AlexandrRayn

Самолет авиакомпании «PROпеллер» должен был закончить посадку пассажиров десять минут назад, но он ее даже не начинал. Внезапно пропали два бортпроводника из четырех. Пассажиры толпились внутри телетрапа, ожидая приглашения на борт.

Командир воздушного судна уже хотел сообщить о срыве полета, как вдруг с ним по внутренней связи связался старший бортпроводник.

— Мы начали посадку. Правда, есть одна маленькая деталь… — раздался неуверенный голос. На заднем фоне слышались странные, совершенно нехарактерные для рейса Санкт-Петербург — Магнитогорск приветствия: «Бонжур, салют, гутен морген, хэв э найс дэй!»

— Сходи проверь, что там за балаган, — обратился командир борта ко второму пилоту.

Открыть дверь и выйти из кабины оказалось не так просто. Что-то очень большое, похожее на зонт, закрывало проход. Из центра этого зонта торчало куцее птичье перо. Оно угодило прямо в нос пилоту, и тот не смог сдержать чих.

— Будьте здоровы, мусьё начальник. Вам еще вести наш крылатый «Титаник» через айсберги облаков, — раздался незнакомый женский голос. От такого сравнения пилота передернуло.

Зонт, который оказался шляпой, отодвинулся в сторону. Теперь под удар попало зрение. Пестрое манто, из которого торчала маленькая женская голова, вызывало рябь в глазах и угрожало эпилептическим припадком.

— Вот, можете оставить себе, — протянула женщина носовой платок размером с наволочку, на котором были вышиты инициалы «S.B.».

— Вы кто? — спросил пилот, когда зрение вернулось.

— Меня зовут Сильвия, Сильвия Бобикова, бортпроводник из резерва.

— Какого еще резерва?

— Элитного, разумеется, — подмигнула женщина. — Это мой первый за семнадцать лет вылет в качестве стюардессы. Поздравляю, эта честь выпала вашему воздушному лайнеру.

— Но мы вас не вызывали!

— Мон ами́, Сильвию нельзя вызвать, она же не аппетит. Хотя тут с какой стороны посмотреть, — игриво хихикнула дама, бесстыдно облизав пилота взглядом. — Я пришла сама, когда узнала о вашей проблеме, к тому же мне необходимо попасть в Монте-Карло, у меня сегодня там партия в блэкджек и вечерний моцион.

Пока они разговаривали, Сильвия продолжала приветствовать пассажиров на английском, французском и итальянском языках, но почему-то с ярко выраженным вологодским акцентом. Виной тому бурная и далекая молодость странной женщины.

— Нет, вы не можете лететь с нами, — замотал головой пилот.

— Вай нот? — подняла криво нарисованную монобровь Бобикова.

— Вы одеты как… как…

— Как законодательница моды?

— Как селедка на Новый год. Форма — это лицо компании! Я не вижу ни единого элемента бренда в вашем… наряде, — мужчина еле сдерживался, чтобы не нарушить субординацию.

— Но-но-но, ц-ц-ц, — снисходительно погрозила пальцем бортпроводница. — Мон шер, о каком имидже и деталях бренда мы говорим? Сильвия Бобикова — это и есть бренд. Закрывайте калитку, нам пора рассекать сахарную вату небес. Монте-Карло не любит опоздавших.

Еще не закончив фразу, Сильвия зашла в салон и, увидев сухонького дедушку, протащившего на борт огромный чемодан, пинком отправила тяжеловесную кладь на полку.

— Ох, да это разве саквояж, — махнула рукой женщина, увидев озадаченный взгляд мужчины. — Вы просто не видели косметичку настоящей леди.

— Ну что там? — донесся нервный голос командира корабля.

— Летим, — сдался второй пилот, чувствуя всем своим естеством, что пожалеет об этом решении.

Как только люк закрылся, началась раздача меню для бизнес-класса и общий инструктаж. Сильвия, чувствуя родную кровь, осталась с вип-персонами и общалась с пассажирами так, словно это были ее старые знакомые. Она уселась на свободные мужские колени и заговорила о бизнесе сразу со всеми присутствующими.

— Вы что делаете? — шикнула на нее коллега, дернув за манто, когда Сильвия громко рассказывала про империю Бобиковых, выросшую на торговле обещаниями.

— Я бортпроводник, ма шери́. Провожу светский раут на борту, разумеется.

— Вы должны раздать меню ― и всё, — прошипела стюардесса.

— Май дарлинг, клиенту бизнес-класса не нужно предлагать меню, он сам знает, чего хочет, и скажет вам об этом.

Несколько человек согласно закивали, но бо́льшая часть пассажиров не понимала, что происходит.

— Принесите джентльменам совершеннолетний виски, а для леди ― рислинг, охлажденный до десяти градусов. Я буду чай с молоком и двумя столовыми ложками коньяка.

После этих слов Бобикову силком вытащили в эконом, где ей предстояло провести инструктаж. Так как внешний вид бортпроводницы мог запустить коллективную истерию среди пассажиров, ей вручили рацию и попросили озвучить инструкции на двух языках. Сильвия с радостью вспомнила уроки португальского и свои финно-угорские корни. Впервые за всю историю этого рейса люди внимательно и с тревожным интересом пропускали через себя информацию.

— Скажите, а мы точно летим в Магнитогорск? — этот вопрос задал каждый из ста пятидесяти пассажиров после инструктажа и переспросил еще дважды в течение всего полета.

На удивление, самолет все же покинул грешную землю и устремился в сторону облаков. Вскоре после взлета началась укомплектовка телеги питанием для экономкласса: в нее запрягли Сильвию и, перекрестив, отправили к пассажирам.

— Я не хочу «Эрл Грей», я хочу томатный сок и бутерброд с курицей! — возмущался мужчина неприветливой наружности.

— Мсье, я бы с радостью дала вам томатный сок и сандвич с благородной птицей, но ваше кресло сильно давит на джентльмена сзади. Вы буквально лежите на нем. Я даже сперва подумала, что вы вместе.

— Я заплатил за билет — сижу как хочу! При чем тут вообще мой обед?!

— Боюсь, что еще пару калорий в вашем теле, и у господина лопнет селезенка. А моя задача как стюардессы — не допускать подобных оказий.

— Хотите сказать, что я толстый? — у мужчины аж уши покраснели от такой дерзости стюардессы.

— Но-но, сэр, вы — Апполон, вас бы в мрамор, — восхищенно произнесла Сильвия, и краснота с ушей мужчины переползла на лицо. Он принял извинения, но Бобикова продолжила: — Просто для вашей статуи нужно больше мрамора в области живота и бедер.

Не дождавшись ответа, Бобикова отправилась решать следующий конфуз.

Одна мамочка весьма загнанного вида летела вместе с дочкой. Ребенок совершенно не уважал авторитет родителя и чужой покой. Девочка кричала и без конца пинала соседское кресло, предъявляя какие-то требования.

— Мадемуазель огорчена полетом? — совершенно спокойно обратилась Сильвия к девочке. — Понимаю. Вы похожи на меня в моем возрасте. Я тоже не выношу закрытых пространств. В них наша женская красота сжимается и чахнет. Вот взять хотя бы ваши косички. О, я бы душу отдала за такие, но не могу: на париках косички плохо вьются, — Сильвия сняла шляпу и показала криво насаженные на голову волосы. — Но у меня тоже имеется множество других достоинств, — она поправила откровенное декольте, — которые скрыты в этой летящей железяке. Хочется кричать и вопить о несправедливости!

Девочка успокоилась, глядя на странную пеструю женщину, завораживающую и пугающую одновременно.

— Но подумайте вот о чем, — продолжала Бобикова. — Мы с вами летим в прекрасный Монте-Карло, а он не прощает слёзы и детские капризы. Вы должны сойти с трапа достойно, как и полагается прекрасной юной леди, покорить эклектический ансамбль города и сделать ставку в казино под аплодисменты достойной публики.

Тут девочка зарделась и принялась накручивать косички на пальцы, а вот мама ее, кажется, начинала закипать от негодования.

— Вы что ей такое говорите?! Какой еще электрический ансамбль? Какой Монте-Карло?! Какое казино?! Мы летим к бабушке, в Михайловку! Она же мне потом весь мозг выест! — чуть ли не плакала уставшая женщина.

— Не электрический, а эклектический, — сдержанно поправила Сильвия. — Вам тоже не стоит портить товарный вид. В конце концов, я не вижу на вашем пальце печати замужества. Идемте.

