Уже почти неделю наш китобой болтало в огромной буре. Под ударами стихии корпус скрипел и стонал, как живое существо, и всем было его искренне жаль. «Потерпи, старина»: мы гладили обшивку изнутри, и корабль послушно терпел, будто сжимая зубы в поисках внутренних резервов. «Юрий Долгорукий» был стар, но, несмотря на это, надежно хранил нас от гибели. Мы ходили на нем уже в четвертую экспедицию, и следующая, пятая, должна была стать последней – слишком уж износился «Юрец» от постоянной работы в экстремальных условиях. Да, можно было сменить паруса, установить новые мачты и рули взамен поломанных, но общий износ корпуса делал любые попытки ремонта нецелесообразными. Было куда проще построить и ввести в эксплуатацию новый китобой, чем по крупицам восстанавливать старый.
Механик, с которым я жил в одной каюте, ворчал, что, мол, вся эта напасть из-за того, что капитан сбрил бороду перед отправкой. Мех сидел на узкой металлической койке, заправленной грязным матрасом, покрытым серой простыней, и наматывал портянку перед тем, как обуться в «гады».
- Жена нашего Кэпа совсем заела. Говорит, побрейся, а то колется, и все такое. Ну, ты сам понимаешь – бабы… - устало усмехнулся он себе в курчавую рыжую бороду, - Вечно им что-то не так. А нам теперь майся с этой бурей.
В этом я с Мехом был согласен. Капитану бриться перед экспедицией – вернейший способ схлопотать неприятностей для всей команды оптом. Вот честное слово – не ходил бы на китобое, не верил бы ни в одну примету. Брился бы, как нормальный человек, не боялся числа 13, и не хранил бы в каюте библию. Однако, здешние боги очень быстро приучали к покорности даже самых несуеверных. У нас был целый пантеон, состоящий из давно забытых языческих богов и мелких духов, придуманных уже нами. Трюмный, например. В нашем представлении он был мелкой злокозненной тварью, которая постоянно портила проводку, истачивала корпус и прочее. Устраивала мелкие диверсии, короче. Задобрить трюмного можно было, только оставив в его владениях мелкую монетку.
Ожили динамики громкой связи:
- Говорит капитан корабля. – его хриплый голос звучал бодро, и это вселяло оптимизм, - Хорошие новости! Я вижу стаю альбатросов прямо по курсу!
Я не слышал остальных членов команды, но понял, что в этот миг у них вырвался дружный вздох облегчения. Альбатросы, в отличие от сбритой бороды, были хорошей приметой. Даже отличной. Это означало, что мы уже почти вышли из бури.
Альбатросы, очень напоминающие с виду огромных бесцветных медуз, водились только на внешних рукавах бурь. Паразиты-путешественники, они дрейфовали по здешним сверхбыстрым течениям в верхних слоях атмосферы, ожидая, пока их подхватит очередная буря, и отнесет далеко-далеко отсюда, возможно, что и вообще на другую сторону нашего газового пузыря – Глизе-18b.
Я почувствовал, как «Долгорукий» сменил курс. Когда по несколько месяцев живешь в прочном корпусе, любой, даже самый незначительный, поворот очень хорошо ощущается, хотя из-за искусственной гравитации это было невозможно. Врачи обследовали нас после каждой экспедиции, но все-таки никак не могли понять, как и чем мы чувствуем свой корабль, и, в конце концов, махнули рукой, оставив все, как есть.
А нам научные объяснения были попросту не нужны. Даже не находясь в рубке, я знал, что мы повернули на три градуса левее. Острые конические паруса, отлитые из крепчайших сплавов, повернулись на мачтах, поймали могучий ветер, дующий со скоростью сотен узлов в час, и преобразили всю его фантастическую мощь в скорость. Нос вспарывал густые облака гонимого ветром аммиака с брызгами жидкого метана. В несокрушимый корпус «Юрия Долгорукого» били исполинские молнии, невообразимые на Земле. Боги местного газового гиганта в очередной раз посылали испытание для жалкой песчинки чужого металла, осмелившейся охотиться в их владениях. Я представил, что колоссальные течения клубящегося белого и фиолетового газа, окружающие нас – это тоже живые злокозненные существа, такие же непохожие на нас, как и все остальные формы жизни в этом мире, и мне стало страшно. Как никогда раньше мне казалось, что эта планета – исполинское живое существо, величественное, чуждое и смертоносное…
Спустя какое-то время наш «Долгорукий» вынырнул из бури, оставив позади небольшой по местным меркам торнадо – размером чуть больше Африки. Мы радовались, как дети, когда «Долгорукий» лег в дрейф, найдя относительно спокойное течение, что должно было вынести нас повыше на пару тысяч километров, туда, где по данным с орбиты должен был находиться кит. На изможденных лицах людей расцветали улыбки. Однако, резко зазвеневшая сирена не дала нам расслабиться, как следует.
- Кит! Приготовиться! – рявкнул капитан по громкой связи, и я, сорвавшись с места, помчался по полутемным стальным коридорам, для того, чтобы вместе с остальным экипажем занять свое место по штатному расписанию. Зверюга оказалась ближе, чем мы думали.
Я, вместе с еще десятью парнями, был гарпунером, а это значило, что мне предстояла самая ответственная задача. Сориентироваться в ежеминутно меняющихся ветрах, навести пушку, и, в итоге, загарпунить кита. Меня захлестнула волна адреналина, но руки были тверды – любое неверное движение могло провалить всю охоту. Промах на сотню миль был обычным делом – при здешних скоростях.
