Киберпанк

Помещение, в котором я оказалась, было похоже на зал. Вернее, это и был зал. Старинная мебель, колонны, высокие, прикрытые массивными портьерами окна.  Величественная золотая лестница вела наверх. Обычно такие лестницы называли парадными. Кругом было полно людей. Они были такие же голые как я. Старые и молодые, толстые и худые, вольготно расхаживали туда-сюда. Кто-то уютно расположился в кресле и пожирал глазами приглянувшуюся ему обнаженную особь. Но я почувствовала себя очень неуютно. Все они были в масках. Настоящих больших масках, закрывающих не только нос, но и щеки. Именно в этот момент я наконец поняла, что такое полная нагота и беззащитность. Каков бы ты ни был, главное анонимность. Нет лица, нет ответственности и стыда. Все остальное неважно.
Ну что же. На меня, правда, никто не обращал внимания. Я присмотрелась к обнаженным фигурам, гордо расхаживающим по залу.  Они были довольно странными. Но в свете того, что происходило со мной в последнее время, - их появление в моей жизни выглядело вполне уместно. Обнаженные человеческие особи были логическим продолжением всех моих видений. Многие из них были гермафродитами. Я сделала этот вывод рассмотрев разумеется только видимые половые признаки. У многих из них были и грудь,- вполне аппетитные сиськи,- и вполне себе такие не маленькие члены. У кого-то эти члены торчали из-под пуза, у кого-то это был лишь маленький намек на половую альтернативу на аккуратных и подтянутых женских фигурках. Но не все женские особи имели эти странные дополнения. Странные — не совсем определяющее мои ощущения слово. Что странного в членах. Самих по себе. Но в сочетании с женской грудью. Зрелище было довольно для меня необычное.
Хотя что это я. Тут было полно и без членов, и без груди. В смысле без сисек и членов... В моем мозгу всплывало яркое воспоминание детства. Легенды и мифы древности. Меня переполняло такое чувство, что я очутилась на балу кентавров. Было во всей этой картине, во всех этих людях, окружающих меня что-то половинчатое. Я зажмурилась и снова открыла глаза. Передо мной на мгновение появились легендарные греческие создания, гордо расхаживающие по зале, размахивая хвостами, создавая ветер.
– А где администрация? - обратилась я к проходившему-проходившей мимо толстушке-толстяку.
– Пройдите вооон туда, - не удивилась моему глупому вопросу женщина. - Выйдите в коридор, и там сразу дверь. Желтая. Там всё. - улыбнулась толстушка, обнажив красивые ровные зубы. Это было единственное, что можно было рассмотреть. Маски работали. Люди были неопознаваемы.
Я вышла в указанную дверь и увидела столик с коробкой. Она была полна разноцветными, яркими и блестящими масками. Наконец-то, - подумалось мне. Стать полноправным членом общества — разве это не мечта каждого. Влиться, слиться, не выделяться. Я схватила первую попавшуюся. Она была красной с зелеными перьями. Ну красная, так красная, не стала выбирать я и тут же надела ее.
– Какие у вас сегодня сексуальные предпочтения, - услышала я голос за своей спиной. Голос был знаком. Не то чтобы я слышала его каждый день, но явно этот голос я когда-то уже слышала. - Кем вы сегодня себя чувствуете? Мужчиной или женщиной?
Я обернулась. Передо мной стояла худенькая, очень худенькая девушка. Почему я решила, что девушка? Не знаю. Груди почти не было. Небольшой мужской половой орган ненавязчиво показывал, что все на месте. Но силуэт. Фигура была женской, бедра, покатые плечи, да и руки, небольшие с длинными пальцами, указывали на другую половую принадлежность. Она посмотрела вниз. На мой пах. Разочарованно вздохнула.
– Так вы кукла! - протянула она.
– Да, а вы откуда знаете?
– Вы же бесполая. Но проходите, мы рады всем. Развлечения здесь могут найти с любой конфигурацией пола.
– Да, уже да. Без. Бесполая.
Она протянула мне свою узкую ладонь. Надо же. Она кажется хочет пожать мне руку. Я протянула свои корявые старческие пальцы в ответ. На ее левой руке сверкнуло историческое кольцо. Синий сапфир никого не дал бы обмануть. Это было обручальное кольцо принцессы Дианы.
– Кейт, это вы, - почему-то прошептала я и замолчала, во все глаза уставившись на нее.
– Шшш. Здесь я Кэтти. Для конспирации.
– Я не знала, что вы орудуете в таком ммм,- я замялась, не зная как определить это заведение. И мне не хотелось оскорблять изящную принцессу. Упаси боже! Все мы имеем право быть удовлетворенными. Мало ли. Эти люди ведь не виноваты, что имеют... Что имеют то, что имеют. В конце концов не они программируют пол своего рождения. Да мало ли. А удовлетворять себя как-то надо. Не идти же им в обычный бордель. Хм. А есть ли сейчас обычные бордели, почему-то вдруг засомневалась я. - В таком, э, в таком экзотическом заведении.
– Ну какое же оно экзотическое. Все мы должны получать удовольствия. Развлекаться. Отдыхать. - Кейт прям повторяла и озвучивала мои мысли. - Человек создан для удовольствий. Я очень ценю свою роль и свои обязанности. Вы знаете, как трудно каждому подобрать именно то, что принесет ему наслаждение. И не разочарует его. Что вы такое говорите. Экзотическое. Вовсе нет. Все мы люди. И мы такие же, как и все. Модифицированы. Но ведь два лучше, чем один! К тому же клуб содержится на деньги налогоплательщиков.
– Не может быть! Я думала, я полагала...
– Вы думали, что состоятельные люди сами платят за свои развлечения?
– Ну как минимум. Иначе в чем тогда они состоялись?
– Тут вы правы. Но мы не стремимся доказать свою состоятельность и доверяем государству оплачивать нашу.
– Да, да я понимаю. Но может быть хорошая реклама привлекла бы больше членов в клуб?
Кейт, или как тут было принято Кэтти рассмеялась.
– Ну что вы. В рекламе мы не нуждаемся. Наши отделения разбросаны по всему миру. Кто не знает клуб «Убивая котиков». Спросите кого угодно. Мы очень известны и популярны.
– Но я могла бы рассказать избранным, которые еще к вам не попали, все, что вы сочтете нужным показать и рассказать...
– Мммм, - казалось Кейт начала сомневаться. - Вы знакомы с кем-то из...- она замялась, - Восток. Нас интересует Восток. И вообще любая экзотика.
– Да запросто, - улыбнулась я, вспомнив о своей недавней способности попадать куда попало. - Приведу к вам кого захотите. Вы можете назвать конкретные имена, кого бы вы хотели видеть на сборищах,- я замялась и осеклась, — на собраниях клуба?
– Об этом позже. Пойдемте я покажу вам все.
Я вздохнула с облегчением. Вернее, выдохнула. Страх отступил. Пора было спокойно оглядеться вокруг. Кейт была миленькой особью, хотя и слишком худой. Ребра выступали у нее по бокам, казалось, что чью-то найденную мумию, возможно даже из пирамид, вновь обтянули свежей кожей. Глаза ее радостно сверкали сквозь отверстия в маске. Голос звучал оживленно и бодро. Улыбка была как всегда ослепительной.
– Может вам даже удобнее будет одной тут поблуждать? Вас проводить, или вы сами все осмотрите? Я просто не хочу вас сдерживать, смущать и ограничивать. Вдруг в одной из комнат вы сами решите что-то попробовать и присоединиться к компании веселящихся. Не хочу лишать вас внезапного удовольствия. Ведь бывает так, что самое внезапное - самое приятное.
– Кэтти, делайте как вам удобно, - я буду рада любому вашему решению.
А Кейт понимала толк в наслаждениях, подумала я.
– Тогда предоставлю вам свободу. Клуб «Убивая котиков» приветствует вас. Ходите, смотрите, пробуйте, - дала напутствие радостная Кейт и удалилась, слегка покачивая тощей задницей.
– Ни фига себе, я попала. «Убивая котиков». Звучит не радостно как-то. Ну с, где наша не пропадала, в том плане, что где только не пропадала. Пойду гляну стоит ли овчинка выделки.
Я вошла снова в залу, полную обнаженных особей. Но теперь я была одета, а именно отличная маска прикрывала мою личину, и я могла смотреть без всякого смущения. Что же, тут ничего не происходило. Голыши просто ходили, двигались как молекулы в броуновском движении, касаясь, поглаживая и целуя друг друга. У многих в руках были бокалы с шампанским. Впрочем, алкоголь тут явно не ограничивался. Да и алкоголем тут не ограничивалось. Огромный бар самообслуживания занимал место в углу. На высоких стульях строили себе дорожки несколько человек.
Я прошла мимо бутылок, звон которых не остановил меня ни на секунду. Жажда познания и зрелищ двигала мной как центробежная сила двигает смузи в миксере.
Это был огромный дом. Домище. Дворец. Ну что же, посмотрим, чему тут народ радуется и в чем находит удовольствие.
Огромная широкая дворцовая лестница вела наверх. Не теряя ни минуты, я поднялась. То тут, то там мне стали попадаться целующиеся парочки. Видимая половая принадлежность не регулировала этот процесс спаривания. Обнимашки связывали в узлы как парней, казалось бы, так и женщин.
Разберемся, - сказала я себе и пошла дальше. Открыв первую дверь, я попала в залу пуховиков. Тут все было мягкое. Столы, кресла, диваны, полки, стены, стулья, даже камины были обтянуты шелком. Во всех углах, на всех мягкостях пристроились группы людей. Они трогали, гладили, проникали всем чем можно в отверстия других людей, позволяющих им это делать. Девушки с членами накалывали мужчин на свои острые инструменты. Их груди трепыхались. Они меняли мимику в зависимости от настроения и градуса накала происходящего. Все это имело довольно пестрый вид. Девушки были с девушками, мужчины с мужчинами, компания была раскрепощенной и шумной. Они менялись партнерами и ролями. Вот две девушки с огромными членами вкалывали свои причиндалы в одну. Эта одна казалась на первый взгляд обычной женщиной. Она с наслаждением высасывала содержимое у одной, предоставив второй на ее усмотрения свои половые органы. Я даже подошла посмотреть насколько эти органы имели множественное число. При ближайшем рассмотрении я увидела зачатки мужского органа на месте клитора. Надо же. И такое. Ни в чем нельзя теперь быть уверенным. Стоны мешались здесь со смехом, но все было довольно пристойно и даже обыденно. Вот два парня по очереди имели друг друга в отверстия пониже пениса. Да, это были настоящие женские губы. Интересно. Если пара двух гермафродитов живут вместе, то кого они называют мужем? И как определяют жену? Женщины имели мужчин, мужчины с удовольствием принимали кунилингус и от девушек, и от парней. Хм, даже скучно, как обычно. Банальная порнушка. Так, всего лишь детали, и невероятная двойственность пола, а так все, как всегда. Разочарованно я открыла следующую дверь. Тут было тоже самое. Только возраст некоторых из участников был чуть побольше. Не замедляя шаг в попытках узнать кого-то под маской, я прошла дальше. Я шла, блуждая по коридорам и лестницам. В нескольких комнатах было полно зафиксированных голых тел, которые пытались усвоить какие-то свои истины через побои, испытания плетками и шариками в рту.
Ну уж совсем, - снова мысль как серая мышка мелькнула у меня в мозгу. Но тут звуки за следующей дверью заставили меня остановиться. Там плакали дети. Я помедлила. Но животное любопытство толкнуло меня вперед. Я открыла дверь. То, что я увидела было настолько необычно и непредставимо, что я даже подумала о картине. Да. Я бы нарисовала такую картину. Вряд ли бы ее выставил хоть один выставочный зал. Если только Лувр. Вряд ли бы ее взял бы хоть один аукционный дом. Если только Сотбис. Ее даже инстаграм снял бы с экспозиции. Но я бы все равно написала бы такое полотно. И пусть бы оно висело у меня на даче, как «Маха обнаженная» Гойи. Хотя Гойи не было у меня на даче. Но о спрятанной художником картине я когда-то читала. Вот странная вещь - время. Голое тело женщины было когда-то под запретом. Во времена инквизиции. Показать обнаженную бабу было преступлением. Это было тёмное искусство. Инквизиция бдела. Теневое искусство было глубоко подпольно и не показываемо. «Маха обнаженная» Франсиско Гойи не сразу увидела зрителей. Прошла через конфискацию испанской инквизицией. Ну хоть художника не сожгли... Я уж молчу о «Происхождении мира» Гюстава Курбе. Прошло совсем уж не так много времени. Свобода обнаженки недолго праздновала свое восхождение на свет. И все вернулось. Теперь снова обнаженное тело банят как преступление. Или фильмы. Вы видели это? Затуманивают сигареты и грудь. Сигаретный дым приравняли к женским отличительным деталям и размывают все это в фильмах. Но зато четко и определённо показывают оружие, взрывы, смерть, трупы. Убийства. Странная логика у манипуляторов и цензурщиков. Впрочем. Отвлеклась.
