Серия «Последний звонок»

-- Ты чё, сука?! -- услышал я знакомый хриплый голос. -- Сюда иди!

Держись в проходе, так проще разбираться с ними по одному.

Лёха бросил телефон на стол, даже не затрудняясь завершить звонок. Он встал, схватил хороший такой кухонный нож и полетел на меня. Старик и Ахмед встали сзади наизготовку. Лёхина атака длилась считанные секунды, но этого времени моему телу было вполне достаточно, чтобы вспомнить армейскую боевую подготовку. Тем более у пацана нет совсем никакой техники: он просто несётся на меня с ножом наперевес. Отвести руку, ударить по голени, повалить на землю, добить ударом в шею -- дело нехитрое. Такие приёмы мы отрабатывали не одню сотню раз.

Однако Лёха действовал не по правилам, кто же так нападает? Я замешкался, промахнулся, и в моём плече оказался нож.

Не бойся пораниться. Что бы там ни произошло, для меня залечить твои раны -- сущий пустяк.

Резкая вспышка боли прошла по всему телу, но мне это не помешало улыбнуться Лёхе в лицо:

-- Ты немного промахнулся, дружок. До свадьбы заживёт.

Я надавил раскрытой ладонью на лицо парня и резко подсёк ему ногу, чтобы он грохнулся на пол. Приземление на затылок было весьма жёстким, и, хоть он не вырубился, встать уже не мог. Так и продолжил лежать и смотреть в потолок.

Я вынул нож из своего плеча. На робе тут же начало стремительно расти тёмное пятно. Плевать, сейчас не до этого. Подлатаюсь позже, а завтра я и вовсе стану другим человеком. Воспользовавшись секундным замешательством оставшихся противников, я метнул свой боевой трофей в Ахмеда. Сомнений в броске не было никаких: более лёгкую мишень попробуй ещё поискать. Парень захрипел, схватился одной рукой за рукоятку, торчащую из горла, а другой тянулся до старика в поисках помощи. Он повалился боком на стол, раскидав почти всё что на нём было, и замер в довольно причудливой позе.

Старик со мной церемониться не стал. Хоть он и был худощав, слабаком он не был. Слабые на зоне до такого возраста не доживают, это факт. Его прямой удар по моему лицу раздробил мне нос и чуть не повалил меня на землю. Я сделал несколько шагов назад для удержания равновесия, но от неожиданности и резкой боли я уронил заточку.

Борись до последнего, ни за что не сдавайся. Помни, ради чего ты это делаешь.

Глаза стали заплывать. До чего же поставленный удар у деда! Он продолжал метелить меня то по голове, то по торсу, а я, не видя ничего, стал размахивать руками и ногами, как конченый алкаш. Внезапно я вспомнил ту самую свадьбу, и от проведённой параллели меня чуть не пробило на истерический смех. Как бы символично было начать и закончить свою жизнь в тюрьме одним и тем же способом!

Неожиданно удары прекратились. Рядом послышались шаги, удаляющиеся вглубь комнаты. Я кое-как разлепил глаза и вытер их от слёз. Старик стоял у стола и с усилием вытаскивал нож из горла Ахмеда. Что ж, хорошо. Если он меня прирежет, это будет быстрее и гуманнее, чем через побои. Я повалил троих в одиночку, а это очень даже достойно при моём-то нынешнем состоянии.

Вопреки моим ожиданиям, дед не стал подходить ко мне. Он лишь глянул на меня, кивнул и перерезал себе глотку.

Если тебе станет совсем невмоготу, я тебе помогу как смогу. Ты только не расслабляйся давай, я всё вижу.

Я всё-таки разразился сумасшедшим хохотом. Всё позади. Скоро всё станет как раньше, и даже много-много лучше. Я наконец вошёл в комнату и подошёл ко столу. Телефон всё ещё валялся там же, приземлённый в тарелку с нарезанной колбасой. Вызов до сих пор шёл. Я поднял аппарат, поднёс его к уху и произнёс:

-- Добрый день, как вас там... Василий Анатольевич?
-- Да, я, наконец-то! -- ответил мне взволнованный, но при этом раздражённый, голос пенсионера. -- Почему вы так долго не отвечали?
-- Мой вам совет, Василий Анатольевич, -- проигнорировав его вопрос, ответил я, -- пореже отвечайте на звонки с незнакомых номеров. Это я попался порядочный, а другой на моём месте обязательно бы развёл вас на бабки. Ни с какой службы безопасности никакого банка вам бы не стали звонить ни в коем случае. И звания старшего капитана не существует, вы-то должны это знать. Не будьте таким доверчивым, Василий Анатольевич!
-- Ничего не понял. Так что мне делать с...

Я не стал дальше слушать. Просто оборвал звонок. С некоторыми людьми разговаривать -- как об стену горох. Тем более, что время подживает: у меня осталась ещё одна мелочь, сущий пустяк, перед тем как бежать отсюда.

Набрав номер в телефоне и нажав кнопку вызова, я дождался, пока женщина-робот вдоволь наговорится, и затем несколько раз попросил соединить меня с оператором.

-- Добрый день, -- ответил наконец молодой парень, -- чем могу вам помочь?
-- Здравствуйте! Я бы хотел перевести свои средства с карты на карту.
-- Вы можете для этого воспользоваться мобильным приложением, -- хоть я и не видел оператора, я прямо чувствовал, как он закатывает глаза.
-- Нет, не могу, оно...

...со вчерашнего утра работать не хочет, а мне нужно срочно перевести деньги с утерянной карты на карту подруги, пока её не нашёл кто-нибудь посторонний и не воспользовался ею.

