

Ели все молча, но с огромным аппетитом, даже худенький от природы Олежка – и тот попросил добавки.

К чаю был десерт из бабушкиной выпечки. Вскоре Юра включил небольшой телевизор на холодильнике, потому что Маша начала рассказывать об экскурсии, а точнее яро жаловаться как на недостатки обслуживания, так и просто на то, что было невыносимо жарко. Лукерья Павловна слушала внимательно, потому что была тактичной и вообще за всю жизнь привыкла к постоянным жалобам дочки на любую, в общем-то, мелочь.

Олежка на сытый желудок повеселел, словно позабыв о случившемся, и быстро ушёл к себе играть, потому что Маша, сделав паузу в своих жалобах, сказала, что скоро придет, чтобы его вымыть, и потом уложит спать.

Они выпили ещё по чашечке чая, а Юра посмотрел все новости и ушёл из кухни.

- Оставайся с нами ночевать, а, мама? На тахте у Олежки постелю. Ну, куда ты в такую погоду поедешь? К тому же такси вызывать дорого! - неожиданно предложила Маша.

Лукерья Павловна втайне обрадовалась, но виду не подала, ведь сразу хотела остаться, а просить постеснялась. И ответила:

- Хорошо.

Ей постелили в комнате внука, разложив тахту. Потом Маша пошла купать Олежку, а Юра в зале включил ноутбук.

Наконец, Маша вернулась с Олежкой, в детской пижаме, и уложила его в постель. Поцеловала, сказала не баловаться и пожелала им с Лукерьей Павловной спокойной ночи. Затем ушла, закрыв дверь.

… Сквозь сон Лукерья Павловна слышала, как скрипят двери, как кто-то громко топочет в комнате.

Скулил и хныкал, шепча что-то неразборчивое, Олежка.

Она со всех сил старалась проснуться, но не получалось, удалось лишь повернуться и свалиться с тахты на пол.

Кто-то резко дёрнул её за волосы, а Олежка испуганно и страшно заверещал. И Лукерья Павловна с криком проснулась, чувствуя, что от холода зуб на зуб не попадает.

В комнате тусклым светом освещал крохотное пространство вокруг себя ночник. Она лежала на полу и с трудом из-за замлевшего ото сна тела встала. Язык во рту отказывался поворачиваться, и голос вышел с сиплым хрипом:

- Олежка! - позвала она. - Олежка!

Щёлкнула выключателем.

Внук лежал на кровати и постанывал, подушка и одеяло – на полу. Лукерья Павловна присела рядом на кровать, разбудила, прижала внука к себе. И увидела на простыни мокрое пятно, сообразила, что Олежка описался.

- Юра, сюда! - взволнованно закричала Маша за стеной.

Взяв на руки Олежку и выйдя с ним из комнаты на шум, Лукерья Павловна узнала, что в ванной случился самый настоящий потоп.

Запаниковавшая Маша не находила себе места, не реагируя на просьбы Лукерьи Павловны, что Олежке нужна чистая пижама и простыня – перестелить кровать.

- Безумие какое-то творится, ей-Богу, - заявила Маша, когда Юра вышел из ванной весь мокрый, но довольный тем, что перекрыл кран.

Оставив чемоданчик с инструментами в коридоре, он пошёл на кухню за тряпками, чтобы вытереть пол.

- Я уберу! - откликнулась Маша и вдруг согнулась. - Ёлы-палы! - взвыла она, бросившись в сортир, где, судя по звукам, её стошнило.

- Я сама всё найду, дочка! - громко сказала Лукерья Павловна.

Она потащила Олежку в зал, где, уложив на диван, сняла с него пижаму, подтерев детскими салфетками. Пижаму аккуратно сложила, а внука накрыла одеялом. Затем вернулась в детскую и рылась в шкафу, пока не нашла чистые трусики и простыню, которую сразу же перестелила.

Разобравшись с внуком, снова, перенеся обратно в постель, уложила его – и посмотрела на часы на телефоне: четыре утра. Понимая, что больше уже не заснёт, оделась.

Юра устранил последствия потопа и, встретив Лукерью Павловну в коридоре, сказал, что утром, сразу по пути на работу, позвонит в ЖЭУ, вызовет специалиста.

- А как Маша? - спросила Лукерья Павловна.

- На кухне, воду пьёт.

- Хорошо, - кивнула и пошла на кухню.

Маша выглядела плохо: бледная, с тёмными кругами под глазами.

- Я останусь, и завтрак Юре приготовлю, и «ссобойку». Олежку заведу в сад, а ты поспи подольше, а если не полегчает, то возьми за свой счёт.

Маша с задумчивым видом согласилась. И вдруг сказала:

- А знаешь, мама, мне такой сон приснился странный, как никогда прежде. Белые существа, низкорослые, коренастые, окружили меня со всех сторон и не пускали к Юре и Олежке. И я кричала, толкалась, пыталась прорваться сквозь них к мужу и сыну, но сил не хватало. А потом Олежка и Юра исчезли, и белые существа стали краснеть. Ерунда какая-то. Наверное, ещё не адаптировалась после перелёта, к тому же Олежка своими выдуманными монстрами, видимо, внушил мне этот образ на подсознании. Но знаешь, мама, мне всё равно не по себе.

