Серия «Однажды старый Ли»

Чуть не опростоволосился!

Однажды старый Ли наблюдал, как его соседка, госпожа Бао, облачившись в одежды, расшитые облаками, и прикрепив к высокому гребню искусно сделанный цветок, расхаживает горделиво по своему двору.

— Вот ведь старая дура! — думал про себя художник, — разрядилась и выступает плавно, словно павлин в императорском саду. Как бы ее подколоть побольнее?

И не нашел ничего лучше, как соорудить на голове пучок, воткнуть в него две шпильки с позолоченными головками, набросить на плечи ритуальный коврик и в таком нелепом виде приняться гулять по двору, бросая важные взгляды на соседку. Естественно, та скоро заметила старого насмешника, но, поскольку была с детства слаба зрением, не обиделась, а только поклонилась в знак приветствия.

Старый Ли поклонился в ответ, уязвленный в самое сердце, что его выходка не удалась, а потом ушел со двора в дом, хлопнув дверью, и принялся жаловаться верной служанке.

— Что тут странного, что госпожа Бао нарядилась? — воскликнула всезнающая служанка. — У нее есть повод для праздника: ее второй зять сдал последний государственный экзамен и получил уже должность в судебной палате!

Старый Ли засуетился, стал бегать по комнате и заглядывать в сундуки и шкафчики.

— Что вы ищете? — спросила служанка.

— У меня где-то тут был веер, расписанный цветами алого пиона, и нефритовый гребень. Надо скорее  сочинить поздравительное письмо, сделать красивый сверток и послать все это госпоже Бао, пока я окончательно не опростоволосился! Поистине надо поддерживать хорошие отношения с соседкой, если у нее зять в судебной палате!

Посланцы богов

Однажды старый Ли подобрал бродячую кошечку и, умиляясь, кормил ее утиными потрошками.

— Зачем вы тратите такое лакомство на ничтожное животное? — возмутилась верная служанка. — Я хотела замариновать их на сычуаньский манер и подать к ужину! А теперь вам придется довольствоваться простой лапшой.

Старый Ли усмехнулся и погладил кошечку по бархатной шерстке.

— Смотрите! Она напрудила лужу у самых дорогих ваших туфель, тех, что отделаны шелковыми кистями! — продолжала возмущаться служанка.

Старый Ли бросил мимолетный взгляд на обувь и принялся играть с кошечкой своим поясом.

-Ой! — завизжала служанка, — она удавила цыпленка госпожи Бао и притащила его на самый наш порог!

Тут старый Ли не выдержал.

— До чего ты глупа, женщина! — воскликнул он. — Разве то, что столь маленькое и слабое создание позволяет себе вести себя так свободно и бесстрашно, не свидетельствует о его превосходстве над нами, жалкими людишками, которые только и делают, что трясутся перед властями и теми, кто хоть на йоту сильней? Вглядись в ее глаза: сколько в них достоинства! Воистину, кошки — посланцы богов, и задача их научить нас благородной гордости и презрению к тщете этого мира!

Между тем, пока художник говорил эти речи, кошечка выскользнула из его дома и убежала. И сколько не искал ее безутешный старый Ли, так и не сумел найти.

Приятное времяпрепровождение

Однажды старый Ли пил вино. Вообще-то, если сказать правду, пил вино он не однажды, а много и часто. Но в этот раз он делал это, как положено.

Стояла весна, в маленьком садике друга его, старого Вана, расцвела слива, и приятели вынесли столик во двор, заставили его легкими закусками, наливали вино в красивые чаши, выпивали понемногу, цитировали подходящие к случаю стихи великих поэтов, вспоминали достославные деяния предков, описанные учеными древности... В общем, приятно проводили время. Старый Ван даже умилился. Он устал постоянно ждать от художника новой, не всегда благопристойной, выходки, и был доволен, что сейчас тот ведет себя достойно. «Вот может же, когда захочет!» — нежно думал поэт о друге.

