Только сам туда стремлюсь!
- Будет в сердце навсегда!
Но, даже прекратив перебирать струны, я всё равно слышал музыку. И тьма постепенно расступалась.
В себя я пришел в автомобиле на заднем сиденье. Играло радио. Болела голова. Болели стянутые пластиковой стяжкой руки. На лице чувствовалась засохшая кровь.
Напротив, на сиденье водителя, сидел какой-то длинноволосый парень и отбивал ритм пальцем, держа ладонь на руле. Услышав, что я очнулся и зашевелился, он открыл дверь и крикнул в ночь:
Из темноты в салон, обдав меня ароматом магнолии, втиснулась Даша. Боль была слишком явственной, чтобы списать всё на видения. Живая. С растрепанными мокрыми волосами. И злыми глазами. У меня, естественно, появились вопросы. Но стоило мне открыть рот, как женщина меня перебила:
- Повезло тебе, Мирских, что мы рядом оказались. – Она ядовито усмехнулась. – Иначе прикопал бы тебя Жнец.
Пришлось, наморщив лоб, быстро соображать.
- Его Лешка, - Даша показал указательным пальцем на водителя, - ножом пырнул. Впрочем, это его остановит лишь на время. Не простой это человечек. Он сейчас в багажнике. Отвезем на базу. Там и разберемся.
Я показал связанные руки.
- А со мной что? Это вот зачем?
Наверное с минуту Дарья, стиснув губы, довольно бесцеремонно меня разглядывала. В голову полезли не хорошие мысли. Такой злой я не видел её никогда. Играло радио, Леша смотрел в окно, игнорируя происходящее.
- А ты, Аркаша, - соизволила она ответить, - должен был за Викой присматривать. Мне некогда особо. Ты подставляешь дочь, она сейчас уязвима.
Меня разобрала ответная злость.
- А на хрена этот цирк с похоронами? Не сказать было нормально?
Вместо ответа Даша повысила голос, срывая на мне гнев:
- Ты бы выслушал меня, поверил? Не смеши! Зачем ты вообще полез? Ты едва всё не испортил! Зачем ты полез, дурень?! Я его столько выманивала, Жнеца этого!
Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
- Во что ты вляпалась? – выдавил из себя я глухо, выдержав её напор.
Дурацкая попсовая песенка, которую крутили на радио, раздражала. Дашино молчание – тоже.
Подвал в основном здании «Церкви Бессмертных», не доступный для широкого круга посетителей, изначально строился с тем расчетом, чтобы скрывать все доносящиеся отсюда звуки как для редких избранных прихожан, так и для случайного любопытного праздношатающегося зеваки. Впрочем, такого бы просто-напросто не пропустила вооруженная охрана.
Толстые кирпичные стены, двойной потолок – бетонные плиты и деревянное перекрытие, выведенная далеко от дома вентиляция - всё было сделано с превосходной звукоизоляцией. Толстая металлическая бункерная дверь надежно отсекала алтарную комнату и камеры для пленниц от остального подвала, для вида заваленного рухлядью и заставленного полками с заготовками. И на то была причина.
Внутрь, кроме Авессалома и пары надежных охранников, попадали только служители красного, ближнего круга. 11 избранных и тщательно проверенных человек были допущены к обряду, крайне далекому, скорее даже противоположному тому, о чем сладкоголосо вещал со сцены или на видео гуру. Предстоял кровавый ритуал, и чтобы подготовиться к такому каждый взыскующий запретных знаний проходил особую подготовку. Уместно даже сказать: психологическую глубокую обработку.
Сегодня они принимали на первую ступень ещё двоих человек, доказавших свою преданность в желтом круге и достигших определенных успехов в тайном учении Авессалома.
Помещение, используемое для обряда, - это просто квадратная комната с цементным полом, в центре которого зиял провал слива. В центре находились три столба с висящими на них цепями.
13 служителей в красных балахонах заняли свои места вокруг этих столбов. Их лиц никто не мог разглядеть. Имена этих людей, среди которых были и мужчины и женщины, знал только учитель. В загородный центр «Бессмертных» они прибывали в масках, сохраняя инкогнито насколько это возможно.