Не придумав ничего другого, Лукерья Павловна сказала:

- А ты иди к окну и скажи: куда ночь – туда и сон. И так три раза.

Удивительно, но Маша её послушалась и сделала, как сказано: наверное, действительно сильно испугалась.

Лукерья Павловна заварила кофе в термосе. Сварила яйца, куриную грудку, сделала бутерброды для Юры на работу.

А на завтрак «жаворонку» Олежке полагался сладкий чай и тост с вареньем. Себе она тоже сделала тосты с маслом, только с кофе: а вдруг Маша, проснувшись, тоже чего-нибудь да захочет.

Жалко, что все её лечебные травы дома, так бы они лучше каких таблеток Машке для желудка помогли.

Она выпила две чашки кофе, написала в вайбер сообщение на работу, указав причину отгула: семейные обстоятельства.

Затем включила телевизор и тупо смотрела на экран, совершенно не понимая смысла передачи. Кажется, задремала и пробудилась, когда на кухню зашёл Юра, который, сразу увидев термос, спросил, не кофе ли там, и налил себе чашку.

Лукерья Павловна предложила позавтракать, показала на «ссобойку». За что сразу получила благодарный поцелуй в щёку и приятные сердцу слова:

- Ну что бы я без вас делал, а?

- Когда мастер из ЖЭУ придёт? - спросила Лукерья Павловна, начиная мыть посуду.

- К половине десятого будет. И очень вас прошу, запишите, если что нужно будет купить, и то, сколько он попросит за услуги.

- Без проблем, - ответила Лукерья Павловна.

Юра стал собираться: на рабочий объект их бригаду довозил спецавтобус.

Олежка прибежал на кухню, как обычно в начале седьмого, сказал, что в ванной вода не работает, и был тут же спроважен к раковине на кухне, на умывальные процедуры. Там он заговорщицки прошептал, что мама, наверное, заболела, потому что ещё спит, и с надеждой на второй вариант спросил, пойдёт ли он в садик, или нет?

Лукерья Павловна вытерла ему лицо полотенцем, ответив, что она сама его в садик отведёт, и попросила вести себя тихо, чтобы маму не будить.

Олежка кивнул и уселся на табуретку, ожидая тоста и чая. Юра попрощался и ушёл. Вскоре Лукерья Павловна пошла собирать внука в садик.

… В квартиру дочки Лукерья Павловна вернулась в половине девятого утра. Маша уже ушла, тосты с тарелки на столе исчезли, как и термос с кофе тоже оказался пустым.

До прихода мастера она успела прибраться на кухне, вынести мусор и убрать подушки и одеяло в шкаф с разложенного дивана в зале.

Едва закончила, как в домофон позвонил работник ЖЭУ. Средних лет мужчина, в униформе, с сумкой, сразу приступил к осмотру, дотошно исследуя каждую трубу. Затем покряхтел, поднялся с колен, сказал, что не видит никаких поломок и причин для них, предложил проверить в смежной квартире и ниже этажом.

Лукерья Павловна спросила только, сколько ему должна, он ответил, что за вызов платить не надо, и порекомендовал проверить трубы у соседей.

Лукерья Павловна молча проводила мужчину до двери, на мгновение, обомлев возле неё: все иголки-обереги, воткнутые в косяк, проржавели насквозь и начали осыпаться.

Затем написала дочке в вайбер и, собравшись, тоже ушла.

Стоило дойти до остановки, пришло сильное желание поехать в церковь и помолиться, попросить о помощи. Лукерья Павловна доверилась чутью.

Она приобрела дорогую толстую свечу в свечной лавке и направилась в церковь. Церковь была практически пуста, утренняя служба закончилась, и старушки-работницы счищали застывший воск в вощаницах.

Лукерья Павловна только зажгла и поставила свечу иконе Богородицы, как,  отступив на шаг, нечаянно толкнула стоящую позади невысокую женщину в платке. А та вдруг отшатнулась и, изменившись в лице, сильно побледнела. Внутри что-то кольнуло. «Знает. Поможет. Спроси!»

- Извините, пожалуйста, - прошептала Лукерья Павловна.- Постойте! - увидев, что женщина уходит, окликнула её.

Та остановилась, и Лукерья Павловна бросилась к ней, сказав искренне, прямо, как чувствовала:

- Вы что-то увидели во мне, так? Скажите – что? - Голос сорвался и задрожал.

- Давай выйдем, тогда скажу, - тихо ответила женщина. Её лицо снова было нормальным, бледность исчезла. «Ведьма», - подсказало Лукерье Павловне чутьё, и от этой подсказки ей стало сильно не по себе.

Возле храма было пусто. Женщина подошла очень близко, взяла Лукерью Павловну за руку.

- А ты тоже с секретом. Вижу, многое тебе дано чувствовать. Канал через тебя открылся, когда была на пороге смерти, но выкарабкалась.

- Скажи, что делать, помоги! - настойчиво попросила Лукерья Павловна.

- Смелая. А не боишься? - усмехнулась женщина, и её глаза блеснули, как у хищного зверя. Лукерья Павловна вся внутренне сжалась, но ответила:

- Не боюсь.

