ГЛАВА 12, часть 2.
ТОММИ: МИФЫ, МУЗЫКА, ГРЯЗЬ
Для Нью-Йорка мы запланировали три шоу в Fillmore East. В первый вечер я был более взволнован, чем обычно, но мы были оптимистично настроены на то, чтобы дать хороший концерт. В середине нашего бурного сета на сцене появился какой-то человек, вырвал микрофон из рук Роджера и начал говорить с залом. Он не просил нас остановиться. Он вообще к нам не обращался. Только что мы работали, и вот он уже там, обращается к аудитории - моей аудитории.
Роджер попытался вернуть свой микрофон, но тот оттолкнул его. В середине мощного гитарного соло я побежал чтобы отвесить ему мощный удар под задницу, но когда я подлетел, он повернулся ко мне, и мой ботинок встретился с его яйцами. Парень получил свое, пара людей Билла Грэма выбежала на сцену и увела его. Мы продолжили играть. Только позже я узнал, что вышвырнул дежурного офицера полиции, который спокойно пытался очистить зал, потому что в соседнем магазине вспыхнул пожар.
В ту ночь я остался в квартире моих друзей, Стива и Нэнси Барон. Пока я обсуждал планы приезда Стива в Лондон для совместной записи в моей домашней студии, вошла Нэнси и сказала, что ордер на мой арест выписан, и для Роджера тоже. Я решил побыть у них до утра.
В полицейском участке меня посадили за решетку. Tactical Police Force были специальным подразделением и очень гордились собой; их командир, высокий мужчина в возрасте пятидесяти лет со шрамом на лице, заглянул внутрь, чтобы я понял, насколько все серьезно. Я был арестован, суд был назначен на 27 мая, через десять дней. Я пожалел об этом инциденте и был расстроен полицией и реакцией прессы; казалось, что меня могут депортировать и в будущем отказать в визе.
Во время допроса с пострадавшим полицейским, я искренне извинился, но это дело уже стало их предметом гордости, и он не смотрел мне в глаза. На улице, в обычных обстоятельствах, если бы я ударил парня с его подготовкой, он свалил бы меня в одно мгновение или, возможно, даже пристрелил, и был бы в своем праве сделать это. Я не мог объяснить, что мой уровень адреналина был таким высоким, что я едва помнил этот инцидент и не знал, насколько сильным был мой удар.
Я позвонил Карен в Лондон и объяснил, что произошло. "Пит, пожалуйста, будь осторожен", - сказала она. - Я скучаю по тебе." Услышав ее голос и страх в нем, я захотел бросить рок-н-ролл и вернуться домой.
Мы дали еще два концерта в Fillmore, и это были отличные шоу. Был мой день рожденья, и я снова решил, как это часто бывало в стрессовых ситуациях, отрешиться от всего и вернуться к своему агрессивному я на сцене. Мне было 24. Я был мужчиной. Я выживу.
Томми был выпущен в США 17 мая, в Великобритании шесть дней спустя. 25 мая The Who в первый раз выступали вместе с Led Zeppelin. Через три недели мы с Роджером отправились на предварительные слушания в Нью-Йорк, где адвокат сообщил нам, что проблема стала менее политической, и обвинения, вероятно, будут сняты; тем не менее, мы должны были вернуться в Нью-Йорк к дате суда. Выдохнув с облегчением, мы продолжили серию шоу, которые, как я думаю, представляют собой определяющие моменты нашей карьеры. Наши выступления, всегда энергичные и утомительные, теперь были в особом фокусе и мы хорошо сконцентрировались для того, чтобы отдать должное "Томми" на сцене.
После шоу с Led Zeppelin в Колумбии мы отправились в Kinetic Playground, Чикаго. The Buddy Rich Orchestra были на разогреве и Кит поговорил со своим кумиром после первого концерта. Барабанное соло Рича на этих двух шоу сделало каждого барабанщика в роке похожим на шимпанзе. Джо Кокер также был там; слушать его и играть с ним было великолепно.