Сам учитель стоял в центре треугольника, образованного деревянными столбами, единственный одетый в белые одежды, подчеркивающие его независимый статус.
- Безликие! – обратился он к собравшимся торжественно. – Безликие - ибо смерть не делает различий ни между полами, ни между существами. Узрите таинство, станьте причастны.
Авессалом сбился. Засмеялся, разрушая создавшуюся атмосферу.
- Простите, перебор с театральностью, - извинился гуру, - не отошел еще от образа после он-лайн лекции. - Он обвел взглядом собравшихся. – Сегодня мы принимаем в наши ряды двоих, ставших достойными. Они докажут свою веру и станут сильнее. Смогут после посвящения делать больше. Выйдите вперед.
Те двое, о ком шла речь, вступили в треугольник. По знаку учителя они встали перед ним на колени.
- Вы готовы на эту жертву? – спросил Авессалом мягко, будто обращаясь к детям. – Готовы отречься от мира и жизни окончательно, чтобы шагнуть в бессмертие?
Авессалом достал из кармана раскладной нож, щелкнул клипсой, и без долгих прелюдий по очереди вспорол горло каждому стоящему на коленях. Брызнула кровь, орошая белую ткань его балахона. Неофиты захрипели, руки потянулись зажать раны, но драгоценная жидкость била сквозь пальцы, стекая на цементный пол. Жизнь с каждым толчком сердца покидала их тела, скорчившиеся в красных лужах. Последовала короткая агония и люди затихли.
Учитель воткнул нож в столб и, вскинув руки, принялся читать заклинания на языке, который давно не существовал для простых смертных. И с каждым словом воздух в подвале густел, став напоминать нечто вроде густого бульона. Дышать стало невозможно. Пространство вибрировало. Голос учителя менялся в процессе, становясь грубым и жестким, напоминая рык хищного животного. Он смел повелевать смерти.
И двое мертвецов зашевелились. Они медленно поднялись на ноги, опустив окровавленные руки вдоль тела, и замерли.
… в этот миг умер в своей постели брат одного из служителей, мгновенно посинев и хватаясь за горло. Скорчилась в пароксизме боли мать второго соискателя…
- Бессмертные братья и сестры, - обратился к ним обычным голосом гуру, - вы доказали свою веру, и за это достойны занять свои места в ближнем круге моих учеников.
Новые посвященные вышли из треугольника и встали в ряду прочих служителей в красном.
Авессалом дал знак охранникам в синей униформе, до того незаметно скрывавшихся в тени.
Загрохотали запоры на дверях подземных камер. Оттуда охранники выволокли трех обнаженных истощенных, избитых и сломленных девушек.
Каждую приковывали к столбу так, чтобы та прижималась к нему животом и не могла упасть. Жертвы тихо поскуливали, даже не догадываясь, что за участь их ждет, до последнего надеясь, что всё обойдется избиением.
Авессалом, прочитав короткую молитву, подошел к одной из несчастных девушек и принялся ножом вырезать на её спине надпись. Бедняжка закричала от боли и страха, но не могла и пошевелиться, надежно прикованная к столбу. Заголосили и оставшиеся жертвы, осознав, что впереди только ужасные пытки.
- «Ты здесь?» - порезы красными штрихами складывались в слова.
Какое-то время ничего не происходило.
А потом вздрогнул пол, и заскрипели кирпичные стены, словно их кто-то пытался сдвинуть с места. Раздался подземный зловещий гул. Воздух в помещении стал напоминать вату, загасив любые звуки.
В этой тишине раздался скрип кожи, разрезаемой неведомо кем невидимым. С той стороны тот, кого вопрошал Авессалом, отвечал:
- «Здесь - я. Задавай вопросы».
Девушка, не в силах терпеть боль и ужас, мелко тряслась, позвякивая цепями. Она бы давно обгадилась, но жертвы не получали воды двое суток, их морили голодом неделю. Сейчас несчастная находилась в пограничном состоянии между жизнью и смертью, на короткие мгновения теряя сознание. Но впасть в забытье ей не давал её мучитель, продолжая покрывать спину кровоточащими словами.