- Тогда скажу, - глядя в глаза Лукерье Павловне, ответила женщина. - Не думай, что порча и сглаз – или проклятье какое. Не в этом дело. Забирающие, - выдавила с неохотой женщина, словно ей неприятно было. - Липнут они по своей гнусной природе намертво к добрым светлым людям и забирают их. Защитных средств против них нет, а если и есть, то я таких не знаю. Слышала только, что крещёных забрать им сложнее.

- Сколько я тебе должна! - прямо спросила Лукерья Павловна.

- Нисколько.

- Как так? - не поверила Лукерья Павловна. - А чего хочешь, если не денег?

- Помогая тебе, окупаю свои грехи, - снова усмехнулась женщина и ушла.

Лукерья Павловна вздохнула, постояла немного, задумчиво глядя на церковные купола, понимая, что вот так и получила помощь.

Уже дома она думала, как бы окрестить Олежку, даже позвонила в церковь, узнала стоимость услуги. Вот только как убедить в том, что это необходимо сделать, Машу и Юру? Она должна что-нибудь придумать, но в голову не приходило дельных мыслей.

Лукерья Павловна приняла ванну, затем махнув от бессилья на всё рукой, налила себе водки из буфета, сделав на скорую руку бутербродов. От водки действительно полегчало и сильно захотелось спать, что она и сделала.

Разбудил настойчивый звонок телефона.

- Мама, можно мы приедем? У нас ЧП! - взволнованно говорила в трубку Маша.

Лукерья Павловна из-за её тона испугалась и начала спрашивать, что и как. Маша сказала, что их снова затопило, а ещё засорился унитаз, и в квартире находится невыносимо от вони.

- Конечно, приезжайте. Сейчас себе постелю на кухне. Олежку на раскладное кресло уложим.

В половине пятого приехали Маша и Юра с сумками и заспанный, вялый Олежка. Юра сразу пошёл досыпать, только спросил, куда лечь, потому что утром ему надо ехать на объект.

Олежка тоже быстро улёгся в кресло, поёрзал и заснул.

Маша сказала, что спать не хочет. Когда Лукерья Павловна предложила дочери кофе, с радостью согласилась. Выпила и начала рассказывать, как проснулись среди ночи от скрипов и топота по всей квартире, а ещё было холодно, словно окна нараспашку открыты. Включили свет – и всё в один момент стихло. Снова выключили, улеглись, решили, что почудилось, а тут с жутким свистом вода полилась в ванной и на кухне, а потом как забулькало, фыркнуло и с хлюпаньем грохнуло. Юра вскочил первым, бросился в ванную. Там потоп, а из унитаза тоже хлещет чёрная вонючая жижа.

Маша нервно хихикнула.

- Короче ужас. А на часах половина второго ночи. Кому звонить, кроме МЧС? Туда и позвонили. Приехали, сказали, что всё временно перекроют, а нам следует уезжать, потому что возиться они будут долго, а ещё посоветовали в страховую службу обратиться, за компенсацией. Ну, вот какие дела. Мы к тебе. Завтра с утра поеду во всём разбираться, как с ЖЭУ, так со страховкой, а Юре на работу надо, там сроки горят, а их бригаде аванс заплатили. Сама понимаешь: заменить его некому.

- Всё хорошо, дочка. Переживёте. В жизни оно всякое бывает. Утром Олежку в сад завезу. Завтрак сделаю и «ссобойку Юре»...

Маша перебила, ойкнув:

- Мама, там мы продукты из холодильника привезли, чтобы не пропали. Знаю, у тебя в холодильнике места мало, но часть можно хранить на балконе.

- Раз так, давай, если ты спать не хочешь, вещи все распакуем, разложим, - предложила Лукерья Павловна.

- Конечно, - сразу согласилась Маша. И они принялись за дела.

Олежка, всегда по природе просыпающийся в начале седьмого, вставать сегодня не хотел и в семь, сколько Маша и Лукерья Павловна ни тормошили его. Раскачивали ещё пятнадцать минут, и Лукерья Павловна даже предложила в садик не вести, но Маша упёрлась: сказала, там Новогодний утренник скоро, а у Олежки важная роль одного из зайцев деда Мороза.

- Понятно. Тогда я его на маршрутке отвезу, чтобы не опоздал.

- Я с вами поеду, - сказала Маша и тут замерла, с виноватым видом посмотрев на мать, снова ойкнула: - А как же твоя работа, мама?

- Разберусь.

На это Маша опустила глаза и промолчала.

… Маша позвонила к обеду, сказала, что всё ещё спорят из-за страховой компенсации. А ещё не могут понять причину засора. И должны приехать хозяева нижней и соседней необжитой квартиры, чтобы проверить трубы.

Затем через час она позвонила снова, попросила забрать из сада Олежку. Его стошнило после обеда, и воспитательница сказала, что поднялась температура.

- Прямо проклятье какое-то, чертовщина! - в сердцах высказалась Маша, и Лукерья Павловна по голосу определила: дочка на грани истерики. Ответив, обнадёживающее: «Успокойся, всё наладится!», она собралась и поехала за внуком.

Чутью Лукерья Павловна доверяла, оно её никогда не подводило ещё в то время, когда тяжёлой болезни в её жизни не было и в помине, как и вещих, направляющих снов.