То, что я увидела за дверью было настолько нецензурным, что я пожалела, что нет с собой в карманах мобильника, кисти или карандаша. Я раскрыла глаза, как только могла широко, и старалась запомнить и зафиксировать в мозгу каждую деталь, цвет и тон этого превосходного зрелища.
На полу, на кушетках, на диванах и столах расположились мужские, женские и любые другие особи. На телах обнаженных взрослых сидели, лежали, сопели младенцы. Совсем маленькие, не способные говорить и что-то выразить, молочные округлые дети ползали и по полу, покрытому толстым мягким теплым ковром. Кое-где эти малыши лежали одни, без взрослых, просто сопели в две дырки, наслаждаясь своим детским безсновиденческим забытьем.
Члены находящихся здесь особей были использованы как соски. Малыши дружно сосали предлагаемое им. Причмокивая и едва открывая новорожденные слеповатые глазки они пытались высосать из отростков взрослых еду, или хотя бы успокоение. Но не все малыши были пристроены к соскам. Причавкивая, с видимым удовольствием, пара взрослых уткнулась в пах малышам и вылизывала как коты новорожденные промежности.
-Вау, - не выдержала я. - Вот это да.
– Здесь надо соблюдать тишину, - услышала я знакомый голос из угла с низкой скамейки.
На белой, обитой мягкой тканью лавочке лежал младенец. На его голову присаживался, пытаясь сунуть ему в рот свое хозяйство, человек, чьи красные губы и неровные зубы тоже показались мне знакомыми.
– А... Король Чарльз. Ваше величество. Надо же. А я думала вы просто голубой.
– Заткнись. Дура. Как там тебя...
Чарльз похоже тоже узнал меня. Он еще раз повилял своим задом, проводя лицом малыша по своим отверстиям. Потом перевернул младенца и проник в его внутренности своим отростком. Малыш проснулся. Он заплакал. Звуки голоса плачущего младенца возбудили Чарльза еще больше. Он энергичнее стал входить и выходить из крошечного тельца.
Блин, это надо нарисовать, снова возбудилась я. Это обязательно надо нарисовать. Мне вдруг представился огромный холст, на котором красный король Чарльз с бабочкой на плече крутит в руках маленького мальчика, новорожденного, молочного малыша, используя его половые и всяческие органы, в том числе и сосательные. А вокруг Короля свита, нарядные дамы в шляпках и лорды в мантиях. Надо же. А это, наверное, дорого стоит, почему-то подумалось мне. Блин, ну налогоплательщикам английским. Англичане. Они привыкли платить за всякую херню. Это их выбор.  Хотя короля не выбирают. Только оплачивают.
Ладно. А... нет. Снова подумала я о картине. Свита наполовину голая. Шляпы на голых телах. Хм. А мужчины... Да, надо обдумать.
– То есть вам нравятся младенцы?
– Да, нам нравятся помоложе, - выступил вдруг из угла еще один Чарльз. Он снял маску и медленно подошел к нам. Я невольно опустила взгляд. Между ног у него не было ничего. В том плане, что не было мужских половых органов. Он был женщиной. Во всяком случае первичный осмотр говорил именно об этом.
– Так вас двое! Надо же. Я всегда подозревала что тут что-то не так.
Боже мой, что я несу — подумала я и улыбнулась. Быть в обществе сразу двух королей Англии — не это ли считается элитным кругом общения.
– Ой, а вам-то какое дело.
– А где вы берете этих младенцев?
– Ещё раз повторю, - второй Чарльз был более строгим. - Каждому свое. Каждый имеет то, за что вы сможете заплатить.
- Но все же. Вдруг мне тоже надо, - не унималась я.
– Ой, давайте не сейчас, -  Чарльз первый выбрал еще одного ребенка из спящих у окна на мягком диване. Он наклонился над ним и стал лизать его половые органы. Он делал это так мастерски, практически профессионально, как будто всю жизнь занимался только этим.
– Но все же. Откуда дети?
– Из роддомов, - не поднимая головы пробурчал Чарльз и снова высунул язык. Он шевелил языком, заставляя детские органы двигаться, вибрировать, колебаться. - Из приютов. Детских домов. К чему эти глупые вопросы? Вы еще спросите откуда берутся дети. Неужто не знаете?
– Кстати да. Откуда взялись ваши дети? - вдруг пришел неожиданно-очевидный вопрос мне в голову. - Вас конечно двое. Но. Я не знаю... Кто из вас делал Диане детей?
– Никто. Не мы. Мы только с малышами.
– А Диана?
– Диана. Ну что Диана. Она сама по себе. Оплодотворили и все.
– А она...
– Она просто самка. Однополая. Примитивная самка.
– А Камилла?
– Нянька.
– Чья?
– Женщина, столько вопросов, а голова у тебя зачем? Сама подумай. Роль Камиллы, если мы любим новорожденных?
– Она рожала для вас малышей?
Оба Чарльза расхохотались хором одновременно.
- Мы были ее малышами. Она поставляла нам их.
– Ой, да ладно. Вы, англичане, до сих пор не поняли, что колоний больше нет, - я так опешила от увиденного и услышанного, что решила поменять тему.
– И что?
– Так монархия вам не по карману. Рудиментарные осколки. Ненужные, бесполезные...
Второй Чарльз внезапно растянулся на кушетке. Он раздвинул и свесил ноги. Его промежность показывала женскую письку в полном формате. Первый Чарльз склонился на колени и старательно и медленно стал вылизывать то, что открывалось взгляду. Или вернее то, до чего он мог дотянуться языком. Ого, да тут полное самообслуживание, - подумала я и представила в этой группе Диану и Камиллу. Даааа... Тут явно они были лишние.
– Пошли. Я проголодался.
Один из Чарльзов внезапно резко вскочил. Он бодро подошел к лавочке с малышами и погладил одного по лысой голове. Потом взял сразу двоих и стал внимательно их рассматривать.
- Возьму вот этого, - он положил тех двоих и взял малыша, что лежал посередине.
- Пошли, - повторил он и похлопал другого по плечу.
Чарльз подхватил младенца и направился к двери. Второй последовал за ним. Я решила не отставать от них.
Мы очутились в подвале замка. Тут горели очаги, и на вертелах жарились тушки. Ловкие повара в белых халатах и колпаках следили за их готовностью.
Чарльзы подошели к огню.
– Этот готов? - спросил один из них человека в белом халате. - Выглядит поджаренным, - облизнулся он и взял тарелку. - Отрежь мне ножку и руку.
Тут только я смогла рассмотреть, что было наколото на вертелах. На огне жарились младенцы.
– Держите, я вам голубоглазого принес. Нежненьким будет. Блондинчик, - протянул второй Чарльз своего младенца. Ловкие руки повара быстро подхватили сверток и развернули одеяльце.
– Давайте только не тут. Не разделывай при нас. Кто-то любит, но мы не любим смотреть на кишки.
Я стояла, не в силах сделать какое-то движение.
– Иди поешь, - махнул мне рукой Чарльз-женщина и плюхнулся за стол. -Такого вряд ли ты где-то сможешь попробовать.
– Ой, да лучше съесть чистенькую, счастливую курочку, чем кусать от выращенного неизвестно кем человеческого ребенка. Еще неизвестно чем его кормили.
– Это младенческий Макдональдс. Возьми тарелку и попробуй. Привыкла небось питаться всякой дрянью. А кур, - он облизнул губы. - Насчет куриц, - продолжил Чарльз, с аппетитом обсасывая маленькие пальчики, - курицы тоже есть. Сейчас подкреплюсь, покажу.
Первый Чарльз все еще стоял у огня, выбирая себе кусочек. Он что-то обсуждал с поваром. В конце концов он присоединился ко второму с огромным блюдом с целым младенцем.
– У меня негр, - улыбаясь сообщил он и руками оторвал руки негритенка.
– Не, я не могу больше негритят есть. Они горьковатые. Лучше белые девочки. Они сладенькие и нежнейшие, - второй Чарльз с сожалением посмотрел на свою опустевшую тарелку. - Нет. Обжираться не буду.
Он с сомнением посмотрел на вертел у огня. Нерешительно встал и сделал шаг к своему любимому деликатесу.
– Возьму еще кусочек. Маааленький кусочек, - он аппетитно причмокнул своим красными губами. Голубые глаза прищурились в предвкушении этого лакомства.
Вновь наполненная тарелка недолго оставалась полной. Кушали они шумно. Сняв маски. Аппетитно облизывали и потом уже отправляли в рот части младенцев.
- Что притихла? Страшно тебе? - вдруг вспомнил обо мне второй Чарльз. - Не бойся. Мы не едим старых больных дур. Тобой и так завтра КГБ займется. Мы запрос отправили.
Он вытер руки и рот салфеткой. Но его сосисочные пальцы все еще блестели от остатков экзотического блюда. Я открыла было рот, справедливый вопрос - при чем здесь русское КГБ - застыл у меня на языке. Но Чарльзы не дали мне заговорить.
– Идем. Покажу тебе наш курятник, - он облизнул указательный палец и бодро направился к выходу. Его вторая половина направился за ним.
Мы пересекли несколько комнат все так же полных обнаженными людьми. И, наконец, вошли в коридор. Он был пустынен и бесконечен. Чарльзы уверенно продвигались вперед и остановились перед дверью, выкрашенной в розовый цвет.
– Вот наш курятник. Смотри, - он ногой распахнул дверь.
Я увидела огромную комнату. Вдоль стен тут стояли двуярусные кровати. На них спали девушки. Их длинные волосы свешивались с подушек.
– Это девушки? - все же спросила я.
– Курицы, да.
– Почему они все спят? Спящие красавицы?
– Так удобнее. Меньше кукарекают.
– Зачем вам этот курятник?
– Ну мало ли. Вдруг кому-то захочется чего-то обычного, простолюдинского. Девчонки любят иметь обычных самок во все дырки. В хозяйстве, короче, пригодятся.
– А парни? А обычные мужики у вас есть?
– Петухи в соседней комнате. А теперь спроси, а где мы их берем?
– А где вы их берете? - послушно задала вопрос я. - С улицы? Или тоже из роддомов?
– Да ладно. Слишком долго выращивать пришлось бы. Такую ораву не прокормить.
– Ну правда. Откуда они все?
– Специальные технологии. Вот смотри.
Чарльз первый подошел к ближайшей кровати и дотронулся до девушки. Она открыла глаза и посмотрела на него.
– Генриетта, встань, - приказал он.
Девушка поднялась с кровати. На ней была белая рубашка, под которой очевидно не было ничего.
– Вот так. Хорошо. Стой спокойно.
Чарльз отошел от кровати и открыл небольшой шкаф, стоящий у окна. Второй Чарльз равнодушно следил за происходящим. Я подошла посмотреть. Это был футляр для меча. Начищенное железо сверкало на солнце. Ничего себе, подумала я. Но страх уже заползал в мой мозг. Зачем ему такое оружие, едва успела подумать я, как один из королей резко взмахнул мечом. Удар пришелся на голову бедной девушки. Разрубленная пополам она упала на ковер. Две половинки белокурой красавицы валялись у Чарльзов под ногами. Брызги крови окрасили все вокруг в красный цвет. Но ненадолго. Постепенно кровь стала собираться и возвращаться в разрубленные половинки. Срезы затягивались кожей, зарастая и мгновенно выращивая недостающие органы. Спустя несколько минут перед Чарльзом лежало уже две девушки, две Генриетты, одинаковые как близнецы.
– Ничего себе. А с младенцами тоже так же? - воскликнула я.