- «Мы ищем знаний, как и прежде. Мы ждем откровений и новых страниц книги».
- «Да будет так! Кровью, болью и страданием пишется она», - отвечал невидимый.
Письмена быстро начали покрывать спины оставшихся двух девушек. И вскоре всё было закончено. Все трое приговоренных к жестокому исходу одновременно выдохнули и бессильно повисли безжизненными пустыми сосудами.
Как по команде люди в балахонах запели, выводя одну и ту же ноту. Их голоса звучали гулко, сплетаясь в незримый узор, отражаясь от стен и пронизывая участников обряда силой.
И наступила тишина. Как по щелчку кнопки.
Авессалом вытер лезвие о ткань и убрал нож.
- Свершилось, - сказал он. – Две страницы написаны, братья и сестры. Все свободны!
Посвященные покидали зал, выходя в длинный коридор, и направились к лестнице, которая выведет их наружу.
По пути один из новообращенных спросил другого:
- Откуда Учитель почерпнул такие знания?
- Без понятия, - тихо ответил сосед. – Но, думаю, в своё время он расскажет.
Последним подвал покидал Авессалом, устало передвигая ноги.
Кровь жертв медленно стекала в сливное отверстие. Охранники срезали кожу со спин жертв и убирали тела. Пол мыли со шланга.
Обряд закончился. В зале повисла мертвая тишина. Резко пахло хлорированной водой.
15 лет назад. Закрытое отделение научно-исследовательской лаборатории при Институте мозга, принадлежащее японской фирме «Араи».
По длинному прямому коридору шагали двое сотрудников мужчин в зеленых халатах. Один из них держал в руке планшет.
- Груз прибыл, - сказал он. – Надо проверить, Павел Петрович.
Тот кивнул и свернул в боковой коридор, выводящий к лестнице. Этаж за этажом они спускались на цокольный этаж, остановившись у двери с кодовым замком. Молодой сотрудник, Семен Литов, ввел код и провел электронным ключом через фиксатор. Толстая дверь распахнулась.
Мужчины проследовали дальше, плутая по ходам с низкими потолками. Здоровались с коллегами. В отличие от верхних этажей, здесь было довольно людно. Основная часть экспериментов сосредоточилась именно здесь. Они проходили мимо запертых дверей, подождали пока мимо проедет погрузчик с черным контейнером, и остановились возле массивных широких ворот.
Здесь код уже вводил Павел Петрович, он же использовал ключ. Пустой белый коридор с несколькими ответвлениями привел их в комнату видеонаблюдения. Внутри, помимо стола с монитором включенного компьютера и пультом управления, находился диван и полка с кофемашиной. Семен перекинул с планшета файл на монитор и подошел к капсульной кофеварке. Чуть позже сел на стул рядом со старшим коллегой, поставив перед ними две чашки.
На большом экране, куда выводились картинки сразу с нескольких камер, стало видно, как к пандусу подъезжает бронированный фургон. Рядом ожидали вооруженные охранники.
Один из них распахнул дверь фургона, открыв специальным ключом, и под дулами автоматов оттуда стали выводить закованных в кандалы шестерых заключенных в черных тюремных робах.
Следующая камера показала, как их конвоируют в комнату обыска, где бдительный сотрудник внимательно осмотрел каждого мужчину, заставив открыть рот и снять штаны.
После этого заключенных по одному отвели по коридору к помещению, в котором будет проводиться эксперимент. Охрана снимала наручники и пинками загоняла человека внутрь.
Павел Петрович, прихлебывая кофе, ждал, пока процедуру пройдут все шестеро подопытных. Каждого комментировал его помощник, сверяясь с данными на мониторе.
- Липков, 42 года. Убивал с помощью кислородной маски, к которой подсоединил шланг с ядом. 27 доказанных жертв. Пресса окрестила его «Самарский душегуб».
- Федоренко, 25 лет. Медленно дробил кости битой и молотком. 13 жертв. В СМИ проходил как «Каток».
