Стихи
2 поста
Сразу говорю: это копипаст с жж
На Фантлабе появилась любопытная заметка в блоге - о скорбных делах в издательско-авторском мире. Так как на 90% уверена, что заметку снесут, ссылку я, конечно, дам, но ниже сохраню и сам текст. Ах да, адептам "нельзя выкладывать личную переписку" лучше под кат не ходить и по ссылкам не читать. Вы же не такие, правда? :) Вы же не то что мы. Вы же не лезете в чужые секреты.
Ну а если пойдете - большая просьба снять белое пальто и повесить на гвоздик при входе.
Продублирую ссылку на яндекс.диск в рабочем виде. Чтиво, надо сказать, крайне занимательное. https://yadi.sk/d/4GmVN4THayBs4Q
Когда я офигела в виде букаф в личке, мне в ответ заметили, что история-то, в общем, начала всплывать еще месяц назад, хотя и с меньшими подробностями. https://хоррорзоне.ru/page/angelov-versus-eksmo
Как сказал человек, принесший сию прекрасную историю, Ангелова даже можно поблагодарить - за раскрытие некоторых черт в светлом образе крупнейшего отечественного издателя, болеющего душой за родную литературу, в то время как гнусные авторы не хотят писать хорошие книги и вовсю эту литературу губят, а пираты пируют на ее могиле.
Источник: https://congregatio.livejournal.com/3135200.html
Ссылку на хоррорзон Пикабу не пропустил, так что смотрите в первоисточнике
Вернее, в «Закон о психиатрической помощи и гарантии прав граждан при её оказании». Эта поправка ещё не принята, её только предложил внести в закон парламент Санкт-Петербурга, но звоночек тревожный, и очень не хотелось бы, чтобы её приняли.Но давайте по порядку.
Есть в этом законе статья 29: Основания для госпитализации в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, в недобровольном порядке.
Чтобы не быть голословным, приведу её текст полностью, он короткий, осилит даже Винни-Пух, которого длинные слова только расстраивают:
Лицо, страдающее психическим расстройством, может быть госпитализировано в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, без его согласия либо без согласия одного из родителей или иного законного представителя до постановления судьи, если его психиатрическое обследование или лечение возможны только в стационарных условиях, а психическое расстройство является тяжелым и обусловливает:
а) его непосредственную опасность для себя или окружающих, или
б) его беспомощность, то есть неспособность самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности, или
в) существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи.
Обратите внимание на пункт «а»: речь идёт о непосредственной опасности для себя и окружающих. Достаточно недвусмысленно и вполне чётко, хотя и здесь постоянно возникают затыки, когда дело доходит до выезда барбухайки: он уже начал кого-то мочить, или же только пожелал всем домашним поскорее окочуриться? Он уже намылил верёвку, или же поёт себе под нос «ох-ох-ох-ох-ох, что ж я маленьким не сдох»? Многое приходится уточнять, порой — непосредственно на месте.
Так вот, петербургский парламент предложил внести поправку в этот самый пункт. Расширить и углУбить, так сказать, формулировку. Депутаты хотят, чтоб звучало так: «опасность для охраняемых законом интересов личности, общества и государства».
Не чувствуете разницу? А она есть, и очень нехорошая. Ну ладно бы интересы личности, даже охраняемые законом — хотя и тут границы уже начинают расплываться. Но интересы общества и государства — это как? Нет, звучит красиво и горда. Но тогда получается, что стоит нашему пациенту начать высказываться против существующей системы или, не дай-то бог, учудить какую-нибудь протестную акцию — его можно забирать и везти в дурдом? Ну спасибо, господа депутаты.
Нашу отечественную психиатрию не обвиняет в карательности разве что ленивый. А вы предлагаете с помощью психиатров решать политические вопросы. А полиция, соответственно, будет стоять рядышком и говорить «фас». Едрён афедрон, врач должен пациента лечить и защищать, а не чьи-то общественные и политические интересы охранять.
