Ancz

1402 год.

Турецкий султан Баязид I написал оскорбительное Тамерлану и теперь расплачивается за это по полной вместе со всей Турцией, правитель Византии Иоанн VII Палеолог радуется неожиданному снятию осады Константинополя, англичане, временно отложив битвы с французами, режут шотландцев, Япония признает свою зависимость от Китая.

А в старой части Праги некий Ян Гус, декан философского факультета и настоятель недавно основанной часовни, читает проповеди на чешском языке.

Помимо просветительской деятельности Ян занимался еще кучей всего — провел реформу чешского языка и орфографии, сложил несколько песен, ушедших в народ и вообще, судя по оставшимся сведениям, был неплохим мужиком. Однако наибольшую известность среди потомков и современников ему принесли проповеди, поэтому поговорим о них.

Нельзя сказать, что он рассказывал что-то совершенно новое в своем роде — еще в 1376 Джон Уиклиф в Англии обращался к своим последователям с речами крайне схожей тематики. Они в итоге и послужили источником вдохновения для Гуса. Уиклиф довольно плохо закончил, но это Яна не останавливало. Говорил он в общем-то совершенно разумные по нынешним меркам вещи — попы зажрались, духовенство погрязло в интригах и богатстве, продавать церковные должности нельзя, да и вообще власть, нарушающая божественные заповеди, вряд ли от бога. Учитывая, что в ту пору в Европе было аж два Папы Римских, один в Риме, другой в Авиньоне, которые наперебой объявляли друг друга еретиками и отлучали кого ни попадя, церковь действительно представляла собой довольно неприглядную картину. Плюс критика богачей и власть имущих, причем высказываемая на прекрасно понятном народу языке — неудивительно, что популярность Гуса росла день за днем.

В Богемии в ту пору было неспокойно, как и во всей Европе. Короля страны, Вацлава, буквально за два года до того скинули с престола в Германии (с формулировкой «за пьянство и пренебрежение делами страны»), и в целом, имели на то моральное право, так как он там лет десять не появлялся. Правда, не от хорошей жизни, а из-за проблем в Чехии — королю приходилось участвовать в постоянной грызне за власть с духовенством и знатью, и далеко не всегда это заканчивалось для него успешно. В 1394 его уже брали в плен и до 1396 держали в замке в Австрии, пришлось впрягаться младшему брату Сигизмунду (тогда — королю Венгрии, и очень скоро мы про него снова услышим), чтобы вызволить непутевого родственника. В заточение Вацлав попал за похищение и убийство духовного лица, что сразу говорит нам о нежной любви, которую он питал к отдельным мешающим священникам.

Оттарабанив двушечку, король Богемии не исправился и как раз в 1402 снова угодил за решетку, причем теперь с непосредственной помощью того самого Сигизмунда (как и обещали). Вышел только через год с помощью дружественных рыцарей. Сигизмунд вообще был не очень приятным типом — закладывал города, продавал провинции, убегал с полей сражений и, как говорят, посодействовал убийству собственной матери.

Учитывая все вышеописанное (а также еще одного брата, хоть и двоюродного, по имени Йост, который тоже был не дурак помутить воду), понятно, что на Гуса светские власти очень долго не обращали внимания — тут масштабы покрупнее будут, чем какой-то обнаглевший городской священник.

Церковным же властям было тоже не до того. Если в 1402 Западная Европа была благословлена с небес только двумя Папами, которые неслабо давали прикурить всем вокруг (поножовщина, массовые убийства конкурентов, бунты в Риме — полный набор непогрешимости), то в 1409 объем благодати увеличился аж на 50% — в довесок выбрали еще и третьего, после чего ситуация стала совсем уж бредовой.

Свежевыбранный Папа поучаствует в нашей истории, хоть и недолго. В том же 1409 в Праге состоялся ряд дискуссий на тему учений Джона Уиклифа. Ян Гус, как известный эксперт в этих делах, был приглашен повыступать. Пригласил его архиепископ Праги, Збинек Зайиц, но сразу после речи реформатора по перекошенным рожам остальных присутствовавших духовных лиц понял, что сделал это очень зря. Еле отбившись от разъяренных коллег, которых при всем честном народе назвали мздоимцами и грешниками, Збинек немедленно отмежевался от Яна и объявил его моральным уродом и редиской нехорошим.