Сильвия каким-то образом смогла вытащить брыкающуюся женщину с центрального кресла, не задев остальных пассажиров, и, взяв ее под мышку, отнесла в бизнес-класс.

Там она снова нашла свободные мужские колени, усадила на них возмущенную пассажирку и заблокировала всю эту композицию ремнем безопасности. В мгновение ока она разлила по бокалам шампанское и вручила ничего не успевшим сообразить людям.

— Любите и будьте красивыми, — завещала Бобикова и растворилась в самолете на долгих двадцать минут.

Пока она отсутствовала, никто из пассажиров не двигался, боясь случайно призвать этого аристократичного демона. Но вскоре один из клиентов авиарейса осмелел и вызвал старшего бортпроводника.

— Простите, но я не выношу запаха сигаретного дыма, а на борту явно кто-то курит, — тихо пожаловался мужчина, испуганно озираясь по сторонам.

Проверив туалеты, члены экипажа ничего не нашли, но сигаретный аромат настойчиво растекался по самолету. Понимая, что только Сильвия способна найти проблему там, где ее нет, женщину начали вызывать по рации.

— Оу, вы по мне соскучились, — раздался приторный голос в динамике, — я на капитанском мостике, приходите.

— Что?! Что вы там делаете? Вам нельзя туда! Вы же понимаете, что нарушаете все правила полета?

От возмущения старший бортпроводник стал задыхаться и даже потянулся за кислородной маской, но вовремя остановился. Он был в одном шаге от того, чтобы высадить Бобикову прямо во время полета.

— Правила созданы для того, чтобы их нарушать, — ответила Бобикова и сбросила вызов.

Когда мужчина зашел в кабину пилотов, он потерял дар речи. Пилоты курили сигареты и пили кофе из неуставных фарфоровых кружек. Словно загипнотизированные, они болтали о каких-то глупостях, не связанных с полетом: обсуждали морские коктейли, золотые пляжи и стюардесс… Балом абсурда правила главная искусительница и нарушительница, пытающаяся зарядить в длинный мундштук сигару.

— Что? — спросила Бобикова, увидев ошеломленный взгляд начальника. — Сигарой меня угостил джентльмен из бизнес-класса, в знак благодарности за то, что я нашла ему мадам и устроила из его скучной бизнес-поездки семейный вояж.

Все возможные правила были нарушены. Катастрофа подкрадывалась к борту семимильными шагами.

— Вы… Вы… Я сделаю так, что ни одно судно, кроме больничного, больше не примет вас на работу!

— Мон шер, по-моему, вы напряжены. Хотите лавандового чая с мятой? — протянула женщина проводнику кружку. — Успокаивает.

Тот выбил кружку из рук Сильвии, разлив чай, и хотел удалиться в салон. Он собирался сделать большой доклад и сдать с потрохами всю команду этого проклятого рейса, когда вдруг в динамиках раздался голос командира корабля.

— Уважаемые пассажиры, наш самолет приступает кснижениюи прибудет в аэропорт Ниццы через двадцать минут. Погода за бортом плюс тридцать два, температура воды в море двадцать пять градусов по Цельсию.

— Куда-куда прибывает наш самолет? — побледнел от услышанного бортпроводник.

— Полностью соглашусь. Пренеприятнейшее известие, — зевнула Сильвия.— Я настаивала приземлиться в Монако, но капитан отказывается сажать наш воздушный «Титаник» на вертодром, а своего аэропорта у Монако нет, представляете?

Бортпроводник был готов наброситься на пилотов и разбить самолет, лишь бы не позволить им исполнять волю сумасбродной стюардессы. Он сделал шаг, но Бобикова вытянула вперед сразу обе ноги, и тот, влетев головой прямо в чайный сервиз, отключился.

— Я же говорю, успокаивает, — констатировала Сильвия и сделала глоток.

Через двадцать минут самолет встречала целая делегация. Не без помощи лингвистических и дипломатических талантов Бобиковой инцидент получилось замять. Этот рейс был запротоколирован как одна большая внештатная ситуация. Пока шли разбирательства и переговоры в консульствах, людей пришлось разместить в гостиницах первой береговой линии. Там пассажир из бизнес-класса и сделал предложение мамочке-одиночке, а вечером сводил новую семью в казино.

За пару дней удалось всё разрешить и даже предотвратить международный скандал. Больше всех, конечно же, были огорчены пассажиры, которым совсем не хотелось покидать залитые солнцем чарующие улицы Монте-Карло. Всех удалось отловить и вернуть обратно.

Только след Сильвии Бобиковой растаял среди эклектического ансамбля, и никто не знал, вернется ли она когда-нибудь…

Александр Райн
Приглашаю всех в свой телеграм канал https://t.me/RaynAlexandr

продолжение истории Город курьеров
Гена не собирался идти гулять. В городе курьеров вообще не было такого понятия, как прогулка. Передвигаться по улице — это работа. Какой дурак будет двигать ногами ради удовольствия? А вот сидеть и не сходить с места — это да, истинное наслаждение. Но Гена и сам не заметил, как повиновался. Девушка из Павловского обладала странным даром убеждения.

— Гипноз, — шепотом объяснила Лена, когда они с Геной оказались за пределами квартиры. — Вся в мать. Та тоже ветеринаром работала и ее научила, как погружать зверя в транс. Скажет «сидеть», и все молча садились: собаки, кошки, быки, лошади. А один агроном вообще после такой команды написал чистосердечное о краже казенной бензопилы и присел на год.

— А вам не страшно выходить? — спросил курьер, глядя на трясущиеся коленки новой знакомой.

— Страшно, но оставаться с ней в квартире, когда она такая возбужденная, еще страшнее.

Прежде чем выйти на улицу, Вера нанесла сестре на кожу столько солнцезащитного крема, что даже граф Дракула смог бы легко выжить днем под таким слоем.

Лифты не работали уже давно, так как никто их не обслуживал. Пришлось спускаться с тринадцатого этажа пешком. Пробегающие мимо курьеры и прочие доставщики недобро косились на непонятных людей без термокоробов, рюкзаков и других котомок.

— Такси вызвали, — объяснял Гена любопытным коллегам.

— А зачем ты им врешь? — удивилась Вера.

— Не стоит привлекать к себе слишком много внимания. Понимаю, что у вас в деревне нормально ходить по улицам без логотипов, а здесь — город курьеров. Лучше быть как все, иначе…

— Иначе что? — Вера остановилась и уперла руки в широкие бедра.

— Честно говоря, не знаю, — признался Гена, — но, как говорится, согласуй время доставки и спокойно опаздывай.

— Бред какой-то.

— Курьерская мудрость не может ошибаться. Тут главное — верное истолкование…

Как только они вышли из подъезда, на Лену обрушился град панических атак. Она пыталась вернуться, плакала, дрожала, ругалась, потом достала телефон и начала беспорядочно заказывать всё подряд, таким образом успокаивая нервы. В конце концов Вера отобрала у сестры телефон, но той всё равно успели доставить лавандовый раф, набор для вязания и кошачий наполнитель.

Взяв девушку под руки, Вера и Гена довели ее с помощью уговоров до первого пункта выдачи заказов, где Лена перевела дыхание и немного пришла в себя.

— Тебе свежий воздух нужен, а то ты так в домашний ковер превратишься, — выбивала Вера из сестры пыль.

Гена тоже хотел было хлопнуть девушку по попе, чтобы помочь, но Вера намекнула, что умеет кастрировать крупный рогатый скот одним движением и без анестезии, и Гена убрал руки.

— Где у вас тут река? К реке ее надо, чтобы всю гадость вода вытянула, — командовала Вера.

— Реки ― в трубах. В парке есть большой фонтан, но он давно не работает, — вспомнил курьер.

— У меня дома душевая кабина, я там в себя приду, — промычала Лена.

— Успокойся, у тебя обычная акклиматизация, идем в ваш парк, — настояла Вера и потащила сестру за руку.

— Стойте! Вы что, не понимаете, что здесь есть определенные правила?! — остановил их Гена, когда летящий на скутере курьер чуть не сбил обеих девушек. — Надо знать, когда можно делать шаг, а когда нет!

— Простите, ваше курьерское сиятельство, рулите, — поклонилась Вера, и Гена показал ей на приближающуюся сиреневую волну доставщиков с термокоробами.

— Сейчас стадо пешиков пройдет, и можно переходить дорогу.