Вот и сейчас чутьё твердило: квартиру дочери надо защитить, остальное сделать по обстоятельствам, когда картина угрозы больше прояснится. «Вот приняла решение, и стало на душе гораздо легче!» – выдохнула Лукерья Павловна, смывая мёртвую рыбку в унитаз и набирая в одну из пластиковых бутылок холодную воду, чтобы сменить воду в аквариуме.

А пока вода набиралась, пошла на кухню за солью, которой, к слову, оставалось мало – всего полпачки.

Лукерья Павловна вздохнула и, закончив с бутылками, набрала воду для мытья пола. Туда добавила с кулак соли и начала перемывать полы.

За окном пошёл сильный снег, потемнело. Пришлось включить свет, а когда Лукерья Павловна начала убираться в комнате Олежки, где стоял аквариум, услышала шёпот, тихий такой, похожий на звук ветра, гнущего сухую траву на поле. Но от того шепотка мороз пошёл по коже.

Она замерла, вслушиваясь, но больше ничего не услышала, только ощутила болезненно грохочущее от тревоги в груди сердце.

«Успокойся!» - гневно приказала себе и едва не вскрикнула, когда враз ослабевшие пальцы разжали тряпку, и та шумно плюхнулась в ведро с водой, разбрызгав её по полу.

Кажется, кто-то хихикнул, тоже тихонько, и звук шёл из-под кровати или из-под шкафа, в чём Лукерья Павловна не была уверена.

«Успокойся! Соберись!» - мысленно приказывала себе, чувствуя, что сейчас нельзя паниковать и ни в коем случае нельзя вестись на призрачные шёпот и смех. Ведь тем давала источнику звука понять, что вообще его слышит.

Она снова выжала тряпку и, гневом подавляя всякий страх, с удвоенной силой взялась за уборку: грохоча шваброй, вымыла пол, тщательно прошлась по плинтусам и месту под кроватью и возле шкафа.

Затем солёной водой протёрла подоконник, письменный стол.

На кухне, внутри вытяжки, тоже что-то резко шуршало, будто там с остервенением сминали бумагу. И маленький прямоугольник там, где пряталась вентиляция за решёткой, помимо воли постоянно привлекал внимание Лукерьи Павловны, ибо оттуда (она была уверена) за ней пристально наблюдали.  

Только вот посмотришь на решётку – а там, конечно же, ничего не видно.

К себе домой она вернулась поздно, потому что после уборки ходила по магазинам, чтобы расслабиться и купить в запас соли.

Устала, но дома за чашкой чая с малиновым вареньем стало лучше – расслабилась, и отпустило.

«Разберусь», - решила Лукерья Павловна, как и решила, что беспокоить на отдыхе Машу с семьёй не будет. Мало ли сглазил их кто, или соседи завистливые. А на такой случай у Лукерьи Павловны имелись проверенные решения.

Она вымыла чашку и пошла в зал, на диван. Перед сном можно и повязать себе в удовольствие, и сериалы посмотреть, а заодно иголок приготовить к завтрашнему походу в квартиру дочери.

Сериал про любовь сегодня не увлекал, слишком сильно Лукерью Павловну клонило ко сну, поэтому, зевая, она выключила телевизор.

За окном метель прекратилась. «Завтра рано вставать», - подумала, ставя будильник на пять утра. И, перед тем как полностью завесить плотные шторы, погружая зал «однушки» в кромешную темноту, Лукерья Павловна загадала сон увидеть, в котором бы ей пришла нужная подсказка, как следует поступить. Ещё раз зевнув, улеглась на диван и, накрывшись одеялом, крепко заснула. Увы, снов не видела. Только проснулась вся в поту и такая разбитая, словно и не спала вовсе. Пришлось перед подработкой кофе крепкий выпить, а от него сразу сердце кольнуло. Или то было от возобновившегося с новой силой дурного предчувствия?

«А чтоб тебе пусто было, холера!» - погрозила Лукерья Павловна, стискивая кулаки, и начала собираться.

Работала она сразу после выхода на пенсию в двух местах: в кондитерском цеху и потом ещё в магазинчике женской одежды. И убираться там успевала до двух часов, но сегодня от усталости провозилась дольше, задержавшись в магазине на целый час. Закончив же, направилась на остановку.

Снег сегодня шёл вперемешку с дождём, оттого тот, что высыпал за ночь, успел подтаять и теперь чавкал под ногами.

Порывистый ветер грозил сорвать капюшон, и Лукерья Павловна ссутулилась, наклонила голову, из-за чего едва не проворонила нужный автобус. Пришлось-таки пробежаться, чтобы успеть. Запыхавшись, уселась там, где теплее, – и, оплатив билет, снова погрузилась в думы.

Ехать до квартиры дочери – минут сорок. За это время вспомнилось, как после долгой болезни она, Лукерья Павловна, выздоравливала: сначала в парке с деревьями общалась, подпитывалась силой их; травы целебные на полянах, подальше от машин, за городом собирала и всё ходила пока не окрепла, пусть соседи смеялись и шептались за спиной, чудачкой обзывали. Что ей до них. Чудо, настоящее, крылось в том, что она вообще после годовой комы, вопреки всем прогнозам врачей, в себя пришла. Даже Маша, её родная дочь, в чудо не верила. Она вообще у неё такая: отрицает любые суеверия и, вместо трав, при случае пьёт только таблетки.

