Она протискивается сквозь эту прореху, вышагивает в твой дом, смотрит на тебя растерянно широко распахнутыми зелеными глазами. Девочка-подросток в ночнушке до пят. Волосы растрепаны, сбиты в пушистые колтуны, в них застряли травинки, хвойные иголки, колючие шарики репья. Протягивает к тебе свои тонкие, как молодые ветви, руки.
Холод мурашками бежит от локтей к лопаткам. В груди скрипит заржавевшее чувство, отдает в зубы. Ты слышишь, как на твоей кухне раскатисто смеются Стыд и Мораль. Съёживаешься, отступаешь, пятишься вглубь дома, упираешься в стену. Девочка шагает к тебе, обвивает руками ребра, сжимает, прижимается. Ты слышишь, как Тревога на кухне вскрикивает, роняет половник на пол.
Тело девочки холодное как камень, от ее ночнушки пахнет речной тиной, песком, илом, мхом, твое дыхание застревает в глотке, желудок изнутри давит на сплетение ребер. Толкаешь спиной стену, скидываешь девочку с себя, вырываешься на кухню.
Тревоги нет. Недоваренный суп остывает. В форточку нервно курит растрепанная Истерика, красные ногти обкусаны, заусенцы кровоточат, пальцы дрожат, она визжит:
— Неееееееет! Ты сошел с умааааааааа! Это невозможно!
Воздух трясется от писклявого звона ее голоса. Стыд и мораль стучат вилками по столу. Перед глазами все плывет, стол наклоняется, ты падаешь. Ловишь ладонями пол — не поймал, проваливаешься в темноту.
Темнота проглатывает тебя, ты падаешь, чувствуешь, как потоки воздуха обнимают тело, как немеют ноги.
— Что происходит? Это сон? Почему я не просыпаюсь? Что там внизу?
Твой мозг тонет в яде вопросов, они отравляют твое тело, ты чувствуешь, как потоки воздуха обретают форму щупалец и сжимают тебя. К тебе присасывается Страх. Ты стараешься набраться мужества, но он сильнее, проникает холодом за кожу, сводит кости. Ты терпишь, стискиваешь зубы, вспоминаешь про уважение к Смерти.
Резкая вспышка. Солнце прямо над твоей головой. Горячая мелкая галька жжет спину сквозь футболку, щекочет ладони. Встаешь. Разноцветные теплые камушки прилипли к пальцам: белый — округлый, серый — с прожилками, оранжевый, почти прозрачный. Оглядываешься по сторонам: горный лес, распоротый рекой, за твоей спиной — каменистый холм, чуть впереди и ниже — река. Видишь силуэт в белой ночнушке: обхватила колени, сидит на берегу.
Под твоими ногами шуршит галька, пылит земля, берег реки порос травой: осока, одуванчики, чертополох. Мох забрался на крупные валуны, камни острые — чувствуешь сквозь кроссовки. Ты уже в двух шагах. Замер.
Оглянулась. Глаза огромные в пол-лица, синие-синие, ресницами хлоп-хлоп, смотрит на тебя, улыбается, голову чуть наклонила, перебирает тонкими пальцами пряди волос, выуживает из них шарики репья, вытаскивает травинки. Уронила взгляд на колени и подняла, облизнула губы, обнажила зубы, смеется беззвучно, плечи подрагивают.
— Как спалось? — голос тихий, шершавый.
Отвернулась, смотрит на воду. Ветер треплет ее волосы и ночнушку, река ревет.
Что происходит? Почему глаза стали синими? Как я здесь оказался? В голове стучат вопросы, ты пытаешься пробраться по канату воспоминаний назад, в привычную реальность, он обрывается на кухне.
Вдыхаешь, пахнет летним зноем, хвоей, разогретыми камнями, рекой. Спускаешься к воде. Зачерпнул в ладони, бросил в лицо: стылая, свежая, хлебнул — пресная, чистая, сводит десны, прокатывается по горлу, выходит мурашками между ключиц.
Смотришь на нее, сидит, перебирает что-то на коленях. Подходишь ближе — почувствовала, смотрит снизу вверх, протягивает тебе две игральные карты: честность пик и уважение червей.
— Выбирай! — улыбается зелеными глазами.
Уважение червей? Кому нужно уважение червей? Эта мысль щекочет тебя, ты протягиваешь руку, чтобы взять честность. Замираешь. Думаешь: а что я выбираю?
— Смелей, не трусь! — девочка смеется.
Ее смех топит тебя в странном чувстве, по лицу расползается жар, во рту пересохло, в груди скрипит. Ты хватаешь карту «уважение». Под ногами берег реки расходится черной трещиной, темнота всасывает, тянет тебя вниз.
Ты на кухне. Из трещины в полу торчит хвост судового джутового каната. За столом Стыд хлопает в ладоши, трясет вторым подбородком, поднимает большой палец на обеих руках, кивает, снова хлопает, жир на руках дрожит как желе. Старуха Мораль выгнула спину, облокотилась на стол, подперла кулачком свое сморщенное как печеное яблоко лицо, а второй рукой, как веером, помахивает картой: уважение червей.
Ты слышишь вой за спиной, поворачиваешься, видишь, как Истерика припала к какому-то ящику в коридоре. Черт! Это гроб! Истерика поворачивается к тебе, ее лицо в красных пятнах, нос распух, губы дрожат. Ты видишь: на большом гробу — маленький, детский. Истерика всхлипывает:
— Они обе. Обе. Надежда, милая Надежда. Ох, Сострадание…
Всклипы переходят в рыдания, рыдание в вой, вой в звон. Тебе хочется зажать уши, но в груди что-то ржаво лязгает, ты разворачиваешься, подскакиваешь к столу, откидываешь ногой пустой стул, хватаешь Стыд за его жирное, расплывающееся под твоими пальцами горло, рычишь.