Одно только мешало старикам: сосед господина Вана, господин Чжао, постоянно вертелся за забором, сначала молча, потом стал ронять случайные, якобы ни к кому не обращенные фразы, вроде: «Ну и погодка!», «Красота-то какая!» и т.п., а потом совсем уже нагло попытался встрять в беседу двух приятелей словами «А вот еще сам Ли Бо писал...», но докончить не успел.

Дело в том, что старый Ли очень ловко для такого дряхлого старика вскочил, изогнулся и показал соседу до того неприличный жест, что старый Ван охнул и закрыл лицо руками. Художник же, оправив одежды, заметил неодобрение своего друга, засмущался и стал оправдываться:

— Ну, прости, прости, ну, что уж там — не удержался. А чего он?

«И, действительно, чего он?» — подумал поэт, и друзья продолжили пить вино и вести приятную беседу.

Истинная верность

Однажды старый Ли поймал свою верную служанку на воровстве. Та пыталась утаить и после вынести под подолом пару сазанов, которых ему прислал один из тайных поклонников его таланта художника (а, может, и его рискованных выходок).

Старый Ли огорчился не на шутку. Он выволок служанку во двор и принялся распекать.

— Как ты могла! — грохотал он на весь квартал. — Столько лет служила мне верой и правдой, получила от меня столько связок монет, наконец! И тут, из-за двух каких-то рыбок забыла и про долг, и про честь.

Женщина же, вместо того чтобы потупить глаза и покорно принять положенное наказание, неожиданно тоже возвысила голос.

— Да, я служила вам верой и правдой! Я кормила вас вкусно и сытно даже тогда, когда денег ваших хватало только на то, чтоб купить мерку риса и полугнилые овощи! Я стирала ваши перепачканные тушью одежды и чистила ваши горшки! Я ухаживала за вами, когда вас одолевала хвороба, и поила с ложечки горьким лекарством, хотя вы не давались и пытались выплюнуть его мне прямо в лицо! И вот теперь вы забыли всю мою преданность и заботу из-за какой-то пары рыбок! Так кто из нас, — тут служанка заорала во весь голос, — кто из нас, я спрашиваю, забыл и про долг, и про честь?

Старый Ли оглядел толпу соседей, глазевших на него из-за ограды, вздохнул и тихо-тихо (так что зевакам пришлось изо всех сил напрячь слух) сказал:

— Ну, ладно, что уж там. Оба мы, выходит, хороши. Но по крайней мере, давай тогда поделим сазанов по чести и совести, пополам.

Служанка согласилась, и даже приготовила хозяину его сазана на ужин, и даже не подсыпала в кушанье травы, вызывающей неудержимый понос. Что — если хорошенько подумать — доказывает, что она была-таки верной и честной женщиной

Показать полностью

Старость

Однажды старый Ли задумался, а не слишком ли он стар.

— Пожалуй, — сказал он другу своему, старому Вану, — я старше тебя года на три. Во всяком случае, я уже вовсю учил иероглифы, когда ты еще забавлялся игрушечным луком.

— Похоже, что так, — кивнул поэт.

— И я точно старше дряхлой бабки Цзинь Сян, что побирается у старой молельни, сочиняя, что постигла буддийское учение и вот-вот воспарит на белом лотосе к седьмому небу. Потому что я помню ее бойкой девочкой, с всегда гладко причесанными волосами и чистыми руками. А ведь я тогда уже научился рисовать карпов в императорском пруду, и одинокую сосну, и уже готовился рисовать красавиц древности.

— Это вполне возможно, — поддержал поэт.

— И, наверное, я старше торговца пряностями, который прежде ездил в западные страны и привозил оттуда дивные благовония. Ведь, когда он женился в весьма юном возрасте, я уже схоронил родителей, а было это давным-давно!

— Все может быть, — кивнул поэт.

