90-е + Реальная история из жизни

Исключительно в силу профессионального праздника публикуется эта история. Да, забыл сказать, удачи действующим и здоровья ветеранам!

В очередной истории из практики бывшего следователя районной прокуратуры мне бы хотелось поведать про одно уголовное дело, в котором изначально всё представлялось ясным и понятным, и таким же ясным и понятным виделась мне тогда судьба этого уголовного дела, однако…

Кстати, в этой связи хочется обратить внимание еще вот на какой момент: основная масса нашего населения глубоко убеждена, что суд у нас служит только для одной цели – «засудить». Так и говорят в народе, что суд-то, мол, разбираться не будет, «засудит», и делу край. Это убеждение активно поддерживают в Интернете родственники осужденных, когда пишут, что их близких суд просто «засудил», причем безвинно. При этом, как правило, излагаются только доводы и доказательства, свидетельствующие о невиновности осужденного, другая часть фактов, свидетельствующая об обратном, искажается или попросту умалчивается.

Я не буду давать оценку таким рассказам, потому что их обычно пишут родственники осужденных, или другие близкие им люди. Бог им всем судья. Только хочу отметить, что на самом деле всё не так просто, и для того, чтобы человек был осужден за какое-либо преступление, нужно представить суду достаточно убедительные доказательства его виновности. Причем еще не факт, что суд согласится с предложенной органами предварительного следствия квалификацией действий преступника. Вообще, представление о внутренних механизмах действующей судебно-следственно-прокурорской системы в обществе весьма плоское, однобокое и не отражает действительность ни в коей мере. Да, на самом деле, в 99% случаев прокуроры стараются не направлять в суд уголовное дело с неясными перспективами, чтобы избежать оправдательного приговора. Прокуроры хотят стопроцентной гарантии обвинительного приговора, и в силу этого любыми путями избегают попадания сложных и неоднозначных в доказательственном плане дел на рассмотрение суда. Но бывают и исключения из этого правила, к примеру, когда в деле хотят поставить точку, то есть судебное решение. И при этом уже неважно, какое это решение будет – обвинительное или оправдательное, главное, что органы следствия и прокуратура сделали всё, что смогли, пусть решает суд.

Ну и вопросы квалификации преступных деяний и разногласия между следователем, прокурором и судом в этой самой квалификации постоянны. И тут всё зависит от конкретных обстоятельств конкретного дела. От субъективного видения ситуации с разных сторон, в том числе, и суд в этом ряду не исключение. Вот изложенный ниже случай как раз из такой категории.

Да, в комментариях к моим постам в последнее время подписчики жалуются на «малобукофф». Но вот тут у меня уже идет внутренняя борьба с доводами «за» и «против» такого решения, и борьба примерно такого содержания:
«- Кто же мог подумать, что они пожалуются на то, что текста мало? Я же хотел как лучше – короче и понятнее!
– Вот так вот, а кто? Кто должен был об этом думать? Это же понятно, что думать должен был – ты! И общее мнение показало, что думал ты неверно, а если ты думал неверно, то…
– Виноват, товарищ полковник, исправлюсь…
- Да понятно, что виноват. Поведу краткие итоги: оперативно-служебная деятельность на Пикабу – это вам не хухры-мухры, не ёжиков пасти, не пыль с пряников сдувать, не пуп царапать и не в лужу п*рдеть. Надо всеми силами стараться… Ну, вы поняли. Так что - Товарищи офицеры!
- Разрешите выполнять?
- Выполняйте!»

В общем, исправляюсь, как могу.

Итак, в период моей работы старшим следователем районной прокуратуры в середине 90-х годов, в один из дней декабря, уже поздно вечером от дежурного по райотделу я узнал, что в одной из деревень нашего района совершено двойное убийство, причем убийца находится там же, на месте происшествия, и ждет прибытия следственно-оперативной группы. Мы, то есть следственно-оперативная группа, достаточно быстро собрались и выехали в ту деревню.

