Morgot76

Была наша часть  небольшой и самой прозаичной на вид. Здание казармы, общежитие для офицеров, столовая, плац, автомобильные боксы, баня с прачкой, склады и хозяйственные постройки. Ничего необычного. Ещё в километре от территории была вертолётная площадка, через которую осуществлялась наша связь с «большой землёй». Единственное, что выдавало особенность нашей части, был большой грузовик с фургоном, полным каким-то секретным оборудованием и странными антеннами на крыше. Его обслуживали два офицера, про которых говорили что они какие-то военные учёные и которые сменялись каждые три месяца.

В нашей части было всего две роты личного состава и полтора десятка офицеров и прапорщиков. Основное занятие, как я писал выше -  охрана обширной территории леса. Ещё был взвод автомобилистов, в чьём подчинении были три грузовых «газона», и пара уазиков. Был авиационный взвод, который отвечал за вертолётную площадку. И хозяйственный взвод, который обслуживал кухню, прачку, маленькую пекарню и скотный двор.

Попал я туда прямиком из учебки с военно-учётной специальностью связиста-шифровальщика. В моём ведомстве находился небольшой радиоузел с секретным оборудованием связи и телефонным коммутатором.

Помню, как прилетел в первый раз на вертолёте в эту глухомань, где даже по телевизору с трудом можно было поймать лишь пару каналов, а связь с миром осуществлялась только по почте, которую два раза в месяц привозили и забирали вертушки. Потом шёл с другими такими же новоприбывшими салагами до КПП части, по раскисшей просеке. Всё удивлялся, зачем мы здесь? Прапорщик, который нас сопровождал, ничего толком объяснить не мог, кроме того, что они охраняют секретную Зону. В чём секретность, не знает никто, военная тайна. Единственное, что было известно, зоной этой занимались военные учёные, которые со своей аппаратурой дислоцировались на территории части. И ещё – там происходило  нечто странное, чему я до сих пор не нашёл объяснения, лишь догадки, которые изложу в конце.

Историй этих ходило множество. Большинство из них крутились вокруг Зоны. Например, как иногда караульные по ночам видят вдали огни, похожие на свет фонарей, которые блуждают между стволами деревьев, будто выискивая что-то, при этом то почти прижимаясь к земле, то взмывая на десяток метров вверх. Или о стае белых волков, которые бесшумно выходили на опушку и рядком садились напротив караульной вышки, несколько часов неподвижно наблюдая за человеком, заставляя того нервничать. Потом они так же тихо, гуськом, уходили обратно в лес.

Но рассказывали также случаи не связанные с Зоной, но от этого не становящиеся менее жуткими. Например, история про грузовик мертвецов. Случилась она задолго до меня, и её я слышал в нескольких вариациях от нескольких людей. Поэтому привожу её в усредненном виде.

Рассказывают, что как-то раз, вечером, к воротам КПП подъехал тентованный грузовик, обыкновенный армейский ЗИЛ, не наш. Остановился, но из него никто не вышел и на оклик часовых не отозвался. Стоял он так несколько минут, пока не вызвали усиленный наряд караула. Прибывшие обнаружили жуткую картину. На месте водителя и сопровождающего сидели два бледных, окоченевших трупа в военно-полевой форме. На лицах с закрытыми глазами умиротворённое спокойное выражение, и никаких внешних повреждений. В кузове, под тентом, на лавочках по бортам, сидели ещё четырнадцать покойников, таких же окоченевших, спокойных, сжимающих в застывших руках оружие.

В части подняли тревогу. Грузовик перегнали в свободный бокс, трупы перенесли в лазарет к фельдшеру. У них у всех при себе оказались документы, из которых следовало, что они служили в абсолютно разных частях, в разных концах страны. По радиосвязи известили «большую землю», вызвали помощь. А на утро оказалось, что грузовик исчез. Как и все покойники и их документы из сейфа командира части. И никто ничего не видел и не слышал.

Какой тогда начался переполох! Наш особист брызгал слюной и грозил всем трибуналами и увольнениями. Наряд, дежуривший на КПП в полном составе, был допрошен, и посажен на гауптвахту до дальнейшего разбирательства. А вечером из леса, тарахтя мотором, выехал знакомый грузовик, и, как и в прошлый раз, замер у ворот КПП. В нём были всё те же покойники. Но странное дело. По документам это были уже совсем другие люди, хотя сомнений не было, что это именно они лежали в лазарете в прошлый вечер. Как такое могло быть, никто не стал разбираться, а просто отогнали машину вместе с покойниками в тот же бокс, заперли на замок, не выгружая из него жуткий груз, и особист выставил у ворот усиленную охрану. Но всё равно наутро машины в гараже не оказалось.

Больше его никто никогда не видел, а особист, осознав, что столкнулся с силами, которые выше его разумения, в итоге просто решил эту историю замять. Вот такая вот байка на ночь. Правда, у неё было продолжение. Несколько раз дневальные сообщали, что видели в тёмном коридоре казармы стоящего мертвеца, похожего на одного из солдат из того грузовика, замершего неподвижно, словно статуя, но когда зажигался свет он тут же бесследно исчезал. Но эти рассказы ставились под сомнение, потому что других свидетелей не было. Как я и говорил выше, правда это или нет, мне неизвестно, так как случилось задолго до моей службы. А вот вопли и мат старшины нашей роты я помню до сих пор.

Так вот. Был в нашей роте старшина, старший прапорщик Миронов Степан Николаевич. Высокий пожилой сибиряк с пышными седыми усами. И была у него кличка Су-24, за то, что обычно сначала появлялся звук его криков и ругани, а затем и он сам.  Решил он как-то повесить картину в ленинской комнате. Дал задание двум дневальным, выдав им для этого дела молоток и гвозди. Дневальные забили гвоздь в стену, повесили картину и пришли доложить о проделанной работе.

Вечером старшина зашёл в ленинскую комнату, и обнаружил, что картина вместе с гвоздём лежит на полу. Вызванные дневальные целый час выслушивали ругань и маты старшины в свой адрес, терпели подзатыльники и отжимания с приседаниями, но оправдаться им было нечем, тем более, что в стене не было ни единой дырки от гвоздя.

В общем, старшина строго приказал доложить о выполненной работе через пять минут и ушёл в каптёрку. Дневальные прибежали через минуту. Испуганные, с выпученными глазами, они, заикаясь, рассказали старшине, что гвоздь после удара вошёл в стену внезапно мягко, как в глину, и из отверстия потекла кровь. Причём потекла вверх, к потолку!

Старшина, матеря всё и вся, отправился проверить всё сам и обнаружил чистую стену, без дыр, и лежащий на полу гвоздь. Ругая дневальных, на чём свет стоит, и, грозя им всяческими карами, сам взял молоток в руки, приставил гвоздь и со всего замаха ударил. Тот неожиданно легко, с тихим чавканьем, вошёл в стену, и в лицо старшине брызнула густая алая струя, пачкая всё вокруг грязными кляксами,  ручейком затекая вверх по стене на потолок, разливаясь над головами жуткой лужей, в которой отражались испуганные лица дневальных и заляпанная красным физиономия прапорщика. А гвоздь на глазах у всех медленно выполз из стены и упал на пол. Теперь вопли и ругань слышала вся часть.

В экстренном порядке, согласно нашим правилам, были вызваны учёные, которые дежурили в своём фургоне. Те оперативно опечатали помещение и там что-то долго и тщательно изучали. Через неделю они ушли, сказав, что всё закончилось,  и стена вновь стала обычной. И вправду, ни потёков жидкости, похожей на кровь, ни дыры в стене, ничего не напоминало о недавнем происшествии. Но старшина с тех пор эту стену обходил стороной. Вот такая вот история. Жуткая, мистическая, и в то же время весёлая.

Но всё же большинство историй было связано непосредственно с Зоной. И если все происшествия в части были почти безобидны, то та территория, которую мы охраняли, была полна неведомых опасностей. Солдаты, проникшие в неё, пропадали без вести. Казалось, зачем туда лезть? Но находились такие дураки, которые, кто на спор, кто по пьяни, а порой и просто из любопытства, пробирались в Зону. Был даже случай, когда один из караульных, перед исчезновением, позвонил со сторожевой вышки и сообщил, что в паре сотен метров от себя видит свою родную деревню и мамка зовёт его обедать.  Таких бедолаг  больше никто никогда не видел. Их даже не искали, это было строжайше запрещено, просто писали в рапортах, что самовольно оставил часть и потерялся в лесу.

В связи с таким опасным соседством в части соблюдались различные правила. Одно из них я описывал выше. При каждом необычном явлении, или даже если что-то показалось, нужно было тотчас же оповещать учёных. Но были и негласные правила, не прописаные ни в каких уставах. С одним из них я столкнулся на восточной заставе, куда был вызван для наладки телефонной связи.

Надо сказать, охрана Зоны была высокого уровня. Кроме многочисленных вышек территорию окружала высокая сетчатая ограда, поверху украшенная спиралями специальной проволоки «егоза», которая гораздо опаснее колючей, так как была утыкана острым крючьями, и попавший в её петли, без посторонней помощи выбраться живым не имел шансов. Понизу ограду укутывали клубы тонкой стальной «Путанки»,  которая по слухам могла остановить даже танк, обмотав его гусеницы. Раз в неделю караульные обходили эти жуткие ограждения, вынимая оттуда трупы попавших в них животных.

Далее параллельно ограде тянулась взрыхлённой лентой контрольно-следовая полоса, которую дополнительно просвечивала система инфракрасного слежения. И завершала всё  ещё одна, обычная на вид, ограда из рядов колючей проволоки, которая на самом деле была частью системы, реагирующий на прикосновения. Все сигналы от этих замудрённых устройств поступали в соответствующее участку караульное помещение, которые мы называли заставами.

Для чего я всё это так подробно расписал? Дело в том, что когда я находился на восточной заставе, произошло срабатывание всех этих систем. Причём, судя по сигналам, сразу по всему многокилометровому участку восточной ограды, по всем секторам охраны. Начальник караула, молодой лейтенант, сильно побледнел, и отдал распоряжение всем собраться в помещении и заблокироваться. Солдаты тут же, без вопросов, бросились закрывать металлические ставни на окнах, и засовы на дверях. Потом офицер приложил палец к губам, в ответ на мои попытки спросить что происходит, многозначительно кивая  сторону Зоны. И тут я услышал. Это были шаги. Тяжёлые, шаркающие. А так же хрипы и покашливания, словно около нашего здания бродит какой-то старик.  Очень тяжёлый старик. Он бродил за стеной, подошёл к двери и постучал. Потом подёргал ручку. Побрёл дальше, к окнам.

Я уже набрал воздуха в грудь, чтобы узнать, что происходит, как начальник караула  указал на стену. Я обернулся, и волосы зашевелились у меня на голове. По стене брела тень. Такая густая и чёрная, что казалась провалом во тьму. Но самое жуткое было то, что она принадлежала тому, кто бродил за стеной. Словно то существо было настолько чуждым свету, что его тень проходила сквозь кирпичную стену, словно через матовое стекло. И при взгляде на неё мышцы тела начинало колоть и дёргать, как от электрических разрядов. По очертаниям фигура была не больше двух метров, но формы были неуловимы. Не было даже понятно, сколько у неё ног, две или больше. Голова постоянно меняла местоположение, будто перекатываясь по телу. Вот оно достигло окна, поскреблось в ставни, потом постучалось. Долго и настойчиво. Побрело к другому окну. Там повторилась сцена со стуком. Опять обошло здание и вновь постучало в дверь.

В целом, оно совершило три круга вокруг заставы, каждый раз требуя, чтобы ему открыли. И всё это под непрекращающуюся цветомузыку систем охраны. В итоге владелец жуткой тени ни с чем ретировался обратно в сторону Зоны, и всё закончилось.

Мы не открывали двери ещё минут десять. После осторожно вышли. Вокруг караульного помещения трава оказалась пожухлой, на дверях и ставнях окон потёки серой слизи. В таких же потёках оказался большой участок ограждения, а с острых крючков «Егозы» свисали какие-то то ли грязные обрывки тряпья, то ли кожа. И вокруг стоял очень странный запах. Подобного я никогда не ощущал, и потому даже не знаю, как описать. Очень отдаленно можно сравнить с вонью жжёной резины и горящих тухлых яиц.

От молодого лейтенанта, начальника караула, я и узнал, что есть такое негласное правило, когда сразу на всём участке начинает работать  сигнализация, и кто-то начинает настойчиво проситься внутрь, ни в коем случае нельзя открывать двери и нужно сидеть тихо. Лет шесть назад был случай, когда о подобном инциденте сообщили по телефону с одной из застав, а потом обнаружили, что здание пустое, двери и окна нараспашку. Никого из караульных потом отыскать так и не смогли.

Ну вот, теперь, когда вы достаточно узнали о том, что такое Зона, пришло время для главной истории, которая произошла незадолго до моего увольнения.

В общем, холодным сентябрьским утром, когда на улице было ещё темно, и иней покрывал траву и понурые деревья, с остатками листвы, нас подняли по тревоге. Причиной был вертолёт, который должен был доставить очередную смену нашим учёным. По неизвестной причине он упал в глубине Зоны, где-то в шести километрах от внешней ограды.

Как доложили с вертолётной площадки, пилоты подлетающей машины почему-то перестали реагировать на команды с диспетчерской, словно они их вообще не слышали, но при этом отвечали кому-то неведомому. Кто этот другой, и какие распоряжения передавал вертолётчикам, никто не знал.  В эфире, кроме ответов пилотов, больше ничего не было слышно. В итоге машина сбилась с курса, в утреннем тумане зацепилась за деревья и совершила жёсткую посадку глубоко в Зоне.

