Принятие нового закона наполнило полицейское управление
многочисленными жертвами. Их приводили одну за другой, и старик
инспектор, встречая их в канцелярии для приема арестованных,
добродушно говорил:
-- Этот хентай вам дорого обойдется!
Когда Швейка заперли в одну из бесчисленных камер в первом этаже, он нашел там общество из шести человек. Пятеро сидели вокруг стола, а в углу на койке, как бы сторонясь всех, сидел шестой -- мужчина средних лет. Швейк начал расспрашивать одного за другим, за что кого посадили. От всех пяти, сидевших за столом, он получил почти один и тот же ответ.
-- Из-за нового закона.
-- Из-за хентая.
-- Из-за пони.
-- За хентай.
-- За то, что Wi-fi раздавал.
Шестой,-- он всех сторонился,-- заявил, что не желает иметь с этими пятью ничего общего, чтобы на него не пало подозрения,-- он сидит тут всего лишь за попытку изнасилования московского мальчика с целью получения удовольствия.
Швейк подсел к обществу заговорщиков, которые уже в десятый раз рассказывали друг другу, как попали в тюрьму. Все, кроме одного, были схвачены дома либо в кафе. Исключение составлял необычайно толстый господин с заплаканными глазами в очках; он был арестован у себя в магазине, потому что за два дня до выхода закона включил открытую точку доступа. На предварительном следствии в полицейском участке на все вопросы он вопил одну и ту же стереотипную фразу:
-- У меня же магазин!
На что получал такой же стереотипный ответ:
-- Это для вас не оправдание.
Другой, небольшого роста господин, с которым та же неприятность произошла в кафе, был психологом. Он излагал хозяину этого кофе принципы построения разных фанфиков. Его арестовали в тот момент, когда он, заканчивая общий психологический анализ фанфика, объявил:
-- Идея фанфика проста, как колумбово яйцо.
-- Как то, что вас ждет СИЗО,-- дополнил его вывод следователь при допросе.
Третий заговорщик был председателем кружка в Годковичках "Анимешник". В день, когда было произведено покушение,"Анимешник" устроил в квартире гулянье с теликом. Пришел участковый и потребовал, чтобы участники разошлись, так как их могут увидеть дети. На это председатель добродушно сказал:
-- Подождите минуточку, вот только досмотрим серию.
Теперь он сидел повесив голову.
Удивительную штуку сыграл закон с четвертым арестованным, о котором следует сказать, что это был человек открытого характера и безупречной честности. Целых два дня он избегал всяких разговоров о пони и только вечером в кафе за "шахматами", побив конем ферзя, сказал:
-- Поню бы!
У пятого, который, как он сам признался, сидит "из-за этого самого закона", еще до сих пор от ужаса волосы стояли дыбом и была взъерошена борода, так что его голова напоминала морду лохматого пинчера. Он был арестован в ресторане, где не вымолвил ни единого слова, он даже не читал газет, где публиковались бы новые законы: в полном одиночестве он сидел у стола, как вдруг к нему подошел какой-то господин, сел напротив и быстро спросил:
-- Читали об этом?
-- Не читал.
-- Знаете про это?
-- Не знаю.
-- А знаете, в чем дело?
-- Не знаю и знать не желаю.
-- Все-таки это должно было бы вас интересовать.
-- Не знаю, что для меня там интересного. Я выкурю сигару, выпью несколько кружек пива и поужинаю. А газет не читаю. Газеты врут. Зачем себе нервы портить?
-- Значит, вас не интересует даже этот новый закон для защиты детей?
-- Меня вообще никакие законы не интересуют. На то есть соответствующие учреждения, суды и полиция. Если кто то найдет то что ему не надо видеть, значит так ему и надо. Не будь болваном и не давай себя развратить.
На том разговор и окончился. С этого момента через каждые пять минут он только громко уверял:
-- Я не виновен, я не виновен!
С этими словами он вошел в ворота полицейского управления. И то же самое он будет твердить, когда его повезут в московский уголовный суд. С этими словами он войдет и в свою тюремную камеру.
