Про советских офицеров знаю много и рассказывать не хочу. Вот разве что один случай, хороший такой.
Дело было в конце восьмидесятых. На Невском, в театре эстрады, давали концерт Михаила Щербакова. Передо мною сидели два офицера, советские, какие же ещё. Крупные, подтянутые, в безукоризненной форме. Подполковники. Наверное, в академию тыла приехали учиться. Сидели с прямыми спинами, молча, почти не двигаясь. Аплодировали когда положено. И это было удивительно.
Тут следует сделать отступление и сообщить, что Михаил Константинович Щербаков ― солнце русской поэзии и вершина бардовской песни, да ещё такая, что выше некуда. На его концертах всегда полные залы, но вот что касаемо публики…
Как сказала одна весьма образованная, но несмотря на это не утратившая жизнерадостность девушка ― сплошь депрессивные неудачники. Я рискну встать на защиту публики и замечу, что сходство, возможно, лишь внешнее ― нечесаные головы, бледные лица, нервные пальцы, желтые зубы, потёртые свитера, взгляд с рождения познавшего мир как череду тягот и обид. Всё это ведь может быть напускным или случайным? А иной публики на таких вечерах не встретишь. Упомянутая девушка, попавшая на концерт из-за неземной любви ко мне (любовь зла), в последующие тридцать лет ни разу, однако ж, не согласилась. А тут целых два подполковника, да ещё так внимательно слушают, неудачникам впору поучиться.
Ситуация прояснилась в антракте. Зажёгся свет, депрессивные печально отправились курить.
― Это что же за шансон такой? ― заговорили между собой подполковники, ― Ни одной нормальной песни, вообще не понять ни черта. Весь вечер насмарку, а ещё билеты. Тьфу.
И ушли. Не любят подполковники творчество Михаила Константиновича, не знают и знать не хотят. По ошибке забрели, на афише было написано, что шансон будет, оказалось ― не тот. Но как они сидели! Всё первое отделение! Не шелохнувшись! Вот это, доложу я вам, воспитание! Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче...