Он закатывает глаза, трясет руками, как будто пытается взлететь. Ты хватаешь одной рукой со стола карту треф, засовываешь в его полуоткрытый рот, орешь прямо в жирную рожу:
Слышишь треск справа, поворачиваешься — старуха упала со стула, лепечет, отползая в глубину кухни:
— Что за агрессия, так же нельзя, нехорошо…
Поворачиваешься к Стыду и видишь девочку. Твои руки сжимают ее тонкую шею, она как рыба беззвучно хлопает бледными сухими губами, вцепилась холодными пальцами в твои запястья, из ее испуганных синих глаз по щекам текут слезы. Задыхаешься. Разжимаешь руки. Отступаешь назад. Проваливаешься в трещину.
На берегу. В этот раз острые камни вгрызлись в лопатки и спину. Встаешь. Она неподалеку, у самой воды, склонила голову, растирает шею, ветер треплет ее волосы и ночнушку, закручивает спиралью вокруг тонкого тела. Ты подходишь ближе.
Она не поворачивается, смотрит в сторону, брови нахмурены. Вглядываешься в ее лицо, кажется — и не подросток она вовсе: черты тонкие, скулы острые, кожа бледная, морщинки в уголках глаз усталые, тело тонкое, хрупкое, но плавное, гибкое.
— Кто ты? Что происходит?
— В кармане джинсов, — ворчит недовольно, отворачивается.
Лезешь правой в задний карман, достаешь две карты: бубны терпения и честность пик.
— Что это? В чем смысл загадки?
— Сам решай, — смотрит на тебя синими глазами обиженно, исподлобья.
Тебе становится смешно от всего этого бреда. Ты смотришь на две карты в своих руках, вертишь — привычные игральные карты, рябая обложка в красную и зеленую полоску, так выглядит туз: черное сердечко с хвостиком по центру, а вместо буквы «Т» слово «ЧЕСТНОСТЬ», с двух сторон в зеркальном отражении, на второй — красный ромбик и слово «ТЕРПЕНИЕ».
Карты в твоих руках превращаются в бумажные клочки, ветер усиливается, вокруг кружат обрывки листов в клетку, в линейку, белые, желтоватые, холщовые и цветные стикеры. Ты различаешь слова: «честность» на белом, «уважение» на желтом, «терпение» на синем, «мужество» на зеленом, «вина» на красном. Ты смеешься. Бумага превращается в сухие листья, сжимаешь два больших кленовых в своих ладонях, они шуршат, щекочут твои пальцы, рассыпаются в труху.
Воздух становится шершавым, колет кожу трухой листвы, в глаза и ноздри набивается сухая пыль, ты чихаешь, кашляешь, пытаешься отвернуться от порыва ветра, но он крутится спиралью.
— Стоп! — выкашливаешь со злостью.
Всё замирает. Красно-коричневые частички пыли застыли в воздухе, блестят на солнце, переливаются охрой и золотом, раздвигаешь их руками — разлетаются, толкают друг друга с еле различимым звоном, замирают снова. Вышагиваешь из колючего облака.
На берегу пусто. Оглядываешься по сторонам. Вздрагиваешь, увидев ее за плечом. Лицо так близко, смотрит на тебя пристально, тяжелым взглядом черных глаз. В грудине что-то трескается, по внутренностям растекается кипяток, топит легкие, ты чувствуешь тепло и облегчение.
Она отводит глаза, улыбается, показывает рукой в сторону реки. Ты поворачиваешься — видишь на месте горного потока черную трещину, распарывающую лес и долину. Она шагает к трещине, зовет тебя за собой, протягивает руку, улыбается. Берешь ее за руку, пальцы холодные как лед, тонкие, хрупкие, кажется: сожмешь чуть крепче — и рассыпятся как сухие листья. Твое тело горит изнутри, ты чувствуешь, как жар движется по венам и артериям, наполняет желудок, выходит через кожу. Когда вы подходите к тому, что было рекой, ее рука согревается в твоей.
Берег реки поросший травой, обрывается чернотой. Валуны крупные, камни острые — чувствуешь сквозь кроссовки. Заглядываешь в глубину. Ничего. Темнота. Пинаешь камень ногой, он проваливается в трещину, пропадает без звука.
Смотришь не нее — улыбается, прикрыла глаза, дышит глубоко, будто наслаждается запахом пустоты. Принюхиваешься. Ничего особенного: мох, трава, лесная влага, нагретые солнцем камни, еле различимый запах ее кожи — миндальный.
— Каково это — быть смертью?
Отпустила твою руку, повернулась, рассмеялась, провела рукой по волосам:
— Неплохо, очень даже занимательно.
Она кивает. Тебе не хочется уходить, солнце ласкает плечи сквозь футболку, жжет переносицу, застывшие травинки на берегу сложились в причудливые узоры, похожие на волны.
Ты чувствуешь крепкие горячие ладони на лопатках, падаешь в пустоту.
Ты на своей кухне. Никого. Светает, по небу кляксами расплескались фиолетовые облака, подсвечены розовым. Распахиваешь окно. В дом прокрадывается запах свежескошенной травы, птицы свиристят.
Ты видишь, как на полу затягивается трещина, перекусывает джутовый канат, растрепанный обрубок вздрагивает и затихает.
На столе листок, написано от руки мелко, буквы кругленькие под наклоном:
«Смейся над стыдом. Будь сострадателен к Морали — убей старуху быстро. Помни об уважении червей ;) Оставь сухие слова.
Увидимся. С нежностью, твоя Смерть».
Берешь шершавый листок, от бумаги пахнет тиной и сладким миндалем.