По прибытию туда нас на въезде уже встречал местный участковый, который и проводил группу к месту происшествия. Оно представляло собой двор обычного деревенского одноэтажного дома. Зайдя внутрь двора, мы увидели, что от калитки ворот к входу в дом ведет расчищенная в снегу дорожка, длиной метров десять, или примерно столько, шириной на одну стандартную советскую снеговую лопату, то есть сантиметров пятьдесят. Буквально метрах в трех от калитки сбоку от расчищенной дорожки лежал труп мужчины, без верхней одежды, в положении лежа на животе. Весь снег вокруг этого трупа был забрызган большими и не очень пятнами бурого цвета, похожими на кровь, и еще снег вне расчищенной дорожки был утоптан, хотя и не сплошняком, в радиусе примерно метра два.

Второй труп был женским, он тоже находился в положении лежа на животе, тоже без верхней (зимней) одежды, только метрах в двух от крыльца дома, бурых пятен рядом с ним не было, да и лежал он прямо на нетронутом расчисткой участке снега.

Мы вошли в дом и застали там мужчину и женщину средних лет, непринужденно сидящих за столом и употребляющих внутрь спиртные напитки, а точнее, водку. По количеству имевшихся столовых приборов (если можно, конечно, так назвать эти разномастные посудины) было понятно, что изначально круг выпивающих был несколько шире, а точнее, больше на два горла. Вообще, обстановочка в том доме была достаточно типичная – банки, склянки, рваные портянки и другие приметы, характеризующие хозяев как пропойц высокого градуса посвящения. На наш вопрос, откуда во дворе два трупа, мужчина и женщина, не сговариваясь, стали говорить что-то вроде: «Да ну, какие два трупа, Коля с Нинкой сейчас придут, они поговорить просто вышли». Втолковывать им по серьезности ситуации остался участковый, а мы пошли делать осмотр места происшествия.

Да, упустил одну важную деталь. Перед воротами этого дома стояла старенькая «Нива», у которой располагалось двое мужчин и одна женщина, все тоже среднего возраста. Кстати, предвидя возникающие вопросы: под «средним возрастом» в рассказе понимается период от 35 до 45 лет, где-то так. Один из мужчин нервно курил и всё порывался поговорить со следователем (я понял, что это и есть убийца), но его остался караулить водитель дежурной части, а мы, как я уже сказал, начали осмотр.

Осмотр показал, что на трупе женщины имелось одно телесное повреждение – проникающее колото-резаное ранение груди слева. На трупе мужчины колото-резаных ранений нашлось четыре, причем два – в область груди, а два- в область шеи. Все повреждения были проникающие. После окончания осмотра место действия переместилось в райотдел, где до утра продолжались допросы.

Начал я, конечно же, с допроса подозреваемого. Им оказался некий Виктор, мужчина лет сорока, работал он мастером на заводе в городе. Он рассказал, что деньги на заводе платили небольшие и нерегулярно, поэтому он решил попробовать заняться торговлей. В той деревне жила его старушка-мать, через неё он познакомился с Николаем и его сожительницей Ниной, которые жили на той же улице. Николай, которому тоже было около сорока лет, произвел на Виктора впечатление человека бывалого, в разговорах он постоянно намекал, что у него за плечами «восемь ходок, шесть побегов, два из которых с применением технических средств – на велосипеде», то есть выглядел, что называется «крученым, как поросячий хвост». Но, говорил Николай, «я железно с бандитизмом завязал», и поэтому хотел заниматься каким-нибудь честным бизнесом. Его сожительница Нина, тоже в возрасте, неуклонно приближающимся к сорока годам, раньше работала продавщицей в магазине в городе, худо-бедно владела бухгалтерией и знала, как сделать так, чтобы весы работали «правильно». Сам Николай говорил, что есть старый деревенский магазин, сейчас заброшенный, но он сможет договориться с хозяином на аренду за символические деньги, плюс, сможет порешать все вопросы с «крышей» и деревенскими неплательщиками (в то время в деревенских магазинах товар зачастую отпускали в долг). Нина будет работать продавщицей, а задача Виктора будет добыть товар. Магазин будут держать «впополаме», то есть 50/50 – половину прибыли Виктору, а половину – Николаю с Ниной. Виктор подумал, и они ударили по рукам.