Поисковый отряд из десяти бойцов, в том числе и со мной, возглавил наш командир взвода, лейтенант Овчинников. Так же с нами выехали оба учёных, прихватив с собой кофры с какой-то аппаратурой. Все разместились в тентованном кузове полноприводного «газона», который фырча мотором и разбрызгивая грязь, выехал из ворот КПП в направлении Зоны.

Ехали молча, сквозь ледяной утренний сумрак, зябко пряча шеи в воротниках шинелей и обжигая ладони о холодный металл автоматов, зажатых между колен. Несколько сигаретных огоньков плясали во тьме кузова, выхватывая красным свечением сосредоточенные лица. Дороги в Зоне, как таковой, не было, так как туда никто не ездил. За воротами первой заставы была лишь небольшая просека вглубь леса. Но она была давно заброшена, заросла подлеском и молодым ельником.

Учёные в глубине кузова щёлкали тумблерами на своих приборах, вглядываясь в зелёные экраны осциллографов. Грузовик, фырча мотором, прокладывал путь сквозь кусты. Треск ломаемых ветвей стоял, казалось, на весь лес. Ехали медленно. Сумерки снаружи начали проясняться, туманное свечение вползало под брезент, превращая окружающий мир в неверную черно-белую картинку. Большинство ребят дремало, прислонившись спиной к борту.

Я взглянул на сидящего напротив командира и чуть не вскрикнул. Он спокойно глядел на меня, но его лицо, казалось, начало перекашиваться и стекать вниз, как у пластиковой куклы, брошенной в огонь. Один глаз моргал уже где-то в районе щеки, затягиваясь бельмом. Нижняя губа оттянулась до груди, открыв дёсна и зубы. Щёки, как собачьи брыли, уже почти лежали на плечах. Овчинников ободрительно подмигнул мне «сползшим» глазом и улыбнулся. Но это получилось очень жутко. Я зажмурился, и тихо выдохнул, потом взглянул вновь. Командир выглядел нормально, страшный морок исчез. Учёные о чём-то начали оживлённо шептаться, но разобраться в их научной тарабарщине было невозможно.

Наконец машина окончательно остановилась, упёршись в переплетение стволов и ветвей, поросших по краю неглубокого оврага. Спрыгнули на чавкнувшую сыростью землю. Я поправил на спине увесистую радиостанцию. Решили идти оставшуюся пару километров пешком, а машину пока отправить назад, к заставе. Постояли, провожая взглядом уезжающий грузовик, потом склонились над картой.

Вокруг стояла гробовая тишина, совершенно неестественная для леса. И если отсутствие насекомых в такое время года было объяснимым, то вот молчание птиц и зверей было тревожным и пугающим. Мы тоже шли молча, словно боясь спугнуть эту тишину. Но всё равно, треск сухих ветвей под ногами, казалось, разносился на много километров.

Первым волков заметил лейтенант Овчинников, приложив палец к губам и указав на них головой. Четыре… пять… семь снежно-белых теней бесшумно скользило параллельно нам, в отдалении, словно жуткие призрачные псы. До этого я слышал о них только из рассказов караульных, теперь же видел воочию. Здоровенные, абсолютно одинаковые, они вообще не глядели в нашу сторону, но уверенно держались того же курса, что и мы, не обгоняя и не отставая.

Руки непроизвольно сжимали автомат, было жутко, но уверенный вид нашего командира действовал успокаивающе. Немного потеплело. Поднималось осеннее солнце, растворяя своими лучами клочья зябкого тумана, и вслед за ним улетучивались нервозность и страх.

К вертолёту вышли неожиданно. Он лежал, подмяв своей тушей молодые сосенки, словно труп огромного морского чудовища. Его корпус был почему-то странного бурого цвета, и когда подошли поближе, то поняли почему. Металл обшивки проржавел насквозь, стал настолько хрупким, что его можно было проткнуть пальцем. Я знаю, что дюраль, из  которого она сделана, не ржавеет, но факт был перед нами. И вообще вся машина была в таком состоянии, будто лежит тут уже не меньше сотни лет. Сквозь мутные стёкла ничего не было видно. С трудом протиснулись в кабину, но никаких следов не обнаружили. Ни тел, ни крови, ничего. Начали гадать, куда идти дальше.

Учёные подозвали к себе Овчинникова и достав свою собственную карту склонились над ней, что-то обсуждая. Мы стояли в круговом оцеплении, до боли в глазах вглядываясь  в сумрак между деревьев, направив туда стволы автоматов. Волков не было видно.

Наконец командир собрал нас, и довёл план дальнейших поисков. Неподалёку должен был находиться заброшенный бункер, практически в центре леса. Учёные предположили, что сменщики с пилотами могли направиться туда, чтобы укрыться до того, как их обнаружат спасатели. Наше дело маленькое, командир отдал приказ, мы сказали «есть!». Вновь углубились в дебри леса.

Впереди вдруг мелькнуло яркое пятно. Наш отряд внезапно вышел к краю небольшой поляны, заросшей цветущими ромашками. Овчинников приказал остановиться, внимательно вглядываясь в цветочный ковёр. Ещё бы. Яркие цветущие ромашки в середине осени, когда все остальные растения уже давно пожухли,  выглядели очень зловеще и подозрительно.

- Идём в обход, – махнул рукой командир, оценив обстановку.

Мой взгляд зацепился за какой-то предмет, почти в центре поляны. Олений череп, выбеленный дождями и солнцем. Он скалился, глядя на нас пустыми чёрными глазницами. Чуть поодаль, жадно оплетённый цветами, угадывался хребет с рёбрами. Головки цветов, казалось, едва заметно поворачивались, следя за нашим движением. И всё это в той же гнетущей тишине, где слышалось только наше тяжёлое дыхание и лязг оружия. Только учёные радовались как малые дети, срывая ромашки по краю поляны и что-то между собой обсуждая вполголоса. С неба посыпал мелкий холодный дождь. С голых ветвей начали шлёпаться крупные ледяные капли, всё время норовя попасть за шиворот.

Наконец вышли к приземистому холму, на вершине которого чернел мёртвый раскидистый дуб, зловеще протягивающий свои узловатые ветви во все стороны. В склоне холма зиял вход в бункер. Массивная стальная дверь была наполовину приоткрыта, и рядом, в примятой траве, виднелись свежие следы от армейской обуви. Теперь было очевидно, что мы на верном пути, и я испытывал уже некоторое облегчение от того, что скоро всё закончится.

Было решено оставить троих бойцов снаружи у входа, с малой переносной рацией. На всякий случай. С фонарями у нас были проблемы, так как наш отряд не рассчитывал лазать по подземельям. Они оказались только у учёных. Решили один из них отдать ведущему, а другой замыкающему. В таком порядке мы и перешагнули порог. Там было действительно темно. Очень темно. И ещё, возле входа почему-то лежала детская пластмассовая кукла. Обычная кукла, которых обычно зовут Анями или Алёнами, только без одежды, грязная, и вроде обожженная, с редкими клочьями кудрявых русых волос. Выглядело это очень странно и неуместно, как и та поляна с ромашками в голом осеннем лесу. Видимо это почувствовали все, потому что входящие старались держаться от неё подальше.

Гулкая темнота сомкнулась вокруг нас. Командир начал громко звать пропавших, в ответ слышалось лишь эхо. Затхлый холодный воздух был недвижим.  С бетонного потолка свешивались корни и паутина. На пыльном полу явно виднелись следы нескольких человек, прошедших тут незадолго до нас.

Показалась узкая каменная лестница, ведущая глубоко вниз. Мы так же, гуськом, начали спуск. Впереди, у подножия лестницы в луче фонаря мерцала рябью вода, где-то звонко шлёпались капли. К счастью, оказалось совсем не глубоко, да и в сапогах нам вода была не страшна. Теперь перед нами был узкий бетонный коридор с железными запертыми дверями по обе стороны. В некоторых местах потолок был проломлен могучими корнями старого дуба, чей мёртвый остов высился на холме бункера. В коридоре виднелись остовы потерявших очертания, проржавевших и прогнивших предметов, которые с тихим хрустом разваливались от удара сапогом. Влага стекала каплями с сырых заплесневелых стен.

Замыкающий боец нервничал, постоянно светя фонарём назад, да и все были на взводе, даже командир и  учёные. Подёргали боковые двери, но все они оказались заперты плотно.

Впереди показался проём люка, больше похожий на часть подводной лодки. Правда, сам люк, давно сорванный с петель неведомой силой, валялся на полу, покрытый толстым слоем плесени и ила, словно древняя могильная плита. Высокий порог проёма оградил лежащие за ним помещения от заливавшей пол воды. Наши сапоги застучали по бетонному полу, а лучи фонарей выхватывали покрытые грязным кафелем стены. Теперь эти коридоры напоминали какую-то заброшенную больницу или лабораторию. Сходство придавали также ржавые остовы перевёрнутых каталок и инвалидных кресел с гнутыми колёсами со спицами. Под ногами хрустели обломки стеклянных шприцев, какие-то ампулы и флаконы. По полу змеились пучки  проводов, вырванных из распотрошённых таинственных приборов. На кафеле стен кое-где виднелись смазанные бурые отпечатки ладоней,  застарелые, едва различимые, и такие же бурые брызги, пятнающие к тому же потолок.Тут было просторно, гуляло гулкое эхо, и висел странный запах какой-то застарелой химии.  Коридор начал разветвляться, но учёные уверенно вели нас известным только им маршрутом.

Впереди, возле самого пола что-то блеснуло. Мы окружили этот предмет, испытывая страх и недоумение, по отряду покатились испуганные шёпотки. Это были часы. Часы на руке, которая по локоть торчала из бетонного пола, ещё даже не успевшая окоченеть, завёрнутая в рукав армейской куртки. Словно пол в какой-то момент стал зыбким будто трясина, и затянула ступившего на него человека, да так и застыла, оставив снаружи только руку во взывающем о помощи жесте. Сомнений не было – это был один из тех, кого мы искали. Вот только кто из них, учёный или кто-то из пилотов?

Хотя теперь сомнений не было, что мы на верном пути, идти дальше всем было просто страшно. Только лейтенант Овчинников подбадривал нас как мог. Он даже стал громко звать пропавших, но ответом ему было лишь жутко искаженное эхо, которое совсем не прибавило оптимизма.

Коридоры были все похожими, с рядами однообразных дверей по сторонам. Луч фонаря не добивал до их противоположного края, и потому они казались бесконечными, уходящими на много километров вдаль. Тьма далеко впереди будто клубилась, выпуская в нашу сторону туманные щупальца, но, словно обжигаясь о свет, тут же, втягивала их обратно. Почему-то у меня эти коридоры вызывали странную ассоциацию с длинными пищеводами, которые заглатывали нас всё глубже и глубже.

Наши учёные о чём-то тихо посовещались, выбирая направление, на их лицах угадывалась растерянность, словно они попали в незнакомое место. Продолжили путь в один из бесконечных коридоров. Через несколько минут я заметил, что кафель стен стал отблескивать розовым, а на самих плитках появился странный узор похожий на переплетение тонких кровеносных сосудов. Остальные тоже это заметили, с опаской поглядывая на жуткие метаморфозы вокруг. Формы коридоров стали оплывать, углы сглаживались, стены и потолок вспучивались и опадали волнами и буграми, казалось, что он движется и пульсирует, и теперь схожесть с кишечником живого существа была просто разительной. Все в отряде были напуганы и на взводе. Несмотря на холод, пот катил градом, заливая глаза. Казалось, хлопни в ладоши, и все начнут беспорядочную пальбу во все стороны.

Появилось ощущение, что я двинул кукухой, и у меня начались слуховые галлюцинации. Мерещилось, что, то за одной, то за другой дверью, раздавался смех ребёнка. Но, поглядев в растерянные, озирающиеся лица, я понял, что другие слышат то же самое. Под ногами зачавкала тёмная слизь, такая же субстанция капала с потолка, пачкая шапки и шинели. В какой-то момент, в лучах фонариков стали попадаться брошенные предметы детского обихода,  и игрушки, старомодные, подобные тем, что я когда-то  давно видел у бабушки в деревне. Там были и гребешки с поломанными зубьями, и разбитые зеркальца, и сандалики с порванными лямками,  а также разные куклы и их части, мячи, погремушки и ещё много чего. Всё грязное, поломанное, со следами огня.

Теперь идти было труднее. Воздух уплотнился и словно вибрировал, заставляя дрожать свет фонарей. Холод исчез, и теперь нам было реально жарко. Вокруг расползался смрад тухлых яиц и аммиака, вызывая кашель, и вынуждая прикрывать нос рукавом шинели. Голова кружилась. Детский смех и радостные крики теперь звучали отовсюду, словно нас окружила хороводом ватага ребятишек. Это был настоящий дурдом. Казалось, психика вот-вот не выдержит и сломается. Коридор всё так же уходил в бесконечность. Стены его всё больше походили на живую плоть, они пульсировали и искривлялись. К окошкам многочисленных дверей изнутри прижимались бледные детские лица с чёрными провалами глаз. Валявшиеся повсюду игрушки метались в разных направлениях, швыряемые неведомой силой. Я до сих пор удивляюсь, как никто из нас не сорвался и не нажал на курок.

Я дождался, пока последний из жителей исчез во тьме дверного провала, и тоже подошёл к нему. Постоял в нерешительности, успокаивая стук сердца, и переступил порог. Моё тело словно продавило невидимую, но ощутимую плёнку, и я внезапно оказался в огромном освещенном зале. Это было странно, изнутри помещение оказалось значительно больше, чем снаружи, и освещалось неисчислимым количеством свечей расставленных по полкам вдоль чёрных стен, а высокий потолок терялся в гулкой тьме, словно уходя на недосягаемую высоту. Вошедших было около трёх сотен человек, но зал был настолько огромен, что казался на половину пустым. Люди столпились в его противоположном конце, я прокрался в тенях между колоннами, чтобы приблизится и рассмотреть всё внимательнее. Перед собравшимися возвышались семь гранёных каменных пьедесталов, покрытых полустёртыми барельефами и письменами. Шесть из них достигали высоты метра два, а центральный был в полтора раза выше. На пьедесталах восседали семь фигур, закутанных с головой в непроницаемые тёмные балахоны в которых даже не было прорезей для глаз. Складки ткани скрывали очертания тел, делая их подобным огромным расплывшимся жабам.