Масла в огонь добавила булла, выпущенная свеженазначенным Папой, в которой Збинеку разрешалось применять репрессивные меры против всяких наглецов. Проповеди Гуса запретили, выпускаемые им книги сожгли.

Гуса выручила благосклонность Вацлава. Основным камнем преткновения была система голосования в Пражском университете. Изначально у немецкой его части было три голоса, в то время как у чехов — только один. Поняв, что поддерживая немцев, он получит полномасштабный бунт в Праге, король выпустил Кутногорский эдикт, в котором поставил ситуацию с ног на уши: теперь чехам доставалось три голоса, а всем прочим — по одному. Так Вацлав надеялся заручиться поддержкой народа, да и заодно подложить свинью давним недругам из духовенства.

Охренев от такого поворота сюжета, немецкая часть ученой братии снялась с места и пошла основывать свой собственный университет в Лейпциге. Ян же стал ректором и продолжил проповедовать, не обращая внимания на зеленеющего от злости Збинека.

Однако радость Гуса была недолгой.

Сперва в 1411 архиепископ, не выдержав фрустрации, прямо назвал Яна еретиком. Поступок немного преждевременный, так как подобное обвинение выставляло в нехорошем свете и короля, что Вацлав счел недопустимым. Збинек был объявлен клеветником, а все, кто поддерживал подобное мнение, лишались своих владений — король знал, что лучше всего действуют материальные стимулы. Поспешивший архиепископ побежал до Венгрии, но от волнения и тягот помер в дороге. А ведь подождал бы еще буквально год — и все могло бы сложиться иначе!

Хоть в Европе к 1411 осталось всего двое Пап, объем идиотии они выдавали вполне себе тройной. Иоанн XXIII, он же Бальтазар Косса, личность одиозная даже по меркам того времени, объявил крестовый поход против Владислава, короля Неаполя и защитника Папы Григория XII. Но крестовый поход — штука затратная, поэтому найти недостающие деньги было решено с помощью продажи индульгенций в Богемии. Подобный экономический ход вызвал резкую неприязнь Гуса и потоки обличений, и тут-то благосклонность Вацлава внезапно закончилась. Королю с продажи каждого отпущения грехов шли пусть и не очень большие, но все-таки проценты, и подрывать благосостояние своего покровителя было не слишком-то вежливо, о чем и сообщили Гусу. Материальные стимулы, все дела.

Ян, как человек принципиальный, агитацию против индульгенций продолжил, невзирая на все возможные репрессии, из-за чего в 1412 был лишен сана ректора и изгнан из университета. Более того, Вацлав вежливо порекомендовал Гусу свалить по-тихому из столицы, дабы чего нехорошего не вышло. Замысел короля более-менее ясен — казнить или заточить популярного проповедника было нельзя, народ бы не понял, а в дороге он либо одумается, либо пропадет, либо помрет, как тот Збинек; ситуация и успокоится немного.

Реформатор воспользовался советом и еще два года колесил по Богемии, распространяя свое учение по городам и весям и собирая все больше сторонников.

А в 1414 году отцы церкви, окончательно охреневшие от происходящего в Европе, с помощью германского императора Сигизмунда (да-да, того самого) объявили в городе Констанце XVI вселенский собор, призванный разрешить все недоразумения и непонятки в духовной жизни католической церкви. Вообще основная проблема была в двух Папах, но и Яна туда тоже позвали выступить. Причем Сигизмунд лично обещал, что ничего страшного с Гусом не случится. Так, побеседуют, обменяются мнениями, пожмут друг другу руки и по домам. Ян согласился.

А к чему это привело, мы расскажем в следующем выпуске.

В прошлом выпуске в Риме убили очередного императора, а вандалы вдоволь оторвались, удвоив ВВП Карфагена всего за 14 дней.

