Моя мама стала часто болеть. В 1958-м году [весной] я уехала по вербовке. Мне тогда было 17 лет. Мне сначала отказали, потому что несовершеннолетняя, брали [только тех], кому 18 лет. Мне очень хотелось уехать. У меня была старшая сестра, её звали Зоя, она 1939-го года. Но ей ещё года не было, она умерла. Через год [после неё] я родилась в 1940-м году, [родители ребёнка] опять назвали Зоя. Я её [сестры] свидетельство о рождении видела у мамы в сундуке. Я его забрала украдкой от мамы, пошла в райцентр и завербовалась. Мама меня не хотела отпускать, но я уехала. Собрала чемодан, обулась в лапти и поехала на заводской машине в райцентр в назначенный день. На вокзале было очень много девушек, которые уезжали по вербовке. Посадили нас в вагон на пригородный поезд до Канаша. А в Канаше на другой поезд до Москвы. Я первый раз села на поезд, когда паровоз загудел и тронулся, у меня всё внутри защемило. Я уезжала очень далеко от дома, дома мама одна, жалко было себя и маму. Слезами глаза наполнились, почему-то очень страшно стало.
Приехали в Москву, столько много народу, накупили баранок, сушек, большой батон за 28 копеек. Когда приехали в Изоплит [Тверская область], в конторе нас оформили на работу. Стояли как дикари в лаптях, кто в калошах. Нас заселили на Жуковском посёлке в частном доме у тёти Дуси Виноградовой. Нас было 18 человек. Вся комната обставлена железными койками, прохода почти не было. Жили дружно. По вечерам вязали, вышивали, тёте Дусе помогали в огороде. Но она жадная была, сад был большой, много яблонь, мало угощала яблоками. Ночью, когда она спала в маленькой комнате, мы выходили через окно и воровали яблоки. Она со старшим сыном очень часто ругалась. Он нас угощал яблоками, говорил: «Не бойтесь матери, я тут хозяин».
Работали на болоте, ворочали торф, сушили, собирали пни, грузили торф в вагонетки. Работа была тяжёлая, особенно ворочать торф, нагнувшись, целый день. Очень сильно болела спина. Работали с апреля до октября, осенью уезжали домой, нам паспорта давали на 6 месяцев. Деньги экономили на еде, надо было обуваться-одеваться. Брали на работу чёрный хлеб и чай.
Когда приехала домой, сшила себе платье из штапеля, из саржи, сшила фартуки. Портниха из сукна пальтишко сшила. Маленько приоделась, была радостная. Зимой снова пошла на завод работать, грузить картошку до весны. Весной 1959-го года наш председатель колхоза мне не разрешил вербоваться. Но я не растерялась, поехала за счёт другого колхоза [уже по своим настоящим документам]. Тот колхоз от нас за 12 километров был. Когда к тому председателю пришла, рассказала о себе, и он мне выдал справку. Пришла в райцентр к вербовщикам и снова завербовалась, чтобы уехать. Когда наш председатель узнал, сказал: «Ох, какая… всех обманула».
Снова я в Изоплите. Но в этом году мы жили в общежитии, я работала на багере [тип экскаватора]. Специальная машина копала ковшами торф. Когда торф поднимался по ленте, надо было ловить пни, чтобы не попали в бункер. Лето быстро прошло, снова вернулась домой. Зимой снова на заводе работала, но в этом году меня взяли в цех. Работала на складе картофельном. Спускала понемножку картошку в желоб, где текла вода. И вот эта вода тащила картошку на мойку, а с мойки по барабану на тёрку. Вот так картошку обрабатывали на крахмал. На складе было холодно, склад не топился. На складе была одна, бегали крысы, было страшно. Что делать, куда мастер поставит, там и надо было работать.
(тринадцатый лист рукописи)
Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.
P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.