-- Хорошо, я свяжу вас со специалистом, ожидайте на связи.

Десять томительных минут диктовки разных данных оператору, которые Зинаида предварительно "записала" мне прямо в мозг, и целое состояние перетекло из общака на карту колдуньи. Времени на побег оставалось всё меньше, но это был самый важный шаг во всей операции. И почему Зинаида сама не могла это сделать, раз она вся такая прошаренная и могущественная? Что ж, при скорой встрече обязательно у неё это спрошу. У нас друг перед другом теперь не должно быть никаких секретов.

-- Могу ли я ещё что-нибудь для вас сделать? -- спросил оператор.
-- Да, конечно. Заблокируйте эту карту, пожалуйста.
-- Конечно, Дмитрий Семёнович. Всего доброго, до свидания.

Я с довольной окровавленной улыбкой выключил телефон, вынул из него симку и разрезал её ножом. Затем и телефон по приколу с размаху проткнул. На удивление, у меня это получилось. И, пока я любовался своим деянием и поглощал самую вкусную колбасу в своей жизни, за моей спиной раздался голос лейтенанта Шпагина:

-- Перерыв на перекус? Некогда жрать, пошли быстрее!

Я кивнул, и направился вслед за ним, предварительно захватив с собой два кружочка копченой и две дольки варёной колбасы.

А в конце мы с тобой вместе уйдём отсюда. Я буду при погонах, ты скорее всего будешь избитый. Поэтому по легенде мы с тобой в срочном порядке умчимся в госпиталь. За офицера не переживай: я уже нашла здесь такого кадра, который явно ходит не по ту сторону решётки.

***

Прошло семь месяцев, как я сбежал из тюрьмы с ведьминской помощью и теперь живу у неё в деревне. А пролетело совершенно незаметно, как пара недель. Подумать только, сегодня ведь тот самый день, когда меня официально должны были освободить! Сейчас бы, например, я выходил за ворота, меня бы встретили старые друзья, мы бы с ними прошлись по барам да ресторанам, там бы меня развезло и я снова начистил кому-нибудь репу. И всё началось бы по новой. Не-не-не, такого мне теперь точно не надо!

Зинаида сдержала своё обещание: все мои рубцы и шрамы, какими бы они отвратительными ни были, начали заживать и разглаживаться. Хоть процесс этот долгий, результат просто поражает. Кожа стала чище и красивее, чем во времена моего расцвета сил. Отрезанные пальцы, к сожалению, не отросли. Но на это Зинаида мне ответила: "А чего ты хотел? Я ведьма, а не волшебница". Хорошо хоть моё достоинство осталось при мне. Но это заслуга совсем не Зинаиды, а мастеров-хирургов, которые потратили немало времени и сил, чтобы вернуть обычному зеку самое дорогое что у него есть. Но за что точно ей спасибо, так это за мою пышную шевелюру.

Первые месяцы после побега я не мог поверить своему счастью. Я везде и всюду искал подвох. Я боялся проснуться в своей камере и увидеть Лёху. Причём как своего старого друга, так и мелкого бесячего шкета. Признаться честно, я даже ожидал, что однажды ведьма меня просто съест. Но этот вариант я отмёл быстро: стоило ли ей так запариваться ради обеда из мужика, у которого и мяса-то почти нет?

Стоит ли говорить, что я постоянно загонялся и впивался во все криминальные новости. Да, о происшествиях в обеих колониях трубили все газеты, телеканалы и новостные сайты, и везде указывали, что Илья Петухов сидел в одной камере со всеми пострадавшими, а сейчас его местонахождение неизвестно, и это не может быть совпадением. Но я довольно быстро перестал об этом париться: я уже совершенно не похож на свою фотографию полугодовалой давности, да и имя это я больше не использую. В конце концов все СМИ стали раскрывать новые детали произошедшего всё реже и реже, пока это всё вовсе не забылось.

Не обманула Зинаида и в моём ученичестве. Уже на третий месяц она начала допускать меня к своей библиотеке и к своим записям. Оказывается, она не берёт свои силы из ниоткуда. Помогают ей творить разные травки, благодаря которым она входит в особое состояние. У каждой травки свой эффект. Какие-то позволяют мысли читать, какие-то -- прошлое видеть, а одна особенная, без которой меня здесь бы не было, -- отделять свою душу во время сна и вселяться в людей. Неприметная для обывателя травка, которую запросто можно перепутать с каким-нибудь сорняком, имеет самый ужасающий и могущественный эффект, с которым можно делать страшные вещи, если правильно приготовить. Есть только существенный недостаток у всего этого: меж собой зелья плохо сочетаются, много их не выпить, а частое употребление вызывает переутомление и состояние хуже похмелья. А вселение в живых людей - это вовсе нетривиальная задача. Сознание живого человека всячески сопротивляется, борется, так что без особенной подготовки в это дело нельзя лезть. В общем, это многое объясняет.

Естественно, что до этой травки Зинаида меня не допускала. До этого самого дня. Вчера мы с ней отметили её день рождения, а сегодня она решила устроить мне экзамен по травологии, где одним из заданий будет изготовление настоя из Авачара. Если справлюсь, она официально примет меня в содружество ведьм и ведьмаков Сибири, а это многого стоит!

По моим ощущениям, с теорией я справился замечательно. Зинаида проверяла мои работы с гордой улыбкой на лице. И вот он: тот самый трепетный момент, когда я сам смогу испытать то же, что и она, когда бродит во сне. Голова после вчерашних посиделок ещё гудела, но учёба есть учёба. Отхлебнув из чашки крепкого чая, я прокашлялся и взялся за листок с рецептом. Текст плывёт перед глазами, никак не удаётся сосредоточиться и связать цифры и буквы воедино. Зинаида сидит рядом и смотрят на меня с ехидной, но понимающей, улыбкой. Конечно, улыбайтесь. Вспомните себя молодой, если вы такой когда-нибудь были.