Пока римляне ошарашенно таращились на храм Юпитера без крыши, а византийский правитель Лев I, приведенный к власти уже знакомым нам Аспаром, предпринимал все усилия, чтобы зарезать своего благодетеля, вандалов в их познавательных и прибыльных путешествиях по Средиземному морю почти никто не сдерживал.

Единственный эпизод, повлекший за собой долговременные последствия, случился в 456 году. Под началом покойного Аэция служил некто Рицимер — суровый мужик варварского происхождения. Когда ввиду уже известных нам событий образовался вакуум власти, и на престол в Равенну пролез некто Авит, назначенный — о, позор имперской аквиле! — вестготами, римляне как-то не поняли такого падения нравов и собрались решить проблему уже отработанным методом — на куски и в Тибр. Однако вандалы, радостно плавающие мимо, сильно отвлекали от внутренних распрей, и сперва стоило что-то сделать с южной угрозой.

На это дело подписали Рицимера, как последнего оставшегося грамотного полководца. Он не подкачал и через год после разграбления Рима разбил вандальский флот, чем дал империи небольшую передышку, пока варвары не построят новых юнитов. На радостях Рицимеру вручили титул magister militum, и очень зря. Авит был немедленно низложен ввиду полной бесполезности и изгнан в Галлию, к своим любимым вестготам, где он вскоре и помер. Так как новый главнокомандующий был все-таки германцем, сам сесть на престол он не мог — не комильфо. Повыбирав меж двух вариантов: распустить империю к такой-то матери и объявить свое королевство или найти кого-нибудь приличного и править через него, Рицимер выбрал контроль через посредника. На роль прокси-сервера прекрасно подошел Майориан, его старый знакомый. На всякий случай даже спросили разрешения у Византии в лице Льва I. Тот одобрил.

В то время, пока империи решали внутренние проблемы, вандалы таки собрались с силами и взялись за старое. Сицилия, южная Италия, Корсика, будущая Югославия, Греция, да вообще все побережье Средиземного моря снова встретилось с деятельными подданными Гейзериха, которые словно муравьи стаскивали все ценное и вкусное к себе в Карфаген.

Более того, король вандалов еще и слал в Равенну издевательские депеши. Женив на похищенной Евдоксии (той самой жене, которая как знамя соцсоревнования переходила от одного императора к другому) своего родственника, Гейзерих упорно троллил римлян предложениями посадить его на престол. А что, право имеет, все уже посмотрели, как у вас там власть передается, хлопец хороший, справный, почему бы и нет?

Дочь же Евдоксии, как и было задумано, он выдал замуж за своего наследника, Гунериха. После чего все грабительские походы каждый раз объявлялись не преступным разбоем, а совершенно законной экспроприацией родового имущества. Гейзерих знал, как бесить своих противников.

В 460 Майориан не выдержал и, вопреки советам Рицимера успокоиться и выдохнуть, собрал большое войско, а также флот, который разместился в гавани Картахены. 300 кораблей — не шутки по тем временам. Вандалы ловко сыграли на упреждение. В том месте, где по их расчетам, должно было высадиться римское войско, заранее сожгли все ценное, а колодцы отравили. Пока одна часть армии громила собственную территорию, зондеркоманда из самых толковых мореходов и бойцов предприняла резкий марш-бросок в Картахену и… Угнала весь собранный флот из-под носа у Майориана. Так у вандалов стало на 300 кораблей больше, а у императора — на голову меньше, потому что Рицимер, охренев от такой некомпетентности и самостоятельности своего ставленника, немедленно скинул его с престола, а потом и казнил, чтоб другим неповадно было.

Веселье продолжалось. Еще 6 лет Рицимер бесился, но ничего не мог сделать с карфагенскими упырями, а те продолжали глумливо гоготать, грабить побережья и предлагать назначить императорами кого-нибудь из многочисленных Гейзериховских родственников.

В 467 году у фактического правителя Рима таки получилось договориться с Львом I, до того немало расстроенным подходом полководца к управлению кадрами. Против вандалов была собрана великая армада. Численность только византийского контингента составила 100 тысяч человек. Общая стоимость подготовки к походу, если пересчитывать в современные метрические меры — 40 тонн золота. Атакующие пошли с трех сторон: Сардиния, Африка и море. Против такой мощи вандалы мало что могли сделать, несмотря на всю свою ловкость и мореходные навыки. Флот Гейзериха был рассеян и разбит, сдержать легионы под Триполисом не вышло, с Сардинии варваров быстро выбили.