– Нет. Я не ем синтетику, - сплюнул один из принцев и обернулся ко мне. - Я смотрю ты сегодня уже не такая мерцающая как в прошлый раз. - Может мне попробовать свой меч на твоей голове. Вдруг тебя тоже станет больше.
Я отступила к окну. Второй принц усмехнулся. Он сделал шаг ко мне. Меч начал подниматься в его сосисочных пальцах. Ужас охватил меня. Думать было некогда. Я схватила шкаф-футляр и резко обрушила его на стекло. Звон разбитого окна оповестил меня о возможном спасении. Я прыгнула в окно и побежала не оглядываясь. Бежать босиком было непривычно, и я полностью сосредоточилась на поглощении пространства. Когда я поняла, что голые Чарльзы не гонятся за мной я посмотрела по сторонам. Я бежала уже по улице. Кругом был большой город, знакомые открыточные очертания которого говорили, что это Лондон. Я совершала свой туристический тур по улицам Лондона абсолютно голая. Сзади за мной гнались английские полицейские, что-то громко выкрикивая и размахивая руками и оружием. За ними возвышался Букингемский дворец. Неужели я была внутри дворца — мелькнуло у меня в мозгу, но некогда было это обдумывать. Мимо шли абсолютно спокойные и невозмутимые пешеходы, не обращая на меня никакого внимания.
Где же этот глаз? Мне пора уже домой сваливать. И тут светящееся око появилось прямо передо мной, и я с размаху нырнула прямо в зрачок. Лондон исчез.

Снова. Не опять, а каждый день. Как в рекламе. Это был сон, или бред шизофреника? Это были галлюцинации, или видения. А чем отличаются глюки от видений? Степенью святости... Надо убедить себя, что это был сон. Иначе как жить дальше? Ну уж точно не явь.
Я проснулась с чувством легкой тревоги. Воспоминания о сне были яркими и смешными. Было приятно повидать всех, и при этом остаться неизвестной и незамеченной. Эх... Всегда бы такие сны снились. Я бодро встала и пошла умываться. Пока была садоводческая вода из водонапорной башни — это не составляло проблемы. Бойлер делал горячую воду, и даже если было прохладно, душ в открытом сарае имел свою прелесть. Почему-то вспоминались швейцарские фильмы с их горячими джакузи на открытом воздухе с видом на заснеженные вершины гор. Ну горными вершинами в моем болоте и не пахло, но сарай был щелястый, и горячая ванна была вполне себе нормальным, даже роскошным дополнением к спартанской жизни старого дачника.
Так, надо бы сходить за хлебом и чем-то вкусненьким. Я быстро оделась и вышла на линию. Стараясь не смотреть на Зойкин дом, я завернула на централку. Тут обычно стояли машины с продуктами, хлебом, овощами и копченостями, собирая толпу дачников и их питомцев. Но машин не было. Линия была пуста и безлюдна. Было понятно, что машина сегодня не придет. Ну что же. Это не было так же трагично как раньше, потому что чуть дальше, через шоссе уже год существовал супермаркет модной пятерочки. Я вспомнила как год назад меня остановили на шоссе менты. Было темно и слякотно. Я шла по темному безфонарному шоссе из деревенского магазина, находившегося в километре от дачного посёлка. Почему они тормознули и стали меня допрашивать — не знаю. Может они решили, что я украинский дезертир, или спрыгнувшая с ума старуха-проститутка, решившая подработать к пенсии на ночном шоссе — загадка. Но они долго допытывались зачем мне хлеб в такое темное время, и зачем я топаю по ночному шоссе в деревенский магазин. Что же... Неисповедимы дороги старых дачников. Когда участки давали бесплатно и дачи строили сами...
Я ненадолго остановилась у доски объявлений. Вдруг там повесили расписание приезда развозных супермаркетов. Тощий кот странной расцветки жалобно мяукнул у меня под ногами. Он был почти рыжий, хотя мордочка была кремовой с розовым носиком. Видно было, что зверь был совсем молоденький. Я нагнулась погладить пушистика и в этот момент заметила глаз в щели забора. Напротив доски объявлений были ворота и калитка самого общительного обитателя дачного поселка деда Шуры. Не знаю почему, но так его все называли. Он был активный, энергичный и говорливый старик. У его ворот стояла лавочка и на ней часто вели беседы те, кто ожидал свою бутылку разливного молока. Часто он выносил то, что считал излишком производства на раздачу — кабачки, яблоки. О его саде ходили легенды. Говорили, что там райские кущи, заполненные розами, лилиями и васильками. Он продавал яйца, выращенные им самим. Но не свои. Говорили, что он когда-то был фермером, но сам он утверждал, что зимой подрабатывал эпизодическими ролями в кино. По легендам куры, утки и гуси как-то уживались на его участке с двумя собаками и котом. Но кот, что появился у меня в ногах был не его. Да и глаз в щели забора был не деда Шуры. Слишком низко он был расположен. Вряд ли дед встал на колени, чтобы взглянуть на тех, кто находился на линии в щель между калиткой и забором. Немного помедлив я хотела идти дальше. Хлеб был все же нужен. Но внезапно калитка открылась. Мелькнула тень. Глаз исчез. Видимо ребенок, - подумала я. Правда я не знала, есть ли внуки у деда, или нет. Я вообще мало знала, а вернее ничего не знала про этого общительного и активного персонажа. Единственное, что когда-то меня поразило, - новые ворота, которые он колотил долго и заботливо. Это были княжеские, или пародия на княжеские ворота в усадьбу. Хотя... Нет. Почему пародия. Наверняка так и было. Сначала он построил высокие столбы, накрытые небольшой узкой двускатной крышей, внизу поставил невысокие ворота. К воротам он прибил доски, крашенные в малиновый цвет. И это был глаз. Именно глаз, созданный крашенными досками. Не нарисованный, а аппликативный глаз из красных досок на синих воротах. Короче, дед был художественный, с фантазией, или же помешанный на теории заговора и масонстве. Княжеские ворота с высокой крышей над ними и красным глазом на них. Это было что-то. Все это делал он сам. Ему помогал его внук, приезжавший к нему по выходным, симпатичный парень, светловолосый, невысокий и улыбчивый. В общем фигура была колоритная, имидживая, вызывающая вопросы и любопытство.
Я стояла перед раскрытой калиткой и только одно сдерживало меня войти в нее. Воспоминание о встрече с Зоей и Пашкой. Вдруг опять? Не опять, а снова. В какой-то момент я решила идти дальше, продолжить свой путь за хлебом насущным в пятерочку, но кот прыгнул прямо мне в ноги и улегся прямо у меня на пути.
– Хороший котик, - погладила я его и вошла в калитку.
Да, мне многое хотелось спросить у Деда Шуры. Начиная от устройства курятника и кончая возможностью сняться в эпизодических ролях, как способа заработка на хлеб насущный. Ну, чего мне опасаться? В конце концов скажу, что пришла за яйцами. Яйца всегда пригодятся, особенно, если ты чувствуешь себя общипанной курицей.
За калиткой начинался дровяной сарай, пред ним были свалены дрова, которые подлежали колке. Часть из них уже прошла эту процедуру, часть выделялась круглыми формами и вопила о своей несовместимости с пастью печки.
Может мне надо покричать - подумалось мне. Нехорошо ведь, что я так непрошеной, незваной иду по чужой территории, смотрю тут на все, да мало ли, может там дед Шура сидит писает за углом своего дома. Но нет. За углом домика, обычного старенького домика традиционной дачной постройки 70х годов открывался цветник. Смесь розовой и белой гортензии возвышалась над царством роз.
Ничего себе. Снова подумалось мне. Таких высоких гортензий я еще не видела. Святой водой он их что ли поливает. Я шла глубже в сад, рассматривая растения. Но где же ребенок, чей глаз, я видела в щели между калиткой и забором. Странно. Неужто я так напугала малыша, что он спрятался в домике. Может мне покричать? Позвать хозяина? А как позвать? Кричать «Сааша»! Да какой он мне «Саша». Я едва с ним здороваюсь. Деда Саша? Да какой он мне деда. Я возможно даже старше его. Как-то неудобно. А удобно ходить по чужому участку незваной, самовольно вперевшись в открытую не меня калитку... Еще подумает, что я сексуально мотивирована. Я остановилась. Ладно, надо уходить. Не получилось полюбопытствовать. И где эти куры у него. Не видно. Надо самой искать как строить курятник.
Я уже повернула назад к калитке как передо мной возник глаз. Не детский глаз в щели забора, и не глаз, выструганный из щепок на воротах. Глаз висел в воздухе, сверкал и светился, переливаясь всеми цветами радугами. Ну вот опять. Подумала я и зажмурилась. Проклятая инсультная шизофрения. Снова галлюцинации. Среди сада, маленьких стареньких сарайчиков, среди дров и бревен, валявшихся тут и там в качестве дровяного запаса и потенциальной растопки, висел метровый светящийся глаз. Его зрачок был голубым и смотрел строго на меня. Я закрыла глаза. Блин, подумала я. Без сопровождающих мне уже лучше не выходить из дома. Когда я открыла глаза, глаз исчез. Ну слава богу. Минутное, небольшое, короткое, почти короткометражное видение. Ну это легко переживаемо. От радости, что все так быстро закончилось я сделал шаг вглубь участка и остановилась. Передо мной возникло два сооружения для птиц. Одно было заперто, второе открыто нараспашку. В сетчатом загоне гуляли куры вперемежку с гусями. Вольер был малюсенький, непонятно, как птицы там помещались и уживались.
Надо же... И как они еще и яйца несут. По-хамски я открыла вольер и вошла внутрь загончика. Самый смелый гусь прицелился ущипнуть меня за ногу, Он наклонил голову и открыл свой мясистый клюв. Я посмотрела ему в глаза, и он остыл. Мне хотелось заглянуть во внутренности курятника. Все был довольно просто. Полки для наседок, утепленные стенки. Я смогу такое сделать. Нет, не на зиму, конечно. А на лето. Возьму маленьких птенцов весной. Пушистиков. И поздней осенью их в холодильник. Вкуснятина. Свои куры, вскормленные пшенной кашей и размоченными сухарями. Это не «петелинка» со странной прослойкой под кожей, похожей на пластиковую пленку. Когда-то мать моя заводила кур на даче. Цыплята, купленные на рынке по 5 копеек, выросли в огромных петухов. Эти забавные зверюги спасли меня тогда от переживаний несчастной любви. С тех пор я всегда с теплотой вспоминала ту веселую компанию пернатых хищников и мечтала снова как-нибудь развести их.
– Посмотрела? - Вдруг раздался голос за моей спиной.
Я оглянулась. Метровый глаз в воздухе снова появился, и из него вылезал Дед Шура.
– Опять, - только и смогла прошептать я и закрыла глаза.
– Нечего глаза закрывать. Вылазь из гульбища, а то гуси тебя на смерть заклюют.
Это верно, подумала я и быстро вышла, закрыв за собой дверцу загончика.
– Что, будешь кур разводить?
– Здравствуйте, - запоздало поздоровалась я с хозяином.
– К чему эти лишние слова. Здрась, прощай. Не трать лишних сил. Энергия на безвозврат — к тому же я уже давно за тобой наблюдаю.
– Так это что — у вас охранная система такая? Глаз такой... А как это сделано? Выглядит жутко фантастично.
– А тебе не все равно, - Дед вылез наконец из глаза и изображение светящегося ока исчезло. Дед Александр был худощав, даже сухожилист, небольшого роста и вертляв. Он сильно загорел, и его черные глаза вполне подходили к летнему цвету кожи. Невысокий, худющий, энергичный живчик.
– Может мне тоже надо.
– Кур сначала заведи. Потом может и глаз появится.
– Так он технологичный?
– А ты как думаешь?
– Думаю, что он плод моих фантазийных видений.
– Думаешь, это твои нездоровые фантазии?
– Почему нездоровые?
Вдруг вся моя одежда исчезла. Я стояла голая посреди заросшего сада деда Шуры без клока одежды, способного прикрыть старческие обломки прежней особи.
– А нормально ты считаешь, вламываться в гости абсолютно голой. При этом вламываться к абсолютно незнакомому старику.
– Думаете - зря?
– Что зря? Вламываться зря или голой зря?
Я рассмеялась. Вопрос был нелеп, и дилемма не стоила выеденного яйца.
– Кстати о сексе. Я хотела купить у вас десяток яиц. Вы же продаете?