Нарезать, взвесить, пожечь, замочить, нагреть, размешать, добавить специи по вкусу. Вроде несложно. Размешивая варево, я мельком поглядывал на Зинаиду. Она подмигивала мне и показывала большие пальцы. Значит, я пока нигде не напортачил. Да у меня талант!

Дождавшись, когда зелье достигло кондиции, я снял котелок с огня, зачерпнул половник и вылил содержимое в чашку. Пах он замечательно, значит и по вкусу должен быть приятным.

-- Вы будете? -- вежливо спросил я.
-- Нет, что ты. Проверять должен ты, а не я. Если я его выпью, то вырублюсь на несколько часов, и экзамен сильно затянется.
-- Так я же тоже, получается, вырублюсь. И экзамен затянется.
-- Но тогда ты хоть эти несколько часов во сне погуляешь, можешь весь мир посмотреть. А не на храпящую бабулю будешь пялиться.

И правда, звучит логично, чего это я. Зинаида в принципе не очень охотлива была на еду и питьё. Как не сядем трапезничать, так в основном я ем, а она сидит рядом, истории разные рассказывает.

Расположившись на раскладушке поудобнее, я влил в себя всё содержимое чашки разом. Вкус оказался не таким приятным, как запах, но всё равно довольно терпимым. С минуту я лежал, не чувствуя вообще никакой сонливости. Сколько там нужно ждать? Не мог же я ошибиться? А если ошибся, то на каком этапе?

-- Примерно в самом-самом начале ты ошибся, касатик, -- ответила на мои мысли Зинаида, заслонившая надо мной солнце.
-- Что, простите? -- спросил я.
-- Ты правда ожидал, что я поделюсь своим секретом с первым встречным? И что весь секрет в сорняке, политом кипятком?

Волна самых разных эмоций накатила на меня разом. Я хотел встать и встряхнуть бабку, но заметил, что совсем не чувствую тела. Что? Опять?

-- Опять, милок, опять. Это последний раз, обещаю. -- С этими словами ведьма села на табуретку рядом со мной.
-- Да что мне твои обещания? -- снова брызнули непрошенные слёзы. -- Верни как было, зачем ты так издеваешься? И когда ты успела это сделать?
-- Ты очень невнимательный, Илюша. Очень. И я говорю даже не о глазах твоих и не об ушах. Знаешь, твои сердце и разум живут как будто отдельно. Я ведь наблюдаю за тобой давно, и я вижу, как твоё сердце постоянно вопит об опасности, о том что нужно быть настороже, но ты каждый раз упорно игнорируешь его и осознанно выбираешь худший исход из возможных.
-- Ты не ответила на вопрос. -- Я уже понимал, что не жилец, но хотел хотя бы перед кончиной услышать правду. -- Зачем ты так надо мной издеваешься?
-- А сам-то ты как думаешь? Ты видишь, как я живу? Телевизор всего три канала ловит. Интернета у нас в деревне нет. Сериалы все пересмотрены, книги все перечитаны. И всюду персонажи какие-то фальшивые, картонные. А вот твоя жизнь была интересной, Илюш. Ты живой, ты настоящий. Наблюдать за тобой было одно удовольствие. Ой, как ты во времени ориентируешься, -- это просто песня! Просидел, весь такой страдалец, в одиночке пару недель, а слёз налил как на целый год. Умора же!
-- Да как ты...
-- Смею, смею, Илюшенька. Повеселил ты старушку знатно. Ну а теперь пора и честь знать.

Ведьма встала, схватила мою раскладушку за спинку и куда-то покатила. Точно, она на колёсиках. Вот настолько бабка подготовилась.

Спустя пару минут она завезла меня в сарай, в котором я часто бывал, когда помогал ей по хозяйству. Казалось бы, за семь месяцев я изучил тут каждый уголок, но то, что у него есть огромное подвальное помещение, я даже не догадывался. Спускались мы в кромешной темноте, но ведьма ступала очень уверенно. Лишь у самого основания пологого спуска был выключатель. Рядом с моим ухом щёлкнуло, и в глаза ударил яркий свет от простых подвешенных ламп накаливания, не прикрытых хоть каким-нибудь абажуром. Чуть глаза привыкли к освещению, как я разглядел сделанный с умом подвал, достойный какого-нибудь готического замка. И вдоль стен стояли кресла с сидящими в них людьми. Первая мысль, что пришла в голову, была обнадёживающей: это члены того самого содружества ведьм и ведьмаков Сибири, и они специально приехали сюда, чтобы провести церемонию инициации нового колдуна в их достопочтенные ряды.

Но нет, конечно же это не так. Они ведь даже не живые. Выглядят живыми, но жизни в них совершенно не чувствуется.

-- Добро пожаловать в коллекцию, костюмчик! -- залилась ведьма смехом, наклонившись надо мной. -- У тебя будет здесь достаточно времени, чтобы посидеть и обдумать своё поведение!

***

Подвал, наполненный едва ли живыми мумиями, каменные стены, полное отсутствие еды -- вот итог моего звонка несколько месяцев или лет назад. Большую часть времени я сижу на своём кресле в кромешной темноте. Иногда я, невластный над своим телом, выхожу наружу по ночам и уезжаю куда-то наводить справедливость, наказывая мелкий сброд.

