Новый год… Самый крутой из праздников, который каждый старается встретить дома, в семье, ну или с близкими ему людьми, чтоб весь год потом с ними тусоваться. И что хорошего? Скука!
Весь вечер торчишь за столом, набиваешь себя новогодними, как считает жена, изысками, да так, что лень рукой-ногой двинуть… Ну, салют из окна посмотришь, поскольку на улицу выйти не комильфо по причине этих самых изысков, что покоятся в тебе тяжелым камнем… Да телевизор до утра, где на каждом канале одни и те же рожи, купившие эфирное время. Правда можно еще «Иронию судьбы» посмотреть, для тех, кто подзабыл - показывают, но я его и так каждый год смотрю до тошноты, и отлично помню всё до мельчайших деталей.
И главное, не можешь себе позволить того, что позволяют все нормальные люди в Новый Год… Это я про выпивку. Конечно, на «сухую» не сидим, но за каждой новой рюмкой стоит ястребиный взгляд моей жены, которая тщательно следит за тем, чтобы я не «потерял» лицо. Ощущение такое, что я у себя на работе, в «наблюдательной» палате, но только, увы, в роли своих подопечных. И когда новогоднее празднество совпало с моим дежурством, я был несказанно рад, поскольку лучшего места для праздника, просто не найти.
Я – санитар в психиатрической больнице. Работу свою люблю, можно сказать отдаюсь ей полностью, с фанатичной преданностью. А что? Работа не пыльная, оплачивается сносно, поскольку считается вредной. А чего там в ней вредного? Не я ж эти препараты горстями глотаю, а мои подопечные! Да и в «форме» я постоянно, а как же! Кого-то поднять, перенести, скрутить, ну и чего греха таить, печень на место вправить, если вылезла…
Еще армреслинг уважаю, да так, чтоб – на лопатки и зафиксировать это состояние смирительными вязками - к кровати. И снова, тишь да гладь. Короче, работа – не бей лежачего! К слову сказать, никогда лежачих не бью. А за что? Они ж лежат... Встанут разве, так снова уложишь, из жалости,…чтоб не бить. Вот такая работа. Хорошая! «Человек это звучит – гордо!», прям с меня списали, ну, это когда я на работе. А дома…эх! Ну не про это речь, а про Новый Год.
Накануне с работниками нашими скинулись на выпивку, распределили чего кому нести, ну там, салатики, колбаски, рыбки, насколько ему бюджет позволяет. В основном, конечно, санитарки за стол этот самый отвечают, не мужское это дело, мелочевкой заниматься. Наше дело – серьезными напитками украсить праздник и настолько, чтобы до утра хватило, дабы не отвлекаться от «работы», бегая за добавкой.
К нашей радости на вахте - Кошёлкин, даже прятать ничего не пришлось. Кошёлкин – мужик с понятием, сам любитель попраздновать, особенно там, где наливают нахаляву, чтоб только молчал.
Возле медпоста у «наблюдательной»* стояла уже наряженная санитарками искусственная елка, чтобы медперсонал, да и сами пациенты могли окунуться в праздничную атмосферу. Баба Маня лепила на окна снежинки, вырезанные из салфеток, а Любочка - молоденькая сестричка-практиканточка, развешивала елочные гирлянды по стенам. Врачи уже давно смотались по домам и мы – медбратья кинули жребий, кому по каким отделениям пробежаться, поскольку санитарок мы оставили заниматься более полезным делом, а именно – готовить стол к празднику.
В общем, взяли препаратов, чтоб в новогоднюю ночь клиентура не отвлекала, кастеты - в карман халата, так просто, чтобы были и, разбившись по двое, пошли на разведку. Зашли в «буйное». Всё в порядке - орут, как и положено буйным. Вязки проверили – крепко, до утра выдержат. Обещают покромсать в салат, но увидев шприц, смущаются и умолкают. Ну, вкатили, кому по дозе аминазина, кому – галоперидолчик, а кому и коктейль из этих чудодейственных препаратов, чтобы ужастики не мерещились. Попрощались до утра и двинулись в сторону - к «военкомату»**. Что-то подозрительно тихо… Все лежат в кроватях, как примерные больные. А лица напряженные. Очень, очень подозрительно... Заставляешь всех встать. Нехотя встают и после нескольких минут обыска, в кровати находишь три бутылки водки и смотанного «коня»***, очевидно, сердобольные родственники через окно посылку передали. Забираешь «коня», оставляешь один пузырь, к общей радости палаты, и идешь дальше.