В Сан-Франциско перед нашим первым концертом The Who поспорили с Биллом Грэмом по поводу необходимости выступать дважды за вечер - с "Томми" бы это не сработало, - но Билл был неумолим. Мы сделали свой первый сет очень коротким, как вызов его так называемому "авторитету", поэтому аудитория была недовольна.
Билл Грэм привык говорить музыкантам, что делать, что одевать, что играть и как долго. Взамен он предоставлял чистые гримерки, отличный звук и платил хорошие деньги. Билл не знал, что делать с The Who. Он был по-настоящему крутым парнем, но по какой-то причине восхищался мной и в итоге пошел на попятный, согласившись объединить предполагаемые два шоу в одно. Мы играли "Томми" оба дня и после никогда не выступали два раза за вечер, ни при каких обстоятельствах.
Когда мы вернулись в Нью-Йорк в суд, наш внешний вид был прискорбным. С Роджера были сняты все обвинения, но мне было предъявлено обвинение в проступке, наиболее незначительном правонарушении в США, аналогичном предупреждению в Англии, и штрафу в размере 75 долларов. С облегчением, несмотря на тайную надежду, что я больше не смогу получить визу в США чтобы быть с моей подрастающей семьей, я сказал друзьям, что не хочу больше возвращаться в Штаты.
Перед вылетом домой 23 июня, я засел с Фрэнком Барсалоной, нашим агентом в Нью-Йорке, в его квартире вместе с Джоном Моррисом, промоутером, который предложил мне то, что позднее стало известно как Вудсток. Это звучало монументально, круто и захватывающе, но прошла всего пара месяцев после суда - слишком быстро для меня. Я отказался. Я был молодым отцом, и Карен провела два месяца одна с новорожденным ребенком в новом доме. Я напугал ее своим арестом, и мне нужно было дать ей и Эмме немного поддержки.
Фрэнк был сильно оживлен и сказав мне, что будет глупо, если я откажусь - это будет рок-событие десятилетия, если не века. Я сказал, что не возьмусь за это ни при каких обстоятельствах; разум покинул меня. Я имел дело с Биллом Грэмом, поэтому Фрэнк меня не пугал. Он подошел к входной двери, запер ее, затем подошел к окну и выбросил ключи на улицу. Он сказал мне, что я не смогу уйти, пока не соглашусь выступить. Я провел в этой абсурдной ситуации два или три часа, в то время как Джон Моррис пытался быть посредником. В итоге я притворился, что согласен просто чтобы сбежать от них.
Но у Фрэнка был заготовлен контракт, чтобы я подписал его, прежде чем свалить. Я нацарапал свою подпись, зная, что могу подписать только себя, не связывая обязательствами The Who. Но через несколько дней, без моего ведома, Крис Стамп подписал окончательный соглашение для всей группы.
Когда я вернулся домой, то обнаружил, что Карен очень устала, что неудивительно. Я сделал все возможное, чтобы помочь ей с Эммой, но, честно говоря, не почувствовал, что что-то изменил. Делия ДеЛеон хотела, чтобы я встретился с ее сестрой Аминтой, виолончелисткой, владеющей Страдивари, которая была в первом контингенте молодых западных женщин, собравшихся вокруг Мехер Бабы в начале тридцатых. По настоянию Делии Аминта провела небольшую вечеринку в саду для поклонников Бабы, и мы с Карен отправились туда с Эммой. Прогуливаясь по гостиной Аминты, я увидел великолепного Страдивари. Казалось, он светился. Затем я сделал двойной прыжок, как герой мультфильма. В комнате светилось еще кое-что. Рядом с виолончелью сидела девушка из Австралии, о которой я написал "Sensation" (теперь включенную в "Томми").
Я представил ей свою жену и ребенка; она ничего не сказала, но продолжала сиять. Я почувствовал, что жизнь решила преподать мне урок. Карен, перехватив письмо от девушки из Австралии, заставила меня по-настоящему столкнуться с тем, что я хотел от своей жизни, и с кем я хотел ее провести. Я не сомневался, что в этот момент девушка была взволнованной и сочувствовал ей, но бессердечный художник во мне радовался, что наша связь позволила мне написать хорошую песню.