Потом Виктор достал из семейной заначки два миллиона рублей (события происходили еще до деноминации 1997 года), четыре миллиона занял брат жены Виктора Татьяны – Константин. Еще на девять миллионов рублей Виктор взял товара у знакомых коммерсантов «под реализацию». Всего набрал товара на 15 миллионов. Товар был ходовой – спиртное, продукты, сигареты, ну и так, хозгалантерея по мелочи. Стали торговать.

Прибыль поперла сразу – толи ли в виду ажиотажного спроса в деревне на спиртное, толи в силу умения Нины торговать, а Николая взимать долги. А может, повлияли все указанные экономические факторы сразу. В общем, Виктору казалось, что он вот-вот станет преуспевающим коммерсантом.

Но, где-то через месяц, приехав в деревню с очередной партией товара и за своей частью выручки, Виктор обнаружил, что магазин закрыт «на клюшку». Зайдя в дом к матери, он узнал, что Николай с Ниной уже второй день «пируют», то есть попросту забухали. Виктор тут же проехал в дом к Нине, где обнаружил, что Николай с Ниной прекрасно проводят время, благо все необходимое для этого они взяли из привезенного Виктором в магазин товара. На все вопросы Николай говорил, что по его прикидкам Виктор «скрысил» у них деньги, и поэтому свою долю они берут натурой, т.е. водкой и закуской. Виктор метнулся в магазин, пересчитал остатки и выяснил, что там отсутствует товара и выручки примерно на четыре миллиона. Он вернулся обратно к Николаю, тот ответил, что будет думать за эту проблему, когда проспится. Тогда Виктор написал от имени Николая на листе бумаги расписку о том, что Николай и Нина взяли у него в долг четыре миллиона рублей и обязуются вернуть через месяц.

О влиянии прозвища на судьбу сказано уже много и без меня, достаточно вспомнить только хрестоматийное «Как вы яхту назовете….». Причем некоторые люди придают этому фактору большое значение. На моей памяти один большой руководитель на полном серьезе спрашивал местных начальников, желавших выдвинуть по службе сотрудника по фамилии Косорученко (к примеру): «А вы что, не боитесь того, что он с такой фамилией вам там натворит?».

Лично я никогда не верил в магию имен, чисел и тому подобную хрень. За исключением, правда, одного случая, о котором и пойдет речь в очередном правдивом рассказе из жизни следователя районной прокуратуры.

В сельском райотделе ближе к концу 90-х служил участковый, назовем его Слава Синяев. Обычный мужик, уже хорошо за тридцать, в прошлом – кадровый офицер, штурман, ушел из армии по сокращению в начале 90-х годов. А поскольку выслуги лет до пенсии ему не хватало, то он пошел «добивать» выслугу в райотдел, где его определили в участковые. Сотрудник он был самый обычный, звезд с неба не хватал, но в целом службу тащил. Но был за ним один недостаток: Слава мог внезапно и без объяснения причин забухать и провалиться в «синюю яму» на несколько дней. Потом он всплывал, и, как ни в чем не бывало, продолжал работать. Да, недостаток был серьезный, но начальство Славу на службе держало, потому что некомплект в участковых всегда был приличный, и выбора особо не было.

Первый раз я заметил странности в поведении Славы при выезде на обычный труп. Где-то в конце февраля в райотдел поступило сообщение, что в лесу по дороге к тому селу, которое обслуживал участковый Слава Синяев, на сосне висит труп молодого мужчины. Следственно-оперативная группа выдвинулась на место и при отработке было установлено, что место происшествия представляет собой дорогу, ведущую от трассы до села, блинной километров пять, окруженную сосновым лесом. Где-то на полпути от трассы до села, справа по ходу движения, на крайней сосне, лицом к дороге, на небольшой высоте висел труп мужчины. Причем сразу было понятно, что это чистое самоубийство, потому что от расчищенной дороги до сосны с трупом было метров 12-15. Снежный покров там был глубокий, по самые… в общем, очень глубокий был там снежный покров. И от дороги до сосны вела дорожка следов в глубоком снегу, при рассмотрении которой было очевидно, что там прошел только один человек – висящий на дереве самоубийца. Плюс – на несколько утоптанной возле сосны в снегу площадке валялось несколько сигаретных окурков и с десяток каких-то семейных фотографий. Картина самоубийства представлялась четкой и ясной, и отсутствие факта насильственной смерти никаких сомнений не вызывало.