— А этот абрикос, что растет у южной заставы, я ведь помню его совсем крохотным, а гляди-ка, он уже успел состариться, и плоды его стали совсем мелкими и бурыми. Народ говорит, что абрикос живет до ста лет, значит, мне уже всяко больше!

— Ну, это ты хватил, — возмутился поэт.

— Может, и так. — Кротко кивнул в ответ старый Ли. — А все ж таки, сдается мне, нет старше меня человека во всем Нанкине! А никто не скажет, что соображаю я медленно, и за словом в карман я не лезу. Знаешь что, друг мой, старый Ван, не годами надо мерять старость, и не седыми волосами. А только остуженной кровью и отупевшей головой!

И поэт с ним согласился.

Огорченье старого Ли

Однажды старый Ли огорчился. Он забросил все заказы, отмахивался от мальчика, которому незачем стало растирать тушь, и верной служанки, чью жареную лапшу и рис с яйцом больше никто не хвалил, сидел на пороге дома, невзирая на сильный ветер и ливень, и качал грустно головой.

Узнав про это, друг его, старый Ван, презрев непогоду, поспешил к нему.

Придя же, стал убеждать его успокоиться и войти в дом, осушить мокрую голову, сменить одежду и выпить немного рисового вина со свиными ребрышками. Свиные ребрышки, приготовленные самой госпожой Ван и тщательно уложенные в лаковую шкатулку, он принес с собой.

Но не так просто было уговорить старого Ли! Продолжая грустно качать головой, он принюхался ко вкусным ароматам и сказал:

— Хоть и благодарен тебе, друг мой, старый Ван, за заботу, а все же не сможет такое простое лакомство, как свиные ребрышки, утолить мою печаль! Ибо в самое сердце поразила меня грубость современных нравов, и возмущен я, сколь попраны заветы старины и мудрость великих древних ученых мужей!

— Что смутило твой покой? — почтительно осведомился поэт. — Что послужило причиной столь глубокой грусти?

— На днях, — грустно сказал старый Ли, — пошел я на базар, чтобы купить немного того сего, а, в частности, узорчатого шелка для нового платья. И вот, когда я входил в лавку, приказчик, увидев меня, замахал руками и закричал: «Уходи, старик, нет тут ничего для тебя! И так ты набрал уже товару на восемьдесят связок монет, и никто не знает, расплатишься ли, или помрёшь в долгах!»

— Да, конечно, приказчик был груб. Но ведь нельзя отрицать, что ты действительно часто должаешь торговцам.

— Но ведь известно же и то, что, когда у меня появляются деньги, я раздаю долги сторицей!

— И то верно.

— Да и не жадность приказчика огорчила меня. Хотя кто он такой, чтобы вмешиваться в наши с его хозяином дела! Потрясло меня то, с какой легкостью расчёл он мои сроки и решил, что достаточно разумен, чтобы знать, сколько дней мне еще суждено прожить! Я видел мать его в пеленках, и, если будет на то воля Владыки небес, увижу в пеленках его внуков! Как посмел он намекать на мою близкую, да еще и жалкую смерть!

Старый Ван покачал головой и сказал:

— Воистину мудр ты, друг мой старый Ли, и тонко понимаешь каноны древности, и глубоко проникаешь в помыслы людские!

Так проговорили они еще минут десять, а потом, совершенно мокрые, вошли в дом, где уже ждало их дымящееся блюдо риса с яйцом. А никто не станет отрицать, что свиные ребрышки особенно хороши, когда едят их с рисом с яйцом!

Показать полностью

Боль в спине

Однажды старый Ли потянулся неловко за кистью, и ему вступило в спину. Первый день еще туда-сюда, но потом друзья привели к нему лекаря, тот утыкал старого Ли иглами, измазал жгучей мазью, велел жечь особые благовония и ушел. Днем художнику вроде полегчало.

