Серия «Неволшебные сказки»

Когда-то, много лет назад, в далекой (дважды далекой: в пространстве и времени) Корее жила удивительная красавица по имени Сливовая веточка. Может быть, если бы родилась она в знатной семье, или хотя бы в семье удачливого купца, судьба была бы к ней более благосклонной. Но вышло так, что была она сиротой и досталась неведомо каким путём в лапы старой госпоже Хан, которая содержала самый роскошный бордель в славной столице Кёнджу.
Там девочку воспитали, обучили танцам и пению и пустили по рукам. А уже посетители за изящество и красоту дали ей прозвище Сливовая веточка. И так жила она во грехе, проводя вечера и ночи в распутстве, а днём отсыпаясь.
И, поскольку не знала другой жизни, ей нравились ее занятия. Радостно встречала она вечернюю зарю, на которой выпивала первую свою чашку чая, и радостно провожала утреннюю зарю, на которой выпивала последнюю чарку сладкого вина.
Так шли годы, и красота ее не вяла, а только расцветала. Не раз вельможи и богатеи приходили к  госпоже Хан, предлагая выкупить у нее красавицу, но жадная старуха назначала такую несусветную цену, перед которой стушевывались самые похотливые мужчины.
Но однажды Сливовая веточка заболела. Кожа ее приобрела землистый оттенок, прекрасные волосы поредели, а розовые ноготки стали сухими и ломкими. Старая госпожа Хан не жалела денег на лекарей, но они не могли помочь страдалице. Наконец призвали монахов и те наполнили дом цветов заунывными песнопениями и звоном гонгов. И то ли лекарства, то ли молитвы так подействовали на красавицу, что она совсем перестала спать, отказывалась лежать в постели, а целыми днями и ночами блуждала по маленькому садику и грезила наяву. То ей казалось, что она лань на солнечной поляне, заросшей душистыми травами. То - что она краснопёрый карп во дворцовом пруду. То виделись ей драконы, парящие высоко в небе, а то тигры, скрывающиеся в зарослях.
Хозяйка борделя уже отчаялась, отчаялась и Сливовая веточка и все её поклонники, когда однажды в дом постучалась древняя старуха, такая древняя, что сама госпожа Хан рядом с ней казалась моложавой и крепкой женщиной.
- Есть средство спасти вашу больную, - промолвила старуха. - Для того должна она отказаться от всех ста тысяч перерождений, что ждут ее в грядущем, и постичь суету этого мира. Должна она отринуть соблазны, презреть свою красоту, раздать все наряды, обрить голову и удалиться в горы с одной тыквой.
- Да ты вздурела, старая! - воскликнула Сливовая косточка, - чтобы я отказалась от своей веселой жизни? Уж лучше я умру молодой среди роскоши, чем проживу долгую жизнь в нищете и аскезе.
- К тому же, - поддакнула госпожа Хан, - все ее наряды, а также веера и гребни принадлежат дому цветов, и она не вольна распоряжаться ими по своему желанию. Ступай-ка ты, старая, прочь!
- Да будет так! Но совершу-ка я напоследок чудо - воскликнула старуха, и тут же вся ее дряхлость и уродство осыпались с нее, точно лепестки с отцветающей вишни. Божественный свет озарил все вокруг, и всем стало ясно, что это ни кто иная, как сама милосердная Кваным. И она свершила чудо и исцелила беспечную красавицу, а после исчезла, растворившись в тёплом ветре, словно её и не было никогда.
Вот так и вышло, что Сливовая веточка еще долго радовала богачей Кёнджу своей красотой и умениями, а когда состарилась, приняла от госпожи Хан руководство домом цветов и многие годы жила в своё удовольствие. А потом умерла и вернулась в круг перерождений, и стала после этого и ланью, и краснопёрым карпом, и облаком в небе, и травинкой в лесу... Вот только человеком ей стать всё никак не удается. Ибо редко выпадает смертным шанс постичь мир и переселиться в нирвану, и тот, кто отринет такой шанс - великий грешник, и неизвестно, смогут ли молитвы всех бодхисатв помочь ему в грядущем.
Помните же, дети, эту старую историю, и то, что каждый раз, выбирая, вы выбираете себе многие и многие грядущие жизни, и каждое ваше решение отразится на ваших будущих перерождениях. Так плетётся нить кармы, и только будде дано прервать её.