— Слушай, ну прям как у нас в Павловском, — усмехнулась Вера, глядя, как полсотни человек в пестрой форме перетекают из пункта А в пункт Б по тротуару.

Передвигаться и правда было непросто. Доставщиков развелось больше, чем звезд на небе. Буквально курьер на курьере сидел и курьером погонял ― это если говорить о тех, которые втроем ездили на одном самокате.

Троица шла медленно, если не сказать вальяжно, и совершенно не вписывалась в привычный темп города, что не оставалось без внимания. Курьеры без конца смотрели им вслед, и даже несколько таксистов остановились, опустив свои темные стекла, чтобы получше разглядеть странную компанию.

Парк выглядел удручающе: как живая елка, которую выносят на помойку через две недели после праздников, — такой же рыжий от коррозии и совершенно не напоминающий о веселье.

Фонтан, как и ожидалось, не работал. В каменной чаше стояла зеленая, дурно пахнущая дождевая вода. На скамейках переводили дух курьеры, клумбы поросли травой и кофейными стаканчиками.

Не слушая голос разума в лице Гены, Вера дошла до административного здания и, на удивление, откопала внутри него сторожа. Человек этот тоже не смог справиться с эпидемией и остался на посту. Вот уже десять лет он питался одной лишь пиццей, которую ему доставляли сюда из кафе «Неаполитано», и, кажется, даже забыл родной язык. Он изъяснялся только названиями ингредиентов и блюд.

— Как вас зовут? — спросила Лена.

— Шампиньоны. Моцарелла.

— Уважаемый шампиньон, скажите, а фонтан как-то можно запустить? А то у вас в парке совсем неуютно. В коровнике и то веселее.

— Пармезан. Пепперони, — сконфуженно пожал плечами мужчина.

— Гена, ты же понимаешь, что он несет?

— Немного. Я работал одно время на доставке в пиццерии.

Дальше начался абсолютно сумбурный диалог, состоящий из таких слов, как «соус песто», «ветчина», «салями» и «промокод».

— Короче, он говорит, что надо запустить насос, но не факт, что тот работает. Электричество никто не отключал, и шанс есть. Но фильтры, скорее всего, забились, и мотор может сгореть. Это вон там, — показал Гена на небольшую рыжую будку.

— Попытка не пытка. Пошли, поможешь, — загипнотизировала Вера сторожа своим особым тоном и повела его в будку, где находился насос.

Через пятнадцать минут по парку разнесся страшный утробный звук, какой обычно издают посреди ночи коты, пережравшие сухого корма.

Спустя еще пять минут каменных рыб в фонтане начало тошнить чем-то нехорошим, но, так как городское водоснабжение работало бесперебойно, а насос все же не сгнил, вода прорвалась наружу и постепенно растворила грязь. Воздух запах сыростью, замерцала радуга. Фонтан ожил и был почти великолепен. Даже сторож от вида бегущей воды обронил слезу и вспомнил одно человеческое слово, описывающее глубокое эмоциональное потрясение, но мы не будем его называть. Дальше слов было больше, но все они были слишком яркими.

— Прикольно, — подала наконец голос Лена и подошла к фонтану. Последний раз ее так сильно впечатлила скидка на штору для ванны, которую она приобрела пару лет назад на маркетплейсе за сущие копейки.

— Я же говорила, вода всю гадость вытягивает, — самодовольно улыбалась Вера. — А вообще, в парке бы убраться как следует, — деловито огляделась она по сторонам. Урны были доверху забиты мусором, клумбы поросли травой, скамейки покосились, краска везде облупилась и выгорела.

Фонтан начал привлекать людей. Несколько курьеров сошли с маршрутов и, бросив свои самокаты, подошли ближе, чтобы поглазеть. Генка тоже стоял как завороженный и совсем забыл о том, что ему ночью надо было ехать в другой город разгружать мебель.

— А ведь я с будущей женой здесь познакомился, — раздался задумчивый голос одного из пожилых курьеров в зеленой форме. Он стоял рядом с Геной и не отводил взгляда от воды.

— А мы с сыном приходили сюда монетки кидать на желание, когда он в первый класс пошел, — послышалось с другой стороны. — Они с его отцом уже лет пять из дома не выходят. Сын школу дистанционно окончил, — зачем-то откровенничала женщина в одежде гипермаркета, глядя на воду.

— Кажется, сегодня прорвало не только фонтан, — подмигнула Вера сторожу, который тоже что-то бубнил на своем «пармезанском».

В какой-то момент голос подала и Лена:

— А я помню, как мы с лучшим другом, который жил в соседнем доме, залезали в воду и… — она не договорила, потому что их окружили странного и недоброго вида курьеры в разноцветных формах и начали теснить к чаше фонтана.

— Ой, — только и смог выдать Гена.

— Чего ты ойкаешь? — хмыкнула Вера, все еще не замечая «перемены погоды».

— Вы должны находиться дома, — обратился к троице один из доставщиков.

— Простите, они стажируются… — начал было лебезить Гена, но его заткнули одним жестом.

Отрезвевшие от ностальгии курьеры быстро разбежались в стороны, и даже охранник смог улизнуть в свою бетонную крепость с вывеской «Администрация парка».

— Это наш город.

— Ваш ― это чей? — удивилась Вера, осознав наконец, что происходит.

— Служб доставок, конечно, — злобно оскалился курьер, перекидывая из руки в руку велосипедный замок.

— Это что за перцы болгарские? — обратилась Вера к Генке, с вызовом глядя на враждебных доставщиков в желтых, красных и зеленых одеждах.

— Это служба зачистки, — шепнул курьер.

— Правда? — как-то совсем неиспуганно заявила Вера, оглядывая враждебные физиономии.

— У вас пять минут, чтобы вернуться в свои дома!

— Дай-ка мне телефон, — приказала Вера сестре, но та, словно парализованная, не шелохнулась.

— Лена, или ты мне даешь телефон, или я тебя неделю буду с утра песнями будить, — вывела из транса сестру Вера, и та послушно протянула смартфон.

— Сейчас я вам всыплю, господа хорошие, по первое число, — бубнила Вера, снимая враждебное окружение на видео.

Курьеры скалились и не двигались с места, кажется, их забавляла вся эта ситуация и жалкие потуги деревенщины.

Наконец Вера поднесла телефон к уху и начала громко, чтобы все слышали, говорить:

— Алло, техподдержка, тут у меня проблема с товарищами из вашего магазина на колесиках. Угрожают! Хамят! Разберитесь, пожалуйста, я сейчас вам пришлю эти морды.

Коротко обрисовав ситуацию, Вера отправила в мессенджер техподдержки видео и начала звонить в следующую службу.

У курьеров завибрировали телефоны. Началась какая-то суета. Несколько людей в желтой форме бросили осаду, прыгнули на самокаты и умчали прочь.

— Держать строй! — скомандовал главный задира, но Вера уже нажаловалась в следующую техподдержку, и строй начал сыпаться, как рейтинг у ненадежного продавца. Вскоре телефон зазвонил и у него.

— Древняя магия, — прошептал восхищенный Гена, когда осада была снята.

— На каждую широкую задницу всегда найдется еще шире, — совершенно спокойно объяснила Вера. — Я таким образом почтовое отделение в Павловском воспитала, научила нормально работать и не хамить. Вот где инфернальный оплот был! А тут какие-то незрелые курьеры, фи. Ладно, пойдемте к дому, проголодалась я что-то от этих дрязг.

Троица двинулась в обратную сторону. По дороге они почти не разговаривали, размышляя каждый о своем.

— Я потеряла мысль, а сейчас вспомнила, — сказала Лена, когда они вернулись во двор и остановились возле подъезда. — Моего лучшего друга детства тоже Генкой звали, — взглянула она на соседний дом, который накрыла вечерняя тень. — Вон его окно. Я туда камешки кидала, когда домофон не работал, а телефон дома забывала.

— Ой, а ведь точно. Мы же с мамой как раз здесь и жили, пока бабушка квартиру не разменяла, — проклюнулось у Гены в памяти, забитой сплошь номерами заявок. — Это ведь наше окно. И фонтан я помню, и… — он повернулся к двум сестрам, которые, как он только сейчас понял, были двоюродными. — Я же вас знаю. И тебя, Лена, и Верку, которая как-то приезжала зимой к тебе в гости. Мы же тогда вместе с гаражей в сугробы прыгали…

Все трое взглянули на то место, где когда-то стояло несколько железных шалашей, в которых соседи хранили свои вечно покалеченные автомобильчики. Теперь всё поросло густой, никем не битой крапивой.