В общем, господа депутаты, бережнЕе надо с людЯми. И ради бога, не трогайте то, что хоть как-то работает. А то вы нам тут однажды и закат солнца вручную устроите. Естественно, исходя исключительно из интересов общества и государства.
Если кому интересно, можете глянуть, что по этому поводу думает руководитель отделения биопсихосоциальной реабилитации психически больных НИИ имени Бехтерева профессор Александр Коцюбинский:
Прокуроры не дают клятву Гиппократа
Внести поправки в статью 29 федерального закона «О психиатрии», где речь идет об основаниях для недобровольной госпитализации, предложил петербургский парламент. По действующей норме поместить пациента в психбольницу вопреки его желанию можно, если он представляет «опасность для себя или окружающих». Депутаты считают, что думать надо о государстве. Они хотят так: опасность «для охраняемых законом интересов личности, общества и государства». Как новая норма может повлиять на психическое здоровье страны — объясняет руководитель отделения биопсихосоциальной реабилитации психически больных НИИ имени Бехтерева профессор Александр Коцюбинский.
— Александр Петрович, как же до сих пор психиатрия существовала с такой формулировкой? Или она врачей и раньше не устраивала?
— Устраивала, хотя она и несовершенна. Бывают случаи, когда человек, с точки зрения психиатра, болен и требует лечения, но он неопасен ни для себя, ни для окружающих. Родственники терпимо относятся к проявлениям его болезни и в госпитализации он не нуждается. Хотя может доставлять некоторые неудобства близким, соседям и знакомым. И здесь есть, конечно, над чем подумать законодателям. Например — принять закон о недопущении причинения беспокойства и вторжения в частную жизнь. Речь, разумеется, не о недобровольной госпитализации, а об иных, чисто административных мерах воздействия на того, кто мешает другим людям спокойно жить.
— Но в статье закона, которую хотят поправить, речь идет именно о недобровольной госпитализации, когда пациент сопротивляется.
— Законы о психиатрии должны формулироваться психиатрами. А не людьми, которые плохо представляют специфику этой профессии и само понимание психического расстройства как такового. Люди с пещерными, архаическими представлениями о психиатрии вообще и о психически больных мыслят, судят, считают для себя возможным вносить изменения в сложнейший вопрос: об организации психиатрической помощи, о заботе о психически больных с одной стороны, и об обществе — с другой. Речь идет о вопросах правовых, медицинских и гуманистических. А они пытаются простыми ходами разрешать трудные задачи, с которыми специалисты работают много лет.
— Так вот они и говорят: слово «окружающие» надо бы уточнить.
— Это не уточнение, а, наоборот, размывание формулировки. Когда речь идет о конкретных людях — о самом больном или тех, кто непосредственно с ним контактирует, «окружающих», здесь все четко и ясно: права этих субъектов вполне определенны. Но что такое «государство» и «общество»? Какие у них «интересы»? Разве они где-то юридически закреплены? Это чисто политические категории. Кто будет определять нарушение интересов общества и государства? Полиция?
— Например?
— То есть полиция будет решать вопрос о необходимости госпитализации в психиатрическую больницу? Это нонсенс! Медицинский вопрос не может решаться иными инстанциями, кроме врачебных. А врач не имеет права принимать решения, игнорируя больного и исходя из расплывчато понимаемого «интересов государства и общества». Врач должен прежде всего исходить из интересов больного и тех, кто с ним непосредственно контактирует.
Наше государство уже проходило историю карательной психиатрии. Когда психиатрия находилась под давлением спецслужб и часто фактически выполняла их распоряжения. В ту пору контроль со стороны общества над психиатрией не то что был слабым, а просто отсутствовал. Это привело к тому, что советская психиатрия была исключена из Всемирной организации здравоохранения. Что, мы снова туда вернемся?
Предложенное реформирование правового статуса психически больных на практике обязательно приведет к колоссальному числу нарушений прав человека.