Эту быль рассказал Киплингу один старый полковник, который после долгих боев и скитаний по Индии вернулся доживать свой век в родную Англию.
Случилось это, когда он не был еще полковником, а был только майором и только-только усмирил одно из многочисленных индийских княжеств и теперь занят был тем, что насаждал там единственно правильный британский порядок. Дикари, конечно, как и всякие дикари, порядку противились и особенно упорствовали в своей варварской языческой вере, как ни старались многочисленные проповедники. А майор был набожен, и его очень раздражал дикарский обычай украшать алтари венками тяжелопахнущих цветов и возлагать к ним лучшие фрукты.
- Разве не видите вы, - восклицал он, разрушив очередное капище, - что ваши цветы вянут к вечеру, а ваши фрукты растаскивают наглые обезьяны или расклевывают дерзкие птицы? Почему же считаете вы, что делаете подношение вашим ложным богам, если все достается грязным тварям? - Но индийцы ничего не отвечали, а назавтра вновь восстанавливали свои богомерзкие алтари.
И вот дошел до майора слух, что в одном бедном селении появилась девочка - воплощение самой Парвати. И это было ясно всем, кто встречался с ней, ибо мгновенно овладевала она любым ремеслом и умением, какое ей показывали. Толпы паломников стали сходиться к селению и поклонятся той девочке. Майор был взбешен. Очевидно же, что хитрый староста деревушки придумал эту басню, чтобы подношения потекли к нему рекой! И он выдвинулся к селению и, придя туда, повелел доставить девчонку к себе. Как он и полагал, это была обычная дикарская девчонка с намазанными маслом волосами и коровьими глазами.
Майор повелел принести заранее разобранный пистолет (Из хитрости своей - обычной солдатской хитрости - повелел он добавить одну лишнюю деталь и вынуть одну нужную) и приказал девчонке собрать из деталей необходимую ему вещь. Девочка принялась за дело на удивление споро и вскоре на походном столике перед ней лежал почти готовый пистолет и та самая, лишняя, деталь.
- Что же ты не нашла место, куда надо вставить эту деталь? - спросил майор через толмача.
Девочка подняла на него свои коровьи глаза и сказала на чистом английском, с произношением истинной леди:
- Она не годится. И толмач твой не годится, потому что он толком не знает ни твоего языка, ни языка моего народа. Принесите же мне нужную деталь, и я закончу свою работу.
И майор почувствовал, как страх сжал его сердце, и деталь была принесена, и пистолет был собран, после чего девчонка протянула его майору и взгляд ее выражал отвращение.
- Что ты так смотришь? - недовольно спросил майор.
- Он грязный, - отвечало чудесное дитя.
- Это смазка, - механически ответил англичанин.
- Это кровь, - возразила девочка, и майор взбесился.
Он велел взять девчонку и отвезти ее в город, где стоял полк. Местные жители взвыли от горя, но майор был непреклонен.
Придя к себе домой, он первым делом пошел к полковому священнику и рассказал ему о сомнениях, одолевших его.
- Тут все просто, сын мой. Язычники хитры, и догадались, какое испытание ты им готовишь. Они выдрессировали девочку, как дрессируют слонов, а язык ее просто показался тебе таким правильным, на самом деле, скорее всего, она как попугай, умеет повторять только несколько фраз.
И девочку привели к священнику. Тот напряг свой мозг и произнес несколько слов на древнееврейском, который когда-то изучал, и знал так же плохо, как латынь, французский и древнегреческий, которые тоже проходил в школе.
Девочка поняла его, улыбнулась и ответила ему, но он едва ли разобрал половину из того, что она говорила. Тогда потрясенный священник велел девчонке идти в дом, где стояло маленькое походное пианино. Одной рукой он наиграл мелодию - и я рада бы сказать, что это был священный гимн, но то была одна кафешантанная песенка, популярная в Лондоне много лет назад (и откуда только он мог ее знать!).
- Повтори! - велел он девочке. И та повторила.
А потом сказала:
- Вот так будет гораздо лучше, - и сыграла уже обеими руками, украсив незатейливую мелодию изящными переливами в духе своей страны. И музыка плыла  по дому, все расширяясь и разрастаясь, и все слуги, и солдаты, и офицеры, бывшие поблизости сбежались и слушали, как дикарка играет на прежде неведомом ей инструменте.
- Кто ты, - в ужасе спросил майор.
- Я - отражение лотоса в ровной глади пруда. Я - тень сокола на снежном склоне горы. Я - блики солнца на глянцевой зелени магнолии. У меня тысячи имен на тысяче наречий, и ни одно из них не похоже на мое истинное прозвание. Но я вижу, что испугала вас. Это нехорошо, а потому вы сейчас забудете все, что касается меня. Но ты, - она подняла глаза на майора, - ты вспомнишь однажды.
И майор глядел в ее глаза, безмятежные и глубокие, совсем не похожие на коровьи, и испытывал трепет и одновременно умиротворение, какое бывает, когда долго терзавшая тебя боль отступает и дарит, наконец, покой.

И так и случилось. Майор благополучно закончил службу полковником, вернулся в Англию, играл в вист, курил крепкий табак, и жил себе поживал, покуда однажды ночью не проснулся от того, что вспомнил ту давнюю историю.
С тех пор не знал он успокоения и приставал к каждому новому знакомцу с рассказом, так что под конец прослыл среди своих родственников и друзей малость повихнутым.
- Наш полковник немного не в себе. Видно, солнце джунглей когда-то крепко напекло ему макушку, - говорили они и точно так же сказали Киплингу, когда на одном из званых вечеров полковник собрался рассказать ему свою удивительную историю. Но писателя не испугаешь старыми безумцами, и рассказ был выслушан, но в дело не пригодился. Уж очень он выбивался из концепции той книги, что задумывал тогда Киплинг, и которую позже мир узнал под именем "Книги джунглей".