Когда флот вторжения встал в 60 километрах от Карфагена, король вандалов понял, что настало время креативить. Послав парламентеров к Василиску, командующему вторжением, Гейзерих начал слезно просить перемирия. Мол, старый совсем стал, бес попутал, во всем каюсь, все верну, дайте только 5 дней — с мыслями собраться. Гордый Василиск довольно хмыкнул и дал старику передышку. Сразу видно отсутствие опыта общения с вандалами.

Пока византийцы надменно осматривали побережье и прикидывали, как будут его делить между патрициями, Гейзерих собрал все негодные шаланды, баркасы и лодки, начинил их всеми пожароопасными материалами, которые нашел в Карфагене и, дождавшись попутного ветра, пустил все это на корабли захватчиков, скученные в бухте. Горело знатно. Те корабли, что вырвались из огненной ловушки, встретили — какая приятная неожиданность! — внезапный запасной флот вандалов под руководством одного из сыновей хитрого старикана. Так Гейзерих стал одним из первых флотоводцев в истории, осознавших эффективность брандеров, а византийцы в очередной раз поняли, что с Карфагеном им в ближайшее время не сделать ничего — на любую военную интервенцию гнусные германцы ответят чем-то таким, чего никак не ожидать и не предугадать.

Империи вернулись к своим делам — междоусобицам и дележке власти, а вандалы продолжили отжим движимого и недвижимого имущества по всему побережью Средиземного моря.

В 475 Византия смирилась с неизбежным и заключила с вандалами мир, потратив кучу денег на выкуп своих знатных пленников, набранных Гейзерихом за годы туристических поездок по Европе. В 476 окончательно рухнула Римская империя, в последние годы своего существования представлявшая собой плохую пародию на времена былого величия.

Годом спустя, в 477, Гейзерих оглядел свою могучую морскую державу, покосился на север, где на руинах империи шла активная дележка имущества, довольно хмыкнул и отошел в мир иной, став одним из немногих действующих лиц нашего рассказа, доживших до глубокой старости и умерших своей смертью.

К сожалению, потомки хитрого германского интригана недолго держали планку. Постепенно бывшие дикари становились все более изнеженными и пресыщенными, погрязая в распутстве и роскоши, став наследниками куль туры позднего Рима. Хотя этот же период можно назвать расцветом культуры — множество поэтов, писателей и художников нашли себе пристанище и богатых заказчиков в Карфагене.

Конец королевства настал в 534 году, когда Византия воспользовалась моментом внутренних неурядиц в государстве и наконец-то отомстила, вернув свои африканские владения. После окончательного разгрома о вандалах осталась память лишь в уголовной терминологии.

Хотя Средиземное море среди германских племен еще долго называлось Wendelsea — море вандалов.

Византия недолго продержится в Африке. В 610 году, во время уединения в пещере, к сорокалетнему потомку древнего рода явится ангел, а дальше начнется та еще катавасия…

Но это уже совсем другая история.

Прошлый выпуск: 

http://pikabu.ru/story/history_fun_tsikl_chetvertyiy__geyzer...

В прошлом выпуске мы рассказали о том, как культурные различия привели к серьезнейшему осложнению во внешней политике Римской империи в целом и к лютой головной боли у Аэция в частности.

Итак, в 451 году, Аттила, собрав совершенно невозможную толпу гуннов и всех сопричастных, адовым катком влетел в и без того разоренную Галлию. Города сносились, церкви сжигались, жители резались и угонялись в рабство, причем вождю гуннов, уязвленному матримониально, было абсолютно по барабану, кого конкретно жечь и калечить — римлян, готов, франков или полностью ошалевших, недобитых всеми предыдущими галлов.