Я уже не говорю о том, что у нас и так масса людей к психиатрам относится с осторожностью. Стигматизация и самостигматизация — как психически больных, так и психиатров — существуют во всех обществах, а в нашем — в очень большой степени. Если поправка будет принята, это еще больше отдалит человека от возможности обратиться за психиатрической помощью. Потому что любой контакт с психиатром для людей станет чем-то заведомо опасным.
— Предположим, закон примут. И предположим, полиция начнет всех, кого сочтет нужным, возить в психбольницы...
— Дальше психиатр будет смотреть, соответствует ли пациент норме о недобровольной госпитализации.
— Вот я как раз об этом: врач поймет, что к нему попал человек, который не нуждается в лечении, и просто отправит его домой. Разве не так?
— А если в статье закона будет норма об интересах государства? Интересы государства у нас представляют в такой ситуации, например, полиция или прокуратура. И вот они заявляют: этот человек опасен для государства. То есть с точки зрения не психиатрических, не медицинских, а политических причин он должен находиться в стационаре столько, сколько сочтет нужным прокурор или полицейский. И это де-факто будет означать, что государство принуждает психиатров к нарушению клятвы Гиппократа.
Среди людей, даже нуждающихся в психиатрической помощи, очень невелика доля тех, кого в простонародье называют сумасшедшими. Большая часть — это трудоспособные, работающие люди с разного рода психиатрическими — не психотическими! — проблемами. И вот представьте: полиция требует, чтобы такого человека врач принудительно упек в больницу. А если психиатр откажется, то где гарантия, что следом его не обвинят в «пособничестве экстремизму», не арестуют, не начнут шантажировать и угрожать? Вы понимаете, что на самом деле тянет за собой эта законодательная инициатива?
— Понимаю, но меня больше пугает то, что вы сказали о стигматизации психиатрии и психической болезни. Люди, которым помощь нужна, станут еще сильнее бояться врачей. И человек, например, с тяжелой клинической депрессией пойдет не к психиатру, а к какому-нибудь доморощенному «психоаналитику», и в итоге погибнет.
— Да, в этом тоже колоссальная опасность. Стигматизация психических заболеваний еще больше осложняет первый контакт человека, который действительно нуждается в помощи, с психиатром. Психиатры, которых власть превращает в «пособников полиции», опять становятся жупелом в руках каких-то властных карательных структур. Это будет ужасно и для самих пациентов, и для психиатрии вообще. Это дегуманизирует и психиатрию, и социум в целом.
Александр Коцюбинский (справа) / Фото: из семейного архива
— Однажды мне пришлось обратиться за комментарием по поводу депрессии к известному в Петербурге доктору. Чтобы он объяснил, что это болезнь, которую надо точно так же лечить, как все телесные. Он воскликнул: «Наконец-то кто-то это сказал!» Но почему же вы сами не объясняете это так, как другие врачи объясняют все о прививках?
— Врачи вообще довольно консервативные люди по своей природе. И это, может быть, правильно для нашей профессии. Психиатры тоже относятся не к самым революционным людям. Более того: когда в психиатрии возникают революционные настроения, это приводит к появлению «антипсихиатрии», так бы я сказал. Например, кто-то заявляет, что психиатрические больницы больше не нужны. Что нужно просто создать человеку возможность для самовыражения, и тогда, выражая себя, он будет освобождаться от психотических заболеваний.
— Неужели так говорили сами психиатры?
— Да, в разных странах такие идеи высказывали и делали попытки их воплощения в жизнь. Приводило это только к увеличению числа самоубийств и убийств. Это была катастрофа. «Революционно психиатрическую», а по сути — антипсихиатрическую эру Европа уже прошла. Но то, что в психиатрии революционность опасна, теперь не вызывает сомнений. Вот почему, повторю, психиатры достаточно консервативны. Но такой закон, о котором вы спросили, не вызывает у меня ничего, кроме «революционного возмущения».
— Может быть, чтобы люди не боялись идти к психиатрам, надо создать какую-то еще систему, помимо психдиспансеров и стационаров? А то по незнанию люди боятся, что их сразу поставят на какой-нибудь учет и немедленно объявят недееспособными.