Мне казалось невозможным получить хит-сингл после "Томми". Но работая над "Something in the Air", написанной моим другом барабанщиком/певцом Спиди Кином, я привлек все свои навыки, чтобы отточить песню, которая была максимально близка к радио-формату. Я спродюсировал ее для Thunderclap Newman, группы Спиди, и записал песню в IBC Studios после сессий "Томми"; она подобралась к первому месту в британских чартах.
Я отправился с Thunderclap Newman в Top of the Pops чтобы отпраздновать их первое выступление на шоу. Будучи за кулисами, я чувствовал себя странно, так как мне не нужно было появляться на ТВ, чтобы отработать мои деньги и это даже начинало нравиться, когда старый друг отвел меня в сторонку и рассказал о том, что Брайан Джонс был найден мертвым. Расследование обстоятельств его смерти потребуют времени, и истину как всегда будет трудно установить. Я просто сидел там в ступоре. Я не мог поверить, что Брайан мертв. Я не видел его с тех пор, как снимался "Рок-н-ролльный цирк", когда он был так болен и расстроен. Я знал, что недавно он ушел из The Stones, что, должно быть, было ужасно болезненно для человека, который стоял у истоков группы.
Два дня спустя, 5 июля 1969 года, The Who выступали в Royal Albert Hall на первых Pop Proms <серия концертов поп-звезд того времени; помимо The Who, в 1969 там были Led Zeppelin, Fleetwood Mac, Family и другие>. Мы были на афише с Чаком Берри. С ним были трения о том, кто должен выйти на сцену первым, поэтому мы решили, что он выступит в 5.30, а мы - в 8:30 вечера. Я взял моего восьмилетнего брата Саймона и оставил его на попечении Дэвида Боуи. Через дорогу, в Гайд-парке, The Stones сыграли свое первое шоу без Брайана Джонса, с Миком Тейлором на гитаре. Они играли днем, поэтому вскоре некоторые из их зрителей подошли к нашему позднему шоу, будучи немного буйными. Когда рокерки стали неуправляемы и начали бросать различные вещи на сцену, Роджер подобрал монетку и подошел ко мне. "Она заточена, Пит, - сказал он, - острая как бритва!"
Нам удалось завершить наше шоу, уклонившись от летящих грошей без какого-либо вреда, но потом мы еще долго не появлялись в Royal Albert Hall. Они, должно быть, думали, что мы каким-то образом подстрекали толпу, хотя хаос начался задолго до того, как мы стали крушить наше оборудование.
После шоу я получил Саймона обратно. Оба сказали одно и то же: "Я собираюсь сделать это". Дэвид имел ввиду, что будет создавать концептуальные альбомы на основе воображаемых персонажей. Саймон говорил о том, что станет рок-музыкантом. Когда я шел с Саймоном вниз, наткнулся на девушку из Австралии, которая искала меня. У нас был короткий, неловкий разговор о произошедшем, пока наши роуди сновали мимо. Я спросил, все ли с ней в порядке.
"Я с нетерпением ждала встречи с тобой", - сказала она.
"Там, на вечеринке по поводу Страдивари Аминты, была моя жена и ребенок".
Сегодня жена и ребенок остались дома. Внезапно я не мог дождаться встречи с ними. Светящаяся девушка из Австралии должна была быть последней девушкой, с которой я спал до моего брака, и я искренне не хотел снова обманывать Карен.
Я должен был рассказать Карен о скором возвращении The Who в Штаты. Мы решили, что проводим слишком мало времени вместе и отправимся туда втроем с Эммой. Мы вылетели в Нью-Йорк.