— Точно, — задумчиво произнесла Вера и огорченно хмыкнула. — Я, честно говоря, сама забыла, хоть и не сошла с ума с этими доставками, как вы. — Видимо, они тут и ни при чем, доставки эти. Просто время идет, что-то забывается, всего в памяти не удержать. Да и жизнь, видимо, тоже будет меняться, а я тут пришла со своим уставом в чужой монастырь…

Они обменялись номерами и договорились встретиться еще раз. Словно сделав для себя какое-то важное открытие, Вера с задумчивым лицом побрела домой, скупо попрощавшись с Геной.

Но переписка сама собой отложилась в долгий ящик. Жизнь быстро стерла этот день из памяти, как стирала все остальные, пока однажды, почти ровно через год, Генка не прочитал новость, что парк с фонтаном снова работает. Его своими силами восстановил бывший сторож и еще несколько курьеров: отремонтировали и покрасили скамейки, очистили фонтан, высадили цветы и поменяли лампочки в фонарях. Немного, но этого хватило, чтобы в парке снова начали собираться люди. Сначала это были только курьеры, которые приходили, чтобы просто отдохнуть у воды или предаться каким-то давно забытым воспоминаниям. Потом туда стали приходить сотрудники других служб, а однажды были замечены несколько осмелевших домоседов. В городе курьеров начинались перемены. Маленькие, практически не ощутимые в масштабах мегаполиса, но, несмотря на это, невероятно важные.

***

— Привет, Лен, — поздоровался Генка со старой подругой, что кидала монетки в воду на счастье. Молодые люди этим утром договорились о встрече.

— Привет, Ген. Как дела? Много сегодня заказов?

— Сегодня у меня выходной.

— Не знала, что у курьеров бывают выходные.

— Я для тебя взял один, — смущенно улыбнулся парень. — Мир не рухнет, если я просто прогуляюсь без всякой цели.

— Согласна.

— А где, кстати, Вера?

— Верка на свиданке. Помнишь того мужчину, который нам угрожал год назад у этого самого фонтана?

— С ним? — не мог поверить своим ушам Гена.

— Ага. Представляешь, он ее как-то через техподдержку нашел. А она любит таких ушлых, согласилась, в общем...

— До чего же быстро меняется жизнь… — Генка достал из кармана монетку и бросил в воду.

— И не говори. Остается надеяться, что всё к лучшему. В конце концов, сегодня это город курьеров, а завтра, быть может, чей-то еще. Ну что, прогуляемся?

— С радостью, — ответил Гена и взял ее под руку.

Александр Райн
Дорогие читатели, жду вас в своем телеграм канале https://t.me/RaynAlexandr

Семен Палыч с утра был не в настроении. Ночью снилась работа, а он терпеть не мог работать во сне. Особенно в выходные. И даже во сне его подчиненные работали плохо. Приходилось всё за ними переделывать.

Мужчина проснулся уставшим. Хотелось тишины, покоя и кофе. Он смолол последние зерна, поставил на плиту турку и открыл книгу. Дождавшись этого момента, невидимый дирижер взмахнул палочкой: ударили перфораторы, засвистели трубы, хором заревели дети за стенами, а в дверь забарабанили.

В гости снова приехал сын: громко разговаривал, разбросал по прихожей грязные ботинки, приволок какие-то коробки, вместе с матерью оккупировал кухню и выпил весь свежесваренный кофе.

Ворча, что пора бы обить дверь снаружи поролоном, Палыч накинул пальто и собрался идти за кофе.

— Ты в магазин? — спросила жена.

— Нет, — соврал Палыч.

— Тогда купи оливковое масло, лён, отруби, муку, килограмм бананов и минералки пару бутылок.

— Пакет порвется.

— Я тебе рюкзак купила, — обрадовала супруга и выдала походный баул на сорок литров.

Семен Палыч вышел из квартиры. Рядом с дверью валялась какая-то палка.

— По-ро-ся-та, — цокнул Палыч и поднял ее. Палка была большая и тяжелая ― хорошая дубина по меркам древнего человека.

«Мамонта не забьешь, но шакалу мозги вправишь», — думал про себя Семен Палыч, подходя к соседской двери, возле которой привычно стоял пакет с мусором. После трех звонков на порог явился сосед в одних трусах и со злобной гримасой на лице.

— Че надо? — рявкнул он, но, увидев дубинку в руках Палыча, стушевался.

— Не ваше добро, часом? — выставил, точно шпагу, свою находку Семен.

Сосед замотал головой.

— Жаль. Я, знаете ли, не люблю, когда чужое где попало валяется, всегда стараюсь возвращать, — звучно ударил Семен палкой по своей ладони и покосился на пакет.

— А-а, так это жена забыла выбросить, — криво улыбнулся сосед и, схватив зловонный пакет, скрылся с ним в квартире.

Семен Палыч вышел из подъезда и мысленно построил маршрут до мусорки, чтобы избавиться от дубины, но заметил неладное. Какой-то малогабаритный злодей, вооруженный веткой березы, бегал между припаркованными машинами и стучал по ним, радуясь звону сигнализаций. Мальчик уже добрался до автомобиля Семена Палыча и собирался сделать колющий удар в дверь, но тот успел отразить его своей «рапирой», мастерски разоружив противника без нанесения увечий.

— Туше́, мой юный друг, — еле коснулся мальчика «шпагой» Семен.

Мальчик поднял руки вверх.

— Слышь, козел, я тебе сейчас нос сломаю! — раздалось сзади.

— Я так понимаю, вы отец этого гиперагрессивного д’Артаньяна, — повернулся Семен Палыч на голос.

Заметив в руке мужчины палку, отец мальчика опустил кулаки и включил дипломатию.

— Я вызываю полицию.

— Это правильно, пусть опишут ущерб, — показал Семен Палыч на поцарапанные машины.

— Вообще-то он ребенок!

— Значит, ему выпишут детский штраф, — пожал плечами мужчина и кивнул в сторону видеокамеры, закрепленной на углу дома.

Растеряв аргументы, отец и сын капитулировали.

У Семена зазвонил телефон.

— Палыч, тут твои опять накосячили, приезжай, разбирайся, — требовал директор.

Отругав весь белый свет, мужчина бросил палку в багажник и завел машину.

За последние пять лет Семен Павлович перепробовал множество психологических приемов: он ругал, он хвалил; он повышал зарплату, он штрафовал; он играл в друга, он играл во врага. Но ничего не работало вдолгую. Подчиненные быстро остывали к его авторитету и не слушались. Поэтому чаще всего он просто орал от безнадеги, но и это никто не воспринимал всерьез.

Удивительно, как по-разному мы уважаем одного и того же человека, когда он просто злой и когда он злой и с палкой в руке. Вызванный на работу в свой первый за месяц выходной, Семен был очень убедителен, зайдя в курилку. Доводы хорошо впитывались через шишки и гематомы. Волшебная палка лечила косоглазие, выпрямляла руки, отучала курить и пьянеть на работе. Теперь краска ложилась ровно, плитка не трескалась, а стыки труб не текли. Семен Палыч выплескивал и отпускал негативную энергию, быстро наполняясь позитивной. Впервые в жизни он отдыхал на работе.

Закончив, он поехал обратно — исполнять волю жены. В магазин рядом с домом Семен вошел со своей деревянной помощницей, но его остановил охранник.

— Это моя трость, — резко захромал на одну ногу мужчина и был допущен в торговый зал. Он уже не хотел расставаться с палкой, способной так эффективно решать любые проблемы.

Заметив человека с тростью, люди освобождали ему проход и помогали сложить товары в корзину. Палычу было стыдно, но приятно.

На прилавке он заметил последнюю упаковку любимого кофе и, не раздумывая, схватился за нее. Вместе с ним за кофе схватилась какая-то женщина.

— Простите, но я первый заметил, — возмутился Палыч.

— И что с того? По вашей логике, если я первая заметила, как банкомат выдал чужие деньги, они тоже моими считаются?

— Слушайте, это моя единственная радость за сегодня, — не отступал Семен.

— А моя — за неделю! Будьте джентльменом.

— Не буду, — проворчал Палыч и вырвал пачку из рук.

— Как вам не стыдно, — сдалась женщина. — Отбираете у больного человека…

Только сейчас Семен заметил, что она тоже опирается на какую-то страшненькую трость, и ему стало жутко совестно.