- Головяк, 49 лет. Прозвище Плотник, насильник и расчленитель. 61 убитый.
- Булкин, 64 года. Начал слышать голоса. Разными способами убил всю деревню, в которой жил, включая животных. Число жертв – 158 человек. – Семен усмехнулся цинично. – Я бы на него поставил, но староват дед против других.
- Следующий, - продолжил он перечислять характеристики, - Шеварнадзе, 30 лет. Охотился на убийц и насильников. Убивал шилом, ножом и кастетом. 17 эпизодов. Сам себя называет «Злой рок». Пожалуй, вот мой выбор.
- И последний: Алтымбеков, 23 года. Потрошитель и людоед. Настаивает на 50-ти жертвах. Найдены останки 16-ти. Первый эпизод – в 15 лет. Перспективен, надо признать.
Старший сотрудник улыбнулся, допивая кофе.
- Хорошая работа. Отборный биомусор! Я, пожалуй, ставлю на последнего. Ставка обычная – по десятке.
Только когда заключенные, настороженно и злобно озираясь, заняли помещение, представлявшее из себя, по сути, сильно вытянутый каменный мешок без окон, Павел Петрович включил микрофон.
- Доброе утро, коллеги!.. Ох, простите! Доброе утро, заключенные! Моя фамилия Лупель, я курирую вашу группу. Уверен, у вас много вопросов. На все я не отвечу, а скажу главное. Перейду, так сказать, к сути. Все вы участвуете в важном эксперименте. Каждый из вас, ублюдков, набранных по всей стране, закоренелый убийца. Суть опыта проста. Из камеры выпустят только одного. Того, кто останется в живых. Это не шутка и не розыгрыш. Увы. – Павел Петрович прокашлялся и продолжил: - Кормить вас не будут. Вода в кране. Вот собственно и всё.
Шестеро осужденных заголосили. Кто-то ругался, Алтымбеков принялся колотить в дверь камеры. Наблюдатели, посмеиваясь и комментируя, ждали, пока те успокоятся. В конце концов, поняв, что их возмущения пропадают втуне, подопытные разошлись по углам. Каждый был готов дорого продать свою жизнь, но пока никто ничего не предпринимал. Вероятно они всё же надеялись, что над ними просто издеваются и наблюдают за реакцией, а охранники стоят наготове, чтобы ворваться внутрь и прекратить драку.
Единственным, кто оставался абсолютно спокойным, был старик Булкин. Попив из крана, он снял куртку и принялся отрывать от неё полоски ткани.
Первая драка вспыхнула через три часа возле единственного источника воды. Здоровяк Шеварнадзе играючи свернул шею Федоренко, решившего, что грузин слишком долго находится у раковины и начавшего разговор не с тех слов. Еще через час он намертво схватился с Липковым, который намеревался прокусить охотнику на убийц сонную артерию, напрыгнув со спины. Сначала Липков лишился части зубов, а потом и жизни, когда упал и получил сверху рубящий удар ребром ладони в горло. Скребя ботинками по полу и задыхаясь, мужчина тянулся к сломанной трахее.
Поняв, к чему идет дело, на Шеварнадзе набросились сразу двое заключенных – киргиз Алтымбеков и Головяк. Три тела сплелись в клубок, хрипящий и дергающийся, брызжущий кровью. Хрустнула кость, и кто-то закричал. Рычал, скаля окровавленные зубы, людоед Алтымбеков. Трое убийц вцепились друг в друга как бешеные собаки, и не один не желал уступать.
Но вот треснула разбитая о трубу голова здоровяка грузина. Истек кровью, ослабев и отключившись, расчленитель Плотник. Тяжело дыша и придерживая поврежденную руку, над ними поднялся киргиз, злобно вращая выпученными глазами.
Он сделал шаг по направлению к Булкину, считая того в силу возраста легкой добычей. Но старик резво вскочил, скакнул в сторону и крутанулся, оказавшись за спиной противника и ловко накидывая на шею Алтымбекову сплетенную из одежды петлю. Последовал резкий рывок с приседанием, и киргиз приземлился прямо на выставленное колено Булкина. Шансов у людоеда не было никаких. Он быстро затих. Старик какое-то время продолжал удерживать тело. А после спокойно отошел в сторону.