Между людьми и пьедесталами с тёмными фигурами я различил круглую чашу бассейна, похожую на купель для крещения в обычных церквях. Толька она явно наполнена не водой, а чем-то густым, мутно-зелёным, излучающим слабое свечение, словно на дне была вмонтирована подсветка.

А потом начался обряд, будто все специально выжидали того момента, когда я займу удобное место для наблюдения. Центральная фигура на самом высоком пьедестале подняла закутанные в ткань руки и что-то начала нараспев говорить. По голосу я сразу узнал Василько, но смысла того что он произносил уловить не мог. Это была какая-то молитва, состоящая из непонятных и архаичных слов, из которых я только несколько раз уловил лишь одно – Страж. Все присутствующие время от времени вторили ему, подпевая и раскачиваясь, словно в трансе. Шесть других фигур на пьедесталах так же сидя ритмично пританцовывали, при этом временами совершенно теряя человеческий облик. Мне иногда даже чудилось, что у них больше чем положено рук или голов.

От этого сюрреалистического действа моя психика, казалось, вот-вот поплывёт. Поедет крыша, не спеша, тихо шифером шурша. Я просто не мог поверить в то, что видел, но всё же, понимал, что это вовсе не кошмарный сон, а происходит наяву. А потом началось совсем уж невероятное.

Под монотонное пение молитвы присутствующие развязали принесённые с собой узелки, и подняли их содержимое на вытянутых руках. Это оказались части тел домашних животных: куриные головы, свиные ноги и уши, потроха и куски мяса. Таинственный напев уже превратился в непрерывный низкий многоголосый гул, под который собравшиеся, поочерёдно, стали бросать свои кровавые дары в купель, и они с вязким всплеском тут же шли на дно. Тональность гудения становилась всё ниже. Я даже не предполагал, что человеческое горло может воспроизвести что-либо подобное. В этом гуле появился пульсирующий ритм, сидящие фигуры на пьедесталах неистовствовали, извиваясь и раскачиваясь. Свечение в бассейне стало пульсировать и менять цвет, словно дьявольская цветомузыка. Ритмичный гул и свет, казалось, возносились в невидимую высь храма, прямо в ледяные космические дали.

Потом к купели подвели Витька. Тот шёл послушно, как сомнамбула, улыбаясь. Толпа окружила его, скрыв из виду. Я только услышал вязкий всплеск, пульсирующий гул из множества голосов опустился практически до инфразвука от которого, казалось, стал мелко вибрировать камень колонны, к которой я прижимался. А потом всё залила яркая синяя вспышка, заставив зажмуриться и… всё закончилось.

Наступила тишина, люди развернулись и молча, направились к выходу. Они шли мимо с пустыми, ничего не выражающими лицами, и совершенно не обращая на меня внимания. Витька с ними не было. Как и когда исчезли фигуры с пьедесталов, я не заметил. Я остался один в гигантском, гулком, полутёмном зале.

Стоял ошарашенный, не в силах поверить в то, что сейчас было. Всё произошедшее не укладывалось у меня в голове. Это действо, этот обряд, ничего подобного никогда в жизни не видел. Оно было настолько древнее и тёмное, что шабаши сатанистов по сравнению с ним казались просто проказами малышни. Из каких тёмных доисторических глубин он дошёл до наших дней? Какими существами был придуман задолго до возникновения человека?

Голова кружилась, в ушах шумело. Я осторожно подкрался к купели и заглянул в неё. Пусто. Никаких следов какой либо жидкости на грубых каменных стенках. И дна тоже нет. Казалось, я смотрел в колодец, уходящий во тьму прямо к центру земли. Следов Витька тоже не было.

На ватных ногах побрёл к выходу. Нужно бежать. Сейчас. Привести сюда помощь, и возможно получиться спасти Витька. Огляделся, схватил с полки на стене несколько свечей, чтобы осветить себе путь в лесу, и выйдя на свежий воздух припустил к далёкому грузовику. Над погружённой во тьму деревней сияла полная луна. Не было слышно ни собак, ни звуков домашней скотины, ни пения ночных птиц. Словно это не деревня, а мёртвое кладбище. Даже не верилось, что прошлой ночью тут так живо и уютно светились окошки, заманивая нас сюда. Вот именно! Заманивая!

Я уже добежал до грузовика, вынул из него свой рюкзак и бросился в лес, всё так же затянутый туманом. Лунный свет с трудом проникал сквозь переплетение ветвей, а свеча разгоняла тьму лишь на пару метров. Но это было лучше, чем ничего, и позволяло не сбиться с пути и не воткнуться головой в ствол дерева.

Я прошёл метров двести, когда справа появился просвет озаренный луной. Там была поляна, и она вся оказалась заставлена автомобилями. Я свернул туда, чтобы посмотреть на них поближе, и то, что я увидел, мне совершенно не понравилось. Эти пару сотен автомобилей выглядели так, будто их просто притащили сюда и оставили гнить под открытым небом. Нет, они не были разбиты или разобраны, как обычно бывает с заброшенными машинами. Но то что они кинуты словно за ненадобностью, не вызывало сомнения. Тут было несколько очень старых моделей, которые я видел только на картинках. Они оказались полностью ржавыми, погребены под слоями палой хвои и вросли колёсами в землю. Встречались и довольно современные автомобили, покрытые лишь пылью и грязью. На глаза попалась пара армейских уазиков. Сквозь окна я разглядел в салонах брошенные личные вещи и даже игрушки. Это было настоящее кладбище. Только не для людей, а для их транспортных средств. Сколько же сотен бедолаг попало в ту же ловушку что и мы с Витьком? Неужели никому не удалось выбраться? Словно в ответ, где-то далеко в лесу раздался хруст ветвей. Я выбрался обратно на дорогу и вновь побежал, разбрызгивая лужи и грязь, преследуемый настигающим топотом ног. Не успею! Мне крышка!

Впереди мелькнуло что-то знакомое. Каменный мост горбатился над ручьём. Неужели я добрался? Но ведь до него должно быть не меньше полутора десятков километров? Но размышлять над этим было некогда. Вот и знакомый дуб с нависшей над дорогой ветвью. И висельник, опять дёргается в конвульсиях на верёвке, глядя на меня злобно выпученными глазами.

Я, зажмурившись, пробежал под ним, достиг моста и тут шаги позади утихли. Я остановился тоже, чтобы отдышаться, оглянулся. В нескольких метрах от меня стояли две фигуры. Я почувствовал, как волосы поднимаются на голове. Одна тварь была косматой горой меха, с длинными, до земли, руками и кривыми ногами, но без лица и вообще без головы. Второй монстр был голым и очень тощим, стоящим на четырёх длинных худых лапах, словно на ходулях. И он глядел на меня. Глядел знакомыми глазами, на знакомом Витькином лице!

Я заорал, моя психика не выдержала, и бросился с новыми силами на другой конец моста. Меня не преследовали, словно я пересёк незримую границу, за которой был недосягаем.

Сколько бежал, не помню. Очнулся лишь, когда мои кроссовки затопали по асфальту шоссе. Тогда я остановился, сел на землю и как рыба начал ловить воздух ртом. Когда пришёл в себя, попытался сориентироваться, чтобы знать, куда привести помощь. Телефон, конечно, включился сразу, а вот таинственную грунтовую дорогу я найти не смог. Нашёл даже то место, откуда из леса выходили следы моих грязных кроссовок, но там была просто плотная стена кустов и деревьев. Никакого просвета.

В полиции мне не поверили, но посчитали, что я тронулся умом, хотя по секрету один из инспекторов поведал, что на этой дороге часто бесследно пропадают люди, иногда целыми семьями. Чем закончилось расследование, я не знаю. Сейчас нахожусь в лечебнице для умалишённых. Я всё так же люблю в ночные часы сидеть у окна и смотреть на небо. И в особо ясные ночи я явственно слышу низкий хоровой гул, который ритмично пульсирует в такт со звёздами, а среди звёздной пыли вижу силуэт исполинской ладони с семью пальцами.

Конечно, я всё же не железный, и где-то часам к четырём – пяти начинаю клевать носом. Тогда паркую грузовик возле какой-нибудь круглосуточной заправки, или на стоянке для дальнобойщиков, глушу двигатель, задёргиваю шторы на окнах и тоже отправляюсь на боковую прямо на своём кресле.

Но в ту злополучную ночь, когда произошла эта жуткая история, как назло погода испортилась. Небо затянуло непроницаемыми тучами, верхушки сосен и кроны деревьев раскачивались ветром в безумном танце. Где-то слева небо озаряли зарницы приближающейся грозы. Наш грузовик, казалось, с усилием преодолевал напор шторма. Мой напарник за спиной беспокойно ворочался в спальнике и что-то бормотал. У меня тоже на душе было тревожно, гнетущее предчувствие чего-то неприятного скребло изнутри ледяными коготками.

Первые крупные капли дождя ударили по стеклу сразу после полуночи. А потом разверзлись хляби небесные, и начался водяной апокалипсис. Видимость мгновенно упала до нескольких метров, лишь частые вспышки молний позволяли разглядеть хоть что-то впереди. Дворники не справлялись с потоками воды на стекле. Кабина беспрестанно сотрясалась от ударов грома. Я держался дороги практически по ощущениям, или как говорили мы шутливо в такой ситуации – шёл по приборам. Скорость была уже почти как у черепахи. Навигатор начал глючить и наша отметка с экрана то исчезала, то оказывалась в другом конце карты. Маршрут перестраивался каждые две-три секунды, да и сама карта всё время сменялась, а потом вообще исчезла. И нет, чтобы остановиться, переждать шторм на обочине, но я как одержимый вцепился потными руками в баранку и, прильнув к лобовому стеклу, высматривал путь. Я уже не представлял, где мы находимся, но был уверен, что с минуты на минуту появится хоть какой-нибудь островок цивилизации, где мы сможем переночевать.

Под колёсами неожиданно зашуршал гравий. Куда же это я заехал? Вспышки молний освещали узкую грунтовую дорогу перед нами, которая пузырилась под потоками ливня большими ручьями и лужами. Наш автомобиль, словно пароход, двигался сквозь эти беснующиеся воды, гоня перед собой волну между рядов высоченных сосен с обеих сторон, во тьме больше похожих на неприступные зубчатые стены.

Неожиданно, очередные вспышки молний высветили впереди, в разрывах между струями ливня, каменный горбатый мостик, перекинутый через раздувшийся мутный ручей. Притормозил всматриваясь. Рискнуть, или нет? Выдержит ли это сооружение вес грузовика? Вроде груз в этот раз не такой тяжёлый, текстиль в основном, можно и попробовать.

Осторожно начал въезжать на мост, готовый в любой момент нажать на тормоза. Передние колёса на переправе, потом задние, вроде всё в порядке. Мост выдержал. Внезапная вспышка молнии высветила одиноко стоящий раскидистый дуб с голыми ветвями. На одной из них, протянувшейся над самой дорогой, болтался висельник! У меня аж волосы дыбом встали от этого зрелища! В эти несколько мгновений яркого света мне почудилась, будто человек выплясывал на веревке в безумном танце, как эпилептик. Изо рта свешивался чёрный язык, взгляд выпученных глаз был обращён на меня, а на синюшном лице застыло выражение злорадного ликования. Одежда висящего, насколько мне удалось разглядеть, была странной, что-то вроде грязной рясы или длинной рубашки. Я ударил по тормозам, в голове крутились мысли, набегая одна на другую: нужно выйти; помочь человеку; вызвать полицию и скорую. Но тут следующая вспышка вновь осветила старый дуб, и ветку над дорогой, а на ней... пусто! Ни человека, ни петли, словно это был фантом, галлюцинация.

Позади, чертыхаясь и кряхтя, заворочался мой напарник Витёк. Высунул голову из-за занавески, отгораживающей спальный отсек.

- Что случилось? Ты что кричал?

- Я? Разве? – надо же. Я даже не заметил этого. – Мне тут привиделось что-то, наверное, от усталости. А что? Тебя тут такая гроза не разбудила, а на мой крик вскочил, как ошпаренный.

- Какая гроза? – выглянул в окно Витёк.

И правда, я тоже сейчас увидел, что ливень утих до просто сильного дождя, а гроза, ворча, укатилась куда-то к правому горизонту, освещая зарницами макушки елей по краю дороги.

- Мы тут это… Походу я заблудился в грозе, свернул не туда.

Витёк протёр глаза, ещё раз огляделся.

- Лес какой-то. Навигатор что показывает?

- Ничего. – кивнул я на прибор, где на весь экран красовалась надпись «Нет связи со спутником».

- Завис что ли? Перезагружать пробовал?

- Попробуй сам, а я пока кофе налью и потихоньку поеду вперёд. Может, деревню какую-нибудь встретим.

Начал движение, внимательно вглядываясь во тьму впереди. Скользкая от грязи дорога петляла между соснами, отблескивала лужами. Дождь, наконец, закончился. Первым огни деревни увидал Витёк, указал на них пальцем.

- Рули туда, на окраине переночуем, а утром спросим, где находимся и как выйти обратно на шоссе.

Рассвет высветил большую группу длинных бревенчатых изб в окружении затянутого туманом леса. Косые лучи солнца осветили соломенные крыши и печные трубы, курящиеся дымками.

- Странная какая-то деревня. – резюмировал Витёк. – Ни машин не видно, ни столбов и проводов электрических. Старообрядцы что ли?

- Здесь? В Подмосковье? – с сомнением протянул я, оглядывая дома, словно сошедшие с картинки учебника истории Древней Руси, и начавших появляться жителей в таких же старинных нарядах, и даже в лаптях.