Маша молодая ещё, и голова забита всякой научной ерундой, хоть и крещённая в детстве, как и сама Лукерья Павловна. Но что с упёртой атеистки взять?.. Ведь, как говорится, всё только на своём опыте познаётся.

Пока Лукерья Павловна ехала, витая в мыслях, слегка задремала, даже сон увидела – страшный такой, в тёмных тонах, где все родные вместе с нею тонули. Гигантская волна с шумом накрывала с головой, а в шуме том послышалось Лукерье Павловне перед самым пробуждением отчетливое и холодное: «Отступи. Поплатишься».

Автобус резко затормозил на пешеходном переходе. Лукерья Павловна проснулась окончательно. За окном практически стемнело из-за снега с дождём, зачастившего в последнее время, – и это в середине декабре, что совсем не по-зимнему, и оттого портило настроение.

Она вздохнула и, когда автобус остановился, вышла.

Здесь ещё только строился перспективный новый район, поэтому Маша двухкомнатную квартиру купила. Конечно, пришлось ещё Юре оформить кредит, но это не ипотека, меньше обременяет.

К слову, Лукерье Павловне тоже нашлась подходящая «однушка», после продажи её трёхкомнатной квартиры. Она ведь сама и предложила дочери такой вариант. И пусть она давно привыкла к своей трехкомнатной квартире и всех соседей в доме хорошо знала, понимала, что ради счастья и комфорта любимой дочери готова поступиться привычными удобствами. Маша у неё и так в жизни настрадалась, и с Юрой ей сильно повезло – считала Лукерья Павловна, переходя дорогу у светофора.

Миновав двор с новенькой детской площадкой, направилась к единственному здесь продуктовому магазину, где выбрала пельмени и маленький пакет сметаны к ним. А ещё на кассе не устояла и взяла пачку вафель к чаю.

На второй этаж в квартиру дочки Лукерья Павловна буквально влетела – и, сразу раздевшись и вымыв руки, пошла на кухню. Есть хотелось так сильно, что терпеть было уже невыносимо. Поэтому не сразу заметила, что в квартире прохладно и что в комнате Олежки приоткрыто окошко, и снег лежит на подоконнике, и лужицы на полу, в которых видны размазанные нечёткие следы, похожие на большие неряшливые кляксы.

Обрывающиеся у аквариума, из которого исчезли рыбки.

От увиденного Лукерья Павловна вздрогнула, мороз прошёлся по позвоночнику, и волосы на голове приподнялись. Она тихо охнула и, пятясь спиной к двери, вышла из комнаты Олежки и закрыла дверь.

Голова от голода кружилась, хотя в крови от страха плескался адреналин. «Поешь, успокойся давай». С такими мыслями заставила себя пойти на кухню и выключить переваренные пельмени. Ела, не чувствуя вкуса, пребывая от усмирённой волевым усилием паники в неком оцепенении. Так и чай выпила, механически жуя приторно-сладкую вафлю. А когда вымыла посуду, созрел простой план, для воплощения которого сейчас не было средств.  

Поэтому, поэтому… засуетилась, набирая в ванной воду для мытья пола, щедро насыпая туда соли. Прежде чем зайти в комнату Олежки, перекрестилась.

Нужно обязательно сходить в церковь – и чем скорее, тем лучше. Она снова перекрестилась и вошла в комнату внука. Там стало ещё холоднее, снега на подоконник намело больше, даже включённый свет словно совсем не разгонял по углам темень.

Сначала Лукерья Павловна закрыла окно, затем убрала снег, вытерла грязные следы на полу и приступила к мытью пола. Закончив с уборкой, воткнула иголки в косяк двери по обеим сторонам, в спинку кровати и, уходя, насыпала соль на порог, очертив его, запечатав комнату.

Работа сегодня давалась тяжело. Женщина вспотела. А ещё накатывала тошнота – и в эти моменты казалось, что за ней наблюдают – кто-то невидимый глазу, но притаившийся в комнате. Она замирала на месте, со страхом взглядывая в каждый угол, на шкаф и кровать, за штору, и тени в этих местах сразу будто бы сгущались, а штора начинала шевелиться.

Затем шептала молитву – что временно помогало.

Она вернулась в свою квартиру поздней ночью, в каком-то одурении и совсем без сил, и решила, что с утра не пойдёт ни на какую подработку, а займётся защитой квартиры.

Приняв горячий, обжигающий кожу душ, выпила перед сном таблетку аспирина и, помолившись, попросила у Бога помощи и защиты и загадала, как умела, чтобы все злое и тайное раскрылось и чтобы поутру ей знать, что и как нужно сделать.

Заснула крепко, но спала тревожно, часто просыпаясь с колотящимся сердцем, а в ушах слышались тоненькие и злые голоски из сна, похожие на детские.

Оттого тревога лишь сильнее стискивала сердце, и ей отчаянно хотелось позвонить дочке, предупредить, чтобы Маша была осторожна. Но сдерживала себя, понимая, что тем отпугнёт её от себя, отдалит, а тогда и ничем не поможет.

