Егор Куликов ©
Вот так вот, помнишь-помнишь о каком-то важном дне. Знаешь, что надо человека поздравить. Помнишь за месяц. За неделю помнишь… даже за день помнишь, а потом наступает этот самый день и все забывается. Затем приходится кусать локти, извиняться и поздравлять уже с «прошедшим». Примерно так же чувствовала себя вся администрация, которая находилась как раз на грани и уже покусывала локти.
В душном кабинете (а май выдался аномально теплым) из угла в угол метался глава поселения. В окно, точно так же стучался толстый шмель.
- Я не могу помнить все сразу. Не могу! У меня всего одна голова. – Бесился Борис Валерьевич, вытирая платком потный лоб той самой головы.
Он провел рукой по редким волосам, которые в свою очередь отказывались ложиться и топорщились как антенны, словно их кто наэлектризовал.
- Почему вы об этом не подумали? – задавал он риторический вопрос, делая акцент на «вы». – Мария Павловна, вы как мой секретарь после этого никуда не годитесь. Ни-ку-да.
Мария Павловна опустила взгляд, принимая вид виновной и покорной ко всему. Режьте меня, ведите на плаху, я это заслужила. По крайней мере, выглядело все именно так.
- А вы чего глаза попрятали? – обращался председатель к заму и депутатам. – Как можно работать? Как можно работать одному и все держать в одной голове? Как может население быть нами довольно, если мы даже элементарного выполнить не можем? Как? Как? – продолжал он сыпать риторические вопросы, расхаживая по кабинету и понимая, что ответа не дождется. Да и не ждал он ответа. Больше говорил лишь бы выместить злобу и ненависть. Стоит отметить, что после двадцатиминутного разноса администрации, после тысячи сказанных слов и трижды выжатом платке, волоски председателя все-таки улеглись на блестящую лысину.
Борис Валерьевич замер после очередной тирады, сунул руки в карманы пиджака и только сейчас понял, что пиджак наглухо застегнут. Обозлясь еще больше, он чуть ли не оторвал с корнями пуговицы, расстегнул пиджак, сел за свой стол, что стоит в углу и замолчал. Просто смотрел в дальний угол и молчал. Никто не решался разорвать тишину. Только ничего не подозревающий шмель, бился о стекло толстеньким мохнатым тельцем, искренне не понимая, почему он все еще не у полного нектаром цветка, а в этой душной комнате с взволнованными людьми.
Через некоторое время Борис Валерьевич понял, что никто не даст ему ответа, поэтому и действовать снова придется самому. По крайней мере, выдвинуть инициативу, а там пусть делают что хотят.
- Итак, господа. И дамы, - добавил он, пронзив взглядом Марию Павловну. – Как бы там ни было, а ситуация есть как есть. Девятое мая уже вот-вот… на подходе. Оно уже чувствуется. Сделаем вот как. Так как все мы проморгали эту дату, то я даю вам полное управление. Разбирайтесь, как хотите, делайте что хотите. А хотите, вообще ничего не делайте. Я устал от вас. Честное слово устал. Не выберут меня на следующий срок, так вот знайте, что и вы потонете вместе со мной. Будет новый председатель, который приведет новую команду, а вы пойдете на улицу. И даже вы Мария Павловна… да-да, не думайте о том, что пересидели здесь уже четвертого…
- …пятого, - пробурчала Мария Павловна.
- Пусть будет пятого. Так вот, не думайте, что вы останетесь. Я можно сказать, лично поспособствую тому, что бы этого больше не случилось. И ведь хорошо, что я вспомнил! – вернулся Борис Валерьевич к прежней теме снова раскаляясь с каждым словом. – У нас ведь и календари висят с красной датой. И смартфоны у всех есть, где тоже отмечена эта дата. Да и сами мы выходные свои планируем, зная, что девятое мая празднично-выходной день. А представьте, что было бы, если бы я не вспомнил. Что тогда? Что? – опять риторические вопросы, на которые никто даже не удосуживался отвечать. – Тогда бы население осталось без парада. Безе шествия. Без концерта. Короче, делайте что хотите, но я в этом мероприятии не буду принимать, ни малейшего участия. Счастливо оставаться.
Борис Валерьевич подошел к окну.