The Who должны были играть на второй день фестиваля, последнее выступление в субботу вечером, сразу после Sly and the Family Stone и Дженис Джоплин. Кто-то предположил, что из-за проблем на местных дорогах мы должны выехать пораньше чтобы успеть к началу нашего сета. Мы с Карен приняли решение, что малышу нужен мир и покой, поэтому я поехал к месту проведения фестиваля один. Я нырнул в свои Док Мартенс и белый комбез, и мы забрались в лимузин. Наш водитель сказал, что вертолеты перестали летать, когда чартерная компания поняла, что им не заплатят. Уши Уигги вздрогнули: он отвечал за получение нашего гонорара.
Потребовалось полтора часа, чтобы проехать две мили по дороге настолько грязной, что иногда нас толкали прохожие. Путь был усеян брошенными мотоциклами и машинами, в некоторых были палатки и другие вещи. Это выглядело как полет над местом боевых действий. Джон и Кит вели себя странно в машине. Мы пробыли в отеле всего пятнадцать минут, а им удалось заправиться допингом.
Вид, который предстал нам за сценой, был ужасающим. На всей стоянке был слой густой, студенистой грязи. Машины за кулисами были покрыты ей, и их поездки туда и обратно месили ее еще сильней. Когда я вышел из машины, то поскользнулся и упал на колени.
Свободных гримерок не было, поэтому мы отправились в палатку с горячей водой, чайными пакетиками и растворимым кофе. Я обслужил себя сам и в течение нескольких минут понял, что в воде был ЛСД. Коктейль получился слабым, и в течение двадцати минут как начался мой спокойный трип, я заметил фотографию Мехера Бабы, приклеенную высоко на телеграфном столбе. Это был замечательный момент. В то время его образ был вездесущим: Мехер Баба, молодой человек, красивый, длинноволосый, был похож на Христа. Мне показалось, что все будет ОК.
А затем случилась трагедия. Когда я посмотрел на фотографию, молодой человек, босиком и без рубашки, явно не в себе, прыгнул на крышу скорой помощи, припаркованной рядом со столбом, и вскарабкался на него. Когда он прикоснулся к фотографии, то закричал и упал назад, приземлившись на крышу машины скорой помощи. Телеграфный столб оказался линией электропередач. Медики выбежали к парню, он был без сознания. Когда я вошел в палатку первой помощи, чтобы проверить, как он, то решил, что попал в полевой госпиталь. Всюду были койки с пациентами, в основном молодыми люди в бэд-трипах, несколько раненых, но в основном там были подростки, страдающие от приступов паники.
Я шел один по краю основного поля, где собралось большинство зрителей. Ходили слухи, что в Вудсток приехало более миллиона человек, но выглядело в половину меньше, и все они были рассеяны по холму. Быстро темнело, когда я увидел жуткую сцену в лесу: голые феи в танце между деревьями и торговцы наркотой с подносами, полных готовых косяков, таблеток кислоты, гашиша, травы и самокруток.
Когда я прорвался сквозь лес, то наткнулся на открытую площадку, где расположилось большинство зрителей. Тысячи тысяч сидели, слушая музыку, пульсирующую вверх по холму со сцены, словно в естественном амфитеатре. Звуковая система была неплохой, но она не была предназначена для такой огромной площади. Кто-то звал меня к себе, некоторые будучи в трипе и полные любви, улыбающиеся и добрые, некоторые наоборот на отрицательных эмоциях типа одного парня, который стоял на шесте, требуя денег или наркотиков, угрожая насилием, а затем рассмеялся и убежал с молниеносной скоростью, как лесной дух.
Изюминкой той ночи были Sly and the Family Stone, который взбили толпу в грязную пену с "I Want to Take You Higher". Вместо кислоты они, должно быть, нюхали кокаин: музыка была быстрой, мрачной и мощной. К этому времени, в ранние утренние часы, Дженис Джоплин заканчивала свой бис песней "Ball and Chain", которая закрывала последний сет перед нашим. Она была потрясающей в Монтерее, но сегодня она была не в лучшем состоянии, вероятно, из-за долгой задержки, а также от того количества выпивки и героина, которые употребила, ожидая своего выхода. Но даже Дженис была невероятной.