Пока Гейзерих, злорадно скалясь в Карфагене, приказывал подать себе еще попкорну, Аэций с выпученными глазами носился по бывшим противникам, которых он успешно валил все это время, и на пальцах пытался объяснить, что Аттила же дурак, он не только к римлянам пришел, он тут сейчас вообще все выжгет, что твоя ядерная война — срочно надо собираться всем миром и как-то решать проблему.

Учитывая масштабы разрушений и явную упоротость гуннов, к которым у многих были давние счеты (благодаря тому же Аэцию, устраивавшему познавательные экскурсии в Галлию), долго уговаривать никого не пришлось. Сборная коалиция франков, бургундов, сарматов и вообще всех, кто под руку попался, включая большое войско вестготов во главе с уже стареньким Теодорихом I, пришла на выручку к римским войскам. Побоище состоялось на Каталаунских полях, о точном местонахождении которых до сих пор спорят, известно лишь, что это было где-то в Шампани.

Начали битву поздно, не с утра, да и вообще проходила она довольно сумбурно, больше напоминая мясорубку. Сперва стороны еще пытались применять какие-то тактические решения — римляне грамотно заняли холм по центру, противники с потерями пытались их оттуда выбить, но ближе к вечеру озверевший вождь гуннов обратился к войску с пафосной речью вида «Кто может пребывать в покое, если Аттила сражается, тот уже похоронен!», и началось. Рубились весь вечер и начало ночи, причем в темноте сослепу не заметили, как дедушка Теодорих упал с коня и был затоптан. Аэций в какой-то момент потерял связь с союзниками и вонзался в автономном режиме, потом едва найдя лагерь. Торисмунд, сын покойного Теодориха, возвращаясь к своим, сбился с пути и неожиданно для себя приехал к гуннам. К счастью, отделался всего лишь небольшими засечками на черепе.

В общем, тактика и стратегия — не те слова, которые описывают битву на Каталаунских полях.

Разойдясь под утро, стороны дождались рассвета и стали мрачно обозревать заваленные телами окрестности (пишут о сотнях тысяч погибших). Выяснилось, что Аттила не горит желанием выходить из своего укрепленного лагеря, хоть и мужественно орет оттуда всякое — гуннов осталось слишком мало для повторения. Сначала Аэций сотоварищи хотели осадить недобитков и решить проблему раз и навсегда, но на военном совете почему-то отсутствовал Теодорих, которого обнаружили чуть позже и в совсем неживом состоянии. Торисмунд, увидев такое дело, от продолжения веселья отказался — ему теперь нужно было шустро двигать в Тулузу, пока братья не отобрали трон.

Без хоть и поредевшей, но все-таки толпы вестготов начинать второй акт Марлезонского балета желающих не нашлось, поэтому Аэций решил отойти, понадеявшись, что Аттила, потеряв большую часть войска и нескольких родственников, чуть угомонится и таки сядет за стол переговоров. Плюс у полководца были определенные прикидки на дальнейшее сотрудничество — все-таки в Тулузе остались вестготы, и их тоже неплохо было бы поприжать, желательно чужими руками.

Ага, щаз. В 452 году, отступив и поднакопив сил, вождь гуннов снова пришел к римлянам, размахивая перстнем и вопя про Гонорию. На этот раз вторжение пошло не в Галлию, а непосредственно в Италию. Прощайте, Аквилея и Милан — второй раз сдержать волну дикарей у Аэция никак не получалось, и от окончательного уничтожения Рим спасли две вещи: Византия, вовремя зашедшая в Паннонию, пока войска гуннов топтали римлян, и чума, подкосившая наступающую армию.

На следующий год упертый вождь снова пошел в поход с мыслью сотворить нехорошее, но, к огромнейшему облегчению всех соседей, таки помер от неизвестной болезни. Аэций, дрожащими руками расправив лавровый венок победителя, выдохнул. Как показала практика — зря. В Равенне начался второй сезон «Игры Престолов», и единственным из проклятой семейки Галлы Плацидии, кто еще не проявил себя в полной мере, был сам император — Валентиниан.