— В этом направлении многое делалось начиная с 1990-х годов. И очень много сделано. Если сравнивать — это две разные психиатрии. Это две разные степени диктата, который осуществляется психиатрией по отношению к больным. Разные правила коммуникации между врачом и пациентом. И совершенно другие правила постановки или непостановки на учет. В этом произошло и происходит очень большое смягчение, хотя и очень медленно. Существуют центры психического здоровья, центры психопрофилактики. То есть учреждения, которые позволяют человеку без постановки на учет получить помощь — и психотерапевтическую, и психиатрическую. В Петербурге, во всяком случае, есть возможность сделать это без угрозы каких-то карательных мер. Почему вызывает изумление, что именно в нашем городе возникла идея фактического возрождения карательной психиатрии. Это возврат даже не ко вчерашнему, а к позавчерашнему дню.
— Мне странно слышать о карательной психиатрии от психиатра. По моим наблюдениям, ваши коллеги — врачи, которые больше других любят и жалеют больных.
— Так и есть. Психиатр действительно защищает интересы пациента. С другой стороны, в некоторых случаях приходится учитывать еще и общественные интересы других людей, тех самых окружающих, в содержании, в лечении, в коммуникациях с больным. У психиатров такое сложное положение. Но гуманистическая направленность психиатрии велика и в нашей стране.
Карательная психиатрия — это, конечно, оксюморон, он может стать реальностью лишь в рамках полицейской антиутопии, которой был, в частности, СССР.
— Советские психиатры, которых называют «карателями», во время войны шли в концлагеря со своими больными.
— Я могу вам привести и другой пример. Был такой генерал Петр Григоренко, может, знаете…
— Как раз пример карательной психиатрии 1960-х.
— Да, в его случае речь шла не о недобровольной госпитализации, а о принудительном лечении. Его помещали в психиатрические больницы практически бессрочно. Уже в начале 1990-х годов мне приходилось работать в комиссии по рассмотрению «дела Григоренко». Я читал и медицинские, и уголовные дела. Так вот: меня удивило, что ни в одной больнице, где проходил принудительное лечение Григоренко, психиатры не назначали ему психотропных средств.
— То есть психиатры понимали, что он здоров?
— Конечно! И это в те годы! Причем на принудительном лечении. Вот вам показатель того, что и советские психиатры в большинстве были прежде всего врачами, а не прислужниками власти.
— Тем не менее кто-то ведь писал заключения о том, что тот же Григоренко нуждается в принудительном лечении?
— Карательная психиатрия у нас, увы, существовала. Она была сконцентрирована прежде всего в институте Сербского в Москве. И связана с именем одиозного московского профессора Даниила Лунца.
— Если не ошибаюсь, профессор носил погоны полковника КГБ. Но другим экспертом в деле Григоренко был известный психиатр Андрей Снежневский.
— Лунц использовал для своих гэбэшных целей научное направление, которое в те годы разрабатывал Снежневский. В итоге с именем Снежневского оказалась связана «карательная психиатрия», хотя сам он «карательных» диагнозов не ставил. Но в целом, конечно, тогда были большие, мягко говоря, недоразумения с «карательной психиатрией». Вот почему сейчас нельзя ставить психиатров в ситуацию, когда они окажутся «встроенными» в обойму карательно-психиатрических законов. Надеюсь, мы говорим только о законопроекте. Нельзя допускать превращения этого в закон.
Источники: https://dpmmax.livejournal.com/835638.html?utm_source=newsle...
http://sanktpeterburg.bezformata.com/listnews/prokurori-ne-d...
Может, кто-то знает какие-то техники, как отделиться от ребёнка?
У меня ощущение, что я с ней себя сильно ассоциирую. Два образа сливаются в один. Минус в том, что если, допустим, я защищаю её в детском саду, я защищаю и ещё одну девочку - себя в этом возрасте. Иду покупать ей одежду, покупаю не только ей, но и себе в её возрасте, платье такое, какое хотелось бы мне в её возрасте, одежду цветов, которые нравились мне тогда. Когда поддерживаю её на выступлениях, я кричу и хлопаю за троих: за себя и за своих родителей, которые меня нигде и никогда не поддерживали. И насчёт вещей, одежды, я готова на последние деньги купить ей любую классную шмотку, лишь бы она была рада, а когда она эту вещь надевает, я иногда представляю себя на её месте и радуюсь.