Когда подошло наше время, я беспокоился о том, чтобы потерять связь с залом из-за огней сцены. Я спросил кого-то, когда будет восход. Когда мы установили наше оборудование и начали играть, некоторые люди в спальных мешках начали растирать глаза и садиться. Как обычно, я носился, как пони в пене, борясь за то, чтобы держать Gibson SG в гармонии и постоянно возился с моими усилителями.
Тот, кто отвечал за свет, выбрал белые лампы для Роджера, поэтому его длинные, кудрявые волосы выглядели как золотой огонь. В основном он пел, закрыв глаза. Внезапно около Роджера появился человек, держащий большую камеру. Роджер чуть не споткнулся об него, поэтому я вытолкнул захватчика обратно в пресс-яму перед сценой. Это оказался Майкл Уэдли, который снимал документальный фильм, который сделал Вудсток легендарным.
Осознав, что он в кадре, Роджер стал двигаться на сцене так, что, казалось, это означало что-то более глубокое. Его взмахи микрофоном и мифические позы вызывали отчаяние и боль, его пот стал ангельским блеском, напоминающим живопись старого мастера. Джон и Кит наоборот заметно расслабились: их отпустила кислота и они успели пообщаться с несколькими дружелюбными поклонниками. Они были крутыми музыкантами, однако мне все равно приходилось их вести.
Когда мы начали играть "Acid Queen", я вжился в роль, представляя себя темнокожим цыганом, который обещал вывести Томми из его аутичного состояния, но на самом деле был сексуальным монстром, использовавшим наркотики, чтобы сломать его. Когда я подошел к стойке микрофона, кто-то выступил передо мной, пытаясь остановить музыку. Это был Эбби Хоффман. "Пока этот кусок дерьма играет здесь, - орал он в микрофон, размахивая руками, - мой друг [поэт из Детройта] Джон Синклер находится в тюрьме за один паршивый косяк и..." Бах! - и он исчез.
Все еще играя вступление к "Acid Queen" и все еще чувствуя себя озлобленным, я отбросил Эбби в сторону грифом гитары. Острый конец одной из моих струн, должно быть, проткнул ему кожу, потому что он подпрыгнул, как ужаленный, отступив, чтобы сесть, скрестив ноги, на краю сцены. Он сердито посмотрел на меня, его шея кровоточила.
Я закончил песню и посмотрел на него. "Прошу прощения", - сказал я.
"Иди ты!", - сказал он и ушел.
Я всегда был абсурдно ревнив относительно нашего пространства на сцене. Это, возможно, было привито мне еще когда я был маленьким мальчиком с группой отца; по какой-то причине сцена была неприкосновенной.
Когда мы начали "I’m Free", большинство зрителей было на ногах. Прежде чем я это узнал, Роджер спел "See me, feel me, touch me, heal me" волнам молодых людей, которые внезапно поняли, что "Томми" - это музыка, невольно предназначенная именно для такого фестиваля, в этот конкретный момент для них. Я начал длинное, насыщенное фидбеком соло, когда небо за холмом стало бледнеть с первыми признаками рассвета. Энергичный, но усталый, я несколько раз ударил гитарой об пол, бросил ее зрителям и The Who отправились домой в Лондон.
Прошло некоторое время, прежде чем мы поняли, что наше выступление в Вудстоке, которое, возможно, могло не состояться, вознесет нас к американской рок-аристократии, где мы будем жить год за годом, даже в двадцать первом веке. Не только The Who; каждый, кто выступил в там, наслаждался мифическим статусом после выхода фильма. Вудсток - кусок дерьма в оценке по крайней мере двух ворчливых людей, которые вышли на сцену: Эбби Хоффмана и меня - стал революцией для музыкантов и меломанов. Сегодня в Великобритании существует более 450 музыкальных фестивалей. Вудсток стал образцом для таких сборищ. А еще был прекрасно смонтированный фильм Майка Уэдла, который закрепил это наследие на своем месте. Он даже грязь заставил хорошо выглядеть.