Лукерья Павловна совершенно не выспалась, но больше лежать и этими думами изводиться не могла. Поэтому встала, пошла готовить себе завтрак и составлять план, записав последовательность действий в блокнот, чтобы привести мысли в порядок.

Поев и выпив кофе, она приободрилась. Затем она погуглила в интернете, где можно купить в городе золотых рыбок, записала время работы магазина, взяла из банки-заначки в шкафу необходимую сумму денег, собрала сумку и написала на «вайбер» как начальнице магазина, так и управляющему цеха, предупредив, что берёт отгул.

Церковь открывалась не раньше восьми утра. Спать Лукерье Павловне не хотелось, оставалось только вязать кружевные салфетки, шарфики, носки, забавные игрушки-поделки, погружаясь в процесс вязанья целиком и полностью. Зная себя, даже будильник поставила, чтобы за спицами и нитками не забыть про всё на свете.

В церкви купила свечи и помолилась, затем зашла в лавку нетрадиционной медицины, где приобрела всё необходимое для защиты квартиры.

Поймала себя на том, что сильно нервничает, дожидаясь автобуса к торговому центру, где надо купить золотых рыбок, потому что завтра дочка с семьёй должна прилететь. Олежке так просто не объяснишь, что его питомицы внезапно умерли. Внук на такое не просто расстроится.

В торговом центре, в отделе для животных, Лукерья Павловна, приметив золотых рыбок в одном из больших аквариумов, сразу заняла очередь и приобрела желаемое.

На остановке, где было многолюдно, видимо, из-за вновь начавшегося снега, автобусы задерживались. Подумала, что сейчас и в маршрутку не заскочить, не протолкнуться. Но ей повезло: стояла ближе всех к бордюру и в подходящую маршрутку ринулась первой. Уселась, выдохнула, поставив сумку на колени, крепко ухватив для сохранности двумя руками, потому что за ней бегом в маршрутку ринулись люди, что прятались от снега под крышей остановки.

Ехать снова предстояло долго, хоть быстрее, чем на автобусе. Чтобы занять время, Лукерья Павловна предалась приятным воспоминаниям и планам, коих у неё имелось в изобилье.

Особенно сладко ей мечталось о своём домике в деревне, а лучше там, где жила единственная подруга – Галина: познакомились в больнице, и та всегда приглашала к себе на лето с внуком пожить. Что особенно ценно – наплевательски относилась ко всем Лукерьи Павловны чудачествам. Поэтому и хотела домик маленький в Галиной деревне приобрести, затем там газ провести, туалет и бойлер обустроить, чтобы можно было жить с комфортом на старости лет.

Поэтому Лукерья Павловна и вязала усердно, и подрабатывала, намереваясь лет через десять квартиру свою продать, а накопленное пустить на обустройство деревенского дома. Замечтавшись она со вздохом посмотрела в окно: на следующей остановке выходить.

На этот раз в квартире Маши было очень спокойно, безо всяких неприятных ощущений и тягучего свербения в затылке. Вот только иголки в дверях все, как одна, превратились в ржавую труху, и вода в аквариуме помутнела и пахла застойным болотом, наполнив смрадом Олежкину комнату.

Поставив на кухонный стол банку с притаившимися на самом дне золотыми рыбками, Лукерья Павловна решила заняться комнатой Олежки, где следовало вымыть и заново наполнить водой аквариум. Что она и сделала.

Закончив с рыбками, Лукерья Павловна проветрила всю квартиру, затем прошлась, отгоняя тёмные силы с помощью арома-лампы с ладаном и зажженными веточками можжевельника и лаванды.

Обходя комнаты, она прислушивалась к ощущениям, но внутри ничего не отзывалось. А вот в ванной свет на мгновение потускнел, и в зеркале над раковиной, помимо кафеля за спиной, отразились сгустки теней и мелькнуло что-то ярко-белое. Увиденное длилось долю секунды. Лукерья Павловна сразу же обернулась, но ничего толком не рассмотрела. И новых «подсказывающих» ощущений тоже не возникло.

«Так, успокойся», - сказала она себе, отгоняя прочь тревогу и неуверенность, убеждая себя, что причину происходящего она поймёт со временем. Возможно, когда дочка с семьёй приедет, то Лукерья Павловна сразу всё прочувствует и осознает… Уговорить себя удалось. И, успокоившись, она стала тихонько напевать себе под нос что-то из репертуара Аллегровой. Пела и втыкала в дверные косяки новые иголки, пела, пока ставила чайник и заваривала чай.

Дома она смотрела сериал, разомлевшая после сытного ужина, в ожидании сообщения на вайбер от дочки о времени её приезда.

Лежавшее возле дивана, на круглом журнальном столике, вязанье сегодня не привлекало. Как, если честно, и сериал. Лукерья Павловна задремала и проснулась от звука сообщения сразу, будто вынырнула из ледяной и глубокой проруби, чувствуя, что её тошнит и что она вся взмокла. Пришлось как можно быстрее добираться до унитаза, где её стошнило ужином.