— Простите, я не прав, — протянул он кофе.

— Не прощу, — буркнула женщина и, забрав кофе, скрылась в другом отделе.

Сгорая от стыда, Палыч покатил телегу по рядам, возвращаясь к списку покупок. В какой-то момент он свернул к фруктам и заметил ту самую калеку с его пачкой кофе, бодро вышагивающую двумя абсолютно здоровыми ногами. Поняв, что ее раскрыли, женщина побежала к кассам.

Обманутый Семен Палыч начал преследование. Покупатели разлетались в стороны, опасаясь столкнуться с шустрыми «инвалидами». Толкая телеги, мужчина и женщина подрезали друг друга, бросали под ноги бутылки с водой и на ходу фехтовали своими тростями. Со стороны это напоминало гонки на колесницах.

В конце концов, у кассы самообслуживания была принята боевая ничья. Пачку поделили пополам.

— Вы тоже, смотрю, ценитель аксессуаров? — усмехнулся Семен Палыч, показывая на трость женщины, когда их выгнала охрана.

— Ага, уже три года в этом клубе, — кивнула та, поглаживая свою палку. — Знаете, очень помогает, если кто-то хочет обидеть, лезет без очереди, пытается что-то втюхать. Короче, универсально средство. А еще я ею компьютер и микроволновку запускаю. Главное — не перебарщивать, как сегодня, и знать меру. Так советует негласный кодекс, — улыбнулась женщина.

— Хорошее правило, — согласился Семен и попрощался с новой знакомой.

Навьюченный, он отправился в сторону дома, по пути гоняя до мусорок пивные банки, словно у него в руках была клюшка для гольфа. На глаза попался сосед с мусорным пакетом в руках. Заметив Семена с дубинкой, он ускорил шаг в сторону баков.

— Сёма, ёшкин кот, ты где шляешься? Там Ромка уже твой подарок собрал, одной детали не хватает, — встретила жена Семена Палыча на пороге.

— Какой еще подарок? — спросил он, заходя в комнату и не выпуская заветную палку из рук.

В комнате на трех ногах стоял винтажный письменный стол. Один его угол подпирал табурет и стопка книг.

— Пап, ты где ее нашел?! — бросился сын к отцу и начал вырывать у него палку. Но отец никак не хотел отдавать. — Я ее всё утро ищу.

Тут до Семена Палыча наконец дошло, что его дубинка — не что иное, как ножка от стола, который ему подарил сын.

— Прости, Ром, я что-то так к ней привык, — нехотя отдал Семен ножку, и та быстро заняла свое почетное место, навсегда став частью жизни Семена Палыча.

Стол был прекрасен. За ним было приятно читать книги, составлять сметы, работать на компьютере и просто захламлять его всякими мелочами. А когда у Семена Палыча наступали трудные времена, он подставлял табурет, книги и откручивал одну ножку. Но никогда не перебарщивал, как завещал негласный кодекс клуба.

Александр Райн

Приглашаю всех в мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr Там еще больше рассказов, информация о книгах и концертах

— Проверять нужно, сколько денег на карте, прежде чем делать заказ, — раздалось на всю кофейню.

В повисшей тишине папа Вадика достал наличные и с невозмутимостью тибетского монаха потребовал книгу жалоб. Ворчливый бариста тут же изменился в лице и попросил прощения, ссылаясь на усталость, но мужчина был непреклонен. Описав всю ситуацию в заветной тетрадке, он забрал чек, два стаканчика с горячим шоколадом и совершенно озадаченного сына.

— Пап, а что за книга жалоб? — спросил Вадик, когда они допили шоколад, сидя на скамейке во дворе.

— Это такая тетрадь, в которой человек оставляет свои отзывы о работе заведения или о том, кто вел себя некорректно по отношению к клиенту. Помогает добиться справедливости.

— Пап, а что такое «некорректно»?

— Сына, давай договоримся на один новый термин в день, хорошо? Идем, тебя там дед с бабулей заждались.

Вадик сопоставил слова «отзыв», «жалоба» и «справедливость», вспомнил лицо хама-бариста и, сложив это всё в голове, сделал важные выводы.

Этим же вечером он потребовал книгу жалоб у своего деда, когда тот ругал внука из-за незакрытого в ванной крана.

— Какую еще книгу жалоб? — удивился дед.

— Обычную, — спокойно ответил Вадик. — Я в вашем доме гость, а ты ведешь себя некорректно по отношению ко мне.

Дед был опытным шахматистом, но даже он не был готов к такому гамбиту.

— Нет у меня никаких книг, — испуганно ответил он.

— Ну, значит, теперь будет, — сказал Вадик и выудил из рюкзака новенькую тетрадку в клетку, написал на ней «Книга жалоб деда», а затем педантично, но не без грамматических ошибок, внес первую запись.

— Это еще что за?!.. — озадаченный дед выдал вслух емкое и красочное описание происходящего.

Не теряя времени, Вадик забрал тетрадку и внес следующую жалобу, проговаривая ее вслух:
— Ругается матом при детях.

Дед хотел отобрать обличающий документ, но тут, как всегда не вовремя, из ниоткуда явилась жена.

— Что за шум, а драки нету?

— Галя, этот негодник сделал мне книгу жалоб, — искал поддержки оскорбленный дед.

— Ха! Вот это правильно. Давно пора.

Бабушка выхватила тетрадку и, на радость внуку, посвятила мужу три абзаца убористым почерком. Всё там было: и про волосы в носу, и про вечно мятое пальто, и про храп, как у мотоцикла без глушителя…

Прочитав всё это, стушевавшийся дед извинился перед близкими и остаток вечера молча исправлял недочеты.

— А здорово ты, Вадик, придумал, — улыбалась бабушка за ужином. — Если бы не твоя книга, этот росомаха еще полгода бы ногти на ногах не стриг, — покосилась она на деда, и тот обиженно отвернулся.

Вадик тоже улыбался, а сам уже писал отзыв в личной книге бабушки. Он был недоволен суховатыми котлетами и картошкой с остатками глазков. А вечером Вадик внес еще две жалобы: на отобранный перед сном телефон и на плохо прочитанную сказку. Затем мальчик передал новую тетрадку с жалобами бабушке. Это не прошло мимо деда, и тот не упустил возможности отыграться.

— Забирайте своего ресторанного критика, — позвонила утром бабушка отцу ребенка и, ничего не объяснив, вытолкала Вадика за дверь, когда родители приехали.

Воодушевленный эффективностью своего мероприятия, Вадик начал носить с собой кучу пустых тетрадей, из которых на ходу стряпал книги жалоб и раздавал всем вокруг.

Первым после бабушки с дедушкой этой чести удостоился лучший друг и одноклассник Кирилл Зябликов.

— Держи, Кирюха, твоя личная книга жалоб, — торжественно протянул Вадик тетрадь товарищу. Внутри было несколько отзывов от одноклассников, которые Вадик старательно собрал на перемене, еще одна очень нелестная запись от старшего брата Кирилла и пара строк от девчонки, в которую Зябликов был тайно влюблен.

— А зачем она мне? — почему-то не оценил подарок друг.

— Ну, чтоб ты знал, на что обратить внимание, — объяснил Вадик. — Вдруг ты с кем-то будешь вести себя некорректно. Там всё по делу.

— Вообще-то мое имя с двумя «л» пишется, грамотей, — заметил одноклассник, прочитав обложку.

Он не успел убрать тетрадку в рюкзак, потому что Вадик выхватил ее и оставил свежую жалобу на девственно-чистом листе.

— Я — хам и хвастун? — удивился друг, разобрав корявый почерк.

— Ага. Видишь, как просто, — светился счастьем Вадик.

Кирилл с медленно отвисающей челюстью прочитал другие отзывы и жалобы о себе, а затем бросил тетрадь под ноги другу.

— Да иди ты со своей книгой!

— Ты чего, Кирюха? Я же как лучше хочу. Это для справедливости!

Но Кирилл не слушал и не говорил, объявив ничего не понимающему Вадику бойкот.

Уже через час «книга» пестрила свежими отзывами о бывшем друге. Детям безумно понравилась игра, в которой можно анонимно критиковать и жаловаться на других.