Свет в подвале включается очень редко, и это всегда означает, что в наших рядах пополнение. Все они разные, с разными мечтами и взглядами на жизнь. Но объединяет их одно: они все каким-то образом перешли бабке дорогу лично. К сожалению, из их воплей до и во время ритуала по прижизненной мумификации не понятно, кто и как именно это сделал.

Ах, всё бы сейчас отдал, чтобы проснуться на своей шконке и увидеть рядом Лёху! Не важно даже, своего старого друга или мелкого бесячего шкета. Всё лучше, чем каждый раз видеть перед собой сидящую в кресле мумию, которую я целых семь месяцев звал Зинаидой Станиславовной.

Внезапно послышался скрежет в дальнем конце камеры. Я не слышал этот звук уже давно. Неужели это... Да, точно! Звук проворачивающегося ключа в замочной скважине!

Дверь раскрылась, внутрь вошли два офицера. Один из них приказал мне встать и повернуться лицом к стене. Сопротивляться я не стал, да и смысла не видел. Хоть я и прокручивал часто в голове слова бабки о том, что я буду молить о скорой смерти, и был с ними полностью согласен, я осознавал, что против меня применять табельное оружие точно не будут ни при каких обстоятельствах. Но пройтись по мне дубинками и тяжёлыми сапогами они ещё как могут, а этого мне совершенно не хотелось. Мне вдруг на мгновение стало интересно, а сидит ли в ком-нибудь из них прямо сейчас ведьма? Наблюдает ли она за этой сценой со стороны, в курсе ли она происходящего? Или для неё это такая же неожиданность, как и для меня?

Офицер за моей спиной издал горловой звук, что-то между кашлем и смешком, а следом за этим мои запястья стянулись холодным металлом браслетов. Меня бесцеремонно развернули лицом к двери и вывели наружу. Коридор был таким же тёмным и угнетающим, как и моя камера. Разве что стены не были покрыты мягким материалом. У меня в голове вращался вихрь мыслей и вопросов, но вслух я не стал их произносить: вряд ли мой конвой был настроен на поддержание беседы с буйным заключённым. Ведь, если верить ходящим обо мне слухах, я тот ещё монстр.

Мы покинули территорию довольно быстро и в полной тишине. Меня усадили в полицейский УАЗик, и наш путь продолжился уже на нём. Возможно, меня сейчас везут на другую зону. Может, на казнь. Остановимся где-нибудь в лесу, дадут мне в руки лопату, а дальше всё как в типичных бандитских фильмах. А я и не против, если честно. Давайте только побыстрее закончим с этим.

Спустя полчаса бесцельного разглядывания города за окном я словно проснулся. Всё происходящее мне стало казаться каким-то неестественным, так ведь не должно быть! За всё то время, что мы проделывали путь от моей камеры до УАЗа нам не встретился ни один живой человек. И разве офицеры не должны были подписать хоть какие-нибудь бумаги, доложить вышестоящему руководству о покидании территории с заключенным, произвести ещё какие-нибудь обязательные действия? Даже если у них и был прямой приказ, кто-то же должен держать на контроле все действия личного состава. Я два года отслужил срочку в армии, и там мы докладывали буквально обо всём, что мы делаем, а здесь даже дежурного у входа не было. Прямо напрашиваются два вывода: либо на зоне совсем туго с дисциплиной у личного состава, либо это бабка играет в какую-то свою игру. От этой мысли меня пробрала дрожь, и я почувствовал себя совершенно немощным. И это меня сильно разозлило.

Чего она ко мне так прицепилась? Что я такого сделал? Я не убийца, не маньяк, не насильник. Да, я занимался телефонным мошенничеством, и да, я разводил лохов на деньги. Неужели из-за одного несчастного звонка я теперь вынужден всё это терпеть? Да таких как я в одних только тюрьмах сидят тысячи и тысячи! А на воле их сколько? Сколько тех, кто этим занимается не по тяжёлой необходимости, как мы, а чисто ради веселья и жажды лёгкой наживы? Ведьма-то лицемерка, раз мучает только меня. Раз она такая могущественная, могла бы направить свои силы на улучшение нашего мира, а не на свои личные обидки! Все вы, бабы, одинаковы...

УАЗ остановился. В своих раздумьях я не заметил как задремал и как за окном появился высокий забор с колючей проволокой и вышками по углам. Водитель заглушил мотор и вышел из машины. К нему тут же подошел вооружённый автоматом охранник. О чем они говорили, я расслышать не мог, но догадаться было не трудно, что "мой" офицер докладывал о том, что доставил меня сюда для дальнейшего отбывания наказания. Дежурный глянул на меня через окно, невольно скривил лицо (я его прекрасно понимаю) и стал докладывать по рации. Спустя час или около того, меня уже вели к моей новой камере. Надеюсь, хоть здесь я отсижу свои оставшиеся десять месяцев и забуду всё как страшный сон.

Стоило лишь двери за мной закрыться, как мне под ноги прилетело белое полотенце. Я посмотрел на своих новых сокамерников, они выжидающе смотрели на меня. И что теперь? Я слышал что-то о зековских шутках, загадках и ритуалах, но столкнулся с этим впервые. Ну не занимались мы подобной чепухой в нашей компании, не до этого нам было! А тут, смотрю, парни совсем молодые сидят, только один из них сухой, морщинистый и седой, сидит посреди камеры голый по пояс и весь в наколках блатных. Я опустил глаза на полотенце. Переступить, отбросить, поднять и передать, ноги вытереть? Что из этого считается правильным?

Ладно, была не была, долго стоять на месте тоже не стоит. Я перешагнул через полотенце и поприветствовал всех:

-- Всем привет, мужики! Меня зовут Илья Петухов, буду теперь с вами сидеть!

