Серия «Однажды старый Ли»

Сбывшееся предсказание

Однажды старый Ли пригласил к себе в дом гадальщика по Книге Перемен. А известен этот гадальщик был тем, что иероглифов не разбирал, и уж тем более, не изучал великую книгу в детстве, а просто врал, что ему в голову придёт, и обирал простодушных горожан. И вот сидит он перед художником, выбрасывает гексаграмму за гексаграммой и плетет заумные фразы, которые кажутся ему многозначительными.

— Скажи мне, мудрый человек, смогу ли я стать богатым и проводить свои дни в праздности до самой смерти? — спрашивает старый Ли, пряча улыбку.

Гадальщик вглядывается в иероглифы, шевелит губами и плавно возглашает:

— Кто гонится за многим, не получит и малого, а кто довольствуется малым, обретет весь мир!

— Вот, надумал я жениться, присмотрел подходящую вдову. Сваха говорит, что брак будет удачным, а я сомневаюсь, стоит ли на старости лет связывать свою судьбу с чужой?

Гадальщик опять мечет монеты, взмахивает над ними яркими рукавами и говорит протяжно:

— Не зря говорится: есть в мире инь и ян неспроста, если ты рожден мужчиной, тебе нужна женщина, иначе пусто и холодно в доме!

— Но перед тем, как вступить в брак, хочу посетить я горный храм и могилы предков. Будет ли удачным мое путешествие?

— Опасайся разбойных людей, ибо меч крепче руки и копье длиннее ноги!

Старый Ли уже чуть по полу не катается от смеха, но сдерживается и задает последний вопрос:

— Знаю я, что дурной человек пытается меня обмануть. Так как мне с ним поступить, прибить или простить?

Гадальщик строит важную мину и горделиво произносит:

— Слова могут нанести вред, молчание же — никогда! Если тебе вредят словом, накажи лихоимца по своему желанию!

Старый Ли поднял палку и отходил мошенника по бокам, приговаривая:

— Если бы я бил тебя, как того хочет мое сердце, места бы на тебе живого не осталось! Спасло тебя лишь то, что хоть один раз, да сказал ты слова из священной книги! А может быть, — опуская палку и смиряя одышку, добавил художник вслед убегавшему гадальщику, — и то, что нет в моих руках прежней силы.

Показать полностью

Госзаказ

Однажды старый Ли размечтался. «А вот если, — размышлял он, — вдруг мимо моего дома проедет какой-нибудь важный сановник. И тут, прямо у порога, подломится колесо его повозки. Пошлют за шорником, а сановнику что делать? Естественно, я поспешу к нему из дома и приглашу отведать свежего чаю с тыквенными семечками. Кто же откажется от такого угощения!

И вот, пощелкивая семечки он осмотрит снисходительно мое бедное жилище и вдруг увидит незаконченные ширмы. И одна из них привлечет его изяществом рисунка и благородством оттенков. И он повелит принести шкатулку, и достанет свою печать, и мы заключим договор на две дюжины, нет, на двадцать дюжин превосходных ширм, которые поставят в богатых палатах, в присутственных местах, кто знает, может, даже в покоях у матери императора! Деньги потекут ко мне рекой, и я проведу остаток дней в блаженстве и ничегонеделании».

И тут — вы представьте только, чего на свете не бывает! — старый Ли услышал громкий треск и в волнении выбежал на улицу. Прямо перед его порогом валялась поломанная повозка, полная битых фарфоровых ваз, а вокруг нее в отчаянии бегал торговец, пинал волов, которые, правду сказать, ни в чем не были виноваты, хлестал по щекам возницу и проклинал нанкинские дороги.

Что же узнал художник, когда торговец успокоился? Вазы эти, весьма тонкой работы, предназначались для поместья одного из главных министров. Но теперь товар безнадежно испорчен, заказ придется восполнить из собственных средств, да ещё заплатить немалый штраф за задержку, что повлечет, конечно, огромные убытки.

Старый Ли был гостеприимным хозяином, и, конечно, пригласил бедолагу в дом, заварил свежего жасминового чая, предложил тыквенных семечек и все два часа, что рабочие поправляли повозку, выслушивал его сетования.

И думал в это время, как хорошо, что его маленькая мастерская не занимается госзаказами.

Показать полностью

Плошка риса

Однажды старый Ли рисовал плошку с рисом. Просто так рисовал, для души. Когда ты столько лет расписываешь ширмы, все эти высокие мотивы — карпы в императорском пруду, взлетающие с цветов птицы, слива весной, одинокая сосна, горная тропинка, раскрывшийся пион — все эти общепризнанные красоты становятся привычными и пресными, как... Да как вот та самая плошка с рисом, если не сдобрить ее мясным соусом или квашеными овощами.

А обыденные вещи, те, что мы видим каждый день и не замечаем, — разве они не прекрасны? Чашечка сливового вина на лаковом подносе. Новая рубаха из неотбеленного шёлка. Стриженая голова трехлетнего мальчишки, только что в первый раз узнавшего, что такое ножницы для волос. Глиняный чайник, в котором уже бессчётное число раз заваривали чай. Гонг, с которым буддийские монахи расхаживают по дворам. Та сама плошка с рисом, наконец!