В связи с этим я вернулся в стоящий на дороге УАЗик райотдельской «дежурки» писать протокол осмотра, в котором постарался зафиксировать всё обнаруженное. Про то, насколько комфортно зимой составлять процессуальные документы в УАЗике с тентованным верхом, я расскажу как-нибудь в другой раз, а в тот раз, в момент очередного окидывания местности взглядом для составления протокола я увидел, что рядом с висящим на сосне трупом стоит участковый Слава в милицейской форме, а эксперт-криминалист фотографирует его на фотоаппарат системы «Полароид». Я прекратил это действие в виду его полной сюрреалистичности, и спросил Славу, не попутал ли он чего случайно. Дыша на меня свежим перегаром, Слава сказал, что его жена сомневается, по работе ли Слава уезжает из дома, и это фото ему нужно было в качестве отмазки перед женой. Пообещав Славе, что сам позвоню его жене, я взял у него полароидный снимок и порвал его, на столько мелких кусочков, на сколько смог.

Где-то через полгода после этих событий я ушел работать в областную прокуратуру, а еще через полгода, приехав в райотдел навестить старых друзей из уголовного розыска, услышал от них историю про окончание Славиной милицейской карьеры.

Оказалось, что Слава давно связался с несколькими активными бойцами «синего фронта» в той самой деревне. Ну и забухивал с ними, периодически теряясь на несколько дней от начальства и жены. В один раз, проснувшись поутру дома у одного из этих колдырей, он обнаружил у себя полное отсутствие всякого присутствия табельного оружия – пистолета ПМ и шестнадцати патронов к нему. Продолжавшиеся до вечера поиски своими силами и силами местных колдырей результата не дали. Слава решил уже ехать в райотдел сдаваться, когда один из представителей местной «синевы» сказал, что Славу они все очень уважают, и для его спасения предложил такой вариант: у него дома валяется приныканный племянником газовый пистолет, перестволенный под так называемый «мелкашечный» патрон (калибра 5,6 мм, строго говоря). Из этого пистолета колдырь предложил выстрелить Славе в руку, а начальству доложить, что вечером на пустынной сельской улице на него напали неизвестные, которых он в темноте не рассмотрел, выстрелили в него и завладели табельным оружием. Ничего лучше, чем согласиться на этот вариант, Слава не нашел.

Тут же принесли перестволенный «газовик», Слава хряпнул еще сто пятьдесят, зажмурился и колдырь выстрелил ему в левую руку (попал, кстати, удачно – кость не задел). После этого Слава позвонил в райотдел и доложил о чрезвычайном происшествии. По этому поводу в отделе тут же сыграли «тревогу», подняв на ноги весь личный состав. Самого Славу отвезли в больницу, а оттуда – в райотдел, где с ним стали беседовать опера уголовного розыска, пытаясь найти зацепки для раскрытия этого дерзкого преступления. При подробных расспросах Слава стал притормаживать, путаться в объяснениях, а потом и совсем «поплыл» (видимо, сказалось то, что свою версию он толком не проработал). В общем, опера раскололи Славу, и тут же поехали в деревню, где изъяли у колдырей «газовик», а также нашли спрятанный в этом же доме на чердаке ПМ, который просохатил Слава.

В итоге двух участвовавших в этом розыгрыше колдырей осудили на незаконный оборот оружия, а Славу Синяева с позором изгнали из органов и тоже осудили, в том числе и за заведомо ложный донос, правда, не к реальному сроку, а условно. Что с ним сейчас и где он – я не знаю.

Так что «говорящая» фамилия мне лично встретилась только один раз.

По совету некоторых пикабушников, я завел себе ЖЖ, и буду поступать по следующей системе: сначала выкладывать свои истории там, а на Пикабу - по ранее утвержденному графику (по пятницам). Ну и там, скорее всего, будут какие-то отдельные мысли, соображения, т.е. всё, кроме историй.