Я протянул свою трёхпалую руку самому старшему из сокамерников. Он на неё даже не посмотрел. Его взгляд буравил меня насквозь. Наконец он глубоко вздохнул и хрипло произнёс:

-- Ты первоход?
-- Что, простите? - уточнил я. Собеседнику вопрос явно не понравился. Он его повторил с большим нажимом. Подумав, я ответил: -- Я сижу первый свой срок. До этого я два с половиной года провёл в другой колонии. Сегодня меня переве...
-- Не понял, -- перебил меня старший, -- тебя разве не учили культуре? За два года можно было выучить основы. Как в хату входить, как приветствовать, как со старшими общаться. И кого ты тут мужиками назвал?

Я влип. Не знаю во что, не знаю как, но влип я конкретно. Если в далёком две тысячи двадцать первом году я был счастлив, что попал в "нормальную" тюрьму, где нет идиотских правил, над которыми все смеялись в интернете, то теперь я в ужасе от того, что судьба завела меня в нормальную тюрьму, где царит арестантский уклад, в котором я разбираюсь не больше, чем в квантовой физике.

-- Илья Петухов, значит, -- продолжил говорить старший. -- Знаю, совет запоздалый, но всё же: я бы на твоём месте с такой фамилией сто раз подумал, прежде чем что-нибудь незаконное делать. -- Зеки начали неприкрыто смеяться. Ясно, значит, мы вряд ли подружимся. -- Ни за что не поверю, что за два года ты не выучил традиции. Вон, даже наш Лёха их выучил, хотя у него пять классов образования.

У меня тут же родилась реплика, которая чуть не вылетела с языка: "Пацан как раз потому и школу не окончил, что голова дерьмом была забита". Я вовремя подавил желание это сказать, ведь умом-то я понимал: Лёха здесь, кем бы он ни был, на гораздо более высоком счету, чем мне повезёт быть. У него прямо на лице написано, что он с малого детства в теме воровского промысла, и сейчас он ни чуть не жалеет о своём жизненном пути. Это я один здесь, видимо, невинно осуждённый. Эх, если бы я тогда не нажрался на той свадьбе и ко мне не стал приставать тот очкарик, я б на нарах не торчал.

-- Так что не серчай, Илья, но незнание традиций не освобождает от ответа за их нарушение. А ты с первой минуты своего присутствия нарушил... Сколько? -- старший обернулся к своим ребятам.
-- Я до стольки даже считать не умею, -- улыбнулся Лёха.
-- Ты слышал, Илья. Не знаю, в каком санатории ты провёл два с половиной года, но здесь никаких поблажек не будет.

И поблажек действительно не было. Три последующие месяца, тянувшиеся бесконечность, были настоящим кошмаром наяву. Надо мной, тридцатисемилетним мужиком, издевалась шайка малолеток во главе со старым хрычом. Боль, унижения и насилие были неотъемлемой частью моего дня. Моя давняя боязнь почесаться казалась теперь такой наивной и глупой. И я бы сейчас всё отдал ради рецепта ведьминского зелья, от которого немеет всё тело.

После каждого приёма пищи все мои сокамерники отлучались куда-то на час-полтора, после чего возвращались в камеру или на работы как ничего не бывало. Иногда они приходили в хорошем распоряжении духа, но гораздо чаще -- совсем наоборот. В такие моменты мне попадало особенно жёстко, на мне явно срывали какую-то обиду. Хотя нет, это слово здесь табуировано, это я уяснил на второй день своего пребывания здесь. Они вымещали на мне свою душевную боль, ведь нет ничего приятнее, чем видеть, как кому-то хуже чем тебе. Переломным стал день, когда я стоял за своим станком и ко мне подошёл охранник.

-- Это ты Илья Петухов?
-- Да, это я.
-- Пройдём. К тебе посетитель.

Ничего не понимая, я обесточил станок и направился вслед за сержантом. Он привёл меня в комнату для свиданий, где уже сидела какая-то женщина. Я её раньше никогда не видел, но мне стало страшно, если она сейчас заговорит и я узнаю её голос. Задатков гения у меня никогда не было, но сложить два и два и понять, кто ещё мог ко мне прийти на свидание, было не самой сложной задачей.

-- Садись, Илюша. Времени у нас не так много, поэтому перейдём сразу к делу...
-- Нет, уж, подожди с этим, -- чуть не срываясь на крик, ответил я -- никаких дел я с тобой иметь не хочу!
-- Но-но, ты так не загоняйся, милок. Ты ещё даже не знаешь, от чего отказываешься.
-- И знать не хочу! Ты же мне всю жизнь испортила! -- от злости и чувства беспомощности у меня невольно потекли слёзы. -- Что, совесть замучила, и решила сама прийти? И вообще, это точно ты? Или снова вселилась в кого-то? Не похожа ты...
-- ..на древнюю старуху с огромными бородавками и зелёной кожей? - шутливо перебила меня женщина. -- Приму за комплимент. Я, знаешь ли, привыкла за собой ухаживать. И, что бы ты знал, поддерживать молодость куда проще, чем куклить людей. А обвинять меня в своей испорченной жизни не стоит, дурачок. Ты мне сам позвонил, помнишь? Ты меня отвлёк от очень важного дела, вот я и разошлась немного, с кем не бывает. Не надо обижаться на бабушку.
-- Ты монстр! Я не знаю как ты это делаешь, но это же ненормально! Это бесчеловечно!
-- Тебя послушать, так все вокруг неправы. И отчислили тебя ни за что, и Егорка, откосивший от армии, -- слабак и предатель Родины, -- и посадили тебя ни за что, и традиции на зоне дурацкие... Мне продолжать? Список долгий, Илюш, а времени у нас мало. Я хочу дать тебе шанс выйти отсюда раньше срока.
-- Не-не-не! -- Запротестовал я и хотел уже встать и уйти. -- Мне осталось сидеть всего семь месяцев! Дай мне отсидеть спокойно и забыть это...
-- ... как страшный сон, да? -- улыбнулась ведьма. -- Спокойно отсидеть тебе не дадут, ты сам знаешь. Я же хочу даровать тебе не просто свободу, а красивую жизнь. Станешь моим учеником. Будем вместе борцами за справедливость, как тебе? В тебе большой потенциал, Илюш. Я не сразу это разглядела, но теперь сомнений нет: из тебя выйдет превосходный ведьмак!