Я пытаюсь компенсировать всё, чего мне не хватало в её возрасте, пытаюсь дать её всё в двойном размере, за неё и за себя, но это не дело. Это её жизнь. А у меня ведь другая. И я не знаю, как это прекратить. Сейчас я морально страдаю, потому что мы пока не можем сделать отдельную комнату для ребёнка - детскую. Но страдаю не столько потому, что комната нужна ребёнку, хотя она нужна, конечно, а потому, что у меня никогда не было своей комнаты.
Не могу понять, как себя отделить от своего ребёнка, отделить эту свою неудовлетворённость. Я же не могу повернуть время вспять.
Все мы помним истории про автобус с зелеными шторками, черную руку и Пиковую даму, которую нужно вызывать ночью при помощи свечи и зеркала. Наталья Калашникова поговорила с психологами, педагогами и писателями о том, почему дети так любят страшные истории и какие механизмы детской психики тут задействованы.
Наталья Калашникова
журналист
Мы в школе всяких духов вызывали. Мать-матерщинницу и черта. Чтобы их вызвать, надо было домики рисовать на земле, и чем больше домик, тем больше та или иная сущность. Вызывали все это на заднем дворе школы. Доигрывались до того, что боялись домой идти. Моя подруга, идя домой, увидела на дереве черта, чуть не потеряла сознание, и кровь носом пошла...
Мы сладкоежку вызывали. В подвале привязывали на ниточке леденец, говорили формулу, а потом уходили. И были все вместе. А потом видели на леденце следы от маленьких зубов. Может, конечно, это были крысы, но вроде никто их никогда не видел у нас. И высоко висело.
Психолог Светлана Мохова
Пик периода страшилок - 8-11 лет. Как раз происходит замена детских сомнений «возможно-невозможно» взрослой рациональностью, поиск границы реального или вымышленного в сопровождении сильных эмоций. Страшилки этому сопутствуют. Страх – сильная эмоция. Попытки его обуздать, им управлять - захватывают. К удовольствию от обуздания страха прибавляется удовольствие от его вымышленности, от собственной безопасности. Собственно детские страшилки – это тренировка эмоциональности. Оттуда обязательность периода страшилок.
Серьёзные страхи, пугающие сны - признак тревог. Симптом. Это бывает у детей, растущих в конфликтных семьях, которых часто ругают. Если дети не невротики, они не пугливы. Страшилки щекочут им нервы, они получают от этого удовольствие, не более.
Обычно при страхах у ребёнка рекомендуют проводить с ним больше времени в позитивном ключе. Не ругать, играть, не критиковать. Страх – сигнал, что этого мало.
Педагог Людмила Свирская
Страшилки – это необходимый элемент взросления. Скажем так: взрослому человеку бывает необходим андреналин. И это заставляет его прыгать с парашютом, лазать по горам и так далее. У детей механизм тот же. Думаю, нет людей, не прошедших в детстве через «страшные истории» о черном доме и черной руке. Причём тут своеобразное первенство. Чем страшнее – тем круче.
И непонятно, чего же хочется в конечном счете: испугаться до умопомрачения или-таки не испугаться вовсе. С учениками читали Гоголя. Очень понравилась «Ночь перед Рождеством». Захотели пострашнее. В итоге закончили «Вием». Дети сидели не шелохнувшись, в немом восторге: «Как страшно!».
Литературный критик Елена Калиниченко
В то время, когда я росла, родители понятия не имели, что детишек надо оберегать от всего страшного и печального. К тому же квартиры были тесные, и волей-неволей дети слышали разговоры взрослых. У того жена покончила жизнь самоубийством – под поезд бросилась. А этот допился до белой горячки и пожар устроил.