- Может свежий воздух вам придаст идей. – Он с хрустом распахнул деревянную раму. Бархатный шмель, почувствовав ветерок, расправил крылья и помчался прямиком к пышным цветам вишни, что распустилась прямо под окном. Борис Валерьевич некоторое время дышал сухим воздухом, затем развернулся как заводная игрушка, отчеканил пару шагов до двери и, помахав на прощание мокрым платком, еще раз повторил главную мысль. – Если прошляпите, потонем все.
Открыл дверь и вышел.
Треснутые половицы, сбитый угол тумбочки, муравей, карабкающийся по ножке стула вдруг стали не так интересны, как при речи председателя. Собравшиеся начали поднимать глаза, как бы ощупывая и проверяя друг друга. Не было произнесено ни единого слова, но давние коллеги легко общались молча. Мария Павловна закуталась в платок, словно замерзла, тем самым сказав, что она не хочет ничего делать.
Евгений Евгеньевич наоборот, развел руки в стороны, мол, дела у нас не очень хорошие, но надо из этого выходить.
Заместитель Василий Александрович, задрал брови к потолку, чуть позже, за бровями последовали и зрачки. Этим он говорил всем, что устал и согласен даже потонуть, лишь бы ничего не делать. Тоже уйти с этого места, сложить полномочия на чужие плечи просто ждать, как Борис Валерьевич.
Роман Вадимович бегал от одного лица к другому, как бы прося помощи. Его острый, слегка горбатый нос напоминал клюв птицы, которая так же смотрит по сторонам боясь быть проглоченной дворовым котом.
И только Ярослав Вильевич, для всех просто Вильич, сидел, скрестив руки, с закрытыми глазами. Его грузное тело расплылось на стуле как кучка песка, если ее высыпать на пол.
Когда все уже нагляделись и порядком надоели друг другу, то со временем взгляды приковывались к Виьичу. Он как магнит, своим спокойствием притянул сначала один взгляд, затем второй, третий… и когда все присутствующие открыто пялились на него, он, словно почувствовав это, распахнул глаза:
- Ситуация, действительно сложилась скверная, - начал бубнить он в усы, подрагивая вторым подбородком. – Я знаю, что никому ничего не хочется делать, но делать надо. Итак, - он тяжело поднялся. – Маша, тебе разве не приходила разнарядка?
- Приходила.
- И?..
- И отправила им план. Скопировала с прошлого года и отправила.
- Понятно…
- Я всегда так делала, - пожимая плечами, недоумевала Мария и поправляла платок. – Я это делала еще, когда сюда работать пришла. А Лариса Васильевна, которая работала до меня, тоже так делала. Она меня, в общем-то, и научила. Да и девятым маем всегда Борис Валерьевич занимался. А теперь решил на нас спихнуть.
- Ясно. Понятно. – Недовольно сказал Вильич. Застегнул на огромном пузе пуговицу пиджака, достал платок из нагрудного кармана и прошелся им от шеи до блестящей лысины. – Итак, делать вы ничего не хотите, так? – ответа не последовало, но Вильич опять же, легко понял своих коллег. – А делать все равно придется. Борис Валерьевич правильно сказал. Если потонет он, то и мы все последуем за ним. Итак, Роман Вадимович, если я не ошибаюсь, то ты у нас в прошлом году чего-то организовывал.
- Было дело… было, - и острый нос вновь начал прощупывать пространство.
- Тогда на тебе будут какие-то артисты и конкурсы. Это чтоб люди не скучали. Маша, на тебя ложится самая ответственная часть, но ты с ней легко справишься. Что у нас там, в прошлом году было?
- Парад был…
- Парад? – засуетился Василий Александрович, понимая, что он, как заместитель, должен будет больше всего работать.
- Ну как парад, - тут же поправилась Мария Павловна, - Собрались кучкой, взяли пару транспарантов, пару фото своих предков, дошли до памятника, там сказали пару слов и, в общем-то, все.
- Это лучше. Это явно лучше.
- Отставить разговоры, - вклинился Вильич. – Маша тебе надо растрепать всему селу, что в десять утра, возле школы будет собираться парад для того, чтобы идти к памятнику. Понятно? – Мария Павловна недовольно кивнула, но главное что кивнула. – Дальше нам надо найти ветеранов и сделать им какие-то подарки. Можно даже нанять такси, пусть отвезет их к памятнику, где они выступят или просто послушают. Мы от администрации чего-то подарим им, дети станцую, споют, расскажут стихи – неважно. Так, Евгений Евгенич это будет на тебе. Ты у нас тут с рождения, должен всех знать.