Плошка, которую так сложно нарисовать. Видна каждая отдельная рисинка, но, между тем, существуют они не отдельно, а все вместе. Совсем как Китай — страна, состоящая из тысяч и тысяч мужей, каждый из которых имеет свое лицо, но лишь все вместе они становятся лицом самого Китая.

Кисть старого Ли мелькала над листом бумаги, словно голубая стрекоза над гладью лотосового пруда. А сам старый Ли все глубже погружался в свои мысли, и плошка риса, нарисованная в сотый раз, уже почти не отличалась от настоящей.

Любовь и красота

Однажды старый Ли вспоминал всех женщин, которых когда-то любил. А поскольку сидел перед листом толстой рисовой бумаги, рука сама собой потянулась к кисти, и стал он рисовать по памяти портреты всех, кто был когда-то мил ему.

Изящные фигурки и прелестные личики споро появлялись перед ним и перед его расторопным учеником, который не забывал обновлять тушечницу, когда в старой кончался запас драгоценной краски.

Изрисовав лист кругом, старый Ли сидел еще какое-то время молча, а потом посмотрел на мальчика затуманенным взглядом и вздохнул. Тот пребывал в той романтической поре, когда отроку и стыдно и сладко узнать новое о женщине, а потому сидел, не дыша, ожидая, что художник поделится с ним воспоминаниями о запретном. Но так ничего и не дождался, так что решился задать наводящий вопрос:

- Господин Ли, неужели вам так повезло, что вы встречали только выдающихся красавиц, которых изобразили на этом листе? Ведь они прекрасны, как сама Си Ши!

Старик задумался, как ответить. Сказать ли юнцу, что с годами все прошлое покрывается розовой дымкой, и в памяти встреченные когда-то люди, деревни, города и поля кажутся куда красивее, чем были? Напомнить ли банальную истину, что тот, кто мил нашему сердцу, тот и хорош для наших глаз? Посмеяться над его отроческой заботой и обидеть словами о том, что в определенном возрасте любая баба кажется невероятной красоткой?

Но слова были бы пусты, ибо не выражали той мягкой и светлой печали, которую чувствовал сейчас старый Ли. Поэтому он еще раз вгляделся в изящные изображения и просто ответил:

- Да, сынок. Все они были прекрасны, как сама Си Ши.

Устный счёт

Однажды старый Ли считал свои годы.

- Три года я провел во младенчестве, три в беззаботном детстве. Потом семь лет обучения книжной премудрости, пять лет обучения живописи. Итого восемнадцать.

Затем девять лет я только докрашивал фон и рисовал самые простые вывески. Еще пять лет делал работу сам, но печать ставил мой учитель. Потом, наконец, получил печать и года три жил в нищете, перебиваясь редкими заказами. Это будет семнадцать, всего тридцать пять.

Потом двадцать три года расписывал ширмы, двадцать три года малевал вывески, и двадцать три года жил в относительном довольстве. Это, выходит, шестьдесят девять, итого сто четыре.

Да, но ведь еще лет восемь я пил, лет пятнадцать шутил… А с другом моим , старым Ваном, я вообще знаком уже шестьдесят пятый год… - Старый Ли задумался на минуту и воскликнул:

- Ну и дела! Выходит, я живу на свете уже почти сто девяносто два года!

Тут его ученик, все это время растиравший прилежно тушь, поклонился и робко сказал:

- Господин Ли, зачем вы складываете все эти годы, ведь очевидно, что некоторые события происходили одновременно?

- Ну, допустим, - согласился старик. – Дружить со старым Ваном и одновременно шутковать и пить, я, естественно, мог. Вычтем лишнее. Все равно получается знатная цифра - сто шестьдесят девять лет! Что ни говори, я пожил достаточно, - и довольно засмеялся.

Молодость

Однажды старый Ли вспоминал молодость в кругу друзей. И каждому на ум приходили самые чудесные, самые привлекательные картины.

Первая любовь. Первое путешествие в горы. Первый успех у публики. В общем, в годы юности небо было голубее, солнце зимой грело больше, а летом палило не так безжалостно, все девушки были прелестны и благосклонны... Да, что и говорить, молодость есть молодость!

И только старый Ли вспоминал грустные истории. Как учитель бил его по вытянутым рукам гибким прутом, а распухшие раны заставлял мыть соленой водой. Как прекрасная девушка улыбнулась ему однажды, а в тот же вечер он узнал, что красотка давно просватана за мясника. Как не на что было хоронить мать, и он заложил лавку — единственное наследство и память о родителях, да так потом и не смог выкупить ее обратно. Как хитрый заказчик обманул неопытного тогда художника и оплатил ему только треть заказа, а после долгого суда вернул долг червивым рисом.

— Ну, что ты вспоминаешь только печальное! Ведь было же в твоей юности что-то прекрасное!