– Чьих?
– В нашем дуэте курица скорее я, поэтому я даже не знаю...
– Так у меня еще и утки есть.
– А где?
– Я закрыл их. Они с гусями дерутся.
Я стояла голая посреди его участка, но смущения не чувствовала. Я четко осознала, что это снова сон, а ведь никто еще не имел власти над своими снами.
– Зря ты так. Это не сон, - пробурчал себе под нос дед Шура.
– А вы откуда знаете? - Рассмеялась я.
– Откуда знаю, что не сон, или откуда знаю, что ты думаешь, что это сон.
– Хм, оба вопроса интересны... Но также любопытно, что вы ответите на них.
– Ладно, садись, я пока нам чай налью.
Он указал на стол, стоящий во дворе, длинный и солидный, чем-то напоминавший стол короля Артура. Самодельный, сделанный собственноручно, видимо, из хороших досок. Длинные скамьи вокруг него были покрыты коврами, что делало этот угол сада еще больше похожим на древнюю княжескую резиденцию. Он вышел с подносом, на котором стояли чашки и ваза с конфетами. Может он считал колена и вел свое происхождения от Рюриковичей? А может и от самого Артура?
– Но все же, я извинюсь за свое вторжение.
– Даже во сне?
– На всякий случай. А вдруг?
– Я смотрю ты живешь в экзистенциальном дрейфе.
– Скорее в экзистенциальном нигилизме.
– Но только заговорив, можно добиться истины, - дед хлебнул из чашки и откусил конфету.
– Или получить ложь в ответ. Мы слишком много разговариваем. Вам не кажется? Трудно, основываясь на собственных возможностях получить адекватную картинку мира, но столько слов, сколько изливается на нас сегодня уж точно не...
– Ты чувствуешь, что будто змея, всех обвившая, душит и тебя... И ты не способен понять где...
– Да, типа виртуальная реальность. Это реальность или все же все виртуально? Люди куклы. Я тоже кукла. Кто вообще это решает? Мы будто бы пешки, жертвы не пойми чего.
– Неуловимое легкое состояние высшего ****ь бытия...- дед хлопнул ладонью по столу. Он с хитрым прищуром посмотрел на меня. - Для тебя бог есть?
– Если бога нет, то что тогда есть?
– Сомнение, страх смерти, страстное желание жить сегодняшним днем.
Я рассмеялась. Было приятно сидеть так вот просто и не думать ни о чем. Какой-то глаз, дед Шура, вылезший вдруг из видения, утки, куры, гуси. Все это казалось древней сказкой о бабе Яге, правда вместо бабы был дед и не Яга, а Шура. Что со мной? Сон, болезнь, может я уже умерла?
– Вот видишь, ты сомневаешься.
– Нисколько. Чтобы это ни было. Ответ появится, как ваш светящийся глаз. И страха смерти у меня нет. Как можно боятся того, что неизбежно. Так или иначе.
– А тебе никогда не приходило в голову что нами правит мошенник. Коммивояжер-алкоголик?
– Да мы все обречены. Это и так ясно. Земля — это бомба замедленного действия.
– Лишние умрут. Это точно.
– Это тебе твой глаз сказал? Ты масон?
– Тебе понравился глаз? Думаешь — это масонский символ?
– Масонский не масонский, но знаю, что глаз — это не всевидящее око. И к оку этот символ вообще не имеет никакого отношения.
– Интересно девки пляшут. Что же тогда обозначает глаз?
– Женскую письку. И зрачок - это всего лишь ловко замаскировавшийся женский клитор.
– Приехали, - рассмеялся Дед-баба Яга-Шура. - И когда ты это придумала?
– Да вот совсем недавно. С Ротшильдом разговаривала. И братом его королем Чарльзом.
– В шляпке? - рассмеялся дед.
– Что в шляпке, - не поняла я.
– В шляпке была на приеме?
– Ааа...это... Форма одежды была иллюзорная, ночнушка и тапочки.
– Ну это лучше, чем в чужой огород голой залезть, -снова усмехнулся он. - И они показали свои системы?
– Нет, только рассказали о них. Но я бы посмотрела. Любопытно же.
– И нарисовала бы?
– Почему нет?
– Ты хочешь сказать, что тебе все равно, что миром управляют монстры?
– Ну если ты родом из монстров, ты тоже монстр. А биология делает этот мир закрытым. Наверное. Тайным. И сектантство и идет от страха показать свою не нормативность. Нет уже ни иудаизма, ни христианства, ничего... И поэтому наш мир кажется устроен на вожделениях больного человека. Людей, не способных существовать без наркотиков и допингах. Конкуренция идет среди трупов...
– Ой давай не будем. Отсутствие у них пола еще не делает их...
– Почему отсутствие? Тут скорее пол в квадрате...
– Ну, я подозреваю - у кого как. У кого два, у кого нет совсем. И он кукла...
– Как я?
– Ты управляемая, а они без руля и без ветрил.
– Ну да. Секта по половой принадлежности. Не религия и не движение, а секта.
– И лестница есть только внутри этой секты.
– Лестница на Бали?
– Лестница к свету...
– К смешным сигареткам?
– К свету на Бали... Тебе важна лестница?
– Нет. Просто нет денег на краски. А так хочется рисовать. Ну хоть еще немного порисовать.
– Почему ты думаешь, что они тоже не такие же куклы как ты?  Может быть это такие же бесправные и безвольные, без собственного осознания куклы. Может быть даже хуже. Может их положение тяжелее, чем твое.
– И зачем тогда все? Если им тяжело, зачем они тогда так дорожат своей сектой, своей принадлежностью к ней?
– Почему ты думаешь, что они дорожат?
– Так не было еще ни одного, который бы вышел и сказал бы, ребятки, давайте жить дружно.
– Ахаха, я кот, а вы мыши, давайте жить дружно.
– Ну да, а почему нет? Почему делать из физиологических особенностей тайну, драму, привилегию? Что в этом такого? Все мы разные. Кто блондин, кто высокий, кто то дурак, а кто то и того хуже...
– Гермафродит?
– А что такого?
– Ты реально веришь в это? Что такое было бы возможно? Что они признали бы свою особенность, и ты..., и никто не стал бы тыкать в них пальцем? Не лучше ли быть в привилегированной секте и иметь возможности роста...
– Да какой там рост? Куда? Уже все ячейки закрыты, они могут только сидеть на содержании. Нет ничего, куда кто-то мог бы расти. Ни науки, ни политики. Пали, рухнули все основные институты общества. Экономика, политика, здравоохранение, образование, наука. Всё, что сейчас называют ЗНАНИЕМ — превратилось в архаичные верования.
– Ну хорошо. Мир встал.
– В стойло.
– Допустим.
– Мне нравится твой глаз. Ты можешь меня внутрь отправить? Там наверняка есть что-то волшебное
– По сказкам соскучилась?
– Почему нет? Достала ежедневность, унылая и серая.
– Вот потому и нет измерений в структуре общества.
– Почему потому?
– Да потому, что мы все всего лишь стадо приматов. Идущих на своих инстинктах. Животных. Загребущих. Злобных. Агрессивных. Завистливых. Кто с этим стадом будет говорить на языке правды? Ложь и ложь. Вот выбор для быдла. Да эти люди убьют ни за что.
– Ой, а вдруг нет? Вдруг народ стал добрым, доброжелательным, эмпатичным.
– Нет. Не верю.
– Как хочешь.
– Ты пойми, мы же постоянно врем. Врем другим, родным, друзьям, любимым, детям... Даже себе...
– И что?
– Ты требуешь, чтобы кто-то сказал правду, когда люди не говорят ее даже сами себе.
– Но пора же. Наступает время, когда пора уже отказаться от джина...
– Ради водки?
– Хорошо. Пусть так. Ложь не совместима с дальнейшим развитием. Я согласна.
– Ты не понимаешь. Вот ты все говоришь о Ротшильдах. Как будто они правят миром.
– А на самом деле кто?
– Мы!
– Ха-ха, ну да, ну да...
– Вот ты смеешься, а так и есть. Каждый человек сосредоточен на собственном крошечном мирке. Чтобы он хотел, или чего бы он мог бы добиться, что он хотел бы изменить...
– И что? Маленького человека еще никто не отменял.
– А почему ты считаешь его маленьким? Если от него, от этого злобного малыша идут войны, от этого злобного крысеныша, который никак не может насытиться - убивают соседей, от этого враля — невозможно смотреть новости.
– Ну я то тут при чем?
– Да ты хоть понимаешь, что вся система власти создана, чтобы буферировать отношения маленьких людей?
– То есть как это?
– Чиновники, вся эта власть, которая не решает ничего и только ворует — это всего лишь буферная зона, которая спасает тебя от злобы и агрессии соседа?
– Не слишком дорогой буфер?
– Не слишком ли злобный примат?
– Так воспитывайте его.
– Как? Уже религии пройдены, законы усвоены, дальше что?
– Надо менять систему ценностей.
– Ой, это все слова, слова, слова.
– Куда от них деться.
– Все дело в мировоззрении.
– Эго.
– Ты думаешь богатые счастливы?
– Понятия не имею. Мне даже на краски не хватает.
– Ходят к психологам, лечат депрессии.
– Да ладно тебе. Это всего лишь еще одно развлечение, за которое надо заплатить. Это модно.
– Если люди изменят свое эго, то расслоение общества не будет работать. Выгоднее будет кормить врага, чем бороться с ним.
– Ой, да ладно. С чего они будут кормить нищих, если им самим мало?
– Да, смешно. Гаражи машин, кварталы домов, этажи барахла.
– Во во, и все нечего надеть...
– Гусеница, гусеница, гусеница. Превратится ли в бабочку?
– Виртуальную бабочку? Вон Маск как хочет быть хорошим.
– В стремлении казаться чем-то большим чем есть, человек становится виртуальным, утрачивает свою жизненность, осязаемость, реальность. Он растворяется в своих амбициях и лжи.
Появился глаз. Я вздрогнула. Уже давно стемнело. За разговором, утками и гусями я не заметила, как наступил вечер. Глаз светился, горел, излучал.
– А можно я в него войду?
– Думаешь, найдёшь там своего хозяина?
– Не знаю. Все так запуталось. Если мной управляют, то зачем? Вот ты мне сегодня прочел лекцию о приматах. И что?
– Да все идет к глобальной катастрофе. Человечеству не выжить. Их истребят
– Как это? Кто истребит?
– Те, кто никогда не врет.
– Ты же сам признал, что секта высших никогда не скажет правду.
– Да. Не скажет тебе и мне.
– Так что
– Ты не понимаешь... Правят не они. Они всего лишь игрушка в руках тех, кто не врет...
– Это буферная зона, я поняла, теперь эта секта всего лишь полка с игрушками.
– Да.
– Да кто же тогда всем управляет? Почему-они- то не скажут правду?
– Зачем? Чтобы их жгли на кострах снова?
– Колдунов, ведьм и магов?
– А что не так?
– Да так... я не пойму, ты шутишь что ль?
– А ты никогда не ощущала, что твои мысли читают?
– Да, даже пишут.
– Что пишут? - Не понял он.
– Да мысли мои. Не читают, а пишут.
– Ах ну да. Ты же кукла. Понимаешь...
– Да как тут понять. Тут надо либо верить, либо нет. Ведь они тоже правды не скажут.
– Ну они не врут. Просто не говорят правды. Как с ними будут сосуществовать обычные? Жечь на костре? Ах ты не такой как все, у тебя сверхспособности, ты можешь и то и се...Жечь тебя...
– Да, знакомая ситуация...
– Но если...
– Но если они есть, и если они об этом не скажут, то как...
– Логически. Сама подумай. Как мы до сих пор не стали стадом диких приматов, как мы движемся вперед... Хотя кругом господствует агрессия, эгоизм, желание попонтоваться, быть первым, каждый считает себя умнее всех... а уж о человеческой хитрости, в кавычках, я вообще молчу...Собаки, закапывающие косточку в землю, умнее многих, так называемых человеков...
– Ну хорошо. Что дальше?
– А дальше - кранты человеку. Если мы не сможем поменять... Поменяться... Начать, наконец отдавать себе отчет в том, кто мы..
– А кто мы?
– Да животные. Обычные собаки Павлова...
– И что?