- Кривоухов Демьян Анатольевич, - тут же предложил Евгений Евгенич.
- Он сорокового года, какой из него ветеран, - вмешался заместитель.
- Тогда предложите вы? – вызывающе спросил Евгений Евгенич.
Все задумались. Вновь воцарилась тишина. Теплый ветер сквозь открытое окно покачивал прозрачную тюль. Залетела большая зеленая муха, наполнив комнату протяжным звоном. Естественно все свободные взгляды блуждающие по стенам, тут же устремились на муху. Около двух минут люди наблюдали, как толстенькое насекомое плавно летает по комнате, изредка присаживаясь на стены, прочищая крылья и вновь отрываясь от поверхности, улетало в пространство. Сделав почетный круг, муха вылетела в открытое окно.
- Никого что ли не осталось? – слегка испуганно спросила Мария Павловна.
- А списки там какие-нибудь у нас есть? – спросил Вильич, мутным взглядом буравя секретаршу.
- Какие-то есть. Но я их в глаза, ни разу не видела
- А как было в прошлом году?
- В прошлом к нам с района приезжала комиссия. У них и списки были и подарки были. И приезжали они к нам еще в апреле.
- И?
- Что и? И увезли они эти списки с собой.
- Дела.
Евгений Евгенич приподнялся, вздернул руку, как будто решил сказать мировую истину, но тут же сел.
- Говори. – Не вытерпел Вильич.
- А если по домам пройтись. Помните, раньше таблички такие были: «Здесь живет ветеран ВОВ».
- Тысячу лет уже эти таблички не видела.
- Тогда надо самых старых найти. Поспрашивайте у своих родителей.
- А это идея! – пошатнулся Вильич. – Пока что это единственное дельное решение. Я сейчас же позвоню. И вы звоните.
Все похватали телефоны. Только Роман Вадимович вновь завертел своим клювом, встал с места и убежал, на ходу крикнув:
- Мне надо готовить парад.
- Вот паскуда! - бросил вдогонку Вильич.
Увлеченные телефонами они и не заметил, как в кабинет, мышкой вошла полненькая женщина. Испугано осмотрелась, поправила широкую панаму и решила подождать в дверях, пока хозяева закончат дела.
Вновь первым опомнился Вильич. При разговоре, он едва-едва прикасался телефоном к уху, чтобы лишний раз не потеть. От этого ему приходилось вслушиваться, что говорит его мать. И снова, из-за этого, ему казалось, что если он плохо слышит, значит плохо слышно и его. Оттого-то он и орал в трубку.
- Да кто-нибудь мама! Спроси у своих подруг, друзей! Да не нужны мне все старики! Не будет подниматься пенсия. Мама, ты вообще слушаешь меня!? Мне нужны вете… - в этот момент он увидел скромную женщину. Наученный многими ситуациями мозг, тут же вышел из ситуации, - ...ринары. Мне мама, нужен ветеринар. Мой Барс заболел. Ладно, мама, пока, наберу позже. Я вас слушаю? – учтиво сказал Вильич и одним движением выдвинул стул.
- Спасибо, я ненадолго. – Все также скромно сказала женщина. – Извините, что отрываю вас от дел. Понимаю, сейчас у вас много работы. Я просто зашла спросить, будет ли какое-то торжественное вручение грамот ветеранам или нет?
Вильич только набрал в грудь воздуха, чтобы начать запутывать следы, как женщина продолжила:
- Дело в том, что мой отец, он ветеран войны, ему прописали в больницу лечь, но он не хочет ложиться до праздника. Хочет, как бы это сказать, собрать лавры. Вы его извините, возраст и все такое… Если ничего не будет, то мы тут же в больницу ляжем, а если будет, то потерпим. Он сказал, что с легкостью вытерпит. Вытерпел войну и это вытерпит.
С каждым словом испуганной женщины, губы Вильича, да и всех присутствующих расплывались. Вначале косые взгляды, а после, нескрываемые улыбки засияли на лицах.
- Как вас зовут?
- Тамара.
- По батюшке?..
- Тамара Денисовна.
- Я снова извиняюсь. А фамилия? - Вильич как крупный карп в мутной воде, подплыл к женщине, взял ее за руку и все-таки усадил на стул.
- Жига Тамара Денисовна.