Семен тут же принялся звонить отлучившемуся начальнику.
Павел Петрович вернулся через четверть часа, посмотрел на экран и удовлетворенно потер руки.
- Неожиданно! – прокомментировал он увиденное. – Прошлая группа трое суток продержалась.
Профессор Лупель открыл на рабочем столе компьютера папку С.Е.К.Т.а. Кто-то наверху, кто курировал проект, явно отнесся к задаче с юмором, составив такую аббревиатуру из рабочего названия проекта «Система Единого Контроля подразделения Т». Туда он перенес файл с данными выжившего Булкина Леонида Ефремовича. Крутанулся на стуле и, посмеиваясь, дал команду Семену:
- Ха-ха! Готовьте камеру сенсорной депривации. Начинайте эксперимент! У нас, хех, наконец-то идеальный кандидат.
Ночную тишину разорвала сирена. По территории спецлаборатории забегали вооруженные люди с фонариками. Прожектор, установленный на пятиэтажном здании, высветил стремящегося по дороге к границе участка человека с развевавшимися седыми длинными волосами.
Заключенный Леонид Булкин с ходу играючи преодолел проволочный забор с колючей проволокой по верху, накинув куртку, и сразу припустил в лес.
Его широкая спина была хорошо видна дежурному снайперу, получившего по рации команду на зачистку объекта. Расстояние между ними составляло метров 600, не больше. Промах исключался. Пуля ударила ровно между лопаток и старик, нелепо взмахнув руками, полетел вперед, утонув в высокой траве. За ним уже следовала погоня: семь человек широкой дугой прочесывали заросли.
Они обнаружили только кровь на примятой траве. Очень много крови. Беглец должен был либо сразу погибнуть от такой раны на месте, либо максимум через несколько минут.
Но заключенный смог уйти и скрыться, унося в себе запретное знание.
После продолжительной паузы Даша дотронулась до плеча водителя.
- Лёша, оставь нас, пожалуйста.
Длинноволосый парень, не задавая вопросов, вышел в дождливую ночь, мягко хлопнув дверью. Лапкина тут же повернулась ко мне, сверкая глазами.
- Куда надо, туда и влезла! – начала она на эмоциях. - Это моя жизнь. Тебе то что? Ты ушел 13 лет назад.
А вот тут уже меня пробрало.
- Что-о?! А дочь? Что - мне? Маньяк тут бегает за вами, Вика сходит с ума – какой-то бред несет про кота.
- Ей ничего не угрожает, - снисходительно пояснила Даша, запев другую песню.. – Под прицелом была я.
- Я что-то сомневаюсь. Это глупо. Её могут использовать как приманку. В конце концов, она тоже с вашей секции!
- Жнец мертв. Всё закончено.
Сказала, как дверь несгораемого шкафа с лязгом захлопнула. Я покрутил головой, давая мышцам шеи отдых. Тяжело сидеть со связанными руками и всё время смотреть вбок.
- И всё? Вернемся, как бы, к прежней жизни?! Всем спасибо, все свободны?
- А что ты хотел? – спросила Даша с легким прищуром. Мне показалось, что она меня загоняет в ловушку.
- Ты свой выбор сделал, - отрезала женщина, упрямо тряхнув волосами. Сидели друг к другу мы очень близко, меня задело мокрой прядью. Издевается. Мне её мимика всегда нравилась. Сейчас я видел явственно всё, что у неё в мыслях: слегка скривленные губы, морщинки возле глаз, легко читаемая в них ирония. Любила она меня подначить!
- Ты должен был сражаться за меня, а не отходить трусливо в сторону, - мгновенно ответила она, будто заготовив эту фразу заранее. Понятно, что речь шла о давних событиях, поставивших крест на отношениях.
- То есть это я виноват? Ты серьезно? А не твой ли это грех?