По мере того как шестидесятые подошли к концу, участники группы The Who разработали свои способы выживания на сцене и за кулисами. Мы были счастливы, и это было справедливо. 30 ноября 1969 года обычно едкий Альберт Голдман, музыкальный критик "Нью-Йорк таймс", писал о наших шоу в Fillmore East, что The Who "стоят сейчас на сцене мирового рока, увенчанные славой, триумфом и золотом".
После Вудстока, особенно после выхода фильма, мы стали очень востребованы. Фильм превратил Роджера в звезду. Все ждали битья гитар, и из явного упорства я иногда потихоньку клал свою гитару на пол в конце шоу, наслаждаясь стонами разочарования. Оставалось ощущение, что The Who были довольно трюковой группой - куртки с ЮнионДжеком и поп-арт футболки уступили место длинным волосами и гитаре <комбезу с ботинками, что уж!>, - но многие музыканты не считали The Who чем-то близким к серьезной группе, вдохновленной блюзом, как Cream.
После "Томми" наступило творческое затишье, вызванное бурным потоком концертов после его релиза, затем случился Вудсток и нарастающая волна энтузиазма, вызванного фильмом о нем. У меня не было времени создавать идеи для песен, и не было энергии после наших сетов, чтобы сидеть и играть на гитаре. Тем не менее, в конце каждого шоу The Who я мог сыграть несколько нот одним пальцем, на коленке, и публика бы молча ждала в ожидании нового взрыва. Мы были собранными, скоординированными и импровизировали так, что Роджеру можно было всего лишь издавать несколько стонов и криков, застыв в великолепной позе.
Все, что стоило отрепетировать, я использовал в последующих шоу; а через неделю или около Роджер или я сочиняли подходящие строки. Таким образом, мы разрабатывали новые песни на сцене, а также изобретали новую форму рока, хотя в то время и не понимали этого. Позднее Led Zeppelin использовали аналогичную формулу; не знаю, были ли они такими же импровизаторами, как и мы, но эффект был похожим.
Наша звукозаписывающая компания требовала нашего сотрудничества в контроле за нелегальными записями наших шоу. Они не понимали, что промоутеры сами производили эти записи, также, как и фанаты. Билл Грэм записывал почти все шоу, часто используя студию на месте. Боб Придден, наш звукорежиссер, иногда находил штекеры, вставленные в свой пульт, ведущие во временные отсеки для записи. Одна такая студия в коробке на Fillmore East в Нью-Йорке не была санкционирована Биллом Грэмом, поэтому он швырнул бутлеггеров и их дорогие магнитофоны вниз по пожарной лестнице. Я не думаю, что кто-то из нас в группе знал или заботился о том, что может произойти со всей этой музыкой через пятьдесят лет. Грэм же знал, что это важно; он даже незаметно снимал фильмы на некоторых концертах.
Я узнал от одного из фанатов, что некоторые бутлеги The Who широко распространены: шесть песен, исполненных в Монтерее в 1967 году; второе шоу в апреле 1968 года в Fillmore East (после него нас выбросили из нашего любимого отеля в Нью-Йорке, когда Кит оставил вишневые бомбы в лифте, в котором была жена менеджера); сет в Нью-Йорке на разогреве у The Doors; другой в Центральном парке; десять шоу различного качества 1969 года, в том числе наш сет в Fillmore East, когда я вышвырнул со сцены полицейского; и Вудсток, где я сделал то же самое с Эбби Хоффманом и Майклом Уэдли.
Демоверсии "Томми" были частично записаны в моей домашней студии на верхнем этаже на Ebury Street в Лондоне и завершились в моей новой тесной домашней студии в Твикенхеме. Мои домашние записи, возможно, начали звучать так же хорошо, как и то, что мы записывали в многоканальной профессиональной студии, но, как правило, оборудование было дорогим, громоздким и, что еще хуже, хрупким. Два стереомагнитофона Vortexion нашей группы - прочная рабочая лошадка, британская машина с армейскими компонентами - были достаточно надежными, поэтому я предложил Бобу Приддену взять их с собой, чтобы записать каждое шоу в американском туре. У нас будет достойный стереомикс и после доработки мы сможем получить действительно хорошую запись, которую сможем отдать в Decca чтобы побить бутлегеров до того, как они нанесут свой удар.