Внимания на нас особо никто не обращал. Все занимались своим делом: косили траву на лугу, кололи дрова, кормили скотину, таскали воду.

- Ну, пошли расспрашивать. – хлопнул меня по плечу Витёк.

Выпрыгнули из кабины, подошли к ближайшей кучке молодых парней, которые запрягали телегу.

- Бог в помощь! Хлопцы, мы тут заплутали немного, не укажете путь до трассы?

- Мир вам, добрые люди. – ответили те, поклонившись. – Пути того не ведаем, но коли кров и снедь какие нужны, завсегда помочь рады. Вон, как раз староста Василько идёт, он вас приветит.

Витёк стоял рядом, и озадаченно крутил в руках свой сотовый.

- Жора, мой телефон что-то не включается, хотя вроде заряжал его с вечера.

Я, глядя на приближающуюся делегацию из семи пожилых старцев, в полном смысле этого слова – с длинными седыми бородами, в холщёвых рубахах, подпоясанных чем-то вроде вязаных шарфов, с деревянными посохами в сморщенных ладонях, тоже попробовал включить свой сотовый.

- Странно, у меня тоже дохлый. Может гроза повлияла?

Тут приблизился староста с сопровождающими.

- Хлеб-соль, вам странники. Я местный голова. Василько меня кличут. Не томите свои цацки, не давал добра я им работать. – кивнул он головой на наши сотовые. - Лучше пройдёмте с нами в деревню, отведайте яств наших, молока да мёда испейте. Притомились вы в пути, наверное.

Я с сомнением посмотрел на старика. Он что, немного того? Странные вещи говорит. Да и люди, которые нас окружали, как то очень хорошо играли роль жителей старорусской деревни. Сомнительно, что в нескольких десятках километров от столицы могло затеряться дремучее поселение старообрядцев. Разве что ролевики какие-нибудь. Это было более-менее приемлемое объяснение. Обернулся на грузовик. Пошёл было к нему, чтобы запереть, но меня ухватили за рукав.

- Не бойся молодец за воз свой железный. Не тронет его никто, да и поехать не сумеет он без ведома моего.

Ну, точно, с приветом старик. Заигрался в деревенского мага. Но проблемы с телефонами немного озадачили.

- Что, Жор? Пойдём, перекусим, раз зовут? – позвал Витёк.

- Сейчас, только документы из бардачка возьму, чтобы не пропали невзначай.

Под пристальными взглядами «старцев» взобрался в кабину. Порылся в вещах, убрал автомобильные права в карман. Прихватил свой рюкзак, так, на всякий случай. Внезапно пришла идея завести грузовик, что бы убедиться, что всё нормально. Провернул ключ в замке и похолодел – в ответ была лишь тишина. Никакой реакции, будто аккумулятор полностью мёртв! В кабине вообще ничего не работало.

Удручённый ,выбрался обратно, подошёл к остальным.

- Витёк – прошептал я. – Похоже аккумулятор сдох. Как выбираться будем?

Тот пожал плечами.

- Придумаем, что-нибудь. В крайнем случае, найдём способ связаться с большой землёй, вызовем автосервис.

- Пойдёмте, путники, поснедаем да побалакаем в моей избе.

Двинулись всей делегацией. Напоследок обернулся к грузовику, и волосы на затылке зашевелились. На недалёкой опушке в тумане почудилось движение каких-то теней, странных, непропорциональных зловещих, не похожих ни на людей, ни на животных. И они так же исчезли, как и появились, растворились в серой мгле. Стойкое ощущение чужого взгляда, словно липкая паутина, неотступно преследовало меня весь путь.

Шли молча и это дало мне возможность приглядеться к местным. Что-то странное было в окружающих меня людях, неправильное. Посмотрел внимательнее, и вправду, у многих обнаруживались различные физические отклонения и уродства. Вон, пошла молодая девушка, у которой из под заячьей губы выглядывали большие зубы. Вон парень, странно перекошенный в плечах и без одного уха. И так у многих встречных, словно не деревня, а сборище инвалидов и уродцев. Даже у нашего провожатого старосты Василько, заметил на руке, активно размахивающей посохом, лишний палец, два сросшихся вместе мизинца. И ещё, нигде не было видно и слышно детей. И не только детей, но и людей среднего возраста не встречалось, лишь молодые, да старики. И это было очень странно.

- Может это санаторий такой специфический для людей с физическими отклонениями? – прошептал я, пригнувшись у Витькиному уху.

Тот пожал плечами.

- А где медики тогда? Обслуживающий персонал? Да ты не парься, сейчас позавтракаем, да и спросим местных про их деревню.

Но меня это не успокоило. Продолжил осматривать окрестности, но кроме деревни, да окружающего её туманного соснового леса ничего больше не было видно. Только в отдалении, у самой опушки, маячила какая-то церковь. И была она неправильной, чужеродной в этом пейзаже. Вместо положенной золотой маковки её венчал угольно-чёрный шпиль, а вместо креста на макушке красовалась странная, неразличимая отсюда фигура. Струи тумана обтекали храм со всех сторон, клубились вокруг вершины. Смотреть на неё было неприятно и жутко.

Дом старосты был самым большим и возвышался в центре деревни. Крыша его была не соломенной, а крыта гонтом, с фигурным коньком. Резные наличники и ставни на окнах, богатый оклад крыльца, всё указывало на статус владельца. На порог высыпали все жильцы, с десяток таких же стариков и старух, как сам Василько. Все с печатью каких-нибудь физических отклонений и уродств. Из распахнутых дверей пахнуло густым духом жареного мяса.

Внутри было низко и задымлено, по углам шипели толстые свечи, разгоняя полумрак помещения. Большой грубый стол был заставлен деревянными и глиняными мисками, в которых исходили паром ломти варёного и жареного мяса. Были там и курятина, и говядина, и свинина, а также различные овощи, соленья и горячие караваи ржаного хлеба. Мне это нравилось всё меньше. Какое-то тяжёлое предчувствие засело где-то глубоко и не давало расслабиться.

Хозяева расселись вокруг стола на деревянные лавки, выжидательно посмотрели на гостей.

- Угощайтесь гости, на столе густо, а в животе пусто.

Витёк сел первым, и тут же начал накладывать себе деревянной ложкой куски отварного мяса с какими-то травами. Сидящие вокруг старцы и старухи чуть ли в рот ему не заглядывали, затаив дыхание. И от этого мне вообще расхотелось есть. А мой напарник уминал одно блюдо за другим, так что за ушами трещало. В лицах стариков читалось довольное ликование.

- А ты что не ешь, соколик? – прошамкало над ухом.

Я посмотрел и отшатнулся. Одноглазая старуха с большими бородавками по всему лицу, протягивала мне в трясущейся руке большую миску с жареной курятиной и ломтем хлеба.

- Сыт я. Спасибо. – выдавил я ответ.

В единственном глазу старухи мелькнуло недовольство.

- Али ты брезгуешь нашей снеди?

- Не брезгую, бабуль. Не ем я утром. – и зачем-то добавил – Религия не позволяет.

Улыбка с лица старухи исчезла, рука дрогнула сильнее.

- Фёкла – окликнул её староста Василько – не приставай к гостю. Пусть освоиться, да обвыкнется. А там и сам поест.

Какое-то время ели молча, причём, как я заметил, сами хозяева ели не так уж много, чем только усилили мои подозрения. Но в чём именно они состояли, я понять не мог. Не отравить же нас хотят. Это вообще смешно.

- А как называется ваша деревня? Давно она тут? – наконец решился я спросить Василько.

Витёк никак не среагировал, продолжая поглощать еду. По-моему пошла уже четвёртая большая миска. Он вообще-то был не прочь хорошо покушать, за что получил шутливое прозвище Пухлый, но чтобы столько! Куда в него всё помещалось?

- Деревня наша зовётся СтрАжева юдОль. Почитай три века ужо тут стоит!

Я, конечно, отнёсся к его словам скептически. Не может быть такого, что в таком густонаселенном регионе страны затерялось такое дремучее поселение. Да и дорога же сюда ведёт. Через мост сам переезжал! И что это за название такое – СтрАжева юдОль? Ни разу подобного не слышал.

- Вы что, старообрядцы какие-то или ролевики? – на счёт последнего я конечно махнул, учитывая возраст окружающих меня людей.

Но мой собеседник и ухом не повёл, ответил всё с такой же доброжелательной улыбкой:

- Живём мы тут. Сколько помню, живём. И деды наши тут жили. Да ты угощайся то, смотри, как другу то твоему любо пришлась снедь наша.

И ведь вижу что они все улыбчивые, доброжелательные, но в глазах что-то такое… хищное что ли? Решил использовать проверенный на бабке приём:

- Нельзя мне, пост у меня. Только своё можно, что в дорогу взял.

Вижу, кивают, понимают мол. А в глазах огонёк недобрый.

- Скажите мне лучше, как на большую дорогу выбраться. Торопимся мы.

- Нету пути отсюда. Это земля Стража, и обратно хода нету никому. Кончаем трапезу! Работать пора! К вечерне все в церкву на Обряд собираемся!

Я сидел огорошено, глядя, как все дружно поднялись, включая и Витька. У того был отрешённый взгляд, лицо потное, измазано жиром. Потянулся за всеми к выходу.

- Витёк! Ты куда?!- поймал я его за локоть. – Нам ехать пора! У нас же сроки горят.

Тот посмотрел на меня какими-то осоловелыми глазами.

- Куда торопиться? Хорошо же здесь. Давай погостим тут немного – и отвернувшись, вышел на улицу за всеми.

Блин! Да что здесь происходит?! Это что, какая-то секта? Что они подмешали нам в еду? Наверное, какой-то наркотик? Но ведь и сами они ели, то же самое, что и Витёк. С одних мисок накладывали. В голове бардак и тихая паника. Оглянулся на старуху Фёклу, которая прибиралась со стола, та среагировала сразу:

- Можеть откушаешь чего, соколик?

Я ничего не ответил, решительно встал и вышел наружу. Поискал глазами напарника. Тот стоял в отдалении и внимал солидному старику с окладистой бородой. Старик активно жестикулировал, а мой товарищ послушно кивал головой. Я направился к ним.

- Витёк, хорош дурака валять! Идём, нужно грузовиком заняться.

Тот лишь отрешённо посмотрел на меня.

- Жора, не могу, дел много. – словно сомнамбула повернулся к бородатому старику, тот взглянул на меня с неодобрением и увёл моего товарища во двор.

Я битый час наблюдал, как напарник неумело, но старательно колол дрова, помогал вязать снопы и крутил жернова ручной мельницы. Пот с него катился градом, хотя было не так уж и жарко – солнце скрывалось за серой пеленой, затянувшей небо, выдавая своё местоположение лишь расплывчатым пятном света. Я был подавлен и растерян, а ещё меня убивало то, что каждый встречный-поперечный считал своим долгом пригласить меня к себе домой «потрапезничать».

Плюнул на весь этот цирк абсурда и направился к грузовику. Пережду в кабине. Обдумать нужно всё произошедшее и составить план действия. Витька нужно спасать по любому. По пути к машине отклонил ещё несколько приглашений. Странно всё же, почему не видно людей среднего возраста? Вновь появилось стойкое ощущение взгляда. Показалось, что на опушке в клубах тумана стоят какие-то изломанные фигуры и внимательно за мной наблюдают.

Забрался в кабину, заблокировал дверь и зашторил окна, оставив небольшую щель для света. Порылся в рюкзаке, чтобы достать сэндвичи и термос с кофе. Рука нащупала что-то круглое. Вынул на свет яблоко. Румяное, сочное, аппетитное. Вот стервецы! И когда успели? Осторожно открыл окошко со стороны леса и тихонько выкинул фрукт наружу. Потом перекусил бутербродами, благо взял продуктов в дорогу с запасом, откинулся на кресле и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.

С боем отбивать товарища – безнадёжная идея. Даже если получится, грузовик всё равно не заведёшь. Нужна помощь. С этой мыслью достал мобильник, попробовал включить – безрезультатно. Опять откинулся на спинку кресла. Значит днём не вариант. Можно рискнуть ночью, и пешком, по следам грузовика на «Большую землю», а там позвонить в органы…

В кабину постучали. Приоткрыл занавеску. У машины стояла пухлая девушка с длинной русой косой и очень маленьким, задранным носиком, придающим ей сходство с поросёнком. Протягивала глиняный кувшин и краюху хлеба.

- Испей молочка, добрый молодец. Уважь. Сама коровку-то доила.

Я изобразил улыбку, и отрицательно помахал головой. Задёрнул занавеску. Девушка не уходила, стояла как истукан с протянутым угощением. Вздохнул. Шут с ней! Открыл дверь.

- Спасибо, красна девица – сказал ей, забирая гостинцы.

Опять закрылся, убрал кувшин и хлеб подальше и откинулся в кресле. Нужно дождаться ночи. Староста что-то там говорил про обряд. И все при этих словах как-то оживились. Скорее всего, проходить данная церемония будет в той чёрной церкви у края леса, и следовательно привлечены многие из местных, а значит это самый удобный шанс увести отсюда Витька. Правда идти придётся пешком, нужно разведать хотя бы некоторый участок пути к отступлению.

Когда у меня появился план к действию, на душе стало спокойнее. Прислушался. Где-то в отдалении свистели косы, дружно срезающие высокую траву, под топот копыт прогрохотала телега, звенел молот в далёкой кузнице.

Выбрался со стороны леса, чтобы меньше попадаться на глаза. Сходил до ветру, дабы не вызывать подозрений у случайных свидетелей. Потом пошёл по дороге назад, высматривая следы шин. Они хорошо отпечатались в мягкой после ливня грязи, кое-где их уже пересекали следы телег. Подошёл к опушке, где между сосен клубился туман, превращая стволы и колючие лапы в размытые пятна. Чувства взгляда я теперь не ощущал, как и не видел таинственных фигур. Может, они мне просто почудились, ведь всю ночь не спал, да ещё перенервничал.