И стало вдруг очень холодно, так что зуб на зуб не попадал, и оттого страшно, потому что на мгновение перед глазами вспыхнуло воспоминание из мимолётной дрёмы. Там она плавала в глубокой проруби и вязла в воде, тёмной и жирной, как нефть. Она тонула, погружаясь всё глубже и глубже, но при этом умудрялась видеть над головой очень толстый, едва ли пропускающий свет слой льда. Оттуда на неё смотрело нечто ярко-белое, как бывает в рекламе стирального порошка простыня, и так же приковывало к себе взгляд из-за этой жуткой белизны. Вот только у нечто не было глаз, лишь усмехающийся безгубый шов рта.

Лукерья Павловна закричала, забулькала, захлёбываясь жирной водой, и проснулась. Вернувшись из туалета, обливаясь холодным потом, прочитала сообщение в вайбере от дочки. И некоторое время просто сидела, тупо смотрела на сообщение. Ничего подозрительного, но всё равно тревожно.

Удивительно, что заснула она легко и оттого, видимо, хорошо выспалась, проснувшись ровно в пять утра. Зевнула, потянулась и решила заняться выпечкой, которую просто обожал Олежка. Она замесила два вида теста, напевая себе под нос любимую Аллегрову, потом, когда устала петь, включила радио.

Дрожжевое тесто поднялось быстро, и вскоре она напекла пару противней пирожков с разными начинками, затем приступила к фигурному сахарному печенью: оно, помимо того что нравилось внуку, ещё и долго хранилось.

Готовые пирожки и печенье стыли, а Лукерья Павловна посмотрела на время, прикинула: если выйдет сейчас, как раз успеет доехать до автовокзала и встретить дочку с семьёй.

Рыжая по отцу, веснушчатая Маша, как обычно, обгорела на солнце, и теперь её порозовевшая, шелушащаяся кожа на лице вызывала сочувствие.

Она первой, выходя из автобуса, заметила ожидающую на скамейке Лукерью Павловну и улыбнулась. За ней вышел шестилетний Олежка, выглядевший бодрым и неплохо загоревшим, как и его отец, Юра, с сумками в руках.

- Бабушка Луша! - громко крикнул внук, намереваясь побежать к Лукерье Павловне, но Маша ухватила его за руку и не пустила.

Лукерья Павловна ускорила шаг, не в силах наглядеться на родных, которых не было всего неделю, длившуюся, по её ощущениям, гораздо дольше.

Олежка наконец-то вырвался из маминой хватки и обнял Лукерью Павловну за талию. Она погладила его по голове, пока внук спрашивал, что у неё в сумке.

- Вкусности, - ответила Лукерья Павловна, посматривая на Машу, на Юру, которые выглядели слегка усталыми, но при этом посвежевшими, как и бывает после отдыха на море.

- А какие вкусности, бабушка Луша? - спросил Олежка, светлые волосы которого после солнца и морской воды совсем выгорели. У Юры наблюдалась та же картина.

- Ничего ему сейчас не давай, мама. Мы плотно завтракали, - грозно предупредила Маша, и Олежка сразу на это скис.

- Я вам обед приготовлю, дочка, не волнуйся. Отдохнете, как следует, выспитесь, - заботливо предложила Лукерья Павловна.

Юра легонько толкнул Машу в бок, мол, соглашайся. Она и кивнула. Поднялся ветер, обещая переданный в новостях по радио мокрый снег с дождём. Поэтому, чтобы не простыть после перелёта, все без пререканий поехали на маршрутке.

Олежка сел с бабулей и всё тарахтел, рассказывал про отдых: как плавал и нырял с аквалангом, как катались на водных лыжах, чем кормили и как там жарко, и вообще везде пальмы и песок. Он всегда, вернувшись, рассказывал подробно и долго, видимо, чтобы впечатлить бабушку. И сколько ещё ей предстояло услышать и посмотреть видео и фотографий с отдыха!.. Общаться с внуком ей всегда было в огромную радость.

Она его из рук не хотела выпускать, когда Олежка родился. Ведь Маше после выкидыша в восемнадцать лет врачи предрекли, что она больше и не родит. Тогда Лукерья Павловна очень боялась, что дочка из депрессии не выберется и ещё чего с собой плохое сотворит. Хорошо, что Маша у неё характером сильная: таки пережила и выкидыш, и то, что жених бросил.

- Отчего так холодно? - спросила зашедшая первой в квартиру Маша, добавив с укором: - Мам, ты что? Окно забыла закрыть?

Лукерья Павловна опустила глаза, притворившись, что виновата. Знала: пререкаться с дочкой выйдет себе дороже. Её, упёртую и подозревающую у мамы как Альцгеймера, так и деменцию ещё с тех пор, как та чудом вышла из комы, не переубедить.

Сейчас же нужно уступить дочке, чтобы побыть с детьми подольше, а лучше и вовсе найти повод остаться ночевать и незаметно для Маши с семьёй прощупать почву.

В одиночестве Лукерья Павловна не решалась ночевать в «заражённой» квартире из опасения, что не рассчитает свои силы, и тогда то, что крылось в стенах, набросится на неё без свидетелей и расправится самым чудовищным образом, не пощадит, сгубит. Кто тогда Машу с семьёй защитит?

- Может быть, батареи отключали, а Лукерья Павловна? - спросил Юра, раздевшийся первым и успевший втащить в зал чемоданы, а заодно проверить балкон и окна.