– Да то, что они нас уничтожат. Их стало много. У каждого свой талант, свои сверхспособности. Кто-то может то, кто-то се.
– А кто-то из них управляет мной?
– Нет. Не так. Тобой управляют уже технологии, которые они изобрели. За ними будущее...Но они не врут друг другу. Они …
– Телепаты?
– Да.
– Что ж. Ну хоть кому-то повезло.
– Мы должны измениться, чтобы они нас оставили. Мир должен стать интегральным. Мы стоим на перепутье. Нам необходимо пробуждение. Выбора нет.  Станем ли мы жертвами перемен...
– Да брось. Это все веками длиться. Начиная с Моисея и золотого тельца. Как было, так и стало. Солнце село, солнце встало. Ничто не меняется, кроме одежды...- рассмеялась я.
– Ну что же. Значит все... Ведь ты понимаешь, что это не политическая и не финансовая проблема.
– Почему не финансовая? Тут я как раз вижу движуху. Все идет к нивелированию уровня жизни всех слоев населения. Отсюда такая фантастичная эмиграция.
Снова появился светящийся глаз. Я встала и, как была голая, перекинула ногу через нижнее веко повисшего среди огорода древнего символа. Ничего себе, подумала я и отключилась...

Совет Федерации был в самом разгаре. Или нет. Не так. Федеральное собрание было в самом разгаре. Нет опять не так. Как-то не звучит. Совет Федерации шел. Нет снова не так. Собрание Совета Федерации шло. Обсуждались вопросы. Наверняка важные. Но вдруг все изменилось. Голос Валентины Матвеенко повис в воздухе как в безвоздушном пространстве. В зал, величественный и пафосный, ворвались полицейские.
– Кто тут Дмитрий Савельев? - Закричал от двери главный, генеральный прокурор Игорь Краснов.
– В чем дело? - Матвеенко встала со своего кресла. — Это возмутительно. Что вы себе позволяете. Ее голубой костюм плавно вливался в колорит её кресла — нежный пеленочный цвет, кофе с молоком, - и перекликался, сочетаясь с цветом ковра и кресел остальных участников совета. Модный сегодня цвет Тиффани господствовал в этом царстве закона.
– Прокуратура РФ требует снятие депутатской неприкосновенности с Дмитрия Савельева, - чуть сбавил тон Игорь Краснов. - Он обвиняется в организации убийства!
– А кого именно он пытался убить?
– Сергея Ионова! Предпринимателя …- начал было Краснов, но Матвеенко перебила его.
– Ионова? Отца Глюкозы?
Зал взорвался дружным смехом.
– А что тут смешного? Я не знаю, но Сергей Ионов находится в тюрьме, - в тоне Краснова появился оправдательная тональность.
– Как же он его пытался убить? Там же охрана, - Матвеенко не сдавалась. Она была стойкой женщиной. Ее не так-то просто было сбить с понталыку. Свою армию она защищала на все сто процентов до конца.
– Он нанял убийцу.
– Самого начальника тюрьмы? - Матвеенко глухо рассмеялась. Весь зал ее поддержал.
– Он был партнером Савельева по бизнесу! И делил с ним контроль над финансовым фондом, через который проходили денежные потоки! Отдайте его нам, мы разберемся, - Краснов начал терять терпение.
– А разве депутату разрешено заниматься бизнесом? - Вдруг раздался странный женский голос, приглушенный и слабый. Старая женщина, толстая и седая медленно шла к сцене. Её длинная юбка скрывала ноги, черная шаль свисала с пухлых покатых старческих плеч. Все смотрели на неизвестно откуда появившуюся незнакомку.
– Он избранный. А избранному позволено все! - Медведев вдруг встал со своего кресла и, покачиваясь, пошел к президиуму.
– Лучше бы ты продолжал спать, дорогой, - Валентина погладила Медведева по голове. - Ну зачем ты лезешь. Я разберусь. Иди лучше подремли. Скоро домой.
– Мам, ну что ты в самом деле. Они на нас нападают!
– А он прав. Все зависит от расы. Если ты избран, то тебе позволено все, - другая женщина, одетая по моде позапрошлого века, вдруг вышла из-за спины Матвеенко. - Не правда ли, дорогуша? - она дотронулась до руки Валентины. - Избранная раса не должна отказывать себе в удовольствиях. Хочешь быть бизнесменом — будь им!
– Вы еще кто такие? - Матвеенко обернулась и с презрением осмотрела старомодную старуху с ног до головы, затем перевела взгляд на другую женщину.
– Скорее это вопрос к вам, - рассмеялась дама в черном платье. Её огромные голубые глаза расширились еще больше и показалось что голубой свет стал медленно и тихо излучаться из них, как из инопланетного существа, вдруг оказавшегося в Федеральном собрании.
– Это Елена Блаватская, - крик раздался из глубины зала. Там появилась еще одна неизвестная в этом месте женщина. Она была в ночной рубашке и тапочках.
– Да хоть сам господь бог, - Матвеенко не сдавалась. Или она просто не знала некоторых имен.
– Да, я предприниматель. Что в этом такого? У кого тут нет бизнеса? Господа, товарищи, функционеры. Давайте честно признаваться. У кого тут нет бизнеса? - С места встал Дмитрий Савельев. Его голубые глаза смеялись. Уголки губ опустились в выражении презрения и недовольства. Ему казалось, что его специально задерживают, чтобы испортить завтрашний праздник. Через день ему исполнялось 56 лет. И к этому возрасту он достиг всего что хотел. Сенатор Дмитрий Савельев. Он сам всегда мысленно называл себя так, когда закрывал глаза и укрывался одеялом.
В двери входили полицейские. Они медленно двигались по периметру зала, окружая сидящих в креслах людей и подбираясь к президиуму. Некоторые депутаты не выдержали и встали со своих мест.
– Спокойнее, господа, спокойнее, - Краснов был сбит с толку появлением посторонних. - Я не требую невозможного. Я всего лишь прошу законным путем снять неприкосновенность с депутата Дмитрия Савельева. Чтобы привлечь его за организацию убийства.
– Да что в этом такого? - С места встал Вячеслав Володин. - Здесь у каждого есть бизнес. Все как могут зарабатывают деньги. Кого прельщает роль функционера для нефункционирующего правительства.
– Так функционируйте, - снова заговорила старуха, появившаяся первой. - Кто может заставить функционировать мозг если он изолирован от окружающей среды. Никто и ничто.
– Ты кто такая? - Снова повторила свой вопрос Матвеенко. Её возмущению и растерянности не было границ.
– Это моя правнучка, Татьяна Черниговская. Какая же ты необразованная, - всплеснула руками Блаватская. - Не узнать нас мог только совсем черный человек.
– Да ладно вам. Мы не можем выдать Дмитрия Савельева. -  Медведев снова закачался рядом с Матвеенко. - Он уважаемый член сената! С 1999 года он был депутатом Гос. думы. Я все помню! У меня хорошая память. Сначала я помню, он представлял там партию «Союз правых сил», потом «Родину», а затем уже «Единую Россию».
– То есть вы хотите сказать, что он мультиаккаунтный? - рассмеялась женщина в ночнухе и тапочках.
– Что вам всем надо? - вскричал Медведев.
– Да ясно, что ничего. Откуда тут идеи... А говорят, что идея - самый страшный паразит и, внедрившись в мозг, может сожрать его целиком, - в центре зала заседаний появился Эмманюэль Макрон. Его жена Брижит стояла рядом и держала в руке парик. Так , без парика, с лысым черепом она была еще больше похоже на несчастного парня. Но это ее не смущало. Она широко улыбалась. Круглые голубые глаза ее смотрели на всех по-доброму. Как на детей.
– Ты-то откуда взялся? -. с удивлением спросила Ирина Яровая.
– Оттуда. Оттуда же откуда и ты. Я потомок Бонапарта. Наполеона, - уточнил скороговоркой Эмманюэль. - Я не просто так возглавляю Францию. Представительство должно быть представительным. А кто лучше Наполеона Бонапарта представит Францию?
– Ну, конечно. Я говорю Франция — подразумеваю Бонапарт, - рассмеялась Блаватская.
– Я лучше бы выглядел в президентском кресле, - за спиной Краснова появился Жан Рено. Его громовой голос заглушил шепот в зале. Все обернулись к нему.
– Что, не ожидал? - Он, громко рассмеявшись, посмотрел на Эмманюэля Макрона. - Я тоже потомок Наполеона. Но я хоть сам по себе колоритен, а ты как та проститутка Эмманюэль из старого фильма, что меняла партнеров и вешалась каждому на шею.
– Но, но, ты границы-то держи, - вступилась за супруга жена Макрона и взяла его за руку.
– А ты мать его что ль? - рассмеялся Жан Рено. Потом посерьёзнел и ответил сам себе. Правда этот ответ прозвучал в виде вопроса. — Или отец?
Все рассмеялись. Проблема повисла в воздухе и не требовала ответа. И так было ясно, что они не те, за кого себя выдавали.
– Сбермаркет теперь купер! - откуда не возьмись появился зеленый человечек. - Супер. Сбермаркет теперь купер!
Человечек бегал по залу заседаний Совета Федерации. Все следили за ним взглядом, а он лишь орал:
– Сбермаркет теперь купер, Супер!
– Может нам тоже надо изменить название? - Володин вопросительно посмотрел на Матвеенко.
– Сделать одно официальным, а другое тайным? - оживилась Блаватская.
– С такой наукой тайны не нужны, - рассмеялась Татьяна Черниговская.
– Ты хочешь сказать, что наука сейчас всесильна? - Блаватская улыбалась.
– Скорее всего — вмешалась женщина в тапочках, - ее просто нет.
– Вся наука стала коммуникационная. Связь, связь, связь, - Черниговская села на кресло цвета Тиффани. Оно было свободно, и явно кричало о том, что должно быть занято.
Вдруг перед президиумом из неоткуда появился Спиваков. Музыкант энергично взмахивал руками и умильно улыбался. Все недоуменно оглянулись. Одномоментно свободные места в зале оказались заняты. На них появились люди в черном. Мужчины были с элегантными черными бабочками, женщины - в черных платьях. Лакированные черные туфли сверкали отраженным светом на мужчинах и женщинах. У каждого из них в руках был музыкальный инструмент. Они с любовью смотрели на Владимира Теодоровича Спивакова и следовали приказам его воодушевляющих рук. Они управляли своими музыкальными инструментами бесшумно, не издавая никаких звуков. Но ошеломляющая тишина длилась недолго. Внезапно прорвавшаяся музыка накрыла пестрой звуковой волной весь зал Совета Федерации.
– Смотри какие послушные. Сидят в разных концах зала, а как смотрят на Спивакова. С какой покорностью и любовью. Небось сам музыкантов набирал. Потому так и подыгрывают ему, - прошептала Яровая своему соседу.
– Хватит, хватит, хватит, - Краснов схватил микрофон. - Я здесь, чтобы забрать Дмитрия Савельева. Человека, нарушившего все законы. Занимавшегося бизнесом, запрещенным для депутатов. Его дети и жена находятся в Англии. Вы понимаете, что это значит? Человек под санкциями, а дети в Англии. Сыновья! И все в Англии.
– Да хватит вам уже. Тут у всех дети в Англии. А если вас капнуть. Где ваши дети?
– Логично, логично, - смеясь вступила в разговор Блаватская. - Что вы в самом деле удивляетесь? Это вовсе не переворот в сознании. Тайное и официальное всегда сожительствовало. Не для того ли были придуманы официальные источники, чтобы скрывать от всех истину? Тайное. То, что есть на самом деле. Размер восприятия быдла, гражданского общества имеет свой лимит — избыток истины может их убить.
– Это вы об атомной бомбе? - вдруг снова вступил в разговор Макрон. - Я вспомнил. Я тоже могу переплыть Сену.
Женщина в тапочках засмеялась. Все обернулись к ней, но она замолчала и отступила в тень.
– Христос боролся с книжными фарисеями. «Мысль — это истина, а ложь — неправильная интерпретация истины». Сказал еще Махатма Мория. - Блаватская закрыла глаза. Казалось она слышит, как повторяет эти слова и Христос и Будда.
– Я всегда говорил, что людям нельзя говорить правду. Есть определённые категории, приматы, их нельзя посвящать в происходящее, они все равно ничего не поймут. Правды нет. Есть ложь, и есть ложь, похожая на правду. Вот и дайте им эти варианты. Пусть разбирают.