Жил-был некий Петроний Максим, знатный и богатый патриций с большим влиянием и властью. И была у него красивая жена, что Валентиниан счел личным оскорблением: как это, красивое — и не его?! На прямое предложение отбежать за сеновал послушать новые кассеты императору было отказано. Пришлось включать хитрость. Сыграв с Петронием в некую азартную игру и отжав в качестве залога за проигрыш его перстень, правитель Рима послал этот перстень жене Максима — дескать, муж очень зовет во дворец, дело одно решить надо.

Дело Валентиниан решил, после отпустив униженную и изнасилованную домой. Максим, конечно, утерся, но поклялся отомстить. Мстить пришлось в несколько этапов — просто так императора не зарубить, особенно когда у него рядом толковый и грамотный Аэций, только что признанный спасителем Империи да и вообще всего рода человеческого. Поэтому в последующие месяцы Валентиниану то и дело сообщали, что Аэций очень зазнался, очень много хочет, того гляди захватит власть и вообще — Галла Плацидия была права, когда хотела от него избавиться.

Император не был слишком-то умен. Как пишут историки, он вообще особым интеллектом не обладал, в политике ничего не смыслил и любил лишь две вещи — разврат и пьянство. Поэтому в какой-то момент Валентиниан вызвал полководца к себе на аудиенцию и там же зарезал, будучи притом крайне горд собой — орел же, раскрыл чудовищный заговор! Римляне, правда, с такого поворота событий серьезно напряглись — Аэция любили и уважали, причем было за что, а вот коронованное чучело на троне ничего хорошего никому не сделало.

Петроний Максим, радостно потирая руки, немедленно попросил императора назначить его главнокомандующим и консулом взамен убитого, на что был послан вдаль без особого объяснения причин. Это было одно из последних решений Валентиниана. Оскорбленный дважды, патриций решил, что раз не вышло по-хорошему, то будет иначе, и вскоре, во время охоты, император был забит охранниками-варварами, которые и сами хотели посчитаться за Аэция.

В 455 году Петроний Максим наконец-то всходит на трон, немедленно берет в жены Лицинию Евдоксию, вдову Валентиниана III, чтобы получить хотя бы номинальные права на власть, и попутно отменяет помолвку ее дочери — мол, получше кого найдем.

Жениха этой дочери звали Гунерих, и был он сыном некоего Гейзериха, который после таких известий выплюнул недожеванный попкорн и злобно сообщил римлянам, что мирный договор вандалы заключали с Валентинианом, который хоть и урод, но все же был император. А вот то, что сейчас сидит на троне — никто и звать его никак, поэтому сами напросились.

Петроний Максим пытался удержать власть и не поссориться с соседями, Аэций, «последний из римлян» и победитель Аттилы, лежал мертвый, Гейзерих собирал могучий флот.

Кульминация — в следующем выпуске.

Прошлый — тут:

http://pikabu.ru/story/history_fun_tsikl_chetvertyiy__geyzer...

В прошлом выпуске мы рассказали о непостоянстве Галлы Плацидии, опрометчивости Бонифация и брутальном недоумении Гейзериха

Захватив Гиппон-Регий и проводив взглядом улепетывающие войска бывшего наместника, правитель вандалов начал муштровать армию и искать союзников среди местных — любому варварскому князьку с отклонениями в развитии было понятно, что римляне скоро вернутся, а дураком Гейзерих не был, скорее наоборот, о чем есть свидетельства современников. Кое-как приведя в себя ошалевших от безнаказанности вандалов, аланов и всех сопричастных, вождь обратился к вопросам внутренней политики.

Вообще после полномасштабного вторжения и грабежа завязать с местным населением узы крепкой дружбы довольно сложно — ручкаться с насильниками, ворами и убийцами никому не интересно. Однако тут помогла религия. Вандалы к тому моменту были вполне себе христиане, хоть и своего рода — арианство, осужденное главными державами на Никейском соборе, у них вполне себе цвело и пахло.

Но тонкие различия римской ветви христианства и арианства оставались за пределами понимания основных народных масс — им хватало того, что вандалы не устраивают кровавых жертвоприношений, не молятся золотым тельцам и не прыгают в пентаграммах, обмазавшись всяким. Плюс грабежи и мародерства почти не затронули беднейшую часть населения, крестьян и рабов — у них-то и брать толком было нечего, а вот зрелище притеснения их богатых господ им пришлось очень даже по вкусу.