- Очень приятно. Безумно приятно. Вы не стесняйтесь. Сейчас мы вам все расскажем. На самом деле у нас планируется грандиозный праздник. Вы ведь понимаете, ветеранов осталось не так много. – Вильич слегка потряс телом, дернул головой в сторону и кто-то, сообразив, подставил ему стул. Не отпуская руки Тамары, Вильич расстегнул пуговицу пиджака и присел на стул, продолжая держать женщину за руку, словно собирался делать ей предложение. – Их с каждым годом… да что там с годом. Их с каждым днем становится все меньше и наша задача, сделать так, чтобы они запомнили эти дни. Вы тут, извинялись, что ваш батюшка хочет собрать лавры. Никогда. Запомните, ни-ког-да больше за это не извиняйтесь. Мы сами обязаны им постоянно дорожки мести, перед тем как они идут. Торжество будет разделяться на два пункта. Вначале будет парад. Ну, по-старинке: транспаранты, шествие, школьники, пара венков… что я вам говорю, вы ведь и сами все знаете. Затем будет концерт возле памятника неизвестному солдату, где естественно все ветераны будут награждены. Кстати, у вашего отца есть знакомые ветераны? Может быть, мы кого-то упустили. Всякое может быть. А может быть он ветеран без документов, а у нас в стране ведь как? Без бумажки ты… впрочем, это вы тоже знаете.
Тамара Денисовна раскраснелась от такого приема. Свободной рукой сняла панаму, помахала ей как веером.
- Мы ведь всего полгода у вас живем. Первый раз на параде будем. Вряд ли отец мой успел с кем-то познакомиться. Старики, они ведь сильно прирастают к земле. На новом месте плохо приживаются. Да и отец мой не особо общительный, плюс ходить ему тяжело.
Вильич округлил глаза и теперь точно стал похож на рыбу. Больше смахивая на толстолоба – вытянутые губы, усы, глаза навыкате.
- Я боюсь это предполагать. Нам надо свериться со списками, но боюсь, что ваш отец может быть последним ветераном у нас.
- Как?
- Да-да… вы не переживайте, все будет как в самой столице. Вам не придется никуда идти. Мы пришлем за ним такси, которое отвезет его к памятнику.
- Он хотел пройти парад со всеми.
- Тогда такси будет ехать очень и очень медленно. Не стоит ему ходить. На улице солнце жарит, а здоровье ему надо беречь. Беречь надо. В его возрасте это уже не шутки. Сколько Денису…
- Валерьевичу.
- Да-да, сколько?
- Девяносто пять будет.
- У-у-ух… - Вильич наиграно прислонил ладонь к вспотевшему лбу. – Всем бы нам хотя бы дожить до такого возраста. Тамара Денисовна, даже не противьтесь, он поедет на такси. Машину будет двигаться вместе с шествием, так что он ничего не упустит. Постараемся найти с кондиционером, а то в машине тоже как в печке. Оставьте мне свой телефончик и адрес. Мы все организуем.
Снова кто-то подсуетился, и ручка с листком бумаги оказалась в руках у Вильича.
- Спасибо вам Тамара Денисовна, что зашли. Не переживайте, все будет. Мы все организуем. А потом, после парада, сообщите нам, и такси доставит его до больницы. Всего доброго Тамара Денисовна.
Женщина пятилась задом к дверям, слегка кланяясь и часто кивая.
- Спасибо вам огромное.
Спустя несколько минут тишины, Вильич повернулся к коллегам.
- Ситуация выправляется, - улыбнулся он. - Маша, быстро ищи в списках или где ты там ищешь. Короче мне плевать. Поспрашивай, обзвони знакомых, уточни у подруг, проштудируй почтальонов. Только главное быстро. Проверь, есть ли еще ветераны. Если нету, то ситуация наша как нельзя кстати. Надеюсь наш курносик не подведет с концертом. Потому что если этот, как его там Жига Денис Валерьевич действительно последний ветеран, то действовать надо быстро. Маша, после того как проверишь, на это тебе полчаса, не больше. Сразу начинай трепаться, что у нас последний ветеран на селе. Пусть все знают. Ему дорогу должны лепестками роз устилать сами жители. И поверь моему опыту, если он последний, то так и будет. У нас не так много времени, так что все делаем быстро.