Я сел обратно. Звучит заманчиво, но... Подозрительно? С чего бы это вдруг ей перестать издеваться надо мной и звать в свою команду? А, хрен с ним, один раз живём. Вдруг я действительно всё это время проходил какое-то испытание, которое успешно завершилось? Но не совершу ли я самую большую ошибку в своей жизни, если поверю ведьме после того, что она сделала той ночью? Я откинулся назад на спинку стула, закрыл руками глаза, и мой рот сам произнёс:

-- Ладно, хрен с тобой, я согласен. Только никакого интима, поняла?
-- И не мечтай даже. Значит так, слушай меня внимательно, что ты должен делать...

Я слушал её, словно от этого зависела моя жизнь. Хотя, если подумать, так оно и было на самом деле. Её голос раздавался словно раскат грома, хотя я понимал, что на самом деле она еле слышно шепчет. Её слова обволакивали мой разум, как паутина -- муху. Я слушал её и сам не верил в то, что я всерьёз намерен это сделать. Чувство беспомощности начало таять -- ему на смену пришла уверенность в себе и в завтрашнем дне. Да, мне уже прямо сейчас не терпится выйти отсюда и приступить к задуманному. Прошлый Илья Петухов мне вдруг показался каким-то смешным и нелепым. Проклинать Зинаиду было действительно глупо, ведь она на самом деле замечательный человек и мудрый наставник.

Улыбнувшись, я попрощался с ней и направился к выходу. Охранник, стоявший всё это время у двери с остекленевшим взглядом, вдруг часто заморгал и спросил:

-- Вы уже закончили?
-- С ней -- закончил, -- ответил я. Улыбка всё никак не хотела сходить с моих губ. -- А может, только начал.

***

Голос Зинаиды всё ещё вертелся у меня в голове, как аудиозапись. Я точно знал куда идти, хоть ни разу не был в этих местах. Раньше я не замечал дверь в актовом зале, ведущую в этот коридор. Оно и не мудрено: слишком уж хорошо она была замаскирована и скрыта от ненужных любопытных глаз.

В конце коридора стоит дверь, за которым раздаются голоса. Знакомые мерзкие голоса: несколько молодых и один хриплый, старческий. Вдруг они стихли, и один из них произнёс спустя пару секунд тишины:

-- Василий Анатольевич? Вас беспокоит служба безопасности банка, старший капитан Кузнецов Владислав Георгиевич...

Перо заблестело у меня в руке. До свободы мне осталось всего ничего. Молодой Лёха ещё даже не подозревает, что это его последний звонок.

К несчастью Косого, места под столом уже не было. Поэтому он просто повалился на кровать и начал душить лицом подушку. Кабан, весь красный, сидел рядом со мной, тяжело дыша и вытирая со лба пот. Да, сегодня я был в ударе, даже не смотря на адский гул в голове. Хотя эта боль мне даже играла на руку: мой голос звучал более убедительно, словно я действительно убитый горем парнишка, совершивший что-то очень плохое. А ведь когда-то мне и притворяться не надо было...

-- Бабушка, с тобой хочет поговорить товарищ ка-капитан. Я передаю ему трубку. -- я положил телефон на колени, зажал микрофон и откашлялся. Изображать писклявый подростковый голос -- это весело, конечно, но связки не резиновые. Теперь можно поговорить и своим обычным голосом, разве что придав ему немного строгости и холодности. -- Добрый день, Зинаида Станиславовна! Вас беспокоит капитан полиции Терешков Валентин Владимирович. Как вы слышали, ваш внук Кирилл сегодня утром сбил на пешеходном переходе человека. Не насмерть, не беспокойтесь. Сейчас этот человек находится в больнице с переломами рук и ног. Семья пострадавшего согласна не подавать в суд на вашего внука, если вы внесёте штраф в сумме 550 тысяч рублей до 20:00.
-- Но Кирюша ведь говорил про 450 тысяч! -- чуть не плакала бабка. Держится ещё.
-- Он ошибся. Семья потерпевшего требует именно столько, сколько я вам озвучил. Я сейчас вам в СМС отправлю номер карты, на которую нужно перевести деньги. Иначе Кирилл будет сидеть в тюрьме очень и очень долго!
-- Я всё сделаю, товарищ капитан! Всё сделаю ради Кирюшеньки! Хозяйство продам, дом продам, себя продам, но единственного внука в беде не оставлю!
-- Слышал, Кирилл, какая у тебя любящая бабуш... -- не успел я договорить свою хохму, обращаясь к фантомному пацану, как услышал в трубке истерический смех старухи:
-- А знаешь, Илюша, я вдруг передумала. Пущай его посадють к вам в камеру! Хоть уму-разуму наберётся!

Меня прошиб озноб. Рука с телефоном перестала слушаться и будто приросла к уху. Откуда она узнала моё настоящее имя? Я ведь его не мог произнести? И мужики молчали. И сейчас они смотрят на меня и не понимают, почему я резко замолчал и сижу-дрожу с отвисшей челюстью.