А то еще родители смотрят кино, не про зомби и не про Годзиллу, и не про Дракулу, а про войну. Патриотичное такое кино, что же, детям не смотреть? И вот, выезжает из экрана танк и само собой, начинает стрелять! И вообще, все взрывается и горит! И трупы валяются, и раненые стонут! Ребенок мог, конечно, расплакаться, так ему говорили: «Не будь нежным! Привыкай!».
Поэтому страшилки как жанр у нас не особо были популярны. Рассказывали, конечно, но не очень много. Конкуренцию художественным страшилкам составляли реальные случаи. Помню, в детском саду одна девчонка рассказывала с подробностями, как какой-то сосед покончил жизнь самоубийством. Вскрыл вены. Многих трясло, но никто не уходил и не просил замолчать. Некоторые даже усомнились, что все было именно так.
Писательница Лилит Мазикина
Вопрос «зачем страшилки детям» фактически синонимичен вопросу «зачем страшные истории людям». Огромному количеству людей нравится читать страшные книги и смотреть фильмы ужасов. На улицах викторианской Англии продавали копеечные распечатки баллад об убийствах – зачем? В советских городах подростки тайком пели друг другу полные кровавых подробностей слезливые песни – почему?
Человеку очень надо получить себе в руки страх в прирученном виде. Пережить его разок и другой понарошку, словно «переболевая» им в легкой форме и вырабатывая немного устойчивости. Примерить почти на себя, на кого-то похожего («одна девочка жила с мамой и папой») пугающую ситуацию и увидеть, что есть способ из неё выбраться. Значит и я в страшной ситуации, испугавшись, обессилев, смогу найти выход, тайную дверцу наружу, слабое место монстра - если буду не только бояться, но и помнить, что выход возможен.
Иногда страшилки заодно рассказывают нам о правилах безопасности в такой яркой форме, что впечатываются в память куда лучше сухих наставлений.
Да, страшные истории очень нужны человеку, большому и маленькому. Важно только, чтобы они соответствовали его возможностям. Перед нами должен быть страх, который человек в силах переварить без вреда для себя. Трёхлетнему ребёнку – история о волке и семерых козлятах. Пятнадцатилетнему подростку – героическая война с зомби или вампирами. Девятилетнему – истории о красной руке и прогулке по кладбищу. Даже если после них немного страшно ночью идти в туалет. Но только если немного.
Источник: https://chips-journal.ru/reviews/pocemu-deti-lubat-strasnye-...
Название "Киевская Русь" — искусственный, «кабинетный» термин. Славянофил Аксаков в XIX веке придумал его для периодизации истории России (по главным ее городам — Киев-Владимир-Москва-Петербург). В советское время этот термин узаконил историк Б.Греков («Киевская Русь», 1939).
К этой условной Киевской Руси (или Древней Руси, домонгольской Руси) этнические украинцы не имеют никакого отношения.
Русское население Киевской земли, к генетическим наследникам которого современная украинская историография относит исключительно только украинцев, было уничтожено монголо-татарами. На данный факт указывают многие источники. Так, папский посол Плано Карпини, проезжая в 1246 г. через Южную Русь, насчитал в Киеве менее двухсот домов (по подсчетам ученых, до разорения Киева в декабре 1240 г. в нем проживало около 50 тыс. человек). «Бесчисленные головы и кости мертвых людей», которые видел Карпини на пути своего следования, оставались неубранными на территории даже бывшей столицы Руси, т. е. огромные пространства просто обезлюдели и некому было хоронить мертвых (археология дополняет эту жуткую картину).
Русские люди, спасаясь от смерти, уходили на север. Вот почему былины т. н. киевского цикла, в которых фигурируют князь Владимир и знаменитые русские богатыри, защищавшие Святую Русь, сохранились только на Русском Севере (на территории Карелии и Архангельской области). Собственно украинский фольклор не только не знает этих былин, но и вообще не помнит о событиях ранее XVI столетия.