В лес я зашёл всего метров на сто. Тут оказалось сумрачно и сыро, но, не смотря на туман, дорогу и следы было видно. Сколько мы там проехали от моста через ручей, пока увидели деревню? Километров пятнадцать? Три – четыре часа быстрым шагом, правда в полной темноте, надеюсь, хотя бы туман развеется.

Справа хрустнула ветка, заставив меня вздрогнуть. Там в сумраке от ствола к стволу метнулась неясная фигура. Она походила на человека, но двигалась как-то необычно, словно спиной вперёд. Не стал испытывать судьбу дальше, и быстро, чуть ли не бегом, вышел из лесу обратно к машине. Отправился на поиски Витька, проверить как у него дела. Тот нашёлся почти в центре деревни, со счастливой улыбкой сидел на коньке одного из домов и помогал латать соломенную крышу.

Получив ещё несколько приглашений на обед и ужин, быстрым шагом ретировался от назойливых жителей обратно в кабину. Решил вздремнуть до вечера, благо наручные механические часы работали исправно.

Ребёнок был очень желанным для нас обоих, и потому мы совместно заботились о моей беременности. Я посещала всех необходимых докторов, проходила регулярные обследования, соблюдала диеты и режимы. Здоровье малыша заботило нас с мужем в первую очередь. Муж вообще с меня пылинки сдувал, реагировал на каждый мой чих.

Это было время первых мгновений. Первый раз услышали, как бьётся сердце малыша на ЭХОКГ. Первое шевеление. Первые УЗИ снимки уже почти сформировавшегося ребёнка.  А когда узнали, что будет дочь, то совместно выбирали имя, и решили, что её будут звать Алина.

Но внезапно всё закончилось. Мой любимый погиб в автокатастрофе. Это произошло за три недели до родов. Когда мне сообщили об этом, у меня произошёл нервный срыв, вызвавший преждевременные роды и сильное внутреннее кровоизлияние. В клинику я была доставлена достаточно оперативно, но к тому времени впала в кому. Врачи бились за жизни меня и малышки, но всё равно говорят, что мы вместе пережили клиническую смерть.

Само собой, похороны мужа я пропустила. Пролежала в интенсивной терапии неделю, и даже на слёзы у меня не было сил. Когда же чуть окрепла, мне принесли мою малышку, и с того дня я с головой  погрузилась в заботу о ней, и, говорят, с того дня я резко пошла на поправку. Единственно, что меня беспокоило – тревожные, жуткие сны, заставляющие просыпаться в холодном поту, но мгновенно забывающиеся. Психиатр после обследования успокоил, сказал , что это нормальное явление после перенесённого мною, и скоро всё должно пройти.

В общем, я стала растить свою Алину в одиночестве, и старалась отдавать ей всю свою заботу и любовь, порой не оставляя времени для личной жизни. Да и какая могла быть личная жизнь у меня после потери любимого человека?

Алина вскоре окрепла, подросла, и я умилялась её звонкому  смеху. Он был как волшебный колокольчик  из хрусталя. Чистейшая нота радости и милоты.  Но ночные кошмары усиливались, заставляя меня вскакивать посреди ночи в холодном поту. И ничего не помогало, ни пустырник, ни отвары ромашки. Более радикальные средства я не принимала, так как боялась, что не смогу встать к моей доченьке, не услышу её.

Но однажды я проснулась посреди ночи от задорного детского смеха, и, повернув голову, поглядела на детскую кроватку, которая стояла у левой стены мой спальни. Я обмерла. Ледяной ужас сковал мои мышцы. В лунном свете, который падал через окно, я увидела жуткую фигуру, склонившуюся над кроваткой с моей дочерью. Она была похожа на женщину, очень худую и такую длинную, что упиралась спиною в потолок, изогнувшись буквой Г.  Вся покрыта  грязью, и такими же грязными лохмотьями. Длинные чёрные космы волос свешивались вниз, в самую кроватку, скрывая лицо этого страшилища. В лунном свете явственно виднелись огромные ладони и ступни ног на длинных и тонких конечностях, а в прорехах одеяния покачивались обвисшие сморщенные груди. И самое жуткое – её волосы оплетали мою Алину, и та задорно смеялась, перебирая их своими крошечными ручёнками. Я вышла из оцепенения, вскрикнув, дёрнулась и…  проснулась, упав с постели на пол. В комнате была почти полная темнота, никакого лунного света в окне и в помине. И вообще никакой луны на ясном звёздном небе. Я села, и включила ночник на тумбочке рядом. Неяркий свет озарил привычную обстановку комнаты, детскую кроватку, и на ней мою мирно сопящую крошку. Я просидела минут пять, глядя на неё и пытаясь успокоить бьющееся сердце. Меня пугало то, что этот кошмар был очень реален, а главное, я его помнила, чего никогда не случалось ранее.

После этого я стала спать ещё хуже. Теперь в кошмарах мне чудился смех моей дочери, от которого я просыпалась, только для того, что бы убедится, что она мирно спит. Мне казалось, что я схожу с ума. И самое страшное, что её смех стал пугать меня и наяву. Моя  малышка теперь смеялась, даже когда меня не было в комнате. Словно кто-то рядом с ней был.

Подруги беспокоились, видя моё состояние, и слыша, что я им рассказывала за свои страхи. Сочувствовали мне. Даже время от времени  оставались у меня с ночёвкой, и в такие дни и ночи ничего странного не происходило, и я могла хотя бы выспаться.

Но всё равно это случилось вновь. Как и в прошлый раз, я проснулась от смеха моей Алины. Как в прошлый раз, комната была залита лунным светом из окна. И вновь  высокая тощая фигура, подперев спиной потолок, склонилась над кроваткой. Всё это было очень явно и реалистично. Но, как это часто бывает во сне, ужас пригвоздил меня к постели, не давая, ни пошевелиться, ни крикнуть. Мне оставалось только широко  распахнутыми глазами наблюдать, как моя малышка веселится, играя с длинными  волосами этого жуткого страшилища.

Неожиданно неведомая тварь протянула к ребёнку длинную тонкую руку с огромными ладонями, чьи пальцы, с грязными когтями, напоминали паучьи лапы.  Аккуратно подхватило малышку, и так же аккуратно спрятало его в прорехах своего отвратного одеяния. Другой рукой, через дыру в балахоне, ухватила себя за морщинистую, обвисшую как гнилой фрукт, грудь, и рывком оторвала её, брызнув на стену чёрным гноем. Кусок мерзкой плоти вдруг начал извиваться в её ладони подобно большому опарышу, в нём разверзлось отверстие, похожее на рот, и раздался знакомый смех моей малышки! Так же аккуратно монстр положил это отвратное существо в кроватку, на место моей Алины, бережно укрыл её одеяльцем, и повернул голову ко мне. Сквозь длинные чёрные космы я успела разглядеть только её глаз и жуткую улыбку, и меня накрыло волной страха такой силы, что я смогла преодолеть оцепенение, закричала и рванулась  к кроватке.

И, конечно же, я проснулась, запутавшись в одеяле, которое душило меня. И ещё, я обмочилась. Конечно же, в комнате снова было темно, никакого лунного света в окне. Малышка запищала,  проснувшись от моего крика, но я не решалась подойти к ней ещё минут пять. Я боялась увидеть там вместо своей девочки жуткий ошмёток копошившейся гнилой плоти. Но материнский инстинкт, всё же, победил, и я заглянула в кроватку, а потом взяла на руки надрывающуюся ором Алину.

После той ночи мне стало казаться, что я схожу с ума. Мне мерещилось, что моя малышка неприятно изменилась. Нет, внешне она оставалась такой же милой крошкой, и так же задорно смеялась. Но вот её смех теперь звучал как-то фальшиво. Словно треснувший фарфоровый колокольчик. И время от времени, когда я резко переводила на неё взгляд, мне казалось, что на мгновение мелькало злорадное выражение на её ангельском личике. Конечно же, мои подруги и мой психолог всё списывали на стресс и недосып.  Но то, что моя дочь с кем-то веселилась, даже когда меня не было в комнате, было несомненной реальностью. Дошло до того, что я стала вздрагивать при звуках её смеха, который так царапал мой слух своими фальшивыми нотками.

Дальше стало ещё хуже. Стала казаться, что когда я была в другой комнате, а не в спальне, её смех начинал перемещаться, словно Алина перебегала из угла в угол быстро шлёпая босыми ножками по полу, пробиралась к двери в кухню, где я пила чай, или за угол прихожей. В такие моменты я в панике подрывалась и бежала к кроватке. Само собой, Алина продолжала мирно лежать в своей постельке, глядя на меня своими ангельскими невинными глазками, или сопела, погружённая в глубокий сон. Но меня не покидало чувство, что всё это – притворство. Просто это нечто старается свести меня с ума.

Я разругалась со всеми подругами и врачами, которые, видя моё состояние, пытались мне помочь, убеждали меня, что всё это галлюцинации, что мне нужно пройти курс лечения, отдохнуть. Я отмахнулась от них всех, уединилась в квартире с этим… с этой… с моей дочуркой.

И вот однажды я укладывалась спать. Уже была в постели, бросила взгляд на детскую кроватку и потянулась к ночнику, чтобы его погасить, щёлкнула выключателем и… вскрикнула! Во тьме на меня из кроватки  посмотрели два сияющих зелёным светом глаза. Прямо из того места, где на подушке лежала головка моей дочурки. Я тут же включила лампу вновь. Ребёнок спал, как ни в чём не бывало, даже почти не было слышно её дыхания.

Я списала всё это на расшалившиеся нервы и вновь погасила ночник. И вновь в глубине кроватки вспыхнули два светящихся пятна. Будто мой ребёнок резко открыл глаза, воззрившись на меня сквозь тьму. Ощущая, как невидимые пальцы ужаса и паники стискивают моё горло, я вновь зажгла светильник, и опять, увидела лишь спящего ребёнка. Выключила – два глаза уставились на меня. Так я щёлкала опять и опять, чувствуя, что волна безумия начинает захлёстывать меня, ещё чуть-чуть, и я утону в нём. Каждый раз из тьмы мой ребёнок, или то, что им претворялось, глядел на меня зелёными бельмами.

И тут, в очередной раз, когда потухла лампа, глаза засияли прямо перед моей кроватью! Словно это нечто резко оказалось рядом со мной, заглядывая через край постели. Нервы мои не выдержали, я заорала и, схватив ночник, ударила им со всей силы по жутким огонькам. В ответ раздался лишь хруст и мягкий звук падения маленького тела.

Трясясь как осиновый лист, кое-как добралась до выключателя на стене, зажгла свет в спальне. У стены, в неестественной позе, в растекающейся алой лужице, лежало детское тельце, отброшенное моим ударом. Свет отражался в распахнутых застывших глазах. Она была мертва, без сомнения. Но я была уверена – это не моя дочь. Это её жалкая копия, гнусное существо, которое лишь претворялось Алиной.  Я боялась подойти к ней, чтобы проверить это. Убедится в том, что права. Потом кое-как пересилила себя, подошла и, подняв на руки уже начавший остывать трупик, аккуратно положила обратно в детскую кроватку. Закрыла ей ладонью глаза и укрыла одеяльцем, будто она просто мирно спит.

Словно в ступоре, на цыпочках ушла в кухню, и так и сидела там, в темноте, уставившись в угол. Из оцепенения меня вывел быстрое шлёпанье босых ножек по полу, и знакомый детский смех, у самой двери. Я бросила взгляд туда и обмерла, из-за косяка проёма, недалеко от пола, выглянула пара светящихся зелёных глаз! Снова заливистый смех. И тогда на меня нашло. Шлюзы безумия распахнулись, и тёмная волна захлестнула меня, утянула на дно рассудка. С воплем схватила нож, и молнией набросилась на эту тварь, кромсая и разрывая руками этот кусок гнилой склизкой плоти. Кровь и гной брызгали во все стороны, покрывая меня с ног до головы. Я с остервенением резала, резала, резала, пока меня не отпустило.  Затем собрала все эти безобразные ошмётки в мусорный пакет и, бросив его в центре кухни, опять заняла свою позицию на табурете, безучастно глядя невидящими глазами в угол, и не обращая внимания на слабое шевеление и шелест полиэтилена.

Сколько я так сидела – не знаю. За окном давно рассвело. Неожиданно через окно до меня донеслась лавина отвратительных звуков. На улице смеялись дети. Но я знала, что это были не настоящие дети, я улавливала отвратительные фальшивые нотки в их смехе. Меня вновь накрыло. Смутно помню, что было дальше. Я схватила нож и стремглав выбежала на улицу. С воплем ворвалась на детскую площадку, где играли несколько детей. Нет, не детей! Копошились несколько больших отвратных кусков гниющей плоти, покрытых гноем, слизью и червями. И они мерзко смеялись, сводя меня с ума. Я начала колоть и резать, направо и налево. Твари разевали чёрные дыры вместо ртов, издавая визги и вопли, пытались убегать, падали и ползали вокруг.

Меня схватили, выкручивая руки, ударили по голове, и я провалилась в небытие. Очнулась уже в больнице, в тишине и безопасности. И здесь не слышно этих мерзких звуков.

Из новостных сводок.

Вчера, в одном из районов Новосветлово произошло жуткое происшествие. Женщина с ножом ворвалась на детскую площадку и стала наносить удары находящимся там детям. Женщину задержали и скрутили жильцы ближайших домов. От её руки погибло два ребёнка, ещё двое в тяжёлом состоянии доставлены в больницу. Как говорят очевидцы, нападавшая была вся в крови и страшно кричала. Её сразу опознали, как жительницу одного из соседних домов. Впоследствии, полиция обнаружила в её квартире ещё одну страшную находку. В мусорном пакете в кухне был найден изрезанный и расчлененный труп ребёнка, который, как выяснилось, был дочерью женщины.

