Бремя мудрости
Караван шел на юг. Впрочем, это совсем не важно, караван мог идти на север или на юго-восток, или... не идти вообще никуда. Но против фактов не попрешь, он все же шел на юг. Пять заморенных блохами верблюдов уныло месили растрескавшуюся от зноя землю. Караванщик, не менее заморенный жизнью и невзгодами человек, меланхолично осматривал окрестности, будто надеясь узреть что-то новое.
Увы, за последние пять лет, что он работал на известного своей скупостью и обширным брюхом купца, ничего на этом маршруте не менялось.
Нет, когда-то караванщик водил за собой не таких кляч, и даже имел собственный караван, с охраной, с повозками и уважением, но с тех пор прошло много лет. Добившись определенного успеха на своем поприще, он пристрастился к женщинам, а там и к алкоголю, и дурманящим травам. С тех пор жизнь медленно, но неуклонно покатилась вниз. Теперь он не едет в роскошном фургоне, за ним не катит цистерна с водой, а погонщики не выстраиваются в очередь, чтобы напроситься к нему в караван. Теперь он вынужден делать то, что ему прикажут и идти туда, куда велит хозяин.
Вообще, на этот переход у него были некоторые надежды. Помимо тюков со специями, что неспешно тащили верблюды, был еще один груз или пассажир - тут сложно сказать.
Прославленный философ, известный во всех государствах континента мыслитель и полное ничтожество - Сариф ат-на Фарис.
Узнав, что великий философ пойдет с ним к Цветку Гор - небольшому городку, где сгружались специи, чтобы вновь отправиться в путь уже с другим караваном - он возликовал. Неспешные беседы под безоблачным небом, вкус мудрости и сияние разума, а может и переворот в его заброшенной судьбой жизни… Но все надежды на знакомство с великой личностью были разбиты, когда в тот же вечер слуги хозяина приволокли великого ученого, пьяного в усмерть, привязали к верблюду и велели отправляться немедля.
Так теперь и не понять груз или пассажир. С тех пор эта замечательная личность просыпалась раза четыре, вливала в себя кувшин или два неизвестного пойла и вновь переходила в бессознательное состояние. В те же моменты, когда мозг ученого бодрствовал, он выдавал такие непотребства и хулу, что караванщик был готов избавить мир от богохульника и пьяницы собственными руками. Останавливал его только запах.
Как было упомянуто выше, ученый просыпался только по одной надобности, а все остальные справлял тут же, не приходя в себя. Теперь несчастней караванщика был только заблеваный и обосранный верблюд, что уныло плелся в хвосте каравана. Хотя даже блохи, измучившие шею, бока и ляжки верблюда, сочли подобное соседство нецелесообразным.
Караванщик был несчастен: еще две недели такого путешествия, как их выдержать? Поэтому, когда в небе появилась точка и начала быстро увеличиваться в размерах, он счел сие знамением и понадеялся на быстрое и безболезненное завершение своего жизненного пути.
Дракон приземлился чуть в стороне. Огромный, сверкая полированными черно-зелеными боками, ловко развернулся в воздухе и упал, как кошка на четыре лапы. Необъятные крылья взметнули вверх облако пыли и тут же сдули его, не дав покрыть патиной чешуйчатого зверя. Выждав, пока остановившийся караван налюбуется на него, дракон аккуратно приблизился, сморщил чешуйчатый нос, и уставился на караванщика змеиным глазом:
- Приветствую тебя, человек, - гулким басом зарокотал дракон. - Нужна мне твоя помощь.
- Эээ..., чего? - удивился караванщик.
- Помощь нужна, мне, - постарался четко произнести дракон. И улыбнулся.
Караванщик оторопело уставился на скромную улыбку дракона.
Как мы уже упоминали, он был далеко не глуп, просто сломлен жизнью, а еще он был грамотен и умел писать и считать в уме. Никто не знает почему, но в тот момент все его мысли были о том, чтобы сосчитать те блестящие острые пики, кои сам дракон считал зубами. Но несмотря на грамотность и общее образование, караванщик все время сбивался на пятом десятке…
- Эй, уважаемый, вернитесь в наш мир, - дракон устал ждать и улыбаться. Он решил показать, что его терпение не безгранично, а потому сердито пыхнул дымом из ноздрей. Как ни странно, это сразу привело караванщика в чувство.
- Да, да мессир, я весь к вашим услугам, - откуда взялось это “мессир” неизвестно, но дракон не был против.