Специалисты также подчеркивают, что ни один из антропологических типов сегодняшней Украины не соответствует древнерусскому антропологическому типу (украинцы подразделяются на шесть антропологических типов: центрально-украинский, полесский, нижнеднепровский, карпатский, закарпатско-верхнеднестровский на территории Украины, а также прутский (на территории Молдавии). См.: Алексеева, Т. И. Восточные славяне. Антропология и этническая история. М.: Научный мир, 2002. С. 40, 44.). Кроме того, нет никакой преемственности между археологическими культурами Киевской земли домонгольского и послемонгольского времени, а это означает, что они принадлежат разным носителям.
Академик А.Г. Кузьмин в свое время напомнил украинским националистам, что историк М.П. Погодин, «сопоставляя язык летописей Киева, Новгорода, Владимира и Ростова, пришел к выводу, что в домонгольский период язык основных центров Руси был единым... Этот вывод был подтвержден всеми крупными русскими лингвистами, указавшими в то же время на расхождение наречий. Расхождение же наречий сам Погодин объяснял тем, что коренное население Киевщины было смыто или уничтожено монголо-татарами в XIII в., а позднее из Прикарпатья пришло население, говорившее на ином диалекте», ставшем основой языка «малороссов». Вывод Погодина, отмечал Кузьмин, встретил «яростное противодействие идеологов нарождавшегося украинского национализма», стремившихся доказать, а точно так поступают сегодня их последователи, что «Киев не был центром единой древнерусской народности, а только центром малороссов-украинцев» (Кузьмин А.Г. Ухабы на «русском направлении» // МГ, 1992, № 3-4. С. 5; его же // Мародеры на дорогах истории. М., 2005. С. 72-73; его же. История России с древнейших времен до 1618 г. Кн. 1. М., 2003. С. 319-320, 339-341; Меркулов В.И. Мифы украинской политики // Сб. РИО. Т. 10 (158). Россия и Крым,- М., 2006. С. 507-510).
Реалии современной Украины, пишет современный исследователь В.В. Фомин, «обнажили одну закономерность: чем больше тот или иной деятель — политик, ученый и пр. — заявляет свое монопольное право на русь как на своего якобы кровного и духовного предка и при этом категорично исключает из числа ее потомков русских, то тем меньше он связан с русской народностью эпохи от Рюрика до Владимира Мономаха, ибо человек, если он действительно истинный потомок руси, не может противопоставлять себя, за исключением каких-то особых клинических случаев, русским и в конечном итоге становиться русофобом (и русинофобом)». (Фомин В.В. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты его историографии)
Источник: https://sergeytsvetkov.livejournal.com/764167.html?utm_sourc...
Я прошу данный пост политотой не считать, так как мне здесь были на самом деле интересны исторические факты миграции фольклора.
Верховный Суд разрешил парковаться на газонах в Свердловской области
Высшая судебная инстанция встала на сторону водителей-гряземесов.
Оставлять свою машину посреди зеленеющего газона плохо. Но иногда за газон принимаются давно вытоптанные площадки. И в этом случае автовладельцам очень обидно, когда им прилетает штраф за парковку на газоне. Причем с внушительной суммой — от 3000 до 5000 рублей. В итоге начинаются долгие судебные разбирательства из разряда, а был ли газон…
— Дело в том, что устанавливать штраф за парковку на газоне можно только на федеральном уровне и уж никак на региональном, — объясняет автоправозащитник Кирилл Форманчук. — Нет цели оправдать гряземесов паркующихся на газонах, но водитель должен получить штраф по закону. Отмена подобных законов — это исключительно юридический вопрос. Поэтому автовладельцам нужно знать, что отмена закона не означает автоматической отмены выписанных штрафов.
Если водитель все-таки получил штраф, то ему нужно написать заявление о прекращении исполнения постановления (статья 31.7 КоАП РФ) и подать его в административную комиссию. Комиссия обязана освободить автовладельца от уплаты штрафа. При этом ранее уплаченные штрафы не возвращаются.