А теперь о погоде…

Я дождался, пока последний из жителей исчез во тьме дверного провала, и тоже подошёл к нему. Постоял в нерешительности, успокаивая стук сердца, и переступил порог. Моё тело словно продавило невидимую, но ощутимую плёнку, и я внезапно оказался в огромном освещенном зале. Это было странно, изнутри помещение оказалось значительно больше, чем снаружи, и освещалось неисчислимым количеством свечей расставленных по полкам вдоль чёрных стен, а высокий потолок терялся в гулкой тьме, словно уходя на недосягаемую высоту. Вошедших было около трёх сотен человек, но зал был настолько огромен, что казался на половину пустым. Люди столпились в его противоположном конце, я прокрался в тенях между колоннами, чтобы приблизится и рассмотреть всё внимательнее. Перед собравшимися возвышались семь гранёных каменных пьедесталов, покрытых полустёртыми барельефами и письменами. Шесть из них достигали высоты метра два, а центральный был в полтора раза выше. На пьедесталах восседали семь фигур, закутанных с головой в непроницаемые тёмные балахоны в которых даже не было прорезей для глаз. Складки ткани скрывали очертания тел, делая их подобным огромным расплывшимся жабам.

Между людьми и пьедесталами с тёмными фигурами я различил круглую чашу бассейна, похожую на купель для крещения в обычных церквях. Толька она явно наполнена не водой, а чем-то густым, мутно-зелёным, излучающим слабое свечение, словно на дне была вмонтирована подсветка.

А потом начался обряд, будто все специально выжидали того момента, когда я займу удобное место для наблюдения. Центральная фигура на самом высоком пьедестале подняла закутанные в ткань руки и что-то начала нараспев говорить. По голосу я сразу узнал Василько, но смысла того что он произносил уловить не мог. Это была какая-то молитва, состоящая из непонятных и архаичных слов, из которых я только несколько раз уловил лишь одно – Страж. Все присутствующие время от времени вторили ему, подпевая и раскачиваясь, словно в трансе. Шесть других фигур на пьедесталах так же сидя ритмично пританцовывали, при этом временами совершенно теряя человеческий облик. Мне иногда даже чудилось, что у них больше чем положено рук или голов.

От этого сюрреалистического действа моя психика, казалось, вот-вот поплывёт. Поедет крыша, не спеша, тихо шифером шурша. Я просто не мог поверить в то, что видел, но всё же, понимал, что это вовсе не кошмарный сон, а происходит наяву. А потом началось совсем уж невероятное.

Под монотонное пение молитвы присутствующие развязали принесённые с собой узелки, и подняли их содержимое на вытянутых руках. Это оказались части тел домашних животных: куриные головы, свиные ноги и уши, потроха и куски мяса. Таинственный напев уже превратился в непрерывный низкий многоголосый гул, под который собравшиеся, поочерёдно, стали бросать свои кровавые дары в купель, и они с вязким всплеском тут же шли на дно. Тональность гудения становилась всё ниже. Я даже не предполагал, что человеческое горло может воспроизвести что-либо подобное. В этом гуле появился пульсирующий ритм, сидящие фигуры на пьедесталах неистовствовали, извиваясь и раскачиваясь. Свечение в бассейне стало пульсировать и менять цвет, словно дьявольская цветомузыка. Ритмичный гул и свет, казалось, возносились в невидимую высь храма, прямо в ледяные космические дали.

Потом к купели подвели Витька. Тот шёл послушно, как сомнамбула, улыбаясь. Толпа окружила его, скрыв из виду. Я только услышал вязкий всплеск, пульсирующий гул из множества голосов опустился практически до инфразвука от которого, казалось, стал мелко вибрировать камень колонны, к которой я прижимался. А потом всё залила яркая синяя вспышка, заставив зажмуриться и… всё закончилось.

Наступила тишина, люди развернулись и молча, направились к выходу. Они шли мимо с пустыми, ничего не выражающими лицами, и совершенно не обращая на меня внимания. Витька с ними не было. Как и когда исчезли фигуры с пьедесталов, я не заметил. Я остался один в гигантском, гулком, полутёмном зале.

Стоял ошарашенный, не в силах поверить в то, что сейчас было. Всё произошедшее не укладывалось у меня в голове. Это действо, этот обряд, ничего подобного никогда в жизни не видел. Оно было настолько древнее и тёмное, что шабаши сатанистов по сравнению с ним казались просто проказами малышни. Из каких тёмных доисторических глубин он дошёл до наших дней? Какими существами был придуман задолго до возникновения человека?

Голова кружилась, в ушах шумело. Я осторожно подкрался к купели и заглянул в неё. Пусто. Никаких следов какой либо жидкости на грубых каменных стенках. И дна тоже нет. Казалось, я смотрел в колодец, уходящий во тьму прямо к центру земли. Следов Витька тоже не было.

На ватных ногах побрёл к выходу. Нужно бежать. Сейчас. Привести сюда помощь, и возможно получиться спасти Витька. Огляделся, схватил с полки на стене несколько свечей, чтобы осветить себе путь в лесу, и выйдя на свежий воздух припустил к далёкому грузовику. Над погружённой во тьму деревней сияла полная луна. Не было слышно ни собак, ни звуков домашней скотины, ни пения ночных птиц. Словно это не деревня, а мёртвое кладбище. Даже не верилось, что прошлой ночью тут так живо и уютно светились окошки, заманивая нас сюда. Вот именно! Заманивая!

Я уже добежал до грузовика, вынул из него свой рюкзак и бросился в лес, всё так же затянутый туманом. Лунный свет с трудом проникал сквозь переплетение ветвей, а свеча разгоняла тьму лишь на пару метров. Но это было лучше, чем ничего, и позволяло не сбиться с пути и не воткнуться головой в ствол дерева.

Я прошёл метров двести, когда справа появился просвет озаренный луной. Там была поляна, и она вся оказалась заставлена автомобилями. Я свернул туда, чтобы посмотреть на них поближе, и то, что я увидел, мне совершенно не понравилось. Эти пару сотен автомобилей выглядели так, будто их просто притащили сюда и оставили гнить под открытым небом. Нет, они не были разбиты или разобраны, как обычно бывает с заброшенными машинами. Но то что они кинуты словно за ненадобностью, не вызывало сомнения. Тут было несколько очень старых моделей, которые я видел только на картинках. Они оказались полностью ржавыми, погребены под слоями палой хвои и вросли колёсами в землю. Встречались и довольно современные автомобили, покрытые лишь пылью и грязью. На глаза попалась пара армейских уазиков. Сквозь окна я разглядел в салонах брошенные личные вещи и даже игрушки. Это было настоящее кладбище. Только не для людей, а для их транспортных средств. Сколько же сотен бедолаг попало в ту же ловушку что и мы с Витьком? Неужели никому не удалось выбраться? Словно в ответ, где-то далеко в лесу раздался хруст ветвей. Я выбрался обратно на дорогу и вновь побежал, разбрызгивая лужи и грязь, преследуемый настигающим топотом ног. Не успею! Мне крышка!

Впереди мелькнуло что-то знакомое. Каменный мост горбатился над ручьём. Неужели я добрался? Но ведь до него должно быть не меньше полутора десятков километров? Но размышлять над этим было некогда. Вот и знакомый дуб с нависшей над дорогой ветвью. И висельник, опять дёргается в конвульсиях на верёвке, глядя на меня злобно выпученными глазами.

Я, зажмурившись, пробежал под ним, достиг моста и тут шаги позади утихли. Я остановился тоже, чтобы отдышаться, оглянулся. В нескольких метрах от меня стояли две фигуры. Я почувствовал, как волосы поднимаются на голове. Одна тварь была косматой горой меха, с длинными, до земли, руками и кривыми ногами, но без лица и вообще без головы. Второй монстр был голым и очень тощим, стоящим на четырёх длинных худых лапах, словно на ходулях. И он глядел на меня. Глядел знакомыми глазами, на знакомом Витькином лице!

Я заорал, моя психика не выдержала, и бросился с новыми силами на другой конец моста. Меня не преследовали, словно я пересёк незримую границу, за которой был недосягаем.

Сколько бежал, не помню. Очнулся лишь, когда мои кроссовки затопали по асфальту шоссе. Тогда я остановился, сел на землю и как рыба начал ловить воздух ртом. Когда пришёл в себя, попытался сориентироваться, чтобы знать, куда привести помощь. Телефон, конечно, включился сразу, а вот таинственную грунтовую дорогу я найти не смог. Нашёл даже то место, откуда из леса выходили следы моих грязных кроссовок, но там была просто плотная стена кустов и деревьев. Никакого просвета.

В полиции мне не поверили, но посчитали, что я тронулся умом, хотя по секрету один из инспекторов поведал, что на этой дороге часто бесследно пропадают люди, иногда целыми семьями. Чем закончилось расследование, я не знаю. Сейчас нахожусь в лечебнице для умалишённых. Я всё так же люблю в ночные часы сидеть у окна и смотреть на небо. И в особо ясные ночи я явственно слышу низкий хоровой гул, который ритмично пульсирует в такт со звёздами, а среди звёздной пыли вижу силуэт исполинской ладони с семью пальцами.

Конечно, я всё же не железный, и где-то часам к четырём – пяти начинаю клевать носом. Тогда паркую грузовик возле какой-нибудь круглосуточной заправки, или на стоянке для дальнобойщиков, глушу двигатель, задёргиваю шторы на окнах и тоже отправляюсь на боковую прямо на своём кресле.

Но в ту злополучную ночь, когда произошла эта жуткая история, как назло погода испортилась. Небо затянуло непроницаемыми тучами, верхушки сосен и кроны деревьев раскачивались ветром в безумном танце. Где-то слева небо озаряли зарницы приближающейся грозы. Наш грузовик, казалось, с усилием преодолевал напор шторма. Мой напарник за спиной беспокойно ворочался в спальнике и что-то бормотал. У меня тоже на душе было тревожно, гнетущее предчувствие чего-то неприятного скребло изнутри ледяными коготками.

Первые крупные капли дождя ударили по стеклу сразу после полуночи. А потом разверзлись хляби небесные, и начался водяной апокалипсис. Видимость мгновенно упала до нескольких метров, лишь частые вспышки молний позволяли разглядеть хоть что-то впереди. Дворники не справлялись с потоками воды на стекле. Кабина беспрестанно сотрясалась от ударов грома. Я держался дороги практически по ощущениям, или как говорили мы шутливо в такой ситуации – шёл по приборам. Скорость была уже почти как у черепахи. Навигатор начал глючить и наша отметка с экрана то исчезала, то оказывалась в другом конце карты. Маршрут перестраивался каждые две-три секунды, да и сама карта всё время сменялась, а потом вообще исчезла. И нет, чтобы остановиться, переждать шторм на обочине, но я как одержимый вцепился потными руками в баранку и, прильнув к лобовому стеклу, высматривал путь. Я уже не представлял, где мы находимся, но был уверен, что с минуты на минуту появится хоть какой-нибудь островок цивилизации, где мы сможем переночевать.

Под колёсами неожиданно зашуршал гравий. Куда же это я заехал? Вспышки молний освещали узкую грунтовую дорогу перед нами, которая пузырилась под потоками ливня большими ручьями и лужами. Наш автомобиль, словно пароход, двигался сквозь эти беснующиеся воды, гоня перед собой волну между рядов высоченных сосен с обеих сторон, во тьме больше похожих на неприступные зубчатые стены.

Неожиданно, очередные вспышки молний высветили впереди, в разрывах между струями ливня, каменный горбатый мостик, перекинутый через раздувшийся мутный ручей. Притормозил всматриваясь. Рискнуть, или нет? Выдержит ли это сооружение вес грузовика? Вроде груз в этот раз не такой тяжёлый, текстиль в основном, можно и попробовать.

Осторожно начал въезжать на мост, готовый в любой момент нажать на тормоза. Передние колёса на переправе, потом задние, вроде всё в порядке. Мост выдержал. Внезапная вспышка молнии высветила одиноко стоящий раскидистый дуб с голыми ветвями. На одной из них, протянувшейся над самой дорогой, болтался висельник! У меня аж волосы дыбом встали от этого зрелища! В эти несколько мгновений яркого света мне почудилась, будто человек выплясывал на веревке в безумном танце, как эпилептик. Изо рта свешивался чёрный язык, взгляд выпученных глаз был обращён на меня, а на синюшном лице застыло выражение злорадного ликования. Одежда висящего, насколько мне удалось разглядеть, была странной, что-то вроде грязной рясы или длинной рубашки. Я ударил по тормозам, в голове крутились мысли, набегая одна на другую: нужно выйти; помочь человеку; вызвать полицию и скорую. Но тут следующая вспышка вновь осветила старый дуб, и ветку над дорогой, а на ней... пусто! Ни человека, ни петли, словно это был фантом, галлюцинация.

Позади, чертыхаясь и кряхтя, заворочался мой напарник Витёк. Высунул голову из-за занавески, отгораживающей спальный отсек.

- Что случилось? Ты что кричал?

- Я? Разве? – надо же. Я даже не заметил этого. – Мне тут привиделось что-то, наверное, от усталости. А что? Тебя тут такая гроза не разбудила, а на мой крик вскочил, как ошпаренный.

- Какая гроза? – выглянул в окно Витёк.

И правда, я тоже сейчас увидел, что ливень утих до просто сильного дождя, а гроза, ворча, укатилась куда-то к правому горизонту, освещая зарницами макушки елей по краю дороги.

- Мы тут это… Походу я заблудился в грозе, свернул не туда.

Витёк протёр глаза, ещё раз огляделся.

- Лес какой-то. Навигатор что показывает?