По дороге за нами увязывается Сидор Петрович, маленький сухонький старичок с седой острой бородкой, похожий на «бабушкиного» серенького козлика из детской песенки. Сидор Петрович – тихий параноик, постоянно таскающий с собой стакан с водой, когда-то давно, нажравшись до скотского состояния, подпалил дом, заснув с сигаретой. Первое, что он увидел, придя в сознание, так это – стакан воды, который вылили ему в лицо, приводя в чувство. С тех пор, Сидор Петрович тронулся умом, то ли от того, что надышался гарью, то ли его шмякнули головой обо что-то, когда выносили из горящего дома, но сам Сидор Петрович считал, что именно стакан воды его и спас от пожара, и поэтому никогда не расставался с ним, предлагая его всем, кого не встретит на своём пути. Он здесь живет уже лет двадцать и стал любимцем и помощником санитарок, отвечая за уборку душевых и туалетов. Короче, обежали всех, а тут и мужики наши из женского отделения вернулись.
Чтоб не портить себе праздник, решили «съехать» вместе с ёлкой от «наблюдательной» - к «военкомату», а чтоб «наблюдаемые» наблюдались, посадили Сидора Петровича со своим стаканом. Ему я доверяю, как себе - надежный мужик, хоть и «тронутый».
До Нового Года еще час, так что мы по-быстрому расселись, чтобы успеть спровадить старый. На всякий случай зашли в «военкомат» предупредить, чтоб вели себя тихо и не барагозили, пригрозив «нарушением режима». Мобильники отключили, чтоб «домашние» от «работы» не отвлекали.
Достали радио, нашли нужную волну с шансоном и проводили старый год первым тостом. Закусили. Второй тост за тот же год не заставил себя ждать. Как-то быстро закончилась бутылка… Распечатали.
Военкомовские подтянулись. Сказали, чтоб – тихо. Обещали. «Принудиловка»**** робко выглянув из палаты, попросила, чтоб радио сделали громче. Ну, нам жалко, что ли? Сказали, чтоб только – тихо, ну если мы – громче. Обещали. Третья бутылка за старый год чё-то уж совсем быстро «ушла»... Выгнали военкомат - самим не хватает, пригрозив «нарушением».
Баба Маня сказала, что за Новый Год она уже пить не сможет, поскольку при ее давлении – восьмая рюмка ей только навредит, и она пойдет в подсобку - «покемарит», а уж мы – молодые обязаны в новогодний час выпить не только за свою новую жизнь, но и за новую жизнь её, бабы Мани.
Любочка расстроилась, напугавшись, что осталась один на один с четырьмя мужиками. «Принудиловка» так и торчит в дверях, «грея» уши. Ну пусть торчит, главное - тихо. Чтобы Любочка не скучала, пригласил на танец. Покрутили, нашли нужную волну с вальсами. «Принудиловка» просит вернуть шансон. Пригрозили отправить в «буйное» – ушли.
Баба Маня вернулась за стол, отметив, что ей никак не «кемарится», из-за чувства ответственности перед подопечными. Любочка повеселела. «Военкомовские» просятся к «принудительным» на батл в карты, ради праздничка. Ради праздничка разрешили, предупредив, чтобы – тихо.
Пришел Кошёлкин. Ну, выпили, всё честь по чести, теперь уж за - «новый». Сидим, беседуем. Икаем… И черт дернул тут Ваську – санитара из «буйного», спросить, есть ли в кобуре Кошёлкина пистолет. На что Кошёлкин показал Ваське кобуру, полную леденцовых конфет и сказал, что бросил курить благодаря леденцам, но курс полного отказа от курения еще не прошел и поэтому его кобура всегда полна конфет. А пистолета он вообще в глаза не видел, и кобуру эту носит, потому, как начальство велело – положено по инструкции.
Васька и давай над ним смеяться, дескать, стрелок конфетный. Слово за слово – сцепились. А Васька-то – качок бывший, два на два размером и кличку ему питомцы наши дали – «квадроцикл»… И Кошёлкин размером - с кобуру свою. Вот смеху! Кошёлкин прямо, как бульдог вцепился в Ваську – не оторвать… Да злой такой… Мы пытались было растащить их, но бесполезно. А тут я, как назло, под руку подвернулся и Васька – бац мне в глаз. Я, конечно, умом понимаю, что не хотел он, но сердце ж от обиды кипит… Я ему в ответ - по носу, он снова в глаз, я – в ухо. В общем весь ночной «патруль» подключился… Все друг друга волтузят, по полу катают. И ссора ерундовая, но ведь и не остановишься теперь! Еще трусом посчитают! Любочка в углу зажалась, от страха повизгивает. А баба Маня схватила швабру, да и колотит по спинам всех, без разбору.