Ну а сейчас еще одна правдивая история из жизни от бывшего следователя прокуратуры. Сам я непосредственным участником этих событий не был, но они происходили на моих глазах, поэтому и решил изложить.

В середине 90-х годов, месяце так в сентябре, в одной деревне одного сельского района нашей области произошло убийство. Убит был местный тракторист, его труп обнаружили утром на машдворе, на котором стоял трактор. Убитый сидел за рулем этого трактора. Выезжавший на место происшествия в составе следственно-оперативной группы районный судебно-медицинский эксперт обнаружил проникающее повреждение округлой формы диаметром в пару сантиметров на левом виске трупа. Очевидно, что это повреждение и повлекло смерть потерпевшего. «Ломиком в голову стукнули» - уверенно заявил судмедэксперт.

А в это время местный уголовный розыск уже работал по раскрытию убийства. Опросы жителей деревни дали следующий результат: покойный тракторист был обычным мужиком, и возможный повод для его убийства был в деревне только у одного человека – некоего Механа (пусть будет такая погремуха). Этому Механу было чуть больше тридцати лет, и, поскольку он раза четыре к этому времени были судим за кражи и даже отбывал в местах лишения свободы, то он изображал из себя местного криминального авторитета.

Вообще, в начале 90-х годов в сельской местности еще была сильна инерция почившей к тому времени в Бозе советской власти. Применительно к данной ситуации я имею в виду следующее: народ в деревнях был простой, совершенно не разбирающийся в преступной иерархии, и поэтому меривший людей не по количеству «ходок», а по справедливости, то есть по их личным качествам. Если личные качества не соответствовали, то у местного криминала в случае обострения обстановки были огромные шансы выхватить могучих люлей от местных мужиков без всяких скидок на «авторитет». В этой связи мне вспоминается один забавный пример.

В самом начале 90-х годов в наш город откинулся из мест лишения один деятель, назовем его Оглобля. Он отмотал уже лет так двадцать пять, в зоне имел статус полного «отрицалова» и поэтому там же в зоне успел даже короноваться на «вора в законе». И вот он вернулся в родной город, в котором не был уже лет 15, и вокруг него сразу стала собираться прикентовка местных «синекрылых». Где-то через месяц Оглобля поехал в одну деревню к своему родственнику, отдохнуть. Они попарились с родственником в бане, испили водки и решили прогуляться вечерком до местного клуба, где намечалась дискотека. По случаю дискотеки у клуба собралось почти всё население деревни, и у Оглобли на почве бескрайних понтов произошел словесный конфликт с одним из местных мужиков. Оглобля встал на «блатное копыто» и заехал мужику в торец, но тут же получил от него обратку. «Да ты понял, что ты сейчас сделал? Я же вор в законе!» - закричал мужику Оглобля. «А ты еще и воруешь!» - констатировали местные мужики и вломили Оглобле от всей души всем обществом. Досталось и его родственнику. Вернувшись в город, Оглобля собрал свою «пристяжь» и сказал, что нужно срочно искать «валыну», ехать в ту деревню и шкурить местных за невидное оскорбление «вора». «Ствол» ему, конечно же, нашли. Но кто-то из добрых людей тут же цинканул об этом, куда следует, и Оглоблю принял УБОП с «валыной» на кармане. По приговору суда Оглобля заехал обратно в «зону», и больше я о нем ничего не слышал.

Так вот этот Механ тоже определялся на роль местного «авторитета». Получалось это у него не очень. В частности, у него произошел какой-то бытовой конфликт с покойным трактористом незадолго до убийства. Механ пытался на тракториста давить базаром, но был послан с указанием конкретного пункта назначения. Авторитет Механа падал, не успев толком подняться.