- Ничего. – кивнул я на прибор, где на весь экран красовалась надпись «Нет связи со спутником».

- Завис что ли? Перезагружать пробовал?

- Попробуй сам, а я пока кофе налью и потихоньку поеду вперёд. Может, деревню какую-нибудь встретим.

Начал движение, внимательно вглядываясь во тьму впереди. Скользкая от грязи дорога петляла между соснами, отблескивала лужами. Дождь, наконец, закончился. Первым огни деревни увидал Витёк, указал на них пальцем.

- Рули туда, на окраине переночуем, а утром спросим, где находимся и как выйти обратно на шоссе.

Рассвет высветил большую группу длинных бревенчатых изб в окружении затянутого туманом леса. Косые лучи солнца осветили соломенные крыши и печные трубы, курящиеся дымками.

- Странная какая-то деревня. – резюмировал Витёк. – Ни машин не видно, ни столбов и проводов электрических. Старообрядцы что ли?

- Здесь? В Подмосковье? – с сомнением протянул я, оглядывая дома, словно сошедшие с картинки учебника истории Древней Руси, и начавших появляться жителей в таких же старинных нарядах, и даже в лаптях.

Внимания на нас особо никто не обращал. Все занимались своим делом: косили траву на лугу, кололи дрова, кормили скотину, таскали воду.

- Ну, пошли расспрашивать. – хлопнул меня по плечу Витёк.

Выпрыгнули из кабины, подошли к ближайшей кучке молодых парней, которые запрягали телегу.

- Бог в помощь! Хлопцы, мы тут заплутали немного, не укажете путь до трассы?

- Мир вам, добрые люди. – ответили те, поклонившись. – Пути того не ведаем, но коли кров и снедь какие нужны, завсегда помочь рады. Вон, как раз староста Василько идёт, он вас приветит.

Витёк стоял рядом, и озадаченно крутил в руках свой сотовый.

- Жора, мой телефон что-то не включается, хотя вроде заряжал его с вечера.

Я, глядя на приближающуюся делегацию из семи пожилых старцев, в полном смысле этого слова – с длинными седыми бородами, в холщёвых рубахах, подпоясанных чем-то вроде вязаных шарфов, с деревянными посохами в сморщенных ладонях, тоже попробовал включить свой сотовый.

- Странно, у меня тоже дохлый. Может гроза повлияла?

Тут приблизился староста с сопровождающими.

- Хлеб-соль, вам странники. Я местный голова. Василько меня кличут. Не томите свои цацки, не давал добра я им работать. – кивнул он головой на наши сотовые. - Лучше пройдёмте с нами в деревню, отведайте яств наших, молока да мёда испейте. Притомились вы в пути, наверное.

Я с сомнением посмотрел на старика. Он что, немного того? Странные вещи говорит. Да и люди, которые нас окружали, как то очень хорошо играли роль жителей старорусской деревни. Сомнительно, что в нескольких десятках километров от столицы могло затеряться дремучее поселение старообрядцев. Разве что ролевики какие-нибудь. Это было более-менее приемлемое объяснение. Обернулся на грузовик. Пошёл было к нему, чтобы запереть, но меня ухватили за рукав.

- Не бойся молодец за воз свой железный. Не тронет его никто, да и поехать не сумеет он без ведома моего.

Ну, точно, с приветом старик. Заигрался в деревенского мага. Но проблемы с телефонами немного озадачили.

- Что, Жор? Пойдём, перекусим, раз зовут? – позвал Витёк.

- Сейчас, только документы из бардачка возьму, чтобы не пропали невзначай.

Под пристальными взглядами «старцев» взобрался в кабину. Порылся в вещах, убрал автомобильные права в карман. Прихватил свой рюкзак, так, на всякий случай. Внезапно пришла идея завести грузовик, что бы убедиться, что всё нормально. Провернул ключ в замке и похолодел – в ответ была лишь тишина. Никакой реакции, будто аккумулятор полностью мёртв! В кабине вообще ничего не работало.

Удручённый ,выбрался обратно, подошёл к остальным.

- Витёк – прошептал я. – Похоже аккумулятор сдох. Как выбираться будем?

Тот пожал плечами.

- Придумаем, что-нибудь. В крайнем случае, найдём способ связаться с большой землёй, вызовем автосервис.

- Пойдёмте, путники, поснедаем да побалакаем в моей избе.

Двинулись всей делегацией. Напоследок обернулся к грузовику, и волосы на затылке зашевелились. На недалёкой опушке в тумане почудилось движение каких-то теней, странных, непропорциональных зловещих, не похожих ни на людей, ни на животных. И они так же исчезли, как и появились, растворились в серой мгле. Стойкое ощущение чужого взгляда, словно липкая паутина, неотступно преследовало меня весь путь.

Шли молча и это дало мне возможность приглядеться к местным. Что-то странное было в окружающих меня людях, неправильное. Посмотрел внимательнее, и вправду, у многих обнаруживались различные физические отклонения и уродства. Вон, пошла молодая девушка, у которой из под заячьей губы выглядывали большие зубы. Вон парень, странно перекошенный в плечах и без одного уха. И так у многих встречных, словно не деревня, а сборище инвалидов и уродцев. Даже у нашего провожатого старосты Василько, заметил на руке, активно размахивающей посохом, лишний палец, два сросшихся вместе мизинца. И ещё, нигде не было видно и слышно детей. И не только детей, но и людей среднего возраста не встречалось, лишь молодые, да старики. И это было очень странно.

- Может это санаторий такой специфический для людей с физическими отклонениями? – прошептал я, пригнувшись у Витькиному уху.

Тот пожал плечами.

- А где медики тогда? Обслуживающий персонал? Да ты не парься, сейчас позавтракаем, да и спросим местных про их деревню.

Но меня это не успокоило. Продолжил осматривать окрестности, но кроме деревни, да окружающего её туманного соснового леса ничего больше не было видно. Только в отдалении, у самой опушки, маячила какая-то церковь. И была она неправильной, чужеродной в этом пейзаже. Вместо положенной золотой маковки её венчал угольно-чёрный шпиль, а вместо креста на макушке красовалась странная, неразличимая отсюда фигура. Струи тумана обтекали храм со всех сторон, клубились вокруг вершины. Смотреть на неё было неприятно и жутко.

Дом старосты был самым большим и возвышался в центре деревни. Крыша его была не соломенной, а крыта гонтом, с фигурным коньком. Резные наличники и ставни на окнах, богатый оклад крыльца, всё указывало на статус владельца. На порог высыпали все жильцы, с десяток таких же стариков и старух, как сам Василько. Все с печатью каких-нибудь физических отклонений и уродств. Из распахнутых дверей пахнуло густым духом жареного мяса.

Внутри было низко и задымлено, по углам шипели толстые свечи, разгоняя полумрак помещения. Большой грубый стол был заставлен деревянными и глиняными мисками, в которых исходили паром ломти варёного и жареного мяса. Были там и курятина, и говядина, и свинина, а также различные овощи, соленья и горячие караваи ржаного хлеба. Мне это нравилось всё меньше. Какое-то тяжёлое предчувствие засело где-то глубоко и не давало расслабиться.

Хозяева расселись вокруг стола на деревянные лавки, выжидательно посмотрели на гостей.

- Угощайтесь гости, на столе густо, а в животе пусто.

Витёк сел первым, и тут же начал накладывать себе деревянной ложкой куски отварного мяса с какими-то травами. Сидящие вокруг старцы и старухи чуть ли в рот ему не заглядывали, затаив дыхание. И от этого мне вообще расхотелось есть. А мой напарник уминал одно блюдо за другим, так что за ушами трещало. В лицах стариков читалось довольное ликование.

- А ты что не ешь, соколик? – прошамкало над ухом.

Я посмотрел и отшатнулся. Одноглазая старуха с большими бородавками по всему лицу, протягивала мне в трясущейся руке большую миску с жареной курятиной и ломтем хлеба.

- Сыт я. Спасибо. – выдавил я ответ.

В единственном глазу старухи мелькнуло недовольство.

- Али ты брезгуешь нашей снеди?

- Не брезгую, бабуль. Не ем я утром. – и зачем-то добавил – Религия не позволяет.

Улыбка с лица старухи исчезла, рука дрогнула сильнее.

- Фёкла – окликнул её староста Василько – не приставай к гостю. Пусть освоиться, да обвыкнется. А там и сам поест.

Какое-то время ели молча, причём, как я заметил, сами хозяева ели не так уж много, чем только усилили мои подозрения. Но в чём именно они состояли, я понять не мог. Не отравить же нас хотят. Это вообще смешно.

- А как называется ваша деревня? Давно она тут? – наконец решился я спросить Василько.

Витёк никак не среагировал, продолжая поглощать еду. По-моему пошла уже четвёртая большая миска. Он вообще-то был не прочь хорошо покушать, за что получил шутливое прозвище Пухлый, но чтобы столько! Куда в него всё помещалось?

- Деревня наша зовётся СтрАжева юдОль. Почитай три века ужо тут стоит!

Я, конечно, отнёсся к его словам скептически. Не может быть такого, что в таком густонаселенном регионе страны затерялось такое дремучее поселение. Да и дорога же сюда ведёт. Через мост сам переезжал! И что это за название такое – СтрАжева юдОль? Ни разу подобного не слышал.

- Вы что, старообрядцы какие-то или ролевики? – на счёт последнего я конечно махнул, учитывая возраст окружающих меня людей.

Но мой собеседник и ухом не повёл, ответил всё с такой же доброжелательной улыбкой:

- Живём мы тут. Сколько помню, живём. И деды наши тут жили. Да ты угощайся то, смотри, как другу то твоему любо пришлась снедь наша.

И ведь вижу что они все улыбчивые, доброжелательные, но в глазах что-то такое… хищное что ли? Решил использовать проверенный на бабке приём:

- Нельзя мне, пост у меня. Только своё можно, что в дорогу взял.

Вижу, кивают, понимают мол. А в глазах огонёк недобрый.

- Скажите мне лучше, как на большую дорогу выбраться. Торопимся мы.

- Нету пути отсюда. Это земля Стража, и обратно хода нету никому. Кончаем трапезу! Работать пора! К вечерне все в церкву на Обряд собираемся!

Я сидел огорошено, глядя, как все дружно поднялись, включая и Витька. У того был отрешённый взгляд, лицо потное, измазано жиром. Потянулся за всеми к выходу.

- Витёк! Ты куда?!- поймал я его за локоть. – Нам ехать пора! У нас же сроки горят.

Тот посмотрел на меня какими-то осоловелыми глазами.

- Куда торопиться? Хорошо же здесь. Давай погостим тут немного – и отвернувшись, вышел на улицу за всеми.

Блин! Да что здесь происходит?! Это что, какая-то секта? Что они подмешали нам в еду? Наверное, какой-то наркотик? Но ведь и сами они ели, то же самое, что и Витёк. С одних мисок накладывали. В голове бардак и тихая паника. Оглянулся на старуху Фёклу, которая прибиралась со стола, та среагировала сразу:

- Можеть откушаешь чего, соколик?

Я ничего не ответил, решительно встал и вышел наружу. Поискал глазами напарника. Тот стоял в отдалении и внимал солидному старику с окладистой бородой. Старик активно жестикулировал, а мой товарищ послушно кивал головой. Я направился к ним.

- Витёк, хорош дурака валять! Идём, нужно грузовиком заняться.

Тот лишь отрешённо посмотрел на меня.

- Жора, не могу, дел много. – словно сомнамбула повернулся к бородатому старику, тот взглянул на меня с неодобрением и увёл моего товарища во двор.

Я битый час наблюдал, как напарник неумело, но старательно колол дрова, помогал вязать снопы и крутил жернова ручной мельницы. Пот с него катился градом, хотя было не так уж и жарко – солнце скрывалось за серой пеленой, затянувшей небо, выдавая своё местоположение лишь расплывчатым пятном света. Я был подавлен и растерян, а ещё меня убивало то, что каждый встречный-поперечный считал своим долгом пригласить меня к себе домой «потрапезничать».

Плюнул на весь этот цирк абсурда и направился к грузовику. Пережду в кабине. Обдумать нужно всё произошедшее и составить план действия. Витька нужно спасать по любому. По пути к машине отклонил ещё несколько приглашений. Странно всё же, почему не видно людей среднего возраста? Вновь появилось стойкое ощущение взгляда. Показалось, что на опушке в клубах тумана стоят какие-то изломанные фигуры и внимательно за мной наблюдают.

Забрался в кабину, заблокировал дверь и зашторил окна, оставив небольшую щель для света. Порылся в рюкзаке, чтобы достать сэндвичи и термос с кофе. Рука нащупала что-то круглое. Вынул на свет яблоко. Румяное, сочное, аппетитное. Вот стервецы! И когда успели? Осторожно открыл окошко со стороны леса и тихонько выкинул фрукт наружу. Потом перекусил бутербродами, благо взял продуктов в дорогу с запасом, откинулся на кресле и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.

С боем отбивать товарища – безнадёжная идея. Даже если получится, грузовик всё равно не заведёшь. Нужна помощь. С этой мыслью достал мобильник, попробовал включить – безрезультатно. Опять откинулся на спинку кресла. Значит днём не вариант. Можно рискнуть ночью, и пешком, по следам грузовика на «Большую землю», а там позвонить в органы…

В кабину постучали. Приоткрыл занавеску. У машины стояла пухлая девушка с длинной русой косой и очень маленьким, задранным носиком, придающим ей сходство с поросёнком. Протягивала глиняный кувшин и краюху хлеба.

- Испей молочка, добрый молодец. Уважь. Сама коровку-то доила.

Я изобразил улыбку, и отрицательно помахал головой. Задёрнул занавеску. Девушка не уходила, стояла как истукан с протянутым угощением. Вздохнул. Шут с ней! Открыл дверь.

- Спасибо, красна девица – сказал ей, забирая гостинцы.