- Свои грехи я замолила, - понизив голос, сказала Даша. И произнесла это так твердо, что, - подумалось, - уже мне будет греховно в этом сомневаться. Грехи! Я начал перенимать их сектантские штучки.
- Да уж, вот как жизнь повернулась! Без прошлого нет будущего, но судить былое – есть ли смысл? Нам было по 20 лет. Предъявлять чрезмерные требования к этому возрасту глупо. Хотя, все эти «первые любови» оказывают влияние на всю дальнейшую жизнь. Ты отравила меня.
Даша отвернулась и произнесла ёмко, словно и не ко мне обращаясь:
- Вот и сделал бы хоть что-то тогда!
- Что же?! Дать ему пиздюлей? Тебе?! Я думал, что любить – это отпускать. Ты сделала свой выбор, Лапкина! Тебя, прости, никто не насиловал. – Тут пришлось сбавить обороты и переключиться. – И вот теперь какую ты песню запела! Ушел потому что желал тебе счастья. Рад, что ты там всё у себя отмолила, и по факту перенесла всю любовь на дочь. – Я усмехнулся. - Одна шайка-лейка, кстати. Вас со спины можно за сестер принять, и это хорошо. Вот только на хрена ребенку голову ломать?
Даша снова злобно на меня зыркнула.
- У Авессалома есть сила, - сказала она как само собой разумеющееся. Иных же объяснений не надо!
- Ты реально кота оживила?
Я застонал. Как этот бред достал! Впрочем, мог бы просто не спрашивать. Или так мне хотелось узнать, насколько всё плохо в плане погруженности в их учение? Ни в какое оживление я не верил, само собой.
- Ок, допустим, - кивнул я так, как кивнул бы слабоумной девочке, доказывающей, что земля съедобна. - А цена?
- Да, цена. В мире за всё своя цена. Чей-то успех - всегда чья-то неудача. Чья-то жизнь равно чья-то смерть. Это не шуточные стишки: у зайки в лесу боли́, а у Вики не боли́. Не может быть такого, что в какой-то, извини, паршивой секте учили оживлять мертвых котов! И в доброго дедушку Авессалома я не верю, хоть тресни. Чем шире улыбка дарителя, тем больше потом спросят взамен.
Даша поняла меня по-своему.
- Ты опять намекаешь на прошлое? Сколько можно? Тебе азбучные истины рассказать? Есть домашние девочки, с ними тихо и спокойно. Возможно, что тоже до поры до времени. А есть те, кого нужно держать. Взять и держать, не отпуская ни на минуту. – И всё это строгим голосом, как учитель нерадивому ученику, чеканя слова, и не повышая голоса.
- Бред, - трудно было согласиться с её суждением. - Животная концепция. На цепь что ли посадить или в клетку?
- Нет! Человеком надо быть, голову включать и понимать ценности.
Даша устало махнула рукой. Неожиданно улыбнулась мягко.
- Опять твой пафос! Ты идеалист. Хочешь, чтобы как в сказке: встретились и жили долго и счастливо. Так не бывает! Нашел бы себе тогда лучше другую!
Хотел я ей сказать, что ещё как бывает, но меня несло в другом направлении.
- Ты бы еще сказала: завел! Как собачку. Сердцу не прикажешь! – Я тяжело вздохнул. - И про цену: кого убили вместо тебя?
Тут она посмурнела и отвернулась. Попадание. Известно на чьей стороне правда в этом вопросе. Даже если она пеклась о благе своей религиозной общины и других людях, чей-то жизненный путь прервался. Впрочем, это философский вопрос: что, нужно было дать погибнуть ей? Я осторожно дотронулся до её колена, хоть для этого и пришлось изрядно изогнуться.