– Даже эта передача истины, если она будет происходить словами, все равно будет искажена, так как каждый может вкладывать в слова свой собственный смысл, - странно, но Блаватская, казалось, поддерживала Макрона.
– «Мысль, изреченная есть ложь», - не время и не место вспоминать Тютчева, - улыбнулась Татьяна Черниговская.
– Мы эфирные прототипы Атлантов.
Посреди зала появился персонаж, который явно никак не вязался с обстановкой этого заведения. Хотя обстановка эта явно накалялась. Музыканты все еще беззвучно водили смычками по струнам, Спиваков, все также улыбаясь, продолжал махать руками, едва-едва не попадая временами по носу председателя Совета Федерации.
Над залом пролетела сорока. Она спланировала на стол и села прямо перед Матвеенко. Птица была не первой свежести, её перья торчали в разные стороны, одно крыло жалко волочилось по столу. Она была похожа на потрепанную курицу.
– Сорока, сорока, что скажешь белобока, - вдруг вспомнил детскую считалочку Медведев. - Докладывай новости.
– Да вы тут как будто овец разводите. Стадо только ваше разбежалось, - снова заговорил Гитлер. Именно он вдруг гордо замелькал своими усиками посреди зала. - Мы, атланты, не должны размениваться на мелочи. Если уж вести овец к скалам, так стадами.
– Но причем здесь Савельев? Что он сделал? Он уважаемый член общества. Уроженец Нижнего Новгорода. Воевал в Афганистане. Работал на нижегородском заводе «Двигатель революции». В 1990 году работал на руководящих должностях в нефтяных компаниях: «Лукойл-Уфа» и «Лукойл-Нижний Новгород». В 1998-1999 годах был генеральным директором «Транснефти», - встрял вдруг Медведев.
– Ты определись, Юстас, - обратилась Блаватская к Гитлеру. - Путаешься в показаниях. Кто ты? Эфирный прототип или атлант.
– Я Адольф!  Вы что, меня не узнали? - Гитлер устало сел на свободное кресло. - Тут слишком много молочной тишины. Почему все молчат? Отчего это?
– Видимо не хватает таких удивительных ораторов, как ты, Адольф. Не все могли учиться в тайных обществах Туле...
Блаватская похлопала по плечу Гитлера. Многим в зале это понравилось. Несколько человек встали с кресел и начали продвигаться к Гитлеру, протягивая руки и шевеля пальцами.  Многим захотелось повторить жест Блаватской.
– Твои постулаты там были популярны. Мы учили их наизусть.
– Или накуривались в хлам, - рассмеялась Блаватская.
– Да! Это непросто быть человеком в этом сраном мире! - воскликнул Гитлер и потрогал свои усы.
Тянущиеся руки уже окружали Адольфа Гитлера. Все это начинало напоминать сцену из фантастического фильма о зомби и выживших.
– Кстати, объясни выжившим, зачем тебе усы? - Блаватской явно доставляло удовольствие разговаривать с неудавшимся художником и вторым наполеоном немецкого происхождения.
– Ну это и я могу объяснить, - снова подала голос дама в ночной рубашке. — Это усы Чарли Чаплина. Достаточно их сбрить и тебя уже никто не узнает. Уверена, мальчик Адольф дорисовывал свои картины где-нибудь в Уэльсе. Выращивая тыквы и кабачки.
– Розы! - Протестующе воскликнул неудавшийся художник и отступил от тянущихся к нему рук зомби.
– Эстет, Альфик, что говорить. Прекрасное прежде всего. Ты настоящий Ван Гог. Жаль не состоялся.
– Кто тут Ван Гог?
В зал величественно спускался, паря в воздухе как орел, Дональд Трамп. Его ухо было перевязано. Но по щеке текла кровь.
– Ты не рискуешь? Вдруг тут еще один стрелок? - Матвеенко рассмеялась.
– Ничего, - доброжелательно улыбнулся рыжий, - у меня есть телохранитель.
Он дружественно похлопал по плечу внезапно появившуюся рядом Грету Тунберг.
– К тому же, у меня полный карман пробирок с кровью. Если что, я отрежу второе ухо.
– Лучше бы волосы пришил. Ходишь как пудель. Великий имитатор, тоже мне. Не умеешь ставить спектакли, - Володин плюхнулся в кресло и почесал затылок.
– Такое уничтожение природы, люди отравляют мир! Вы бы хотели очутиться в будущем, заглянуть в ожидающее нас грядущее, если мы не остановимся, - затараторила Грета как заведенная. Слова отскакивали от нее, как от куклы, переворачиваемой брюхом вниз.
– Греточка, успокойся. Мы не выступаем сегодня. Никто не смотрит, - Трамп смешно округлил глаза.
– Да при чем здесь это. Я от всей души. Что ждет нас, ваших потомков? Вы ведете себя так, как будто живете во множественных мирах, как будто в руках у вас есть книга перемен, и вы можете отличить пророчество от предсказания. - Грета и не думала останавливаться.
– Я сделал все что смог. Воевал до последнего. Как приказали. Уничтожал население. Убивал, убивал, убивал, - устало вздохнул Адольф Гитлер. - А вам оказалось мало. Вы наплодили еще приматов, для которых нет места. Сколько в вас агрессии и …
Он внезапно замолчал. Оглянулся кругом.
– Как с вами скучно и дрябло. И сами вы похожи на умерших клоунов, которых достали из могил и набили опилками. Они едва могут изображать что-то из себя, при этом опилки сыпятся как песок.
– Купер — это супер, - снова возобновил свой крик и бег по залу зеленый человечек. - Сбермаркет теперь купер.
Все молча проводили его глазами. Народа в зале становилось все больше и больше. Кто смог занял свободные кресла, кому не хватило места, - стояли.
– Целое государство ушло в подполье, вместе со своими официальными положениями, а вместо него объявлено некое ложное государство с ложной доктриной и ложным знанием, - Блаватская завладела микрофоном и ее голос четко раздался под сводами этого заведения.
– Вот вы говорите - тайное знание, тайная идеология, - женщина в тапках и ночной рубашке вплотную подошла к Блаватской и дотронулась до ее накидки 19 века. - Но Гитлер. Он же убивал. Что тут тайного? Он убивал, убивал и убивал.
– Как что? Решение убивать и зачищать принял ведь не он. Не тот, кто исполняет роль принимает решение.
– Зачем тогда это шоу? Зачем тогда все эти структуры, - женщина махнула белым рукавом ночнушки на зал и Матвеенко. Законы какие-то. Выборы. Один хрен, раз решают не они.
– А где мой парик, - вдруг закричала жена Макрона. - Воры. Караул. Ограбили.
– А где Путин? - Вдруг оживился Гитлер.
– Да в мавзолее давно. Эка ты вспомнил. Перепил с Меркель и умер. Только шшшш.... Никому об этом, - Матвеенко понизила голос.
– Не, я могила. Не скажу, - понимающе закивал головой Гитлер.
– Да уж. Пусть отдыхает. А то то да се. На фортепьяно даже играть пришлось научиться... Нельзя ему было так волноваться. Голливудские звезды, все дела, - продолжила Валентина.
– Да, отец был молодец, - вдруг вступил в разговор Медведев. - Мы ведь тоже не лыком шиты. Подумаешь Макрон — потомок Наполеона. Мы тут все кровинушки царя Николаюшки.
– Я тоже хочу мастерскую, библиотеку и личный кабинет, - женщина в ночнушке вдруг громко завопила как базарная баба в рыночный день. Казалось, она просто пыталась привлечь к себе внимание. - Объясните мне, объясните мне какова роль личности в истории?
Все недоуменно посмотрели на нее.
– Если ты личность — тебя сжигают на костре. Это тебе понятно? - Грета округлила свои и без того круглые глаза. - Нет личности. Уже давно. Есть команда. Единая команда. И все идет по общему плану.
– Плану? Пятилетнему?
– Не мелочись. В Швейцарии планируют значительно длиннее.
– А кто планирует?
– А тебе-то что?
– Может сброшу атомную бомбу в горы и конец горнолыжному спорту!
– Дура, - вдруг сорвалась с катушек Грета. Видно было, что молодой организм не привык к таким шоу. - Нет никакой атомной бомбы! Совсем безмозглая дура.
Все замолчали и смотрели на Грету. В полной тишине прозвучал вопрос.
– А как же Хиросима и Нагасаки? Чем же занимался Оппенгеймер в своем...
– В пустыне на заброшенной хуторе далеко от всех научных центров? - Хмыкнула Грета.
– Человек, получающий знания из книг, из журналов, из слов, из произнесенных и прописных истин, уходит от истины, истинной истины дальше, чем человек, не читавший, но привыкший размышлять.
Блаватская расположилась в кресле председателя. Рядом с ней сидела растрепанная сорока. Она жадно пила воду из стакана Матвеенко. Ее белые бока напряглись от всеобщего и внезапного внимания к ее действиям. Она прекратила пить и вытащила свой клюв из стакана.
– Может вы скажете и что дальше будет? - не сдавалась женщина в тапочках.
– Ты видела фотографии Хиросимы? - Грета уставилась на нее.
– Да.
– А фото разбомбленного Дрездена?
– Нет.
– Так открой и сравни. Если ты увидишь там два отличия, я поверю в атомную бомбу.
– А что же тогда?
– А что, а что... Конец войне. Вот что. Ужас и страх перед всеядным оружием. Что тут непонятного? Усмирить агрессию, усмирить приматов, рвущихся в драку, Агрессия, вера в могущественное оружие, что тут непонятного?
– А оружия нет? - Женщина в ночнушке не сдавалась и все продолжала задавать вопросы. Да и не мудрено. Ведь рушилось все, во что она верила со школьной скамьи.
– А оружия нет. Есть только баннер, лейбл, вывеска, занавеска, за которой нет ничего.
– Совсем нет? А атомная энергия?
– Спроси еще о полетах в космос.
– Их тоже нет?
Все дружно засмеялись. Одна полуголая женщина стояла посреди толпы, дружно смеющейся над ней.
– Нет, меня поражает человеческая тупость, - Гитлер встал, дотронулся до своих усов и стер их пальцами. - Люди ничего не видят и верят во все, что им говорят. Даже совершенно очевидные факты, поступки, действия, события не могут убедить их в логике событий, не могут заставить их думать. Вот ты говоришь, - повернулся он к Грете, - ты говоришь о фотографиях Хиросимы и Дрездена. Это самое простое. Но если бы хоть кто-то задумался, если бы атом и его энергия были бы в руках этих тупоумных приматов, не способных видеть дальше собственного сперматозоида, то где бы было это сраное человечество? Ненавижу людей. Тупые, непроходимые, твердят то, что им повесили на уши.
– А Оппенгеймер?
– А почему все, кто был рядом с ним умерли? В том числе дочь и любовница.
– Не знаю.
– Ну и это уже лучше, чем повторять байки старого дяди Сэма.
– Да при чем тут дядя Сэм. Я выросла на этих байках. И я в детстве... я мечтала стать космонавтом!
– Ах так. Мечтала стать космонавтом! С тоской смотрела на Большую Медведицу и мечтала покорить Альфу Центавру...
– Приблизительно так. Еще я хотела стать физиком экспериментатором, работать на ускорителе и.… и сделать невероятное открытие. И спасти человечество от рака.
– Лучше угробить. Тихо, без выстрелов, без разрушений домов, без …
– Нет, ты не прав. Адольф. Разрушения тоже неплохо. Зачищенная территория, все зарастает, и это восполнит зеленый банк планеты, - Грета была начеку, чтобы видеть и выделить выгоду Гринписа.
– Ну хорошо. Но при чем здесь ты, Адольф. С тобой кто только не воевал.
– Боже мой, женщина, проследи ход войны. Там бывали откровенные проколы, когда было очевидно, что война договорная между всеми ее участниками. Ее цель - не захват или потеря территорий, а зачистка населения.
– Но Сталин...
– Да, и даже Сталин согласился и пошел на это после голода в Поволжье, когда крестьяне пожирали собственных детей. А Дюнкерк...
– А что Дюнкерк? Там же спасли людей...
– Да, но сначала их послали. Просто так. Глупость или предательство? А может план...
– Но спасли же...
– Спасли, чтобы послать снова и теперь уже убить...