Наверху, в рубке, трудились штурманы и рулевые, вовсю работали компьютеры, просчитывавшие векторы движения корабля, а также скорость и состав окружающих нас газовых течений. Люди орали друг на друга, отдавали команды и выполняли их, выкрикивали цифры, и мучили штурвалы, отвечающие за высоту, курс и управление мачтами. Нам же пока нужно было ждать.
Я плюхнулся в ободранное кресло и включил монитор, стукнув его, когда тот на мгновение замигал, показав мне белый шум. Глаза в этом мире были не нужны, поэтому я не мог рассмотреть кита как следует – это можно было сделать лишь на орбите, когда его как следует «упакуют» и загрузят на рейсовый контейнеровоз.
Надо сказать, что даже мертвый кит – это потрясающее зрелище. По форме он похож на грушу, где утолщение – передняя часть туловища. Из нее растут плавники-паруса, за которые на Земле платят бешеные деньги. Ни глаз, ни ушей, ни других органов чувств – только живой водородный мешок с плавниками. Но какой же огромный и грациозный!
Картинка на мониторе была схематичной. Пока что черный экран был полон помех – зеленых искорок, но вскоре начал преображаться, и показал более-менее понятную картину. Течения, их направление, скорость, химический состав, и, главное – нашу добычу.
Не найти слов для того, чтобы описать, как грациозны киты. Хотелось бы посмотреть на них вживую, своими глазами, запечатлеть моменты их ошеломительного полета в газовых облаках.
Я увидел, что кит играл – то взлетал ввысь на сотни миль, освещаемый тусклым красным солнцем, то падал вниз, почти доставая до слоя жидкой воды, сжатой под неимоверным давлением. Быстрый, непонятный, чуждый, грозный – плоть от плоти этого мира.
«Долгорукий», при всем его техническом совершенстве, казался на фоне кита грубой чугунной чушкой, по нелепой случайности не желающей падать вниз и тонуть. Гарпунеры о чем-то возбужденно переговаривались, но я их не слушал, увлекшийся зрелищем китового полета.
Мы подбирались все ближе и ближе. Медленно, но верно. У меня вспотели ладони, остальные гарпунеры замолчали. Мы находились на носу корабля, на острие событий. Я вцепился в рычаг, управляющий моим гарпуном, и приник к монитору, не отрывая взгляда от кита, не подозревающего, что к нему движется смерть.
- Ещё ближе… - бормотал мой коллега слева, - И ещё…
- Заткнись! – нервно прервал его кто-то, - Не отвлекай!
Десять минут – сто миль. Судя по картинке на мониторах, нас немного болтало, вероятно, из-за неверно выбранного угла наклона парусов. Где-то вдалеке ударила молния, отображенная на мониторе, как черная искривленная полоса, ненадолго заслонившая кита.
Болтанка прекратилась, мы вышли на прямой курс.
Моя голова очистилась от мыслей, я ничего не слышал и ничего, кроме монитора, не воспринимал. Очень скоро «Долгорукий» должен был выйти на дистанцию выстрела – по здешним меркам мизерную – пятьсот метров.
Я начал наводить гарпун, чтобы сэкономить время.
Ближе и ближе.
Нервное напряжение, мокрые ладони, слезящиеся глаза. Мы молчим, сжались в креслах, как пружины, вцепились в рычаги, как будто от крепости хватки зависит наша жизнь.
Китобой прорывается сквозь метан, водород и аммиак к ничего не подозревающей цели. Последние километры самые долгие и мучительные. Туша кита заслоняет уже почти все вокруг. Его плавники широко расправлены – он дрейфует и ловит ими свет умирающей красной звезды.
Я гипнотизирую цифру, обозначающую расстояние до жертвы, умоляя ее уменьшаться побыстрей.
Я уже прицелился. Навел гарпун, взял поправку на ветер, представил, как раскрываются створки орудийных палуб, как содрогается корабль от залпа, как несутся сквозь пространство крючья, как мы фиксируем кита, как капитан дает отмашку, и китобой с трепыхающейся добычей взмывает ввысь, на орбиту. Плавники кита будут судорожно сжиматься и расправляться в попытках найти аммиачный ветер, но тщетно, работа будет выполнена…
Гул.
Низкий гул раздался из динамиков интеркома, превращаясь в высокий свист.
«Рррррррррррууууууууууууууууииииииииииииииииииииии».
- Черт! – в панике заорал мой напарник, и дал залп. Мы все, разумеется, последовали его примеру. Все было так, как я и представлял. Зелеными пунктирами протянулись линии тросов с крюками. Они летели по идеально просчитанной нами и компьютерами траектории, но, увы, пронзили клубящуюся фиолетовую пустоту.
Кит, издав мощный прощальный крик в радиодиапазоне, нырнул вниз, разом на пятьдесят миль, и устремился еще дальше, в воду.
- Чёрт!!! Чёрт!!! Чёрт!!! – орал кто-то слева от меня, и я сам был готов с досады долбануть кулаком по монитору.
Кит почуял нас, и мы промазали. Может быть, во всем была виновата сбритая борода капитана, а может быть, это значило лишь то, что грозные боги газового гиганта подкидывали нам очередное испытание, которое мы должны бы