Он даже осмелился встать с постели и съесть плошку жареной лапши с яйцом. Но к вечеру так скрючило от боли, что пришлось другу его, старому Вану, всю ночь сидеть рядом и отвлекать рассказами из истории трёх царств. Утром же опять пришёл лекарь.

Он выслушал жалобы старого Ли, понюхал и лизнул его мочу, осмотрел ладони и стопы, велел высунуть язык и заявил:

— Моё лечение было абсолютно верным и непременно бы помогло, если б ты не нарушил предписаний, набив живот тяжёлой и жирной лапшой!

И повелел больному поститься. День старый Ли ничего не ел, два ничего не ел, на третий день взвыл, но опять ничего не ел. А спина не отходит! Не знаю, чем бы все это закончилось для художника, но не выдержала служанка. Честная эта женщина вообразила, что вот-вот потеряет своего хозяина, а вместе с ним небольшое, но регулярное жалованье. Взяла она отрез неотбеленного шелка, пропитала его рисовым уксусом, обернула тем шёлком раскаленный плоский камень, да и положила  старому Ли на спину. Старик кряхтит, жалуется — жар нестерпимый! — а служанка снимет на пять минут камень, перепеленает его в новую пропитанную уксусом материю, разомнет мышцы ловкими пальцами, да и снова придавит хозяина.

— Ох, помираю! Ох, всю душу из меня ты выпаришь! — охает художник, однако вырваться не может — сил совсем не осталось.

И что вы думаете? Две стражи так мучала верная служанка старого Ли, а к третьей страже укутала потеплее, да и оставила отдыхать. И тот уснул, а проснувшись, почувствовал такое облегчение, что решился съесть немного бульона с ароматными травами. А после бульона навернул миску риса с острыми овощами. Назавтра же так осмелел, что даже потянулся, зевая. И в скорости совсем пришел в себя.

Лекарь же, конечно, везде похвалялся, что только благодаря его мастерству и тайным знаниям выздоровел художник. Старый Ли усмехался в рукав, но похвальбы его не опровергал.

Показать полностью

Новая соревновательная игра на Пикабу

Нужно метко прыгать по правильным платформам и собирать бустеры. Чем выше заберетесь, тем больше очков получите  А лучшие игроки смогут побороться за крутые призы. Жмите на кнопку ниже — и удачи!

ИГРАТЬ

Себялюбие и альтруизм

Однажды старый Ли пришел неожиданно в гости к другу своему, старому Вану, и принялся весьма настойчиво требовать, чтоб госпожа Ван немедленно сделала свои знаменитые рисовые колобки.

— Ну, что ей стоит? — вопрошал художник, — рис вареный у вас всегда есть, а навалять рисового теста и накатать колобков — невеликий труд.

— Жена моя умаялась за день, возясь по хозяйству, и хочет отдохнуть. приходи завтра к обеду, она приготовит все, как ты хочешь, — оправдывался поэт.

— А я хочу именно сейчас! — распалялся еще больше старый Ли, однако друг его уперся на своем, непрестанно кланялся, извинялся, но не соглашался беспокоить жену.

— Никогда не думал, что ты такой себялюбец! Ничтожная же просьба, а ты, неизвестно почему, в ней отказываешь. Я уверен, будь здесь госпожа Ван, она бы с удовольствием приготовила мне колобки и подала их с радостью. А ты просто не стоящий дружбы эгоист!

— Я эгоист? — возмутился старый Ван. — Ты ввалился ко мне в дом без приглашения и требуешь угощения, а эгоист я?

— Естественно. Ведь согласись ты на мою просьбу, и я получил бы желанное лакомство, а ты был бы рад угостить друга, и сейчас сидели бы мы довольные, наслаждаясь возвышенной беседой, как то и подобает ученым мужам, а не спорили, выкатив глаза, словно два стражника из-за гулящей девки!

Старый Ван не знал, что ответить. Поэтому он просто отвесил еще один поклон, потом взял старого Ли почтительно под локоть, да и выпроводил его из своего дома.

Отличная работа, все прочитано!