- Скажи мне, - приосанился дракон, горделиво замерев на фоне ясного неба, - Не знаешь ли ты, в каком направлении отправился в путешествие славный и великий муж, знаемый всеми как Сариф ат-на Фарис?
- Знаю конечно, - сплюнул караванщик, - Вон на последнем верблюде изволит почивать ваш “великий муж”.
Дракон не понял сарказма, но решил не углубляться в рассуждения. Он повернул свою хищную морду в сторону того самого верблюда. Верблюд посмотрел в ответ, и было в том взгляде столько муки, столько просьбы и надежды, что повелитель небес на некоторое время выпал из реальности.
Увы, но реальность никуда не делась. Теперь, когда караван остановился, облако миазмов, распространяемое грузопассажиром, догнало основную колонну. Чуткий нос дракона сморщился от отвращения, величественный зверь даже сделал шаг назад, неверяще уставясь на караванщика.
- Он что? Умер?! Как же так, я так долго искал возможности! Какое горе,- сокрушенно возопил дракон.
- Нет, нет... он не умер! Он просто.., - караванщик запнулся, пытаясь подобрать подходящий ситуации эпитет, - ...такой.
- Что ты сделал с великим ученым, несчастный?! - дракон грозно расправил крылья в гневе, а последний верблюд каравана сделал шаг вперед и предвкушающе зажмурился.
- Это не я… Не я! - заблеял в ужасе караванщик, - Он сам такое наделал.
Ну, а далее караванщик озвучил дракону не только историю знакомства с мыслителем, но и свои желания и чаяния, и разбитые надежды. Да и вообще, завалил ящера жалобами на жизнь и, как ни странно, на женщин.
Дракон давно знал, что с женщинами просто не бывает, а паломничество рыцарей разных
мастей, каждый из которых непременно желал освободить из его плена прекрасную даму, вообще изменило его мнение о самках человека в худшую сторону. И хотя самки драконов тоже отличались разнообразием характеров, но он все же считал, что они куда выше мелочных и суетливых людишек.
Да, дракон был ксенофобом, но не позволял своим принципам воплощаться в реальности, а мыслями не делился ни с кем и потому не мог быть осужден за ущемление прав, свобод и законных интересов человеков и иных видов граждан вне зависимости от их пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям или каким-либо социальным группам.
- Хм, - дракон задумался. - И что же теперь делать? У меня было дело к великому ученому, а это… Даже не знаю, как быть.
- Ну, господин дракон, он ведь когда-нибудь очнется, а если не давать ему пойло, возможно его ум будет через некоторое время так же остер и полезен вам, - караванщик явно почуял возможность избавиться от неприятного попутчика и не собирался терять ее. Конечно он и сам мог прикопать пьяницу в пустыне, но тогда пришлось бы держать ответ перед хозяином, а так… форс-мажор и ничего не попишешь.
- Ты думаешь? - дракон с подозрением взглянул в сияющие предвкушением глаза верблюда. - Ну ладно так и быть, я заберу его. Только, нет ли какой кошмы, набросить сверху, а то больно грязен он.
Караванщик с помощниками быстро нашли в тюках старый ковер, в который с предосторожностями и было закутано бессознательное тело ученого, его даже аккуратно перевязали бечевой. Запах стал чуть меньше, но никуда не пропал и дракон, морщась, подцепил антрацитовыми когтями тело, присел на трех лапах и без разбега ринулся в небо.
Караванщик был счастлив, обсыпав обгаженного верблюда песком и пылью, он споро свистнул погонщикам, и караван отправился в путь.
- Да уж, на что только не пойдут люди... то есть драконы, ради кусочка мудрости, - задумчиво пробормотал караванщик, посветлевшим взглядом обозревая пустыню.
Настроение еще долго оставалось приподнятым, даже крики хозяина по прибытию были не настолько яростны и искренни, как он опасался.
Через день после прибытия его навестил дальний родственник уважаемого и многомудрого Сариф ат-на Фариса. Узнав обстоятельства дела, он некоторое время восхищенно качал головой, а после разразился горестными воплями и стенаниями, хотя караванщика ни в чем не винил. Еще через день неизвестный человек принес ему тугой кошель с монетами. “За хлопоты” - произнес он, загадочно подмигивая, и удалился.
Тех средств вполне хватило для того, чтобы уйти от жадного купца и организовать, собственный скромный караванчик, а тягу и к вину, и к дурману с тех пор у караванщика вымело подчистую.