– Но для чего? Для чего такие траты материальных и психологических ресурсов?
– Зачистка! Зачистка населения. Вспомни, женщины рожали по восемь, десять человек. И все рвались в драку. И мальчики выживают лучше. И драки в каждом дворе. И что дальше?
– Тебе никогда не приходило в голову почему так резко рвануло человечество в гору сразу после второй мировой? - Трамп не выдержал своего молчания. Он был прирожденный артист и готов был вещать даже просто так, даром.
– Рвануло - в каком смысле? Я думала атомная энергия, космос...
– Нет, это рвачество и глупость. Рвануло в телетехнологиях.
– Телевизор? Телефоны?
– Ну да. Этого разве мало? Появился телевизор. Появились телефоны. Мобильник. Вспомни, не прошло и двадцати лет, а мобильник и связь есть у каждого бомжа. Ты можешь набрать все что угодно - и вуаля - читай, узнавай, думай.
– Вы только что утверждали, что человек либо читает, либо думает.
– Да, но для того, чтобы узнать кто такой Оппенгеймер сейчас не нужно идти в библиотеку и искать литературу.
– Ой все. То вы вешаете лапшу, то вы разоблачаете сами себя.
– Что, не знаешь уже чему верить.
– Ключевое тут слово — ВЕРИТЬ. Остановлюсь ка я пока на том, что я атеистка.
– Вот так номер. Верила, верила всю жизнь, а теперь она атеисткой стала.
– Я была маленькой девочкой.
– И сейчас?
– Что сейчас?
– Ты только что задавала вопросы как маленькая девочка.
– Все мы внутри дети. Мой внутренний ребенок усвоил эти сведения в детстве. Ничто не заставляло меня пересматривать усвоенное.
– И что? Родители не рассказывали тебе ничего подозрительного? Задумайся, вспомни. Может в рассказах бабушки было что-то, что ставит под сомнение честность учебников?
– Может и есть. Если верить вам, то физики как науки за последние 60 или 70 лет не существует. И все эти институты занимаются только тем, что пьют водку?
– Более того, - расхохотался Гитлер, - Эйнштейн - великий мистификатор. Наука стоит. Вопрос — стоит ли она потому, что люди дураки, или стоит она потому, что ей не дают развиваться силы...
– Какие силы?
– Силы, не собирающиеся дать в руки приматов оружие уничтожения.
– Почему? Раз мы такие дауны, почему бы не смыть всех в унитаз?
– Да потому, видимо, что сами эти силы, видимо, часть человечества и живут они как-то... рядом... не знаю... короче это загадка....
Над рядами кресел, под потолком вдруг появились голуби. Белая стая хлопала крыльями, испуганно тычась в светильники и стены. Голуби сыпали белыми перьями, превращая зал Совета Федерации в огромный пуховик для сна.
– Всё это, конечно, очень интересно, но пора заняться делом. Что вы рассуждаете об абстрактных вещах. Вы мне Дмитрия Савельева выдайте. Снимите с него неприкосновенность. Или вы потакаете убийцам тут? - генеральный прокурор РФ Игорь Краснов вдруг вспомнил зачем он здесь.
Этому способствовал звонок жены. Ужин был готов и стыл в духовке.
Все напряглись. Было удивительно, что очередь дошла до Савельева... Каждый в этом зале испытывал страх, что завтра будет дальше...
– В чем вы его обвиняете? - раздался голос с дальних рядов зала.
– Об этом человеке известно только то, что он еще не сидел в тюрьме, но почему не сидел — неизвестно, - рассмеялась Блаватская.
– Нет, серьезно, - раздался тот же голос.  - не надо Марка Твена цитировать. - Вы еще скажите, что за домик в Лондоне лишаете его неприкосновенности.
– Дмитрий, за что ты Ионова заказал? - Матвеенко в упор посмотрела на Савельева.
– Ненавижу его. Сам бы убил, если бы мог.
– Ничего, теперь у вас будет такая возможность. Поставим вашу кровать рядом с его нарами, - усмехнулся генеральный прокурор Рф.
Под потолком зала заседаний Совета Федерации вдруг появился многоцветный веселый детский воздушные змий. Он парил, то опускаясь, почти касаясь голов людей, находящихся в зале, то поднимаясь высоко, стремясь вылететь на свободу и почувствовать свежий новый поток воздуха. Его ленточки зеленые, голубые, салатовые, оранжевые и красные радостно гладили пространство, вселяя надежду что все обойдется.

Я приехала на дачу. Здесь все заросло, но меня это не беспокоило. Давно прошли те времена, когда я мечтала об аккуратных грядках и зарослях цветов. В какой-то момент жизни я поняла, что чисто английские сады вряд ли возможны в суровом климате Подмосковья. И смирилась. Тем более, что силы позволяли мне это: их не было. Не могу сказать, что крапива встретила меня стеной, и я пробивала дорогу к дому с помощью топора. Нет... Все было не настолько плохо. Хотя было когда-то и такое. Несколько грядок с кабачками показывали сквозь листву желтые плоды, а крыжовник угрожал скормить все свои ягоды птицам. Стаи их недовольно вспорхнули с кустов при моем появлении. Горшки с помидорами, которые чудесным образом краснели круглыми плодами, стояли вдоль стены дома. Там было тепло и безветренно. Короче — как-то так. Что-то росло, но без энтузиазма.
Я открыла дом. Включила свет. Вышла в сарай включить бойлер. Крыша опять текла. На полу при входе отражала свет огромная лужа. Ковер из искусственной зебры был мокрым. Что делать. Этот сарай когда-то мы построили вместе с мужем, но силы были уже не те. А денег, как всегда, не было. Крыша текла, и оставалось лишь следить за потоками воды и подставлять ведра. Ну что же. Это не прорыв дамбы. Льет сверху, а не снизу. В этом нет ничего необычного и сверхъестественного. Мысль о сверхъестественном заставила меня вспомнить мои недавние видения. Видения... Видения или сны...
Я приехала одна. Мои были дома. Иногда хотелось побыть одной наедине со своими мыслями. Тем более, что были они невеселыми. А еще лучше не быть. То, что я видела нисколько не изменило мои настроения. Я всегда подозревала, что не совсем нормальная, а тут такие виртуальные приключения. Почудилось мне это... Приснилось... Я не могла понять. И даже не пыталась. Ну поговорили и поговорили. Жизнь свою я считала законченной. Инсульт поставил огромную точку из постоянной боли. Мне было уже все равно, что будет дальше и будет ли. Единственное чего я боялась — стать овощем и лежать, обрекая моих близких на проклятья и тяжелую и неблагодарную и безнадежную работу. Вот этого я боялась больше всего. Хотя... Какое мне дело. Ведь это будут уже не мои проблемы.
А вот текущая крыша сарая была все еще моей. Но я не знала, как решить ее. Скоро осень и надо было разложить яды для мышей и крыс. Я делала это регулярно из года в год каждую осень. В память о сгрызенных когда-то книгах. Нужно было понять надо ли ехать за ядами, или хватит запасов прошлого года. В шкафу сарая я нашла мешок с ядами для мышей и крыс. «Трикота» -прочла я название на зеленой пачке. Серая мышка на картинке с аппетитом грызла гранулу яда, иллюстрируя привлекательность наживки. «Убивает и мумифицирует грызунов» - прочла я поясняющие строки под главным названием. Убивает и мумифицирует. Надо же. Ну ладно убивает. Это хорошо. Но зачем мумифицирует? Почему крыс и мышей надо возводить в ранг египетских фараонов? Ну почему фараонов, тут же одернула я себя. Находят там-сям мумифицированные останки святых в пещерах, было же... Но странно. Разве египетские фараоны были крысами? Зачем их мумифицировали? Ну ладно мышей. Отравятся, будут лежать, разлагаться, вонять. Провоняют за зиму весь домик. Приедешь — умрёшь от запаха. Но фараоны? Жрецы? Кто полезет в пирамиду, вскроет саркофаг, чтобы подышать запахом гнилого фараона. Странная традиция, - думалось мне, и мысль о недавних привидевшихся разговорах все яснее и яснее стучала в моем мозгу. Что это было? Сон? Видение? Отравление? Куда делся заказчик? Хотя он ничего не грабанул. И деньги даже оставил за картины. Может он отравил меня? Подсыпал что-то в чай пока я искала ему рисунки?
Что со мной произошло?
Или это на фоне инсульта? Полная деградация, безумие, видения, шизофрения?
Пульсации поврежденного мозга?
Тьма сгущалась. Надо было подумать об ужине, но готовить не хотелось. Я вышла из дома и погрузилась в темноту огорода. Пара головок чеснока и кабачок вполне сошли бы на вечернее блюдо. Вырвав и срезав нужные овощи, я подняла голову и взглянула на небо. Луна решила сегодня спорить с фонарем за забором и ей с успехом это удавалось. Вдруг я заметила, что окно моих соседей светится. Оно едва возвышалось над забором, плотно укутанное ветвями разросшейся сливы, и свечение не сразу бросалось в глаза. Мой забор, забор соседей и проход между участками отделял меня от окна со светом.  Поэтому я решила подойти и посмотреть поближе. В прошлом году умерла хозяйка дома. Зоя. Умерла внезапно и неожиданно как для всех соседей, так и для мужа. Я долго не могла поверить в это, слишком жизнестойкой и жизнерадостной была эта женщина. Но она исчезла, и спросить в Павла — ее мужа при встрече я не решалась. Да и как бы это выглядело? Павел, а правда, что Зоя умерла? Да после такого вопроса не мудрено было схлопотать по лбу. Странно. Неужто Павел приехал и сидит там один, в этом грустном и пустом доме.
Я бросила свою огородную добычу на крыльце и вышла за калитку. Да, в окне горела люстра. Тусклый свет ее едва освещал комнату довольно большую. Люстра напоминала мою, псевдохрустальную, китайскую подделку под изделия знаменитых мастеров. Видимо Зоя так же, как и я была жертвой генных модификаций и следовала приказам генома. По рассказам матери мой дед со стороны отца работал на гусь хрустальном заводе. И я иногда безотчётно и по-дурацки покупала всякие низкопробные стекляшки, подвешивая их под потолок. И только спустя некоторое время я вдруг спохватывалась, понимая, что тут нет ни красоты, ни практичности.
Некоторые вещи невозможно понять. Только почувствовать. Я не знала ни отца, ни деда, не считая рассказов матери и единственную встречу с этими генетическими моими прототипами. Но связь была. И лишь когда я осознала эту связь я смогла ее побороть. Я называла это парадоксом убитых родственников. Парадоксом или эффектом.
Тусклая люстра китайской подделки под хрусталь свисала с потолками и едва освещала комнату. Я обошла соседский участок. Странно. На калитке висел замок. Вход зарос травой и крапивой. Были еще ворота. На них был вкручен в пазлы для замка ржавый болт. Я потрогала его. Мдааа... если его и откручивали, то лишь со специальными инструментами. Просто пальцам он не поддавался.
По линии шла соседка. Она поравнялась со мной и остановилась. Я не очень любила разговаривать с ней. Наперед зная, что все закончится какими-то просьбами или претензиями.
– Здравствуйте, Таня, - все же рискнула обратиться я к ней.
Загадка включенной люстры отвлекала меня от собственных вопросов и страхов. Быть безумным, и сознавать это — это две большие разницы.
– Вы не знаете, кто приезжает в Зоин дом? Это Паша? Свет горит, я вижу, но калитка закрыта.
Соседка остановилась и посмотрела на замок, потом натянуто улыбнулась и облизнула губы.
– Паша умер в прошлом году, - сказала она не меняя выражение лица и продолжая улыбаться. - Он умер здесь. И никто не знал. Но его родственники приехали, потому что он не отвечал на звонки и нашли его в комнате. Мертвым. А дом выставлен на продажу. Там не должно быть никого. Рита, ты ошиблась.
Она проговорила это медленно, улыбаясь и время от времени облизывая губы. Она была похожа на жену Константина Эрнста, слюнявая с непрозрачной дикцией. Слушая ее слова и наблюдая как это все непросто происходит, почему-то представлялся минет, длительный и полный мокрых облизываний. Вспомнился почему-то мужик, который время от времени приезжал к ней и помогал ремонтировать что-то, что требовало ремонта. Невероятный болтун и говорун. Чтобы он не делал, его голос не замолкал за забором. Вспомнилось как она почему-то однажды в разговоре в очереди, мне пыталась доказать, что он  е муж, как будто мне было до этого дело. Почему-то представилось как я ей стала бы тоже настойчиво повторять, что мой муж — это мой муж и указывала бы на моего мужа.