Что бы разум ни говорил, а сердце ему не подвластно. Химия полов между нами работала независимо от воли. Даша в свои 32 года зрелая и красивая женщина. Ошибки молодости? Все их совершают. Ведь в чем-то она права. Я видел, что тот «друг» проявляет к ней излишний интерес, измена не произошла с бухты-барахты. Но я был уверен тогда, что нашим отношениям ничего не грозит, что любовь это такое явление, которое не нуждается в защите. Наивно, Боже! Как же наивно! Наверное, ничто так, как запредельные чувства, в этой жизни не нуждается в уходе, подобно хрупкому цветку в услугах опытного садовника. Стоит только остыть первому порыву или, по аналогии, семечку дать первый росток. Не наша вина, что нас не научили этому ни замученные жизнью родители, ни школа, ни книги. А измена – да, откровенно неприятная штука, как не крути. Конечно, с возрастом довелось понять каково это, когда «перемыкает», когда вспыхивает страсть и начисто отключает голову. Да, следом приходят невеселые мысли. Но чуть позже хочется еще и ещё. На крепкие эмоции подсаживаешься как на наркотик, сходишь с ума. По сути, временно становишься другим, невменяемым человеком. У меня тут же возникла мысль: может потому она больше ни с кем и не была? Потому что, скажем так, в себе разочаровалась и решила себя посвятить только Вике? Возможно.
Одно скажу точно: сейчас бы я действовал жестче, на корню обрубив ненужное общение. Но 13 лет назад – это большой срок. С тех пор все мои друзья прошли проверку временем и событиями. Так что, вопрос скорее умозрительный.
- Ты прав, - согласилась Даша после паузы. - Цена есть. И мне с этим жить.
Мы оба надолго замолчали. В сознание снова ворвалась музыка, перехватив внимание. Думаю, нас взаимно утомил этот разговор. Впрочем, кое-что важное мы сказали друг другу.
- Ладно, - подвел я черту. - Если всё решилось, когда заедешь? Как и когда увидимся? Что с Викой? Звони, как дела разгребешь.
- Да, - согласилась она. - Нужно немного подождать, убедиться, что всё закончилось.
Даша позвала Алексея, успевшего основательно промокнуть. Но недовольства он не высказал. Очевидно, что в их церкви существовала некая градация среди приверженцев учения, и в голову лезла мысль, что у Лапкиной там не последняя роль, и в первую очередь маньяк, действительно, искал значимые фигуры, а не рядовых прихожан. Водитель занял своё место, повернулся и, достав нож (которым, видимо, не так давно убил Жнеца), срезал стяжку. Выключил свет в салоне и тронул рычаг переключения скоростей.
В город ехали без разговоров. Я растирал руки и думал о нас с Дашей. Что ещё оставалось после такого разговора? Как не крути, а мне, вероятно, спасли жизнь.
Дождь оставлял на лобовом стекле разводы, работали «дворники», смахивая влагу. Поддавшись порыву, я всё-таки нашел её руку в темноте. Она коротко сжала мои пальцы и отпустила. Я видел Дашу в профиль. Женщина грустно улыбнулась, но не посмотрела на меня, ни разу за всю поездку. Хотел бы я знать, о чем она думает.
У своего дома я вылез из салона. Обернулся, чтобы попрощаться, но выдал лишь короткое:
Клонило в сон. Тяжелая выдалась ночка.
Автомобиль тут же рванул с места. Понятное дело: ребята на своей волне. Жнец ещё в багажнике.
Каждый шаг на пятый этаж давался всё труднее. Гудела голова. Очень хотелось крепкого кофе и хотя бы одну таблетку анальгина.
Но как бы я не был расслаблен, незнакомый запах в квартире я учуял сразу, и тут же напрягся. Стоило мне войти, как зажегся свет в гостиной. Делать нечего: пришлось с прихожей вместо кухни шагать туда.
Вика, поджав ноги к груди, и держа их руками, сложенными накрест, сидела на диване. Её изумрудные глаза вспыхнули надеждой. Что интересно, страха в них не было, только усталость.
А в кресле рядом, держа старого кота на коленях, вольготно расположился мужчина, чем-то неуловимо похожий на недавно почившего Жнеца. Дело было не только в тяжелой черной одежде и шляпе с полями. От незнакомца веяло определенной аурой опасности.
Он указал мне рукой в перчатке на второе кресло, приглашая его занять.
п.с. продолжение, видимо, уже только к новому году) но постараюсь дописать сразу всё.