Узнав всё это, местные опера притащили Механа в райотдел и стали задавать ему вопросы по поводу конфликта с трактористом, алиби на вечер перед убийством и т.д. Механ вертелся, как мог, но всё сходилось на нём. «Колись, как ты тракториста ломиком замочил» - подвели итоги беседы опера. Механ «колонулся» и дал показания о том, как он на почве ссоры вечером подкараулил тракториста, ставившего после работы трактор на пустынном машдворе, и нанес ему удар ломиком в висок, а ломик потом выбросил в речку. Дело приобретало совершенную ясность, в связи с чем следователь местной районной прокуратуры сначала задержал Механа, а потом предъявил ему обвинение в умышленном убийстве и избрал меру пресечения в виде содержания под стражей.

Где-то через месяц следователь получил заключение судебно-медицинской экспертизы, в котором с ужасом прочитал, что смерть тракториста наступила от проникающего огнестрельного пулевого ранения в голову. Никакого удара ломиком не было, потому что при вскрытии судмедэксперт (другой, не тот, который выезжал на место происшествия), обнаружил в голове самодельную пулю типа «жакан» 16 калибра. Почему следователю сразу не сообщили о такой причине смерти, осталось загадкой (вероятнее всего потому, что первый судмедэксперт просто забухал). Но факт остался – причина смерти оказалась совсем другая, чем та, о которой давал показания Механ, к тому времени, если вы помните, уже месяц сидевший под стражей.

Ситуация отчетливо выглядела как незаконный арест, за который в то время следователя и районного прокурора должны были заслушать на «совете стаи» (коллегии прокуратуры области) и по результатам этой «заслушки» запросто могли уволить. Плюс – убийство тракториста всё равно надо было раскрывать. С целью установления истины по делу была создана следственно-оперативная группа, куда вошел «важняк» (следователь по особо важным делам прокуратуры области), прокурор-криминалист и пять оперов из «убойного» отдела УУР УВД области.

Эта группа выехала в район и поселилась там, потому как поставленная им задача предусматривала возвращение домой только после стопроцентного раскрытия.

Опера пошли по деревне по второму кругу, но на этот раз беседовали с людьми более вдумчиво. И это дало результат: один из местных поведал, что у Механа есть родной младший брат, и у этого брата дома хранится обрез, во всяком случае, еще до убийства тракториста, брат Механа этим обрезом понтовался у себя дома. Тут же была получена санкция и вся бригада выехала в дом брата, где тщательно и методично стала производить обыск. Удача улыбнулась сыскарям – обрез 16 калибра нашелся заныканным на чердаке дома.

Дальше стали работать с братом Механа, который далеко не сразу, но всё-таки дал расклад о том, как Механ примерно за полгода до убийства оставил ему на хранение этот обрез, а вечером перед убийством тракториста зашел к нему и обрез забрал. Вернул он его на место уже ночью.

Совокупность собранных доказательств полностью изобличала Механа в совершении убийства тракториста. Уголовное дело было направлено в суд, где Механ был осужден к восьми (если мне не изменяет память) годам лишения свободы. Справедливость в данном случае восторжествовала.

За прошлый пост «Еще раз про спецназ» меня покритиковали, причем, на мой взгляд, достаточно правильно: так получилось, что я выкладывал на Пикабу только те истории, связанные со спецназом, из которых кажется, что там служат только залетчики по «синьке», да и вообще не очень хорошие люди.

Справедливости ради хочу отметить, что в 90-е пили все и пили много: и опера, и следователи, и прокуроры, и спецназ, и судьи… А как пили судьи! Но что-то я отвлекся… В общем, те залеты «по синей грусти», которые были изложены в моих историях про спецназ, можно вспоминать долго и упорно, и в них будут фигурировать мундиры всех расцветок.

На самом деле спецназ в 90е делал много нужной и опасной работы. Я не беру сейчас во внимание постоянные командировки на Северный Кавказ, а именно работу по месту постоянной дислокации, то есть дома. Одну небольшую зарисовку про повседневную работу спецназа в 90-е сейчас и изложу.

