Я русский, гражданин России, по-русски говорю, по-русски думаю. Вы мысли мои читаете, лайки ставите, комплименты пишете. По всей видимости, я, получается, человек не самый глупый, думы мои близки вам. И я вот эту свою русскую думалку напрягаю и вообще не понимаю: зачем мне Херсон?
Россия его захватывала, но он мне не был нужен. Россия из него ушла, но мне не жаль, ведь он мне не был нужен. Россия говорила, что не уйдёт из него, но ушла. Я мог бы возмутиться этому факту, если бы мне был нужен Херсон, но он мне не нужен. Я ничего не приобрёл с Херсоном и ничего не потерял без него. И то же самое - с Харьковом. И то же самое - с Киевом. С Одессой. С Донецком. С Луганском. С Крымом.
Мне говорят: оно должно быть НАШЕ, российское. Слово "наше" означает принадлежность, собственность. Но я не понимаю, что значит НАШЕ, по отношению к целому городу с миллионным населением, например. Как он в принципе будет *принадлежать*? Кто из конкретно *их* и кому из конкретно *нас*, это как, это что?
*Наш* - это значит, можно зайти и всё взять, что хочешь? Нет ведь, кто хочет не может взять, что хочет, но если бы и мог, то мне и этого не надо. Я не хочу ничего там *брать*. Нет ничего такого из того, чего мне было бы надо от Украины, чего бы я не мог бы от неё получить вот так вот запросто, до 2014 года.
Приехать и погулять по красивым городам, получить любовь и дружбу местных жителей, навестить часть семьи, вкусно поесть и потанцевать, посмотреть музеи, послушать классных музыкантов, повести время в компании открытых весёлых людей...я всегда это получал. А это всё, что мне было нужно. В этом смысле Украина всегда была *моей*, а я был *её*, ровно настолько, насколько нам обоим было комфортно.
Что ещё было надо? Мне - ничего. Мне не досталось ничего, из того что там отняли, я не претендовал на это, не хотел этого, был против этого.
Мои мудовые российские соотечественники сугубо для себя, сначала без моего ведома, а потом - при моём активном несогласии отняли у украинцев многое: ресурсы, территории, дома, время и деньги, вещи и инфраструктуру, сёла и города, но самое священное - жизни... солдат, гражданских, мужчин, женщин, детей, животных, всех существ.
А у меня они отняли Украину. Да, я чувствую потерю. Не как диванный патриот - потерю Херсона, где даже не был и никогда не будет. Но то немногое, насущное, осязаемое и необременительное, что я всё таки хотел получать от этой гостеприимной страны, всё это мне сейчас обоснованно недоступно. Как россиянин, я не разбогател от присоединения Крыма, Донбасса, Херсона. Но я обеднел на целую Украину.
Это не единственная потеря. Как вы видите, я ни разу не абсолютист-почвенник. Мне кажется, что место принадлежит главным образом тем, кто в нём живет прямо сейчас, а границы становятся всё более размытыми. В таком мире я жил до 2014 года. Поэтому я не только бы ушёл (и более того - не приходил бы) в Херсон, я бы и японцев пустил на Курилы. Потому что в Херсоне уже живут люди и нас там не надо, а на Курилах вообще никого нет, мы их и сами не используем и никому не даём. Не было бы для меня потерей, если бы на Курилах появился русско-японский город. Или даже чисто японский.
Но я ощущаю потерю в другом. В самом важном. Людские жизни. Умерший человек уже ни на каком языке ничего не произнесёт и никакой город не населит. Его не вернёшь. Я люблю людей и у меня отняли людей, уволоча их в смерть. Я обеднел на всех этих людей, на каждого из них, обеднел на новую встречу, на несбывшуюся дружбу, на невысказанную любовь.
Кстати, о высказанности. Я обеднел и на живых. На украинцев и крымских татар, на прибалтов и поляков, на их языки, которые теперь долго не услышу вокруг себя. Но и мой язык обеднел тоже. Из него стали пропадать слова. Те, кто так старательно хотел его защитить, защищают его от слов, обозначающих важные события и явления. Мой русский язык тоже истоптан новоязом. Нам запрещают войну называть войной, преступление. - преступлением, негодяя - негодяем, а горе - горем.
И здесь я снова чувствую потерю. Чувствую себя ограбленным. С Херсоном нет, а здесь - да. Я чувствую, что отнимают моё, лезут мне в рот, мне в ум, мне в душу.
Нам запрещают говорить правду, потому что она дискредитирует. Но мы забыли, что это нормально. Что это правильно. Правда ВСЕГДА дискредитирует. Правда о подлости подлеца дискредитирует подлеца, а правда о воре - вора.Я обеднел на целую правду. Правду о важнейших событиях вокруг.
Воры запретили нам говорить, что они воры и они воруют, что они - убийцы и они убивают. То, что мы не можем назвать - не существует. Слова утратили прежние значения и приобрели противоположные. Зло называют добром. Жестокость - милосердием. Порабощение - освобождением. Я обеднел на добро, милосердие и свободу, на возможность их провозгласить.
Независимо от того, кто и как говорит о Херсоне, Херсон продолжает быть Херсоном и быть в том месте, где и сейчас. Но в зависимости от того, кто говорит о Херсоне, в его речи пропадают слова. Я обеднел на свободу слова.
Я обеднел на всё это. И внезапно разбогател снова, как только понял, что вернуть это всё очень легко. И слово свободы, и слово правды, и слово милосердия. И любовь людей. И их радостный смех. Надо лишь ещё раз, в последний раз обеднеть. Каждому из нас. Обеднеть на свой собственный страх.