Сегодня на уроке математики Вадик получил двойку за работу у доски и выговор от учителя за невыполненное домашнее задание. Уже через два урока на столе учителя лежала заполненная от корки до корки именная «Книга жалоб Анны Васильевны», с которой Вадик прошелся по трем классам. Двоечники и троечники не упустили возможности излить душу в борьбе за справедливость. Не упустил возможности и физрук, который трижды приглашал математичку на ужин и трижды получал отказ. Прочитав искренние отзывы о себе и своем подходе к ленивым и невоспитанным, женщина провела остаток учебного дня с красными глазами и не поставила ни одной, даже самой заслуженной двойки, боясь новых «справедливостей».

Точно такими же «книгами» обзавелись преподаватель по русскому языку, кассир в школьной столовой, несколько девчонок и двое школьных хулиганов, которых все боялись и которые, вопреки ожиданиям Вадика, совершенно не смутились, а, наоборот, почувствовали прилив сил и гордости и продолжили лупить одноклассников в два раза усерднее.

Вечером Вадик вручил книгу жалоб сестре. Там он подробно описал все свои обиды и претензии, накопившиеся за долгие пять лет существования близкой родственницы. Но это был плевок против действующего вулкана. Можно завести целую библиотеку с жалобами и отзывами, и все равно она не сравнится с пятилетней девчонкой, которую хлебом не корми — дай поябедничать.

Вадика сдали маме с потрохами и даже кое-что приукрасили. Вдобавок к имеющимся грехам позвонили из школы. Проведя анализ обложек всех «Книг жалоб», учителя по почерку определили главного борца за «корректность».

— Но ведь для того и нужны книги жалоб, чтобы люди знали, в чем они виноваты, — оправдывался мальчик, потирая свой красный невиновный зад.

— Покажи-ка мне одну из своих книг, — ответила на это мама.

Вадик протянул свеженькую, приготовленную специально для нее. Мальчик еще только собирался внести туда свои претензии, которые составлял во время наказания.

— А ты в курсе, что здесь ошибка и что книги у тебя называются неверно.

— Что значит — неверно? — удивился обиженный сын.

— А то, — мама взяла ручку и, дописав что-то, протянула Вадику. — Вот теперь правильно.

— «Книга жалоб и предложений», — прочитал мальчик. — Каких еще предложений?

— А ты что, думал, что эти книги только для того, чтобы жаловаться?

Вадик кивнул.

— А если человек не знает, как ему работать с поступившей жалобой? Что тогда делать? — вопросительно вскинула бровь мама.

— Ну… Это его проблемы.

— Нет, дорогой мой. Если ты имеешь к человеку какую-то претензию и хочешь ему об этом сообщить, то не поленись предложить ему решение. А то получается какая-то беспардонность и грубость.

Вадик хотел спросить, что такое «беспардонность», но, наткнувшись на суровый взгляд матери, догадался без всякой расшифровки.

На следующий день Вадик, придя в школу, понял, что не только хулиганы, но и все вокруг настроены к нему враждебно. Более того, один из ребят выдал Вадику его личную «Книгу жалоб», где собрались сочинения ребят, учителей, и даже дед Вадика каким-то образом смог принять участие в этой переписи отзывов. Благо предложения вносить не требовалось, потому что Вадик и сам понимал, как работать с этими жалобами. Он извинился перед друзьями и учителями, а заодно обосновал каждую свою претензию и предложил варианты для их исправлений. Те же, что не смог объяснить, просто порвал и выбросил, повторно извинившись. Шторм стихал, и все возвращалось на круги своя.

Через несколько дней родители отвезли Вадика к дедушке с бабушкой, где его, разумеется, уже давно простили. Там ему поставили на стол тарелку нелюбимого фасолевого супа.

— Бабуль, а можно я тебя попрошу приготовить мне том ям как в ресторане? — корректно внес предложение Вадик, прежде чем подать новую жалобу.

— Ешь что дают, мой хороший, иначе голодным спать ляжешь, — ласково погладила бабушка внука по голове, и тот сделал важный для себя вывод: в некоторых случаях и с некоторыми людьми не помогут ни жалобы, ни предложения.

Александр Райн
Дорогие читатели, приглашаю вас в свой телеграм канал https://t.me/RaynAlexandr

— Вить, вот мы с тобой уже сколько лет знакомы? Тридцать? — спросил Сёма, открывая банку сайры.

— Двадцать семь, — поправил Царёв и смахнул крошки со стола.

— Ну не суть. И вот за это время я сменил три профессии, построил и сжег до основания четыре бизнеса, женился, развелся, снова женился, а ты всё по пианине стучишь…

— Ну так я же пианист.

— И какой! — с воодушевлением сказал Сёма, намазывая масло на хлеб. — Когда ты играешь, у меня аж сердце замирает! Жить хочется, ну или умереть… Но не кормит же музыка, как я погляжу?

— Не кормит, — безнадежно подтвердил Царёв и окинул взглядом свою маленькую серую кухоньку с видом на трамвайное депо. — Хотя я сам виноват. Надо просто быть чуть напористее и…

— Да-да-да, напористее, — перебил его друг, — это всё понятно. Но всё равно же гроши платят. А у меня есть для тебя предложение, которое ты, как творческий человек, оценишь, — уже разливая горькую по кружкам сказал Сёма. — Я тебе не рассказывал, но вот уже пять лет я тружусь в конторе, о которой ты, я уверен, никогда не слышал и вряд ли услышишь где-то еще… — Сёма кивнул самому себе и выпил, не чокаясь с товарищем.

Царёв тоже выпил и смиренно ждал, когда друг продолжит. За годы, проведенные за клавиатурой массивного инструмента, он осознал, что ноты могут выразить мысль гораздо точнее и глубже, чем слова. Поэтому чаще он предпочитал молчать, если не мог сыграть в ответ.

— Я стал важным человеком, по-настоящему важным! — Сёма облизал губы и торжественно, но вполголоса, словно это большой секрет, заявил: — Я работаю на саму судьбу! От моих действий буквально зависит, будет человек счастлив или нет. Умрет или будет жить. Найдет себя или потеряет.

— В столовку, что ли, нашу устроился поваром? — поморщился Царёв, вытирая рот.

— Дурак ты, — обиделся Сёма. — Говорю же, на судьбу тружусь.

Он достал из кармана смятую бумагу и разгладил на столе. Это была зарплатная квитанция, где Витя заметил хорошенькую сумму и необычную печать ОАО «Техники судеб».

— Странное название. Чем занимаетесь? — спросил Царёв, откусывая от бутерброда.

— Вить, ты вроде не дурак, консерваторию окончил. Или тебе эти «си-бемоли» окончательно мозг прогрызли?

Царёв обиделся и начал убирать скудное пиршество со стола.

— Погоди, не дуйся, я покажу, — схватил его за руку друг и, закинув в рот какую-то таблетку, растворился в воздухе.

— Вот что бывает, когда берешь оплату за репетиторство водкой…

Царёв даже не подозревал, чем окончится его скромный прием по случаю увольнения из театра, где он еле сводил концы с концами последние пять лет. Сёма против воли накормил его какими-то странными пилюлями, от которых Царёв протрезвел, научился летать, исчезать и попадать в квартиры через закрытые окна. Вместе они облетели за ночь три семьи, за которыми, по словам Семёна, тот был закреплен и которым выстраивал судьбу на грядущие сутки: немного передвигал мебель, прятал носки, менял время на часах, перенаправлял деньги с карт в неизвестных направлениях и портил сновидения.

— Ну как тебе? — спросил Сёма, когда город проснулся и люди начали попадать в ситуации, заранее смоделированные техником судьбы.

— Это какие-то наркотики, да? — спросил Царёв, все еще не верящий в чудеса прошедшей ночи.

— Да какие наркотики… Обычные препараты, одобренные Минздравом, — цокнул языком старый друг.

— Но зачем ты мне всё это показал?

— У меня на участке вакансия открылась, я решил тебе предложить. У нас сейчас кое-какие перемены намечаются. Ходят слухи, что грядут увольнения, а тут местечко появилось… Считай, удача. Есть время подумать до вечера.

Он похлопал друга по плечу, выбив из него ночную пыль, и отправился восвояси — на этот раз через обычную дверь, а не через окно, как делал это всю ночь.

Возбужденный Царёв так и не смог уснуть. Он проверил давление, температуру и сдал экспресс-анализ крови. Никаких отклонений от нормы. Получалось, что всё было взаправду.