В конце 90-х годов, в один из дней конца апреля, мне, в то время старшему следователю прокуратуры области, позвонил Василий Васильевич – заместитель начальника отдела по борьбе с бандитизмом УБОПа (сокращенно этот отдел называли запросто – «бандитский»). С Васильичем и ребятами из «бандитского» отдела мы тогда вместе плотно работали по группировкам, окопавшимся в небольшом городке, где процветали спиртовики (городок уже был описан мной в предыдущих историях). Он сообщил мне, что в УБОПе имеется информация о том, что на следующий день в городке будут пытаться «отработаться» (то есть совершить заказное убийство) братья Кривоноговы – Игорь и Илья. Я уже слышал за этих братьев: они были погодки, было им тогда по 24-25лет (что-то около этого), были они отморожены на полголовы и входили в группировку авторитета по кличке Сарай. Васильич предложил мне поехать с УБОП в городок, чтобы в случае удачной «приемки» (то бишь задержания) братьев Кривоноговых сразу начать их «крепить» (то есть собирать доказательства) на те «заказухи», на которые мы их примеряли. План был интересный, я испросил разрешения у своего начальника отдела и отзвонился Васильичу с согласием.

На следующий день рано поутро мы выдвинулись в городок. Ехали на трех машинах – давно ушатанных УБОПовских тонированных наглухо «девятках». В одной ехали мы с Васильичем и двумя операми с его отдела, в другой – четыре собровца в камуфляже, в третьей – три собровца, но уже по гражданке. Старшим у СОБРов был Серегин – я с ним был уже хорошо знаком, они участвовал почти во всех «приемках» по моим делам в этом городке.

Серегину в тот момент времени было уже хорошо за сорок, и мне, тогда не достигшему еще «тридцатчика», он почему-то казался уже пожилым человеком. В прошлом он был борец, в армии был даже чемпионом ВДВ по самбо, потом служил в милиции и в начале 90-х попал в СОБР. В первую чеченскую он был ранен дважды: сначала его контузило где-то под Ведено, вроде бы, а во время мартовского заплета в Грозном в 1996 году он получил пулевое ранение в ногу. Среднего роста, но очень крепко сбитый, он обладал узнаваемой борцовской походкой и несколько флегматичным характером. Авторитет в СОБРе у него был беспрекословный. Говорили, что у него было полно боевых наград, но я точно утверждать не могу – сам он об этом никогда не говорил, а ходил он всегда либо в гражданке, либо в камуфляже без знаков различия.

Приехав в городок, мы зашли в местное отделение УБОПа и стали ждать сигнала. Он пришел где-то ближе к четырем часам дня: братья Кривоноговы на своей «восьмерке» засветились у одного модного в городке кабака. Опера с «бандитского» отдела повели их и по рации цинканули, что походу братья движутся в сторону своего дома. Васильич принял волевое решение – принимать.

Мы прыгнули по «девяткам» и погнали к дому братьев – в первой машине также ехали четыре собровца в камуфляже с автоматами и один в гражданке, во второй – Васильич, Серегин в гражданке, еще один собровец в гражданке и я. В общем-то, мне, как следователю, ехать на задержание было вовсе не обязательно, но остаться в конторе, когда все погнали на «приемку», я просто не мог – молодой был и дурной.

Буквально через 10 минут мы уже заезжали во двор обычной «хрущевской» пятиэтажки, где проживали братья Кривоноговы, СОБРы в камуфляже первыми, мы – за ними. И тут в рации закричали ребята с «бандитского» (где они стояли, я тогда не увидел): «Впереди у вас «восьмерка» темно-синяя, захват!». «Три семь семь, захват!» - крикнул в рацию Васильич позывной собровской машины, ехавшей перед нами. В этот момент темно-синяя «восьмерка» медленно ехала по дорожке вдоль дома впереди, видимо, водитель думал, куда приткнуться.

Четверо СОБРов в камуфляже с автоматами выскочили из своей девятке на ходу, подбежали к неспешно ехавшей «восьмерке» и открыли в ней обе двери, причем произошло всё это почти мгновенно. «Восьмерка» сразу остановилась, как уткнулась в невидимое препятствие, потому что двое СОБРов слева уже вытаскивали Игоря Кривоногова – старшего брата, бывшего за рулем. А вот Илья, младший брат, оказался проворнее – он как-то умудрился выскочить из машины и побежал вперед, вдоль дома. Только пробежать он успел метров пять-семь, двое других СОБРов настигли его и моментально уложили на землю. Причем в правой руке у Ильи была темная спортивная сумка, которая при укладывании по инерции выпала и пролетела вперед еще на метр, где и упала. Игорь уже стоял на растяжке у левого крыла «восьмерки», а Илью собровец фиксировал на земле лицом вниз руками за спину. Сработано было чисто и без всякого шухера. Так мне тогда показалось. Причем СОБРы сработали так быстро, что всё произошло даже быстрее, чем вам потребуется времени, чтобы прочитать этот абзац.