-- Что, не ожидал? -- не унималась старая карга. -- То-то же. До скорого, касатик!

И пошли гудки, барабаня по моей черепушке. Проклятая бабка! Что это вообще было? Мужики всё ещё смотрели на меня в ожидании, что я сейчас чего-нибудь отмочу, а я всё молчал. Некого было разводить - не мамонт сорвался, да ещё так, что звонить больше никуда и никому не хотелось.

-- Она... -- выдавил я из себя, -- насобирает, найдёт к вечеру.
-- Красава, братан! - взревел Лёха и вдарил мне по плечу. -- Мастер! Ну чисто театрал!

Косой тут же достал горькую и разлил всем в стаканы. Все опрокинули махом, я даже не притронулся. Положив телефон на стол, я полез на свою шконку и уставился в потолок. Мысли вертелись в моей голове как бешеные, со мной ещё никогда не было такого. Симка левая, телефон краденный, карта оформлена на лоха-нарика с другого конца страны. Нигде не должно всплывать моё имя, а бабка его как-то узнала за считанные минуты. Не простая это старуха, ой не простая...

За всеми этими размышлениями я не заметил как меня вырубило. Проснулся я когда все уже спали. Только Лёха не спал. Он сидел на своей шконке и смотрел на меня. Пристально так, не отрываясь. Давно это он так? Странно как-то.

-- Да нет, не очень давно. Минут пять всего, -- сказал вдруг Лёха.
-- Чего? -- не понял я.
-- Любуюсь тобой уже минут пять как, касатик, -- ответил Лёха и улыбнулся.

Касатик... От этого слова мне вдруг поплохело. С чего вдруг он произнёс это слово? Не мог же он услышать бабку из динамиков этой допотопной мобилы.

-- Нет, не мог. -- ответил Лёха. - И не услышал.
-- Лёха, что ты несёшь? -- не выдержал я. -- Ты будто мои мысли читаешь.
-- Хватить задуряться, Илюша. Ты же понял, что не Лёха я, а старая глупая бабка, у которой внук -- малолетний беспечный ездок, так ведь?
-- Не смешно, прекращай!
-- А я и не говорила, что будет смешно. Хотя кому как. Лично я еле как сдерживаю смех. Негоже всё-таки честной народ будить среди ночи, правда?

"Лёха" ловко соскользнул со своего места и подошёл ко мне ближе, пока наши лица не приблизились вплотную друг к другу. Изо рта у него всё еще разило бормотухой.

-- Тебе сейчас очень хочется проснуться, да? Проснуться и забыться. И чтобы я была нереальной, и звонка того не было, и исподнее твоё было сухое. Да-да, я чувствую это, прямо отсюда, яснее чем ты чувствуешь перегар своего друга. Но вот какой момент, Илюша. Ты-то, может, и проснёшься, а вот твои друзья -- уже нет.

"Лёха" поднёс к моим глазам листок бумаги, который я сразу же узнал. Это была та самая распечатка, с которой мной был выбран злополучный номер.

-- Ох, касатик, как много здесь имён! И надо же было тебе позвонить именно мне! Я у тебя даже спрашивать не буду, откуда у вас мой номер, да ещё и с полными инициалами. У вас свои секреты, у меня -- свои. Только вот нет у меня внука Кирилла. У меня лишь Антошка да Степашка, славные парни, не то что этот оболтус Кирюша. -- "Лёха" зашёлся громким смехом, переходящим в хрюканье. Отлично, может это разбудит остальных, и тогда мы вместе... -- Нет-нет, Илюша, ты, кажется, не понял, но я сказала, что твои друзья уже не проснутся. Тебе в темноте плохо видно, но ты поверь. Но не переживай, они совсем не мучались. А Лёха будет мучаться долго. Это ты уже увидишь сам.

Я хотел было залепить "другу" затрещину, и уже было замахнулся, но вдруг осознал, что что-то не так. Я совершенно не чувствовал ничего: ни напряжения мышц, ни зуда на месте свежих шрамов, ни давления со стороны кровати, ни даже головной боли. Вообще ничего. При этом я точно видел, как поднимается одеяло в том месте, где должна быть рука, которой я замахнулся. Я попробовал поднять вторую руку, и у меня это вышло, но я не ощущал её своей. Она была будто онемевшая... Хотя нет, хуже: она была будто отделена от меня, словно это какой-то посторонний предмет, который я поднял силой мысли.

-- Что, непривычно, Илюша? Это всё ваш чаёк. И некоторые другие травки, которых тут у вас в избытке... Хорошо сидите, архаровцы!
-- Ты... о чём? -- прохрипел я.
-- Вот всё тебе расскажи, да? -- улыбнулась бабка Лёхиными губами. -- У меня свои секреты, у вас -- свои. Скажу лишь, что ты тело своё не будешь чувствовать ещё около двух-трёх часов. За это время я столько всякого успею с ним сделать, на что у тебя даже фантазии бы не хватило... Ты правша или левша?
-- Л-левша, -- чуть не плача произнёс я, осознавая последствия.

Бабка наклонила набок шею и подняла брови в ехидной улыбке:
-- Неужели после всего, что здесь происходит на твоих глазах, ты надеешься меня обмануть? Ладно, выбери палец, который тебе меньше всего жаль, и больше ты меня не увидишь.
-- Безымянный! Режь безымянный, ведьма, и уйди! Уйди! -- верещал я, размахивая руками и ногами. Точнее, пытался ими размахивать: оказывается, в моём состоянии очень непросто давать каждой конечности отдельную команду к действию, поэтому я быстро сдался.