Весь день он провел, крутясь возле инструмента: натирал его специальным полиролем, очищал клавиши и гладил педали, но не играл. Витя чувствовал себя предателем, который вот-вот согласится променять любимого друга и свои принципы на какую-то странную, но хорошо оплачиваемую работу, никак не связанную с музыкой. Но решение надо было принять. Царёв поставил стул, открыл крышку пианино, закрыл глаза и наугад опустил все десять пальцев на клавиатуру. Зазвучал Брамс.

— Что ж, так тому и быть, — заключил вслух Царёв и, доиграв сонату, оделся, обулся и побрел на остановку.

Как и сказал Сёма, вакантное место действительно было. У молодого и не слишком успешного в жизни оператора колл-центра Яны Клюквиной умер ее техник судьбы. Да, так бывает, техники же ― обычные люди. А обычные люди не могут останавливать лбом пули, бетонные блоки и поезда без последствий для своего здоровья. Техник Клюквиной заигрался с собственной судьбой и, пытаясь проделать всё это одновременно, не выжил.

В бюро Царёву доходчиво объяснили, что судьба — это как бы точный механизм, за которым надо постоянно следить, чтобы не давал люфта. Потом Витю две недели таскали по стажировкам, заставили выучить кодекс, выдали корочки, набор инструментов, личный судьбофон и наконец отправили на первую смену.

— «Успех на работе. Минимум три удачных заявки», — прочитал Витя задание, стоя ночью на чужой кухне. К заданию прилагались рекомендации. — Чушь какая-то. Как это вообще поможет? — бубнил пианист, накачивая продукты в холодильнике Клюквиной дополнительными витаминами, подкладывая ей деньги в кошелек, стирая пыль с лампочек и отмывая окна от копоти.

Проведя полночи за выполнением рекомендаций, новоиспеченный техник не отправился домой спать, а решил понаблюдать за своей подопечной — проверить эффективность рекомендаций. Приняв таблетку бодрости, он принялся ждать утра.

Клюквина была мечтой психотерапевта и главным потребителем всякой мотивационной литературы. Комплексы, душевные тревоги, наследственная глупость. Когда на собеседовании ее спросили про стрессоустойчивость, Яна полчаса не могла успокоиться и плакала, но ее все равно взяли за красивые, красные от слез глаза и потому, что дядя знал директора колл-центра.

Вкусно позавтракав, обнаружив лишние деньги в кошельке и напитавшись солнечным светом через чистые стекла, Яна зарядилась хорошим настроением и отправилась на работу. Царёв успокоился. В таком настроении можно вершить великие дела и сворачивать макушки гор ― не то что звонки принимать.

Но как только первый клиент облаял Яну за то, что ему пришел не тот унитаз, вся уверенность оператора выветрилась, словно люксовые духи, купленные возле метро.

Дальше становилось только хуже. Каждый новый клиент вводил Клюквину в ступор, и девушка часто ставила звонок на удержание, чтобы успокоиться, а затем продолжить беседу. Идиотская музыка в динамике клиента лишь разжигала его враждебность, и как только Клюквина возвращалась с ответом, человек посылал ее обратно или просил предоставить другого оператора.

Понимая, что скорее глухонемой продаст слепому картину по номерам, чем Клюквина — итальянское биде человеку, которому как раз нужно итальянское биде, Царёв поступил как обычно: взвалил всё на себя. Он звонил в колл-центр сантехнического магазина до тех пор, пока трубку не взяла Яна. Витя решил сам сделать заказ исходя из своих скромных финансовых возможностей, а заодно поднатаскать свою клиентку на продажи.

Удивительно, но спустя пять минут общения с Яной ему хотелось разговаривать исключительно матом, чего он никогда себе не позволял, даже обучая студентов. Клюквина ничего не понимала в банальных вещах, не могла отличить душевую лейку от садовой, не знала, где на сайте магазина искать смесители, а слово «унитаз» стеснялась произносить вслух. Потом она десять минут составляла заявку, постоянно путала имя клиента и не единожды переходила на ты.

Но больше всего раздражала та самая монотонная и доводившая до белого каления мелодия, которая играла в динамике всякий раз, когда Яна просила «обождать минутку», пока она занимается вопросом.

Через полчаса Царёв всё же смог оформить три заказа и, совершенно изможденный, поехал домой, где три часа играл Штрауса, пока его не отпустило и дурацкая мелодия не выветрилась из головы.

***

Этой же ночью пришла новая разнарядка: «Пять успешных заявок на работе». И те же рекомендации: витамины, солнце, успокаивающий чай, приятные мысли…

— Да вы издеваетесь! — плевался Царёв, глядя на инструкции.

Сделав все точно как было рекомендовано, педантичный Витя снова решил понаблюдать, веря в предначертанный успех. Сегодня Клюквина сделала минус одну заявку. Позвонил один из клиентов и отказался от недавнего заказа. Совершенно разбитая неудачами, Яна то и дело включала людям зубосводящую музыку, а сама бежала в уборную, чтобы поплакать.

«Я так с тобой последние штаны на ершик для унитаза променяю», — задумался Царёв, понимая, что все заявки снова ложатся на его плечи.

Вечером он созвонился с бригадиром и попросил подключить его судьбофон к рабочему телефону Клюквиной, чтобы следить за ней из дома. На следующий день всё повторилось: разнарядка, инструкции, слезы и сопли Клюквиной, требовательные клиенты.

Когда позвонил очередной нервный заказчик и начал требовать консультацию, в которой не нуждался, Царёв уже знал, что через минуту Яна сдуется и включит ему раздражающую полифонию, а сама будет пить чай с ромашкой, пока не наберется храбрости. Так и случилось.

Терпеть больше не было сил. Некомпетентность и глупость Витя мог простить, но эту музыкальную диарею он был готов лечить даже вопреки собственным принципам. Понимая, что это полное отступление от правил и стопроцентное увольнение, пианист сделал то, чего никогда не делал раньше: проявил инициативу.

В нужный момент Царёв перевел звонок на себя. Чувствуя настроение клиента, всю злобу и ненависть, переполняющую человека, техник начал играть ему на пианино.

Играл Царёв от души: что-то очень душещипательное и проникновенное, такое, от чего самый твердый камень растает, как снежинка на ладони. Он сам не знал, что это было. Какая-то истеричная импровизация: немного классики, немного пост-рока, обрывки попсовых мотивов — сплошь настроение, а не конкретная мелодия. Царёв ругался, плакал и молил о пощаде через музыкальный инструмент, и это было так доходчиво, что, когда в динамике снова зазвучала Клюквина, клиент уже был в совершенно другом расположении духа. Еле сдерживая чувства от искренней игры Царёва, мужчина вежливо попросил выставить ему счет на конкретную модель и, больше не задавая никаких вопросов, оплатил его.

Витя сам не верил в успех. Это было невероятно и очень странно. Результат надо было закрепить. Раздался звонок, на проводе была женщина, явно заряженная на скандал. Через тридцать секунд Клюквина уже вышла из разговора, зато в него вошел Царёв. Включив громкую связь, он положил телефон на пианино и заиграл.

— Опять какое-то дерьмо, — послышался вскоре из динамика противный голосок. — Хоть бы раз Аллегрову включили…

Для Царёва это было проще пареной репы. Не прекращая играть, он плавно перешел на «Шальную императрицу».

Вскоре из динамика послышался вокал. Причем звучал не один голос, а два; потом голосов стало три. Когда вернулась Клюквина, женщины в динамике наперебой просили снова поставить телефон на удержание и «заказали» у пианиста Ротару, затем ― Ваенгу, а закончили Булановой. В динамике пели, рыдали, смеялись, и еще, кажется, стреляло шампанское. Клюквина не понимала, в чем дело, но сбросить вызов не могла по правилам колл-центра. После мини-концерта у нее купили три поддона плитки в египетском стиле и раковину модели «Императрица».

Конечно, успех был сомнительным, метод срабатывал не на всех звонках, но этим же вечером Царёв набрался храбрости и позвонил бригадиру. Убедившись, что его не уволили, он выпросил разрешение на свою методику. Так как на судьбу это никак не влияло, ему дали зеленый свет и даже похвалили.

Тут-то у Царёва и началось раздолье. Не тратя время на идиотские рекомендации, он начал делать то, что умел и любил лучше всего: он играл на пианино. Клиенты смеялись, рыдали, пели и подыгрывали на музыкальных инструментах. Это были настоящие телефонные концерты. Люди без конца благодарили ничего не понимающую Клюквину за бог знает какие заслуги.