Мы с Васильичем и Серегиным вышли из нашей машины, навстречу уже бежали два опера с «бандитского», в руках у одного из них была видеокамера – сбор доказательственной базы прежде всего.

Я и Васильич сразу подошли к сумке, которая вылетела из руки Ильи. За понятыми бегать было не надо: в теплый апрельский день во дворе было полно бабушек, уже занявших стратегические позиции на лавочках. После двухминутного уламывания две самые смелые из них подошли с одним из оперов, они и стали понятыми. В их присутствии была расстегнула сумка. «В цвет!» - буркнул Васильич – в сумке лежал АК-47 с примкнутым магазином. Начали осмотр, уже предвкушая много интересного.

В это время я заметил, что Серегин своей валкой борцовской походочкой вернулся к «восьмерке», у которой стоял на растяжке Игорь, и сказал блокирующему его собровцу: «Что-то сильно расслабленно он у тебя стоит». Собровец поправил ноги Игоря, поставив их пошире.

Потом мы еще минут десять осматривали сумке с автоматом, когда вдруг все услышали крик: «Стоять, стоять!!!» и выстрелы. Обернувшись, мы увидели, что Игорь бежит от «восьмерки» вглубь двора, а карауливший его собровец стреляет в его направлении одиночными из автомата. Все, в том числе и я, повыхватывали пистолеты, стали целиться в убегающего Игоря, кто-то даже успел пару раз выстрелить, когда раздался громкий повелительный крик Васильича: «Не стрелять никому, там Серегин!». Я опустил ПМ и увидел, что вслед за Игорем действительно бежит Серегин. От борцовской походки увальня не осталось и следа, потому что Серегин не бежал, он просто летел. У Игоря было метров 20-25 форы, и бежал он достаточно быстро – молодой и здоровый парень. Но Серегин заметно настигал его, когда они оказались у забора расположенного во дворе детского садика. Игорь притормозил на мгновение и перемахнул забор (он был высотой где-то 170-180 сантиметров), подтянувшись на двух руках. А Серегин вообще не притормаживал, он просто перемахнул забор сходу, в каком-то невероятном прыжке. После этого Игорь и Серегин скрылись где-то в качелях-каруселях детского садика. Два собровца с автоматами уже бежали с одной стороны вдоль забора садика, а Васильич с ПМ-ом и второй его опер – с другой, когда из-за угла показался Серегин, ведущий Игоря на загнутой руке, лицом почти что на уровне земли. Можно было продолжать осмотр.

Кстати, он дал много интересного. В «восьмерке» мы нашли ТТ с патронами, две шапочки с прорезями для глаз, тонкие черные нитяные печатки и сканер, настроенный на милицейскую волну.

Затем стали производить обыск в доме братьев (да-да, неотложный, без санкции прокурора, которая требовалась в то время), обыск дал нам кучу патроном и гранату Ф-1.

В общем, сработали удачно, за одним исключением: впоследствии выяснилось, что оба ствола, изъятые у братьев, ни на одной «заказухе» засветиться еще не успели. Поэтому все наши попытки примерить братьев на совершенные убийства были заранее обречены на неудачу. Братья сели просто за незаконное хранение оружия.

Вечером в зональном отделе УБОПа за рюмкой чая все очень живо обсуждали дневные события. Только Серегин сидел за столом, флегматично ухмылялся и ничего не пил. Я спросил у Васильича: «А чего Серегин не пьет?», Васильич засмеялся и сказал: «Он по трезвому голыми руками человека просто так убить может, а ты представляешь, на что он по пьянке способен?». Больше я таких вопросов не задавал.