Тут Сидор Петрович прибежал, да – хлоп, водой из стакана в Кошёлкина, тот и остановился. И что мол, случилось? Из-за фигни повздорили… Сели, выпили на «мировую», полегчало. Ну, пришли немного в себя, а возле палат своих весь спецконтингент собрался, ставки делают – забьют Кошёлкина до смерти или нет… Баба Маня шваброй всех по местам разогнала, даже Сидору Петровичу досталось за то, что пост покинул.
Шансон включили - облагородились маленько. Любочка монетку мне к глазу приложила, ну после уж, как Васька, поганец, мне засветил. Ладно, хоть, что в таком месте работаю, частенько бывает, кто рукой заедет, кто ногой, жена уж привыкшая, про фингал не спросит. Ну, в общем, давай всем по новой наливать, праздновать, водку-то, с запасом брали! Тут, баба Маня сказала, что, пожалуй, еще пару-тройку рюмочек нарежет, поскольку, за Новый Год она так и не выпила.
«Принудиловка» снова вылезла, мол, праздник хороший, а сидим скучно. Не знаю, как им, нам-то вроде неплохо… Но можно б и поярче… Предложили к параноикам и тихим шизам завалиться, где даже без водки всегда весело. Там, как в театре, каждый при своем образе, каждый в своей ситуации. Только дверь к ним отворили, как те демонов с архангелами заприметили. Нам прямо не по себе стало, оглянулись – нет никого… Осторожно спросили, есть ли среди них кони? Оказалось, что – все, кроме двух – "Минина" с "Пожарским". Предложили им Кремлёвскую ёлку посмотреть, ну а чтоб быстрее было - доскакать до «Кремля» на лошадях. Те обрадовались, и давай седло просить. Ну, оседлали, подушку – под зад, типа, седло, и к ёлке поскакали.
Баба Маня увидела этот эскадрон, да так и охнула, подумав, что «белые» город захватили. Креститься давай… А тут крестись не крестись, а мы уже вот они – близко… Любочку собой закрыла да шваброй вооружилась, на всякие «пожарные». Ну, подскакали поближе, «коней» решили напоить. Налили каждому по рюмашке, а «кони» уж и сёдла посбрасывали да в свои родные образы вернулись.
"Наполеон" слезу пустил, прощения просит за то, что Москва из-за него сгорела. Потом давай валить на "Кутузова", дескать, нельзя так кардинально вопросы решать, зазаря города палить. "Петр 1" живо выудил из кармана носовой платок и ловко соорудив из него повязку, перевоплотился в "Кутузова", язвительно подметив, что и Франции от него тоже урон, поскольку вместе с Москвой спалил он и "Жанну Д,арк", что в женском отделении лежала.
"Ленин" стал канючить, сигаретку просить, ведь в прежней жизни он никогда не курил, но благодаря "Иосифу Виссарионовичу", его бес попутал и теперь без сигаретки за страну Советов ему никак не думается.
"Иосиф Виссарионович", стоявший до этого молча, ни с того, ни с сего, накинулся на "Троцкого" и попытался задушить его подушкой, за что, "Судья" совместно с "Прокурором" вынесли решение увести его в палату и назначить наказание в виде уборки «колымы».
"Иван Грозный", хлебнув запретного зелья, кинулся было в сторону женского отделения, где по его словам томилась «Казань», но баба Маня, ловко подставила ему «подножку» шваброй и царь, растянувшись на полу, «переродился» в "Рыбу-Кит" из ершовской сказки, и собрался уже «плыть» в комнату, где хранились передачки от родственников, но был пойман в сети «военкомовскими» и насильно отправлен на рыбозавод, что находился по соседству с «колымой». Он брыкался и визжал, умоляя отпустить его в синее море, но "Судья" был непреклонен и "Рыба-Кит" отправилась на консервы - в палату, где получив вкусную приманку в виде пилюли феназепама, безмятежно уснула на своей кровати. Дурдом, короче!
Ночь еще в самом разгаре, а бухло закончилась и мы, санитары, лихорадочно соображали, стоит или нет, брать спирт, хранившийся в сестринской комнате. Пока мы решали, из той самой спорной комнаты донеслись подозрительные звуки, похожие на скрежет. Я и Васька помчались в сестринскую, где у входа натолкнулись на Судью, стоящего на «стрёме» и, оттолкнув его, обнаружили "Прокурора" с "Наполеоном", пытающихся ложкой открыть металлический шкаф с дезинфицирующими средствами. Под угрозой переезда в «наблюдательную», они послушно направляются на выход, бросив напоследок печальный взгляд на шкаф, набитый «вкусняшками».