— Было, — улыбнулся старый Ли. — Моя юность. Так что теперь, вспоминая все эти горькие вещи, вовсе не обиду чувствую я. Я радуюсь, понимая, что молодость помогала мне преодолеть серьезные беды, в то время как сейчас я не в силах переступить порог своего дома, не опираясь на плечо ученика.

Друзья вздохнули и задумались. Но тут старый Ван вспомнил забавную историю о том, как он в четырнадцать лет украл флягу рисового вина у местного кабатчика и упился в стельку, и печаль забылась.

Новая острота старого Ли

Однажды старый Ли придумал шутку. Это была потрясающая, совершенно оригинальная, невероятно запоминающаяся шутка, подобной которой еще не было на земле. Оставалось только дождаться подходящего часа. Больше всего шутка подходила для Нового года, а до праздника оставалось всего-навсего девять дней.

Но старый Ли едва вытерпел эти девять дней! Так сложно было ходить среди людей и ни взглядом, ни словом не выдать, что у него готова новая острота, которая потрясет весь квартал, да что там, весь Нанкин, а, может статься, и весь Китай! От волнения последнюю, девятую ночь  художник не спал. Бродил, закутавшись в старые одежды, подбитые ватой, по крохотному дому, заваривал чай, стараясь не разбудить мальчика-ученика, пил бодрящий напиток и от того становился все раздраженнее и нетерпеливее.

Но наконец час пробил! Нанкинцы обрядились в самые свои красочные и пестрые платья и принялись посещать соседей и родню с поздравлениями и благодарствиями. При этом все готовят множество кушаний, из которых самым главным считаются пельмени. Эх, госпожа Ван готовит такие пельмени! При воспоминании о них у старого Ли рот наполнился слюной, а зубы принялись лязгать. Подхватил он подготовленный давно подарок — парные ширмы для кабинета — и побежал к другу.

А тот уже встречает гостей, как принято, одетый в новый яркий наряд. И только он совершил положенный поклон перед приятелем, как старый Ли в восторге закричал:

— Да у тебя вся спина белая!

Ох, и хохотали же все слышавшие эту шутку! Да и весь квартал, по которому весть о новой выходке художника разнеслась в мгновение ока, да и весь Нанкин, да и — кто знает? — может быть, и весь Китай.

Новая соревновательная игра на Пикабу

Нужно метко прыгать по правильным платформам и собирать бустеры. Чем выше заберетесь, тем больше очков получите  А лучшие игроки смогут побороться за крутые призы. Жмите на кнопку ниже — и удачи!

ИГРАТЬ

Об истинной гуманности

Однажды старый Ли обсуждал со своими друзьями, что есть истинно гуманный человек.

— Не имеет значения, собирал ли ты богатства, чтобы оставить своим детям, или копил деньги, чтобы поддержать престарелых родителей, или спустил все в местных харчевнях и домах бабочек и цветов, — рассуждал художник. — Дела не важны, ибо они не отражают то, каков ты в сердце своем.

Поэт старый Ван кивнул и продолжил важно:

— Действительно, разве не видим мы тьму примеров о том, как заботятся дети о старых отце и матери всего лишь потому, что страшатся людской молвы, а в душе стыдятся немощи своих родителей и, кто знает, может, даже в тайне желают им смерти!

— Случается и так, — подхватил лекарь, — что жена ухаживает за заболевшим мужем и тратит великие деньги на лекарства и врачей всего лишь опасаясь, что, если он умрет, будет вынуждена влачить свои дни в нищете, довольствуясь малой вдовьей долей!

— В то время как, — вступил харчевник, стоявший почтительно рядом и перебиравший ногами от нетерпения, словно скаковая лошадь, — нередки случаи, когда вольный гуляка и выпивоха, казалось бы, тратящий деньги налево и направо, на деле оказывается любящим сыном и преданным мужем, готовым жизнь отдать за родных. Не говоря уже о том, — добавил он, несколько стыдясь своих слов, — что своими тратами он поддерживает семейство почтенного хозяина харчевни, а также торговцев вином, не забудем также и веселых певичек!

— Но, — заметил старый Ли, отхлебнув большой глоток белого чая. — И по мыслям и чувствам людей мы не можем судить о том, истинно ли они гуманны. Ибо думая, что понимаем движущие силы других, мы впадаем в самообман, всего лишь приписывая им наши собственные душевные заботы и порывы.

Все задумались.

— Так, стало быть, — нарушил молчание старый Ван, — мудрому человеку не стоит и вовсе судить о том, кто гуманен, а кто нет?

Старый Ли кивнул.

— Да, — воскликнул воодушевленный лекарь, — не так ли поступал и сам великий Кун Цзы, если правдивы его слова, донесенные до нас верными учениками!

— А все ж таки, — вздохнул старый Ли. — Знать о том, истинно ли гуманен твой близкий друг или вот хотя б сам премудрый Кун Цзы, страшно хочется!

Все вздохнули и согласились.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!