Еще в сентябре 1968 года, до того, как мы выпустили "Томми", следуя слухам, которые я сам запустил, мы планировали выпустить концертный альбом, прежде чем начать новый студийный альбом после работы над "Томми", Decca выпустила странную коллекцию треков под названием "Magic Bus: The Who on Tour". Это был уловка для оправдания моих слухов, там не было ни одного живого трека, просто набор синглов, бисайдов и нескольких случайных треков с альбомов.
Год спустя я был уверен, что у нас будет тот альбом, который мы хотели. Боб должен был записать тридцать концертов. Я не мог понять, как он сможет получить хороший звук, используя один магнитофон, микшерский пульт и один или два дополнительных микрофона, но он сделал это. Группа играла очень хорошо, и записи Боба были превосходными. Я прослушал несколько треков, записанных Бобом, в своем гостиничном номере.
Вскоре после Рождества 1969 года, ввиду пугающей перспективы сыграть "Томми" в самых шикарных оперных театрах Европы, нависшей над нами, я встретился с Бобом. Он заперся в студии, прослушивая каждое из тридцати исполнений, которые записал.
"Так что у нас есть?"
"Здесь определенно есть альбом", - сказал он.
"И какое шоу ты считаешь лучшим?"
"Они все потрясающие, Пит!"
"Но какое из них выделяется?"
"Они все хороши. Просто фантастические."
"Значит, мы должны просто выбрать наугад?" Я был традиционно едким. "Давай посмотрим твои заметки".
Задумчивое выражение лица Боба отразило дилемму: он не делал никаких заметок. Я попросил его послушать и сказать мне, что он решит, и вот итог. В конце концов, составление альбомов было не тем, чем он зарабатывал на жизнь. Тем не менее, я был зол; нам не хватало времени, чтобы снова прослушать эти тридцать шоу. Кроме того, у нас теперь было еще восемь, которые Боб записал в Англии, включая недавнее в London Coliseum. Прослушивание тридцати восьми концертов в студии займет у меня пять дней. Даже с заметками я потеряюсь. Этот живой альбом никогда не выйдет, если мы что-нибудь не сделаем и побыстрее.
"После оперных площадок у нас есть какие-то шоу, которые мы могли бы записать здесь, в Англии, с помощью профессиональной мобильной студии?"
"Лидс и Халл - выходные в День святого Валентина", ответил Боб.
"Возьми восьмидорожечное оборудование, запишем эти два концерта, я смиксую их дома на моем новом восьмидорожечном аппарате и из лучшего с этих двух шоу мы что-нибудь сделаем". Я только что модернизировал свою домашнюю студию профессиональным многодорожечным магнитофоном и новым пультом.
Боб снова встревожился: "А что мне делать с живыми пленками из тура?"
Все еще злясь, я принял одно из самых глупых решений в моей жизни.
"Уничтожь их", - огрызнулся я, и, выходя из комнаты, предупредил. "Если я когда-нибудь услышу бутлег из этих лент, я буду знать, кто его сделал".
Это было ужасно несправедливо по отношению к Бобу, самому лояльному из всех сотрудников и друзей. Это было также тупым решением как коммерчески, так и исторически. Я долгое время был главным защитником архива The Who, и те летние концерты 1969 года в США составили бы невероятный набор коллекционных шоу - особенно вместе, как полный цикл. Они включали семь концертов, записанных на нашей неделе "Томми" в Fillmore в Нью-Йорке, и два замечательных выступления на вечеринке Boston Tea Party, а также другие прекрасные вечера.