Приободрившись этой невероятной похвалой и удачными заказами, Яна обрела кое-какую уверенность и начала сама работать более активно и менее эмоционально, а Витя был просто счастлив. Да, он играл не то, что хотел сам, но он играл. А это было главное. К тому же больше всего людям нравились именно его импровизации.

Так продолжалось две недели. Вскоре Царёву пришла первая зарплата. На нее он смог проставиться Сёме за приглашение на работу, купить занавески на кухню и заполнить холодильник едой.

Кажется, жизнь налаживалась, вот только на судьбофон начали приходить другие задания, которые никак нельзя было решить при помощи музыки: передвинуть мебель, разморозить холодильник, затопить соседей. Царёв начал лениться и выполнял работу вполсилы, мечтая как можно скорее вернуться к игре. Но вскоре Клюквина начала сама справляться с заявками и перестала включать режим ожидания. Это был конец.

Царёв не мог смириться с переменами и только лишний раз убедился в том, что, кроме любимого пианино, ему ничего больше не интересно в этой жизни. В итоге через месяц Клюквину передали другому технику, а Витю попросили сдать судьбофон и рассчитали.

Этим же вечером он обзвонил все конторы, где раньше работал, а потом выложил объявление о репетиторстве. Всё возвращалось на круги своя и не могло не огорчать. Через пару дней поступил первый звонок, но совершенно не тот, который ожидал Витя.

— Это же вы техник-пианист? — спросил взволнованный голос.

— Я уже не работаю техником, меня уволили, — ответил Царёв и уже хотел сбросить вызов, но ему не дали.

— Да вы что? Ай-я-яй, как же так — уволили?

— Очень просто, не справляюсь.

— Да про вас же легенды ходят! Вы на всё бюро прославились.

— Здорово, — безрадостно сказал Царёв.

— Слу-у-ушайте, раз уж вы всё равно теперь без работы, не хотите шабашку взять? У меня клиент проблемный…

— Да не нравится мне эта работа: носки прятать, телефоны разряжать… Не мое это!

— Так и не надо! Это я и сам могу, с носками-то. Мне другое надо. Клиент у меня в колл-центре банка работает, а туда, сами знаете в каком настроении люди звонят. Я думал к вам на курсы записаться и тоже играть научиться, но, раз вы свободны, то, может, сами?

— Я? Играть? — удивился Царёв. — Но я же не работаю…

— Тем лучше, значит, график свободный, — наседал мужчина. — Ну что вам терять, кроме свободного времени?

«И то верно», — подумал Царёв и, не особо раздумывая, согласился.

Через шесть месяцев у полсотни техников на судьбофонах стояло приложение с определением музыкальных предпочтений, а счастливый Царёв, на радость соседям, работал с утра и до позднего вечера, не покидая собственной квартиры. А вскоре мужчина набрал группу учеников из бывших коллег-техников, которые тоже видели потенциал в таком подходе.

Сам он, конечно, не стал возвращаться в бюро, но и память ему не стерли, как это обычно бывало с теми, кто увольнялся. Сделали поблажку, как независимому специалисту. А все благодаря Семёну — лучшему другу Царёва и его личному технику судьбы, который пошел однажды против правил, желая помочь товарищу. На это, возможно, тоже была воля судьбы, но мы этого наверняка никогда не узнаем.

серия Техники судьбы

Александр Райн

Если вам нравится мои рассказы, то приглашаю вас в свой авторский канал https://t.me/RaynAlexandr Там можно прочесть больше историй, купить книги и узнать о предстоящих выступлениях

Воспитатель частного детского сада «Вундеркинд-487» Анна Петровна пришла на смену.

Первым делом по распорядку дня была встреча клиентов: именно так здесь называли детей.

— Простите, Вася сегодня не в ресурсе, не могли бы вы ее не напрягать на занятиях? — показала мама Василисы на взъерошенное зевающее создание с натянутыми на платье колготками. Рядом стоял точно такой же лохматый папа Василисы, который, судя по запаху полироли и красным глазам, тоже был не в ресурсе.

Началась подготовка к завтраку. Важно было отобрать у детей телефоны до того, как кто-нибудь из них закажет любимую еду из ресторана.

Треть группы ели кашу на безлактозном молоке, треть — на растительном, треть — на подогретом до температуры пятьдесят четыре градуса. Был еще один клиент по имени Олег, который, по словам мамы, сидел на безглютеновой диете. Мальчик давился безвкусной кашей на воде и запивал ее горькими слезами.

Раздался звонок ― на пороге стоял курьер с пакетом из бургерной.

— Ну и кто опять с часов заказал доставку? — снисходительно ворчала Анна Петровна.

Собрав смарт-часы, вытерев рты клиентам и слёзы Олегу, женщина отвела группу на занятия творчеством.

По понедельникам было гончарное дело. Важно было в конце дня продемонстрировать родителям результаты. Поэтому воспитатель, повар, физрук и нянечка усердно лепили тарелки, кружки и вазы, пока маленькие вундеркинды втыкали в глину карандаши, создавая ежиков.

Дальше по распорядку шла прогулка. На стерильно чистой площадке, где не было острых углов, опасных лестниц и горок-убийц, а искусственная земля не прилипала к одежде и была съедобной, лежал мертвый червяк, случайно забредший сюда по неосторожности. С ним и проводили свой досуг дети, так как других развлечений попросту не было.

После солнечных ванн и веселых игр на свежем воздухе следовал урок музыки.

Репертуар строился исходя из пожеланий родителей. Никаких песен про веселых жуков и прочих регрессивных «чунга-чанг» ― только суровая классика, исполняемая детьми на редких инструментах. Валторна, тромбон и арфа в руках вундеркиндов могли вызвать Моцарта с того света, но композитор не приходил, опасаясь за свою бессмертную душу. Учителя музыки, как правило, были глухими или и вовсе наблюдали за процессом с безопасного расстояния ― с помощью камер.

Потратив множество калорий, детсадовцы неровным строем отправились на обед. Анна Петровна привычно прогнала курьера, которого кто-то из детей вызвал со своего смарт-браслета, и принялась за рацион.

Тридцать процентов клиентов питались средиземноморской кухней, тридцать сидели на кетогенной диете, тридцать принимали только кошерную пищу.

Бедный Олег, назначенный мамой прогрессивным веганом, то и дело отнимал курицу у своей соседки Венеры и лез зубами в тарелку с креветками Василисы. Малолетние сыроеды грустно размазывали манговый суп по тарелкам, а те, кому нельзя было есть быстрые углеводы, под шумок выменивали под столом гусиный паштет на белый хлеб.

В тихий час Анна Петровна включала подкаст, одобренный родительским комитетом. Сегодня речь шла о психологии взаимоотношений и страхе конкуренции. В пять лет многие детсадовские уже знали, как бороться с комплексами и преодолевать коммуникативные барьеры.

Во время полдника Анна Петровна снова прогнала несчастного курьера и раздала детям их полезные десерты.

Дальше группа разделилась по занятиям. Пятьдесят процентов были не в ресурсе и надували носом пузыри, другие пятьдесят процентов были в ресурсе и тоже надували носом пузыри. Одних было решено отправить на математику, другим — составить натальные карты. Лишь за пятнадцать минут до конца занятий Анна Петровна поняла, что перепутала группы, и быстро поменяла их местами. Благо никто из детей не знал, что такое быть в этом самом ресурсе, и не заметил подвоха.

Дальше были игры и свободное время.

Мальчики притворялись папами и играли в IT-специалистов: молча смотрели в нарисованные мониторы, а потом пили воображаемый латте. А девочки изображали уставших домохозяек: жаловались на душевые в фитнес-центрах и обсуждали свой гуашевый маникюр.

Во время ужина Анна Петровна попрощалась с курьером до завтра и проследила за тем, чтобы все съели свои ПП-котлеты и выпили свекольный смузи.

Вскоре детей отправили на прогулку, откуда их забирали дедушки и бабушки. И только бедный Олег остался на оплаченную продленку в обществе Анны Петровны. Женщина достала крекеры, яблочный сок и включила мультики.

Олег сказал, что ему нельзя смотреть ничего, кроме образовательных передач, и закрыл глаза. Но вскоре сдался. Анна Петровна пообещала, что никому не расскажет, если Олег сам будет молчать. Так они и сидели до тех пор, пока окончательно не стало ясно, что про Олега, за которого больше всего волновались родители, попросту забыли.

Александр Райн
https://t.me/RaynAlexandr Друзья, подписывайтесь на мой тг канал