— К сожалению, на этом история не заканчивается, — добавляет Кирилл. — Больше месяца в профильном комитете Законодательного Собрания Свердловской области идет обсуждение очередного закона о запрете парковок на газонах. В скором времени проект закона будет внесен на рассмотрение Областной думы. В случае принятия проекта закона, его будет ожидать такая же участь, как и три предыдущих закона — отмена в суде.
Источник: https://www.ural.kp.ru/daily/26849/3891462/
https://news.mail.ru/politics/33968570/?frommail=1
Москва. 17 апреля. INTERFAX.RU. Замыкание в проводке светильника стало причиной пожара в кемеровском ТЦ «Зимняя вишня», заявил во вторник директор департамента надзорной и профилактической деятельности МЧС России Ринат Еникеев.
«Да, действительно, по нашему представлению, мы имеем дело с коротким замыканием большого переходного сопротивления и перегрузки частей светильника. Мы не знаем, что именно, но причина там», — сказал Еникеев на пресс-конференции во вторник.
Он добавил, что у светодиодного светильника был рассеиватель, после оплавления которого огненные капли упали в поролоновую яму.
«Истинная причина будет названа Следственным комитетом России», — добавил Еникеев.
Ранее в субботу глава Следственного комитета Александр Бастрыкин заявил, что следствие усмотрело вину высокопоставленных чиновников в произошедшем. «Следствием установлены высокопоставленные должностные лица, препятствовавшие проведению проверок противопожарной безопасности в торгово-развлекательном комплексе “Зимняя вишня”», — сказал он в Кемерово на встрече с родственниками погибших.
Он не назвал конкретных имен и должностей, отметив лишь, что в 2016 году была попытка сотрудников противопожарной службы проверить комплекс, но она не была проведена, «потому что в этот процесс вмешалось одно высокопоставленное должностное лицо».
На данный момент по делу о пожаре в Кемерове судом арестованы на два месяца техдиректор ТРЦ Георгий Соболев, управляющая Надежда Судденок; Александр Никитин и Игорь Полозиненко — сотрудник и руководитель компании «Системный интегратор», занимавшейся обслуживанием пожарной сигнализации в ТРЦ; охранник Сергей Антюшин, который не включил систему оповещения о пожаре; гендиректор компании-собственника Юлия Богданова.
Кроме того, под стражу взята экс-глава кемеровского Госстройнадзора Танзилия Комкова. По версии следствия, она не приняла мер по пресечению эксплуатации возведенного без разрешения здания торгово-развлекательного комплекса.
Пожар в ТРЦ «Зимняя вишня» в Кемерово произошел 25 марта. При пожаре погибли 64 человека, в том числе 41 ребенок.
Задолбали продавцы, возомнившие себя гуру продаж. Искала себе шапку, перебрала все варианты, ничего не подошло. Ухожу из магазина. Мне вслед:
- Покрасоваться, что ль, сюда приходила?!
Ничего не ответила: время и нервы дороже. Оставила мнение продавца при нём. Одно только удивило: он даже не задумался об убогом ассортименте, только о том, что выручка уплыла. Само собой, в этот магазин ни ногой.
Другой магазин. Молча меряю пятую шапку. Хозяйка не затыкается:
- Ну вы уже в голове придумали себе образ вашей идеальной шапки, а её и в природе-то нет! Вы замужем? Скажите, вы замужем? Муж есть? Дети? Ну что вам опять не нравится? Вот, подойдите к зеркалу! Вы должны любить себя такой, какая вы есть! Вот за что вы себя не любите?! Вот вам бы глазки подкрасить, губки подкрасить...
Ничего себе и там не нашла. Хотя, нет, нашла: головную боль от этого бесконечного фонтана бестактного допроса и псевдопсихоанализа. Само собой, и в этот магазин ни ногой: нафиг мне не сдалось полоскание мозгов вместо подборка покупки.
В третьем магазине предложили похудеть. В четвёртом - отказались снимать с витрины шапку для примерки...
Устала, ужасно устала от продавцов, которые мало того, что вместо покупателя видят кошелёк на ножках, но ещё и озвучивают это вслух, отгоняя потенциальных покупателей.