Мы с Васькой переглянулись и плюнув, будь, что будет… живём один раз...открыли заветный шкаф со спиртом. Отлив добрую половину в колбу, мы долили в банку воды, чтоб не было заметно, и с победными криками Тарзана, возвратились за стол. Баба Маня, положив под голову швабру, мирно дремала на диванчике, что стоял неподалеку от стола, но при нашем приближении бодро вскочила, будто и не спала вовсе, и протянула стакан.
Любочка, не привыкшая к длительным возлияниям, была заботливо устроена в подсобку и предусмотрительно закрыта на замок. Возле ёлки, взявшись за руки, водили хоровод «тихие», подобрав себе образ детей и пели песенку про одинокую ёлочку, срубленную лесником под корешок.
«Военкомовские» совместно с «принудиловкой» стояли у стола, вопросительно глядя на заветную колбу, ожидая приглашения «догнаться», но Кошёлкин, хлопая рукой по кобуре, дал понять, что на сегодня для них праздник закончился. Выражая явное неудовольствие, страждущие, бурча под нос проклятья нам и нашим семьям до седьмого колена, разошлись по родным пенатам, а мы продолжили «чаепитие».
Разбодяжили колбу, чтоб хватило на дольше и всё… Что было дальше, не помню, ей богу! Провалился враз, со стакану. Очнулся от стука. Ёпрст, там же Любка закрытая! Встать не могу, почему-то…Ноги-руки не слушаются, в глазах – звёзды мелкие, сушняк такой жёсткий, что язык к нёбу прилип и голова гудит, как бубен.
Голову приподнял. Мать моя! Это чё ж тут было-то?! Бардак такой, будто тут табун быков проскакал. Мебель вся перевернута, местами поломана и всё, что было на столе – бутылки, тарелки – всё на полу. Там же вповалюшку санитары лежат, зафиксированные смирительными жгутами и Кошёлкин, усыпанный конфетами, на котором спала парочка из «тихих». Это кто ж наделал такое?
Баба Маня спит стоя, оперевшись на швабру…и ёлка лежит…в смирительную рубашку спелёнутая… - Эту-то за что? – думаю я, морщась, и пытаюсь что-то крикнуть, но язык, как сухой лист, во рту не поворачивается, и вместо звука слышится шипение… Нестерпимо хочется пить… И вдруг я вижу перед своим носом стакан с водой, протянутый заботливой рукой… - Сидор Петрович, - соображаю я, - спаситель ты мой…
В общем, гульнули по «полной»! Баба Маня, оторвавшись от своей подпорки-швабры, открыла томившуюся в подсобке Любочку и, не обращая внимания на нас, вместе с Сидором Петровичем, быстро привели помещение в первозданное состояние, будто здесь и не происходило празднование, и быки не совершали свою миграцию через режимный объект.
Позже, когда мы пили спасительный чай в сестринской, баба Маня рассказала, как после колбы со спиртом мы, санитары, «полетели» на Марс ловить тамошних психов, и будучи в состоянии «невесомости», начали крушить больничное имущество, за которое, к слову, отвечает баба Маня.
Будучи человеком жалостливым и до каждой твари чувствительной, она, находясь в трезвом уме, поскольку ей за шестьдесят лет жизни и не такое приходилось пить, и добытое из сейфа зелье её не пробрало, как и Кошёлкина, которому попросту его не досталось (и слава, Богу!), совместно с Кошёлкиным предприняли всё возможное для спасения космонавтов, потому, как ракетное топливо давно на нуле и приземление могло закончиться катастрофой, связали нас смирительными жгутами. Кроме того, пришлось скрутить и ракету, поскольку проклятые гуманоиды, водившие возле неё хоровод, никак не хотели покидать космодром, крутясь и выведывая государственные секреты.
С тех пор, я отмечаю Новый Год дома и под любым предлогом отказываюсь от ночных дежурств в праздничные дни, особенно, если они выпадают в новогоднюю ночь.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*НАБЛЮДАТЕЛЬНАЯ ПАЛАТА - палата, где содержатся больные, нуждающиеся в особом надзоре;
**ВОЕНКОМАТ - призывники, направленные психиатром для определения годности к военной службе;
***КОНЬ - способ нелегальной связи с помощью веревки, лески для передачи предметов, воровской почты;
****ПРИНУДИЛОВКА - палата, где содержатся лица, отправленные на принудительное лечение.