В народе распространилось мнение, что вторжение вандалов — тот самый бич Божий, который искоренит несправедливость и воздаст всем по заслугам, и бывшие рабы и потерявшие все маргиналы начали стекаться под знамена Гейзериха, снабдив его бесполезным и неумелым, но почти бесплатным «пушечным мясом».

Вовремя. В конце 431 Бонифаций вернулся со свежими силами, пусть и в небольшом числе, но с подмогой из Византии — помните про Феодосия II, попросившего своих полководцев разрулить проблему? Ардавур Аспар, до того удачно взявший Равенну в заварушке из-за Иоанна и Валентиниана, с небольшим контингентом войск был отправлен в Африку — проследить, чтобы охреневшие вандалы не вторгались хотя бы на византийские территории, а в идеале — закончить их совсем и забрать все себе.

Не получилось. В 432 состоялась битва, после которой объединенные римско-византийские войска откатились назад, зализывать раны, а вандалы распределились по окрестностям, добивать уцелевших и чистить карманы оставшихся неограбленных. Какое-то время Бонифаций и Аспар пытались попробовать себя в партизанской войне, но и тут особого успеха не добились. Есть теории, что взять Равенну с минимальными потерями византийцу помогла простая и бесхитростная тактика — подкуп. Ну а с вандалами это не сработало — зачем им брать деньги и уходить, если можно захапать себе вообще все?

Военачальников от греха отозвали назад. Ардавура в Константинополь, а Бонифация — в Равенну, где Галла Плацидия начала совсем беспокоиться за свою дальнейшую жизнедеятельность. Оставшиеся в Африке гарнизоны остались предоставлены сами себе, что не лучшим образом сказалось на их эффективности, и без того небогатой. Вандалы были не слишком сильны в осадах, зато брали числом, лютым упорством и применением рвавших римлянам все шаблоны тактик. Не можем взять укрепленные стены военного лагеря? Не вопрос! Подтяните сюда лишних пленных, порубите их в фрикасе и обкидайте фортификации по кругу. На жарком африканском солнце это месиво вскоре начнет вонять так, что мягкотелые людишки либо задохнутся, либо сами выбегут под мечи. Такая вот контрвалация а-ля Гейзерих. Действовало безотказно.

А пока вандалы развлекались в Африке, и мирное население постепенно приходило к мысли, что бич Божий как-то перебарщивает, Бонифаций с благословения Галлы устроил полномасштабные боевые действия в самом сердце Империи с целью наконец-то угомонить честолюбивого Аэция. С этим получилось лучше, чем с вандалами, но, как говорится, есть один нюанс. Бонифаций в битве при Ариминуме (Римини) выиграл, но через три месяца умер от ран. Аэций же проиграл, но остался жив и сбежал к гуннам, с которыми давно и тесно общался.

Через несколько месяцев он вернулся, и у Плацидии настали тяжелые времена. Пост главнокомандующего, ушедший было зятю покойного Бонифация, Себастьяну (мы его еще встретим, запомните это имя), был отнят, влияние Аэция на внешнюю и внутреннюю политику стало полным, а до кучи хитрый полководец отжал все имущество Бонифация, включая жену, ту самую вандалку Пелагею. Видимо, действительно была очень хороша.

В 435 году, кое-как отстояв Карфаген, римляне признали все завоевания вандалов. «Не можешь предотвратить — возглавь!». Племени был выдан статус федератов, то есть признанных участников империи с самоуправлением, а взамен Гейзериха слезно попросили больше ужасов не творить, продукты исправно поставлять, а если уж очень кровищи хочется — резать тех же берберов. Правитель вандалов согласился.

Надолго ли все затихло в Африке? Как Аэций будет интриговать дальше? Чем примечателен Валентиниан, наконец-то ставший совершеннолетним?

Скоро узнаем.

Ссылка на прошлый выпуск:

http://pikabu.ru/story/history_fun_tsikl_chetvertyiy__geyzer...