Опять закрылся, убрал кувшин и хлеб подальше и откинулся в кресле. Нужно дождаться ночи. Староста что-то там говорил про обряд. И все при этих словах как-то оживились. Скорее всего, проходить данная церемония будет в той чёрной церкви у края леса, и следовательно привлечены многие из местных, а значит это самый удобный шанс увести отсюда Витька. Правда идти придётся пешком, нужно разведать хотя бы некоторый участок пути к отступлению.

Когда у меня появился план к действию, на душе стало спокойнее. Прислушался. Где-то в отдалении свистели косы, дружно срезающие высокую траву, под топот копыт прогрохотала телега, звенел молот в далёкой кузнице.

Выбрался со стороны леса, чтобы меньше попадаться на глаза. Сходил до ветру, дабы не вызывать подозрений у случайных свидетелей. Потом пошёл по дороге назад, высматривая следы шин. Они хорошо отпечатались в мягкой после ливня грязи, кое-где их уже пересекали следы телег. Подошёл к опушке, где между сосен клубился туман, превращая стволы и колючие лапы в размытые пятна. Чувства взгляда я теперь не ощущал, как и не видел таинственных фигур. Может, они мне просто почудились, ведь всю ночь не спал, да ещё перенервничал.

В лес я зашёл всего метров на сто. Тут оказалось сумрачно и сыро, но, не смотря на туман, дорогу и следы было видно. Сколько мы там проехали от моста через ручей, пока увидели деревню? Километров пятнадцать? Три – четыре часа быстрым шагом, правда в полной темноте, надеюсь, хотя бы туман развеется.

Справа хрустнула ветка, заставив меня вздрогнуть. Там в сумраке от ствола к стволу метнулась неясная фигура. Она походила на человека, но двигалась как-то необычно, словно спиной вперёд. Не стал испытывать судьбу дальше, и быстро, чуть ли не бегом, вышел из лесу обратно к машине. Отправился на поиски Витька, проверить как у него дела. Тот нашёлся почти в центре деревни, со счастливой улыбкой сидел на коньке одного из домов и помогал латать соломенную крышу.

Получив ещё несколько приглашений на обед и ужин, быстрым шагом ретировался от назойливых жителей обратно в кабину. Решил вздремнуть до вечера, благо наручные механические часы работали исправно.

Резкая боль в левой руке вывела Карася из ступора. Он перевёл взгляд, и увидел такого же прозрачного паука на своём обнажённом теле. И ещё одного. И ещё. Они медленно переползали по телу, тщательно выбирая  место для своего дьявольского укуса. Карась начал биться и рваться, но прочные паутинные бандажи не отпускали. Взгляд метался по сторонам, ища способ освободиться, и когда один из живых  фонарей осветил обклеенную стену, Карась закричал. То, что её покрывало оказалось человеческой кожей. Изорванные лоскуты, с множества тел, в которых ещё угадывались очертания их бывших владельцев, глазели на него дырами глаз и раззевали пустые рты. Словно резиновые маски из магазина страшных товаров, или коллекция маньяка-потрошителя.

Карась кричал долго, до хрипоты, даже не смотря на то, что горло пересохло и драло, как наждаком, пока его тело пронзали укол за уколом. Потом он потерял сознание.

Очнулся от того, что всё тело горело. Казалось, по венам течёт не кровь, а кипяток или соляная кислота. Перед глазами всё плыло, во рту ощущался привкус крови. Прозрачные твари куда-то пропали. Керн всё так же был рядом,  хрипло и часто дышал, постанывая с каким-то металлическим скрежетом. По его виску катились кровавые слёзы.

Карась лежал, пытаясь судорожно оценить ситуацию, прорабатывая варианты спасения. Но всё было тщетно, паутинные бандажи держали крепко.  Он думал о судьбе Чингиза и Рябого. Надеялся, что им удалось спастись. Хотя то, что бункер всё ещё не взлетел на воздух, наводила на неутешительную мысль о гибели командира. Про смерть Веры и вовсе вспоминать не хотелось.

Что-то начало происходить со стороны Керна. Он вдруг начал биться в конвульсиях, тело его изгибалось и металось из стороны в сторону. Сквозь кожу что-то явно начинало прорываться, растягивая её изнутри. Во все стороны брызнула кровь и зелёная жижа.

Там, где у Керна была рука, теперь из плеча торчали две коленчатые лапы с клешнями на концах, вместо двух ног было теперь четыре, а голова превратилась в жуткую восьмиглазую морду с двумя большими подвижными клыками вместо рта. Тварь сбросила с себя пустую человеческую кожу, как бабочка сбрасывает кокон, затрещала конечностями, распрямляя и расправляя их. Посмотрела на распятого, на полу, Карася. Тот заорал, невзирая на боль и сухость в горле.  Всплеск адреналина придал сил, и от сильного рывка рука освободилась из паутинных пут. Но паучья тварь отвернулась, потеряв интерес к человеку, и направилась было к выходу. Внезапно на пороге возникла ещё более кошмарная, сияющая невыносимым светом, фигура. Раздался громовой удар, и монстра разорвало пополам. Рябой опустил дымящийся дробовик, поглядел на Карася. В другой его руке ослепительным пламенем искрился и шипел магниевый осветительный факел.  Выглядел командир поистине ужасно. Оборванный, в крови, половина лица распухла и почернела от паучьего яда, глаз заплыл кровью, рыжая борода пропиталась красным. Он скалился жуткой перекошенной улыбкой, произнёс невнятно, еле шевеля губами:

- Жив, Андрюха! Если бы не заорал, хрен бы нашёл тебя.

- Командир. Рад тебя видеть. Освободи меня скорее, пока сюда не нагрянули другие твари.

Рябой откинул факел, вынул нож,  дохромал до парня. С трудом наклонился и перерезал путы на руках. Потом отдал нож:

- Дальше сам, сынок. Я немного не в форме. Керна, к сожалению, я так и не нашёл.

- Нашёл, командир. – Карась выразительно кивнул головой на безобразные останки паучьего монстра.

Рябой оглянулся на них, потом посмотрел на залитые кровью лохмотья кожи. По выражению  на остатках  его лица стало ясно, что он всё понял.

- Мать! Мать! Мать!!! – ругался он, пока Карась с трудом освободил ноги, и кое-как, пошатываясь,  встал.

- Есть что попить, командир?

- Да, конечно.  – Рябой рассеяно снял с пояса флягу, протянул парню. Тот жадно присосался к ней, допивая остатки воды. – А вот с едой напряги, извиняй, всё у Керна было. – кивок в сторону паучьих останков -  С медициной тоже не помогу. Я себе вколол всё, что в аптечке было. Ствол вот есть. Нашёл на этаже.

В руку Карасю лёг тяжёлый пистолет ТТ. Рябой продолжал напутствовать:

- Заряжен полностью. Ещё и гранатку дам. Всё-таки, тебе досталась лотерея, взорвать всё здесь к чертям собачим. Я уже не смогу, немного мне осталось. Ну, и дробовик возьми. Правда, патронов к нему не много, но  и это, как ни как, а помощь. Спуститься то всего на один этаж нужно.

Карась слышал его как сквозь вату, в голове шумело, наползали какие-то странные неуловимые голоса, несущие бессмыслицу. Сильно мутило, перед глазами двоилось и расплывалось, по венам струилась жгучая кислота, органы внутри, казалось, неведомая рука перемешивала огромной ложкой. Они  то сворачивались в тугие узлы, то растягивались, и это были очень странные ощущения.

Рябой выглядел не лучше. И даже ещё хуже. Его вдруг стало рвать кровью. Потом он привалился к стене, сполз на пол.

- Спёкся я, сынок. – вытер он окровавленный рот рукавом. – Теперь только на тебя надежда. Но у тебя есть выбор. Можешь уйти отсюда, добраться до Базы, всё объяснить и привести сюда подкрепление.

- Нет, командир. Рейнджеры выполняют задание, а не оспаривают. Всё сделаю. Мне, скорее всего, тоже немного осталось, буду скоро как Керн. Может, только та бурда, что мы вкололи, и спасает  меня от превращения.

Рябой промолчал, закрыв единственный целый глаз, словно задремав. Потом взглянул на парня.

- Иди, сынок. За меня не беспокойся, у меня ещё одна граната есть. Не видать им меня в своём меню. Да! Факелы вот возьми! Темень там повсюду. У меня ещё штуки четыре осталось, до нижнего этажа хватит.

Карась помог снять командиру тактический жилет, чтобы удобнее было нести всё снаряжение. Достал из подсумка гранату, вложил в ладонь командиру.

- Рад был служить с тобой, сынок. – чуть слышно ответил тот.

- И я, командир.

После этих слов Карась зажёг один из факелов, и шагнул в заполненный паутиной коридор. Блин! А куда идти? Рябой ему не объяснил, как найти лестницу. Но возвращаться было уже опасно, командир вот-вот может воспользоваться гранатой. Наугад выбрал правое направление и как мог, быстрым шагом,  направился туда. Секунд через десять позади оглушительно бабахнуло, коридор вздрогнул, запорошил голову и глаза пылью и бетонной крошкой. Нужно как можно быстрее покинуть этот этаж, пока сюда вся паучья армия не сбежалась!

Внезапное головокружение заставило остановиться. Голоса в голове стали явственнее, в особенности один, который куда-то звал и что-то приказывал.

Карась тряхнул головой, сбрасывая морок, с усилием толкнул своё тело вперёд. Нужно идти, нужно идти, идти…

Внезапно, он понял, где находится лестница, словно он уже был здесь, проходил не раз этими коридорами, видел эти стены. Или… чувствовал? Он не мог этого объяснить, что-то вроде ощущения  дежавю, воспоминания  давнего забытого сна, неясного наваждения. Карась почувствовал, что сияние  факела слишком слепит глаза, вызывая в них жгучую резь. Он как можно дальше отстранял руку, держащую магниевую шашку, но всё равно, было нестерпимо ярко.

Впереди возникало какое-то шевеление, но при приближении человека оно расступалось в стороны, удалялось в глубины коридора, словно избегало попадаться на глаза. Тусклыми горстями угольков вспыхивали многочисленные глаза, но тотчас гасли, стыдливо прячась в темноту. Не слухом, а словно сознанием, улавливался многоголосый шёпот, обсуждающий незваного гостя на непонятном шипящем языке.

Вот она и лестница, Карась остановился передохнуть. Сплюнул скопившуюся во рту кровь. В алом пятне плевка белело несколько зубов.  Факел потух, пришлось зажечь новый, болезненно зажмурив глаза от невыносимого жгучего света. Один из голосов в голове стал явственней. Глубокий, женский, властный.  Карась усилием воли противился ему, начав спуск на последний этаж. Всего два пролёта, несколько десятков ступеней, так рядом. Шаг, ещё шаг. Голос в голове был всё яснее и всё громче, заглушая все остальные. Он звал, он требовал, он уговаривал. И он становился всё понятнее, шипящие слова наполнялись смыслом, подчиняли волю.

Карась вынул из подсумка гранату, сжал в руке. Ещё немного. Ну же, совсем рядом, вон, дверь, ведущая на этаж, а там и до складов рукой подать. Протянул руку, что бы открыть замок, и замер.

В голове теснились странные мысли, необычные ощущения и необъяснимые чувства. Перед глазами возникали фантастические видения и образы миров, состоящих из одних только паутин. Ажурные сети простирались во всех направлениях, пронизывали всё пространство вокруг, и это было величественно и прекрасно, они были такие удобные, и мягкие. Эти миры воспринимались так реально, ярко, красочно, и настолько широко и объёмно,  будто видимые больше чем двумя глазами. Паутина сияла волшебным светом, играла самыми необыкновенными цветами, звучала сказочными  нотами струнных инструментов, и это было восхитительно, душа начинала отзываться и петь в унисон, хотелось стремительно мчаться по этим нитям. Рядом, по этим бесконечным сетям, легко и свободно, скользили изящные многоногие тени, ловкие и грациозные. Они взирали на человека всеми восемью глазами и от них исходили приветственные флюиды, словно они встретили старого, но давно не видимого друга.  Вокруг стало так тепло и уютно. Он наконец дома, среди своих, среди семьи.

Граната, бесполезным куском метала, выпала из пальцев и зазвенела по бетону, покатившись в угол. По щеке скатилась алая слеза. Человек стоял, внимая голосу, звучащему в голове, и наконец, отозвался:

- Я иду к тебе, Арахна.

***

Шесть человек остановились у ржавого указателя с надписью «ВЫСОКАЯ ГОРКА». Они в недоумении глядели на опутывавшую его и бурелом вокруг, густую паутину. Стояли, совещаясь и  решая, что делать дальше.  Внезапно один из членов команды закричал:

-  Эй! Тут человек!

Найденный выглядел очень жутко. Молодой парень, весь в лохмотьях, бледное как мел тело покрыто ранками, похожими на укусы змей. Волосы вырваны целыми прядями, кожа обвисала складками, словно чужая одежда большого размера, глаза заплыли кровью. Он стоял молчаливо, будто  пребывая в шоке, не отвечая на вопросы, и вообще не реагируя на окруживших его людей.

- Я его знаю! – сказал вдруг один из членов отряда. – Это инженер из команды, которая пропала неделю назад! То ли Ёрш, то ли Карась его звали. Точно, Карась!

Медик, как мог, обработал ему раны, вколол витамины и противошоковое. Потом пострадавшего завернули в плащ-палатку. Тот вёл себя словно зомби, послушно выполняя всё, что от него требовали.

- Нужно срочно доставить его на Базу! Возвращаемся! – махнул рукой командир.

Все суетливо засобирались в обратный путь, уложили найденного человека на импровизированные носилки из жердей и брезента и побрели обратно в лес.

Карась лежал на носилках, глядя в небо абсолютно чёрными глазами, и беззубо улыбался. А по щекам у него катились кровавые слёзы.