- Вроде нет… - отозвалась Лукерья Павловна, вешая на крючок куртку Олежки, в спешке брошенную на табуретку.

Наконец все разделись, напились до отвала на кухне чая с бабушкиными вкусностями, раззевались и стали вынимать вещи из чемодана, попутно рассказывая, как съездили и что приобрели.

Юра задремал, сидя на диване, поэтому разговоры умолкли, а Олежка потащил бабушку в свою комнату показывать снятое на телефон видео и, конечно же, фотографии.

- Я пойду, борщ на ужин приготовлю, котлет пожарю, - решила Маша.

- Лучше отдохни, полежи, дочка, завтра на работу, - заботливо предложила Лукерья Павловна, добавив: - Я сама всё сделаю, как ты любишь, и фарш разморожу в микроволновке, не волнуйся.

- А Олежка? - спросила Маша, зевая. - Он такой неугомонный, не уложишь.

- Он мне будет помогать, - посмотрев на внука и подмигнув ему, сказала Лукерья Павловна, упомянув, что они сначала посмотрят часть фотографий. А когда Олежка ускользнул в свою комнату, прошептала: - Будь спокойна, я знаю, как его приласкать, чтобы и Олежка тоже прикорнул.

На это Маша искренне улыбнулась, потому что у неё, в отличие от матери,  никогда не получалось так легко Олежку угомонить и уложить, словно действительно у бабушки имелось на то чудное волшебство.

- Хорошо, - выдохнула Маша и направилась к большому дивану, на котором, даже неразложенном, хватало места, чтобы улечься вдвоем.

Лукерья Павловна зашла в комнату внука, дверь закрыла и села с ним, на кровати, где уже лежал мамин телефон.

- Бабушка Луша, а рыбки по мне скучали? - поинтересовался Олежка.

- Конечно, - серьёзно ответила она, и они начали смотреть фотографии. Лукерья Павловна гладила внука по голове, затем по плечам и начала нежно поглаживать спину – в этом и крылся её успокаивающий приём ещё с младенчества Олежки. Помимо этого Лукерья Павловна как бы невзначай спрашивала, не болели ли на отдыхе, а ещё не снилось ли чего странного. Олежка отвечал на вопросы с неохотой, часто качал головой и ёрзал, а затем зевнул и лёг. Она осторожно накрыла его пледом и вышла, оставив дверь приоткрытой.

На кухне готовила на автомате, одновременно обдумывая ответы внука, понимая, что упёрлась в тупик.

Быстро начистив картошку и овощи, порезала их и поставила варить.

Пикнула микроволновка, оповещая, что фарш разморожен. Пора заняться котлетами и макаронами на гарнир.

Лукерья Павловна мельком глянула в окно: снова началась яростная снежная буря. Снежинки со злостью липли к обратной стороне стекла, их было так много – и вдруг в их скоплении она рассмотрела выпуклое белое лицо, зловеще ухмыляющееся тонкой прорезью подобия рта.

Едва не вскрикнув, чуть не уронила нож, сердце в груди обмерло. Порыв ветра снёс налипшие снежинки и жуткий образ, затем сердито громыхнул по карнизу, и снегопад затих.

Это предупреждение. «Берегись!» - возникло в мыслях чётко и ясно, как будто кто-то подсказал. Лукерью Павловну зазнобило. Страх за семью душил, сдавливая в тисках.

Она вновь вернулась к работе, поникшая и сильно расстроенная, заставляя себя доготовить обед, но руки дрожали, и приходилось всё делать медленно.

«Соберись!» - твердила себе Лукерья Павловна, а когда и это не помогало, то мысленно читала молитву. И, хоть на кухне стояла жара от горячей батареи и включённой плиты, ей было невыносимо холодно.

Сейчас бы выпить коньяку или водки и успокоиться. «Перетерплю», - решила Лукерья Павловна и начала жарить котлеты.

Из кухни пахло так вкусно, что Юра пришёл первым и уселся за стол, как кот, почуявший сметану. Что было лучшей похвалой для Лукерьи Павловны, которая переворачивала котлеты, внимательно слушая, как семью разнообразно кормили в отеле.

- Всё вкусно, но как неродное, - признался Юра. – Вот я честно скучал по вашему борщу.

- Подлиза, - усмехнулась Лукерья Павловна и попросила слить воду из макарон.

Стоило Юре встать со стула, как казалось, что он занимает собой всю небольшую кухню. Симпатичный и простодушный рослый парень, а ещё порядочный и работящий.

Лукерья Павловна улыбнулась, в который раз удивляясь и радуясь тому, что Маше её ой как сильно с мужем повезло.

Вот стол накрыт, оставалось позвать дочку и внука. Визгливый крик Олежки резанул ножом по нервам. Юра пулей выскочил из кухни. Лукерья Павловна – следом за ним. Маша сидела на корточках у двери детской, обнимала хнычущего, взъерошенного спросонья, крепко вцепившегося в плечи мамы Олежку. Он сквозь хныканье всё настойчиво повторял, не желая соглашаться с материнскими словами:

- Ну, ну, родной, это просто страшный сон.

- Нет, я видел его. Видел, мама, - и снова начинал плакать.

- Сейчас мы посмотрим, - предложил Юра, - и если кто-то прячется в твоей комнате, мигом разберёмся.