Лёха достал из закрома перо, поднял моё одеяло и начал там возиться. Потолок начал ходить в сторону. Ясно, значит, кровать сильно качается от движений бабки. Всё, что мне оставалось, -- это глядеть в никуда и думать о том, как до этого вообще всё дошло и как это возможно. Спустя какое-то время -- пара минут, час или вечность, -- потолок остановился на месте, а Лёха, довольный, отошёл от шконки и вытер пот со лба. В руке у него, конечно же, был мой палец.

-- Илюш, я забыла, что ты мне говорил, поэтому отрезала другое. Ну, прости бабку старую, совсем с памятью плохо стало. Вот тебе сувенир, на воротник себе повесишь.

С последними словами ко мне в лицо прилетело то, что я принял за свой палец. Рассматривать его совершенно не хотелось, поэтому я просто крикнул ей:

-- Я не знаю кто ты такая и чего тебе надо, но перестань! Да ты пойми, что это работа у нас такая! На хлеб, на чай, на сигареты надо зарабатывать! Никто нам не шлёт посылки, понимаешь? Никому мы нахрен стали не нужны, как на нары попали! Ты ела вообще местную баланду? Это же не еда -- это помои!

Лёха меня будто не слушал. Он отвернулся от меня и за чем-то суетился. Но я не унимался:

-- Ты же должна понять! Ты же колдовством промышляешь! Разве ты лучше нас после такого? Разве тебе нас судить? Нас уже осудили, и мы уже отбываем справедливое наказание!
-- Справедливое, говоришь? -- откликнулась вдруг ведьма и повернулась ко мне лицом. В её руке была чашка, в которой явно что-то плескалось. -- Наказание ли? Ты сел сюда за пьяную драку на свадьбе. Ты жестоко избил брата невесты за то, что он не служил в армии.
-- Да не за это! Там слово за слово, и... Да и пьяный я был!
-- Ты этим оправдываешься? -- на лице Лёхи больше не было ухмылок и каких-то намёков на истерический ведьминский смех. С каждым произнесённым словом он становился всё грознее и серьёзнее, я буквально ощущал, что он давит меня своим взглядом. -- Ты здесь из-за того, что испортил жизнь одному человеку и его близким. Но, находясь здесь, ты нанёс гораздо больший вред многим семьям по стране. Веселясь и захлёбываясь от смеха, ты обрекал на голодную смерть старушку за старушкой. Ты не считал их за людей, для тебя это было мясо; мясо, несущее последние кровные на твой счёт.
-- Счёт не мой, он...
-- Закрой рот, когда старшие говорят! Ты не проводи между нами параллели. Да, я ведьма, колдунья, называй как хочешь. Но я никогда не врежу обычным людям. Свои силы я использую для самосуда против тех, на кого нет никакой управы или кого трудно найти... За скромную плату, конечно же. Но сегодня произошло нечто из ряда вон выходящее: ты сам меня позвал.
-- И что теперь? -- холодно спросил я. В общем-то мне было уже всё предельно ясно. -- Убьёшь меня? Как Косого с Кабаном?
-- Нет-нет-нет, что ты, касатик, -- Лёха снова улыбнулся, -- тебя я не буду убивать. Но ты будешь умолять меня о смерти и каждый новый день будешь ждать, когда всё это уже закончится.

Это было последнее, что я слышал из уст своего лучшего друга, с которым мы были знакомы ещё до жизни по режиму. Как только бабка договорила, она махом выпила всё содержимое чашки в один глоток. Затем она разжала руку, чашка грохнулась об пол, а в глазах Лёхи появился тот самый взгляд, тот самый Лёхин взгляд, который ни с каким другим не перепутаешь. Он беспокойно глянул на меня, хотел что-то сказать или спросить, но вдруг начал истошно сипеть. Не понимая, что происходит, он скрестил руки на шее забегал по камере, без разбора сбивая всё что было на полу. Не прошло и пары секунд, как он обо что-то споткнулся и распластался по полу. Лёха ещё долго продолжал валяться на полу, сипеть и биться в агонии, пока наконец не затих.

Я лежал в одной камере с трупами до шести часов утра. Как бабка и обещала, тело я начал чувствовать уже скоро, и это был кошмар наяву. Ведьма явно не ограничилась одним лишь моим достоинством: всё моё тело кричало; на нём, по ощущениям, не осталось ни единого места, над которым не надругалась старуха Лёхиными руками. Я чувствовал, что одеяло намертво прилипло ко мне, пропитавшись кровью и другими выделениями.

***

Одиночная камера, мягкие стены, безвкусная масса на обед -- вот итог моего последнего звонка несколько недель, месяцев или лет назад. Никто не хотел мне верить, что в моего сокамерника вселилась ведьма, которая чужими руками перерезала Косому и Кабану глотки во сне и издевалась надо мной, а затем "покончила с собой", выпив какую-то самодельную отраву из чайных листьев, табака и бог знает чего ещё. Порой я слышу, как менты или санитары стоят за дверью и словно невзначай обсуждают меня, будто не знают, что мне их отлично слышно. О, сколько версий произошедшего я услышал, одна фантастичнее другой. Вот только какие бы небылицы обо мне не распространяли, правда куда страшнее. Но им не понять! Не понять...

-- Заключённый, забрать трапезу! -- прозвучал голос за дверью. Я открыл узкое оконце в нём, и оттуда мне поднесли поднос с очередной мерзостью. Не успел я полностью вытащить свой обед (или завтрак, или ужин), как тот же голос произнёс: -- Только кушай аккуратно, не подавись, касатик!