Вильич достал платок, смахнул пот с лысины, повесил пиджак на спинку стула, а сам уперся о подоконник, поглядывая на цветущую вишню, где мохнатые шмели ковырялись в белых бутонах. Немного отдышавшись, он раздал указания, в том числе и самому заместителю. Когда все были заняты работой, и в кабинете никого не осталось, Вильич уселся на свой прежний стул возле стены, сложил руки на груди, закрыл глаза и задремал.
***
Майское солнце уже с самого утра разогрело шершавый асфальт перед школой. Ученики группками стекались, где на том же асфальте было расчерчено место постановки каждого класса. В назначенное время директор сказал пару напутственных слов, после чего колонна, взяв красные транспаранты и фото воевавших родственников, медленно двинулась к памятнику.
Ленивая змея из людей, под палящим солнцем пересекала село и с каждым поворотом, впитывала в себя все больше людей, становясь чуточку шире и чуточку длиннее.
Рядом с шествием, как и говорил Вильич, ехала машина с единственным и последним ветераном на селе. Все… буквально все теперь знали Жигу Дениса Валерьевича. За эти два дня Мария Павловна хорошо поработала и теперь не осталось в селе человека, кто бы не знал последнего ветерана. Ребята из школы, восьмого мая, убрались возле его дома и прибили именную табличку.
Шествие пришло к памятнику; солдат в шинели и с ППШ в руках сурово оглядывал вновь прибывших. Свежие цветы усеивали постамент. Венки с пластиковыми цветами не успели выгореть, отчего яркими пятнами смотрелись на фоне серого бетона.
Курносик не подвел. Концерт был, наверное, лучшим за последние года. Ну, это и не удивительно, ведь чествуют последнего ветерана на селе. А это, весьма важное событие. Помимо выступления председателя, директора школы, учителя по истории, главного магната села Дроздова и многих-многих других сельчан, был концерт. Дети рассказывали стихи, пели, играли на музыкальных инструментах. Тут же, слева от памятника полевая кухня раздавала всем порцию гречневой каши с тушенкой и наливала фронтовые сто грамм. Песни военных лет бесперебойно играли нагоняя на людей скорбь и жалость к людям, кому удосужилось пройти этот путь. А осталось их, немного.
В самом конце, опираясь на трость, на невысокую сцену вышел последний ветеран на селе. Его грудь блистала от медалей и орденов. Говорил он тихо, часто причмокивая губами. Выразил огромную благодарность администрации и жителям села, что они помнят ветеранов. Бережно относятся к предкам и чтут подвиги давно минувших лет. Помнят о людях, кто прошел через ад. И они полностью подтверждают слова, красной медью блистающие под памятником «Никто не забыт, Ничто не забыто».
В общем и целом, праздник удался. Головы администрации были спасены. Мария Павловна, видимо, переживет еще не одного председателя. Сам же председатель, Борис Валерьевич, был крайне доволен своей авантюрой и хитрой улыбкой одаривал коллег.
В теплом воздухе помимо звуков музыки кружили шмели. Нагруженные сладким нектаром они едва летали, перетаскивая свои тельца в пространстве. Маневрировали между плакатов и людей. Бились о поднятые флаги. Падали и снова взлетали.
Атмосфера праздника витала над селом. И где-то там, в далеком крохотном домике, пенсионер и ветеран Шилов Геннадий Александрович отворил окно. Он едва передвигался на инвалидном кресле. Не осталось у него родственников. В войну выжил. И в мирное время всех пережил.
Сухая рука дернула створку окна, и теплый воздух смешался с воздухом застоялым и слегка сыроватым. В окно тут же влетел толстый шмель и присел на ручку кресла. Переполз на морщинистую руку старика, взобрался по пальцам на самую вершину и, как бы свалился в пропасть. В полете расправил крылья и едва успел подняться ввысь до того как встретится с полом. Сделав по комнате круг почета, шмель присел отдохнуть на пиджак увешанный орденами и медалями. Несколько минут насекомое отдыхало на золотой звезде, после чего вновь сорвалось в пропасть и вылетело в окно. Вылетело туда, где царил праздник. Где последнего ветерана на селе чествовали и поздравляли. Где возле памятника неизвестному солдату раздавали гречку с тушенкой. Где рассказывали стихи и пели песни дети. Где взрослые прислонив руки к груди вспоминали рассказы своих родителей. Туда, где учились помнить. Туда, где медным отливом блестели буквы «Никто не забыт, ничто не забыто».
P.S.
От автора:
Больше всего обидно за то, что это полуправдивая история. И реальная история была куда хуже и неприятнее.
Паблик