Емеля лежал на печи и щелкал каленые орешки. Емеля был младшим сыном в семье, старшие братья его давно обженились и обзавелись своими семьями, но отец Емели был беден, и поэтому новых изоб братьям не справили, а сделали по приделу к старому дому и продолжали жить разросшейся, словно гриб на теле березы, семьей.
- Когда в доме столько баб, - привычно подумал Емеля, - добра не жди.
Тут явилась жена старшего брата и принялась орать:
- Пустомеля! - орала вздорная невестка, - только и знаешь, что лежать на печи! Сходил бы, наносил воды, что ли!
Емеля спрыгнул с полатей, накинул тулуп, подпоясался, вышел на двор, нагрузил на санки две трехведерные кадушки, и поехал к реке...

Емеля лежал на печи и щелкал каленые орешки. Ни одна девка на селе не хотела идти в их большую сварливую семью, и потому Емеля и думать не смел о любви. Летом было проще - летом косьба, молотьба, ворошенье сена и прочие бесконечные хлопоты гасили молодецкую силу. Зимой же было иначе. По правде сказать, зимой было тяжко. Поэтому зимой парень предпочитал лежать на печи, пряча свои поминутно алеющие при виде грудастых невесток щеки, и мечтать. Вот сейчас он мечтал, что хорошо бы было вчера, там, на реке, вытащить ведром не только ледяную воду, но и огромную, саженную, щуку. Да чтоб не простую, а волшебную... Сказка завертелась в Емеленой голове, но тут явилась жена среднего брата и принялась ворчать:
- Крутишься тут, вертишься весь день по хозяйству, а он, вишь ты, разлегся и ртом пузыри пускает, точно малец несмышленый! Встал бы, да поехал к дальнему лугу, а то сена на дворе почти не осталось!
Емеля спрыгнул с полатей, накинул тулуп, подпоясался, вышел на двор, запряг Каурку и отправился за сеном...

Емеля лежал на печи и щелкал каленые орешки. Думал о грустном: в народе шли слухи, что пошел в деревнях набор в войска, а как в их семье он был единственный холостой парень на возрасте, а денег откупиться от мира не было, то по всему выходило, что именно его отец пошлет в рекруты. Вот если бы печь была не печь, а что-то вроде самобеглой телеги, вот бы на такой громаде врезаться в ряды врагов, да осыпать их брызгами раскаленных угольев из устья! Вошла мать, маленькая, старенькая, с двумя деревянными гребнями в поредевших волосах, и тихо завыла.
- И куда ж тебя посылают, сердешный! В какую-такую далекую сторонушку, да на погибель тебе, мне на слезы вечные! Ой да дай же я на тебя, кровинушку мою, хоть погляжу на последях!
Емеля спрыгнул с полатей...

Сегодня в Питере потеплело, метельно и влажно. Такая погода очень приятна тем, кто сидит дома и печет пирожки. Ну, вот, я и принялась печь. И одна бабка в доме по соседству тоже принялась печь. Но поскольку была бабкой современной, знакомой с интернетом, решила напечь имбирных человечков, сложить их в яркую икеевскую коробку и принести на рождество внукам.
Да вот незадача! Замесила она тесто точно по рецепту, а когда принялась формочкой вырезать человечков, вышло их ровно тринадцать. Несчастливое число, подумала бабка, ну, да ничего. Примусь их печь да расписывать сахарной глазурью, точно один выйдет негодный. Его я съем сама, а двенадцать отнесу внучатам.
Но, как назло, все тринадцать фигурок пропеклись наславу - румяные, гладкие, ароматные. И глазурь вышла такая нежная, такая шелковистая, что покрыла человечков просто безупречно.
Ну, ладно, - решила бабка - пусть их, просто так съем тринадцатого человечка, - да и принялась заваривать чай. А пока она заваривала чай, пряник взбунтовался. Чего это я должен, - сказал он своим более покладистым братьям, - кончать свою недолгую жизнь в металлокерамических зубах какой-то бабки! Ладно бы съели меня дети, и я послужил славному делу роста подрастающего поколения... А погибнуть таким образом, это все равно, что закопаться самому в землю.
И решил тринадцатый имбирный человечек бежать. В кухне жарко, вот форточка открыта. Человечек вскарабкался по створке и вывалился на покрытый пушистым снегом отлив. Хотел было спрыгнуть вниз, глядь - а там далеко-далеко внизу асфальт, как-то прыгать и расхотелось. Так бы и достался человечек на корм воронам да голубям, но пролетала мимо Снежная королева. И так ей приглянулся мой имбирный герой, таким красивым показался, таким складным, что забрала его ледяная дева к себе, в прекрасный дворец на Северном полюсе. И сейчас, пока я рассказываю вам эту историю, летит тринадцатый человечек в объятьях красавицы, зарывшись в ее песцовый воротник, на волшебных санях, летит над странами, горами и морями, летит навстречу новой, прекрасной жизни, в которой, конечно, его не потревожит никакая любовь.
Ведь и вы же не ожидали взаправду, что бабка из соседней многоэтажки помчится вызволять имбирного человечка из ледяного плена? И правильно не ожидали.