Боб добросовестно сжег их в своем саду. В процессе он позвонил мне, чтобы спросить, может ли он сохранить одну пленку для потомков. Глупый и все еще полный сарказма, я поддел его:
"Ах! Какую из них ты собираешься сохранить, Боб?" <По-видимому Боб сохранил "Томми", исполненный 15 октября в Capital Theatre, Оттава, доступен на суперделюксном издании оригинального альбома 2013>
Когда я прибыл в столовую Университета Лидса в День святого Валентина в 1970 году, где должна была быть сделана первая из двух новых живых записей, я был удивлен, не увидев рядом какой-нибудь грузовик с мобильной студией или что-то похожее. Я надеялся, что мы будем использовать Rolling Stones Mobile. Вместо этого младший инженер из Pye Studios появился в фургоне с кучей аппаратуры в военных коробках и подключил их вместе в комнате за кулисами. Это выглядело лучше базовой установки Боба и я надеялся, что проблем не возникнет.
Столовая была не особенно большой, и набившаяся толпа сделала атмосферу плотной и жаркой. Толпы студентов часто были непочтительными и шумными, но в Лидсе они уважали тот факт, что мы записывались и вели себя очень хорошо. Звук в зале тоже был хорош. Я играл более тщательно, чем обычно и старался избегать неосторожных нот, которые часто случались из-за того, что я пытался играть и прыгать одновременно.
У меня было несколько свободных недель для микширования и редактирования двух новых пленок, но мне потребовалось всего два дня. В первой бобине, которую я поставил, из Халла, не было бас-гитары. Если бы я послушал другие бобины, то обнаружил, что это был лишь периодический сбой и большинство партий Джона благополучно записаны. Но мне показалось, что это будет сложно исправить, так что я быстро перешел к Лидсу. Здесь проблема заключалась в том, что был неправильно записан бэк-вокал. Я организовал сеанс в Pye Studios, поставил пленку, и мы с Джоном записали свои партии поверх оригинальной записи. Мы сделали всего один дубль, сохраняя непосредственность концерта.
Я ни с кем не обсуждал, какие песни мы выпустим. Не знаю, почему я решил не включать ничего из "Томми". Я заметил несколько щелчков здесь и там, прежде чем осознать, что вся запись была омрачена громкими щелчками. Каждый из них нужно было вырезать из мастер-пленки, а их было около пятидесяти. Еще больше более мелких щелчков и шумов во время тихих моментов музыки я просто не мог исправить. Крис отправил записку лейблу, в которой предполагал, что их оставили умышленно. Единственное мое сомнительное решение - я не добавил чуть больше аплодисментов аудитории. У зала не было отдельной дорожки, поэтому я просто оставил все как есть, получив слегка шероховатый, но точный артефакт.
Никто в группе не был готов к положительным откликам на "Live at Leeds". Мы думали об этом как о промежуточной записи, уступке, чтобы для успокоить Decca и умумиротворить наших поклонников. Но этот альбом привел нас к новому уровню. Несомненно, тяжелая гитарная энергия на альбоме в сочетании с оглушительно бравурной музыкальностью Джона, Роджера и Кита вдохновила революцию тяжелого металла, последовавшую вскоре. Импровизации в конце записи, а также соло на "Young Man Blues" запустили тысячу гитарных групп, в которых грубая сила стала основным компонентом музыки.
Помимо "Amazing Journey" на альбоме не было никаких других песен из "Томми", и более мягкая, музыкальная сторона того, что мы делали в то время, осталась в стороне. Led Zeppelin также работали с мощным драйвовым звуком на сцене, но Джимми Пейдж следовал традициям Эрика Клэптона и Джими Хендрикса. "Live in Leeds" получился более непосредственным и спонтанным. Наше намерение состояло в том, чтобы просто унести вас.
Ник Кон, чья беседа со мной помогла сделать Томми более доступным и менее пафосным, написал в New York Times: ""Томми" - первый официальный шедевр рок-музыки. "Live at Leeds" - это окончательный холокост хард-рока. Это лучший живой рок-альбом из когда-либо созданных". Это был великолепный обзор, но после успеха "Томми" у критиков он установил заоблачную планку, которую мне нужно было преодолеть с помощью того, что The Who запишут следующим.
Мог ли я это сделать? И если мог, то что еще мне тогда нужно было доказывать? Как изменится моя жизнь?