Безумие. Куда увела меня моя блуждающая мысль. Не мудрено, что во сне я уже хожу по гостям к умершим Ротшильдам.
Значит Пашка умер. Вот оно как. Значит дом пустой и ничей де факто. А кто же тогда там, за коном под светом тусклой лампочки?
Тьма сгущалась. Соседка Таня уже вошла в свою калитку и зажгла свет в своем доме. Я не стала ей ничего доказывать и предлагать заглянуть за угол забора, и приподнявшись на цыпочки посмотреть на окна. Зачем? Возможно, это продолжении моих галлюцинаций. Я все так же кормила комаров под окнами умерших соседей.
Что же. Настроение было так себе. Я очень...ммм... даже не знаю, как сказать...Я очень была благодарна Зое и Пашке. В одинокие мои приезды на дачу, когда бум переустройства и облагораживания участка и дома сводил меня сума, они помогали мне советом, подбадривали участием, и восхищались моими порывами. Порывами неумехи и экспериментатора. Я вспомнила как вскрывала мансарду после облюбовавших и оккупировавших ее шершней, как снеся внутренние стены, я обивала периметр крыши, не оставляя второй возможности маленьким динозаврам занять это место. Пашка и Зоя, жившие постоянно на своей даче всегда интересовались ходом моих дел и радовались, если у меня получалось.
Что-то трагичное, необъяснимое и мрачное заполняло мою внутренность. Они были моим сообществом людей, дачных людей, которым были близки и мои проблемы, стройки, переделки и ремонты. Все мы члены каких-то своих сект. Секты алкоголиков, секты фитнеса, секса, половой ориентации, вкусовых пристрастий. Эта семья, пусть странная, но они были моей дачной сектой, в которой я могла поделиться всем.
Я стояла одна у своей калитки, но свет в Зойкином окне не давал мне уйти. Возможно, была и другая причина. Я просто не хотела думать. Думать о том, что со мной произошло. Или даже не так. Думать о том, что со мной.
Ну что же, - подумала я. Раз я совсем уже разрушена, что мешает мне узнать, что там происходит? Что может меня испугать, если мозг мой уже не отражает реальность. Реальность...Какой бы она ни была.
Я подошла к забору и потрогала доски. Пашка делал забор сам. Давно. Из досок. Они не были покрашены и простой серый дощатый забор хотя и был высоким, но не представлял серьезного препятствия на пути того, кто реально хотел проникнуть внутрь. Я ощупала доски под горевшим окном. Удивительно, но две из них поддались на мои прикосновения, и я с легкостью их сняла с гвоздей.  Одну доску я вытащила и поставила рядом. Вторую повернула как стрелку весов и пролезла внутрь участка. Кругом было царство крапивы. Но дорожка вокруг дома была выложена плиткой и не заросла. В темноте, в свете фонаря на линии я подошла к крыльцу. Высокие ступени делали его видимым через забор и все, кто проходил мимо дома, могли меня увидеть. Но на линии никого не было. Слишком поздно для прогулок с собаками и походов в магазин. Что ж. Я поднялась по ступенькам и нажала на ручку двери. Странно, но дверь открылась легко и беззвучно. Я вошла.
Темнота окутала меня неизвестностью и тайной. Инстинктивно я нащупала выключатель, но в последний момент передумала его поворачивать. Зачем — подумала я. Я же иду за светом. Увижу свет, тогда и узнаю.
Что я хотела узнать было и для меня самой неопределённо и загадочно. Ну что увижу, то увижу. Да небось забыли свет выключить. А я.…Кто забыл, если Пашка и Зоя умерли...
Сейчас все узнаем. Я сделал несколько шагов в темноте и наткнулась на лестницу. Она вела в мансарду. Туда мне было подниматься незачем. Там не было света. Следующая комната оказалась кухней. В темноте в слабом свете луны, проникающим в окно, я увидела плиту, стол и посуду. Что же, это явно был не конечный пункт моих исследований. Еще дверь. Это спальня. Странное расположение комнат, небольшой дом, а внутри лабиринт. На кровати лежал кот. Он был огромен и сер. Существо медленно и лениво подняло голову и молча посмотрело мне вслед. Кот. Надо же. Только и успела отконстатировать я как следующая дверь приоткрыла мне свет. Да. Горела люстра. Комната была освещена и пуста. Она была именно такой как выглядела с линии. Я получила эмпирическое доказательство того, что... Что я доказала? Растерянно я вошла внутрь тусклого пространства. Апостериорное знание моей правоты давало шанс надежде, что я не совсем уже тю-тю, или того. Странно. Тут тоже был кот. Он вольготно развалился на диване и лениво взглянул мне в глаза. Ну что ж. Вряд ли кот смог сам включить свет. Я присела рядом с ним на диван и тихо, шепотом, едва слышным лишь мне спросила
— Это ты, милашка, свет себе включил?
И тут раздался голос. Голос не был мне незнаком. Но я вздрогнула.
– Мы тебя давно ждем, - прозвучали слова. Голос был соседки Зои. Но непонятно было откуда он исходил.
Я испуганно оглянулась. Ну вот, опять, подумала я. Мне не лучше. Снова какие-то голоса. Может и комната с котом мне кажется?
– Да перестань ты вертеться, - Зоя рассмеялась. Вернее, голос рассмеялся.
– Зой, а зачем вы меня ждали? Впрочем, я, наверное, скоро буду с вами.
Почему-то вспомнился крысиный яд в шкафу в сарае. А что, купить бутылку шампанского, насыпать туда крысиного яда и устроить себе последний праздник.
– Ну хватит думать ерунду, - Зоя продолжала смеяться.
Я снова огляделась. В темном углу комнаты появился свет. Не тот желтый тусклый свет, что исходил от подвешенного к дощатому потолку светильника, а белый лунный, голубоватый даже, непонятное свечение. Оно исходило прям из бревенчатых стен и в нем показались они оба. Пашка и Зоя. Мои соседи.
Ну вот, опять глюки, - снова подумала я и закрыла глаза.
– Да не глюки мы. Успокойся уже.
Павел и Зоя сделали шаг и встали напротив меня. Я встала с дивана. Кот недовольно замурчал.
– Успокойся, Рит, - пробормотал Павел.
Когда-то он напоминал мне принца Чарльза. Я часто шутила, что живу в окружении королевских особ. Дома, в Москве, этажом ниже жила старушка, как две капли воды похожая на Елизавету2. А на даче напротив меня жил и принц. Не такой красный правда, но похож.
– Да я спокойна. Что вообще меня может уже взволновать. После инсульта.
– Да что ты все со своим инсультом. Ходишь еще, слышишь, говоришь. Что тебе еще надо?
– Ну... я не знаю, но постоянная боль отвлекает от удовольствий, - попыталась пошутить я, но никто не засмеялся.
– Да боль входит в план. Ты должна испытывать постоянную боль.
– А план какой?
– Ты должна слышать.
– -Слышать что?
– Высший разум.
– Надо же. Я и высший разум. Мне кажется, я потеряла даже свой последний.
– Ты по поводу Ротшильда и Чарльза?
Я вздрогнула. Видеть видения — это одно. Но обсуждать свои видения с другими видениями — это высший пилотаж безумия.
– Ты веришь в бога, Ритуль? - Зоя говорила громко. И каждое слово отпечатывалось в моем мозгу как удар колокола. Она всегда так говорила. И при жизни. Павел был глухой, и она привыкла произносить каждое слово на повышенных тонах, чтобы докричаться до него.
Странно, что нас никто больше не слышит, подумала я.
– Вера помогает в повседневной жизни, - продолжила Зоя.
– Ой, мне больше бы помог обычный клиниг, если бы были деньги. Что-то устала я убираться.
– Не скажи. Вот сейчас ты думаешь, что мозг твой потерян, что у тебя галлюцинации. А если бы ты верила, то поняла, что это видения, как у святых в священных книгах.
– Ага, ага. И свет дал бы мне надежду и смысл моему никчемному и бесполезному существованию.
– Не будь мажором. Не рассуждай как лишенный наследства сын Рокфеллера.
– Ничосе. Прям изменённое сознание. То я чешу лясы с принцем Чарльзом, то рассуждаю как наследник империи.
– Ты испытываешь боль, чтобы изменить будущее.
– Никто не может изменить будущее своей болью.
Зоя рассмеялась. Она прошлась по комнате и погладила кота. Павел сел на стул и улыбнулся.
– Ты же недавно побывала в прошлом, почему такие сомнения насчет будущего? Каждое поколение отвечает за свое выживание. Разве ты с этим не согласна?
– Я не могу ответить даже за свое собственное выживание. Куда уж мне... Что в этом мире зависит от одного человека?
– Если он не Ротшильд? - вновь рассмеялась Зоя и плюхнулась на диван рядом с котом.
Она была толстой. Высокая полная женщина, одинокая и несчастная. Наверняка когда-то она была красивой. До сих пор рыжие волосы и веснушки намекали на тот ренессанский образ, что просвечивал сквозь возраст, полноту и смерть.
История ее жизни была печальна и плачевна. Когда-то она поведала мне ее, сидя на крыльце моего дома. Зачем она все это рассказывала — не знаю. Видимо одиночество было причиной такой откровенности. Когда-то у нее был сын. Сынишка. Маленький мальчик. Она оставила его на первомайские праздники с мужем и легла в больницу. Что с ней тогда случилось, я не помню. Возможно, она это и не уточнила. Но по возвращению домой она нашла лишь мужа. Малыша не было дома. Оказалось, что на праздники муж поехал в деревню к родителям и взял сына с собой. Там все дружно отмечали день труда. Так дружно и работяще, что, очнувшись утром 3 мая ее муж не нашёл сына. А когда его нашли он оказался мертвым. Потом она забеременела снова, но поняла, что с этим человеком жить уже не сможет. И сделала аборт. И этим поставила точку на своей бесконечности. Мы все когда-то ходили строем и пели песни хором. Почему она это сделала? Я не знаю. Когда она рассказывала это — она рыдала. Возможно, это было не ее решение. Кто знает. Я не спрашивала. Павел был вторым ее мужем. И у него был сын. Сын от другой женщины. От женщины, с которой он изменял Зое. Печальная история. Но печальнее было то, что я видела их. Вот они, два умерших в прошлом году человека сидели напротив и разговаривали со мной. Зачем?
– Значит эта боль не случайна? Послушайте, даже если вы лишь моя галлюцинация, или призраки, должен же быть хоть какой-то месседж? Зачем вы появились и говорите со мной. К чему вся эта сказочная фантасмагория? Вчера Ротшильд, сегодня вы.
Вся ситуация начала меня раздражать. Я встала. Безумие, безумие, безумие... Оно наступало, лишая меня чувства реальности и ощущения подлинности.
– Не торопись. Мы здесь чтобы сказать тебе кое-что.
– Так говорите. Что тянуть-то.
– Ты кукла.
– В руках бога что ль? - настал мой черед рассмеяться. - Как банально. Ладно я кукла. И я пойду.
– Нет, не бога. Существуют технологии.
– Превращающие людей в рабов? В зомби? Телевизор что ли?
– Нет, Ритуль, ты подчиняешься другим технологиям. Ты кукла в руках тех, кому принадлежат эти технологии.
– Невероятно. Нашли игрушку. Я нищая инсультная бабка, - попонтовее игрушку нельзя было выбрать?
– Ты сама месседж. Ты должна сказать всем, что есть на самом деле. Для этого тебя вели. И посылали тебе ту жизнь, которая бы не затуманила твой разум лишней эйфорией.
– Звучит непонятно. Но все равно сказочно. Я и месседж. Зой скажи еще мессия. Должна научить человечество жить.
– Да, типа того.
– Да кто меня будет слушать?! - вскрикнула я. - Нашли мессию. Даже если вы скажете мне какие-то вещи, которых никто не знает меня не только слушать не будут, но и не услышат. Да кто даст мне говорить? Вон мои картины на ютубе уже банят в третий раз. Третий раз закрывают аккаунт. А ведь там я молчу, всего лишь рисую.
– Ладно, Ритеныш. Мы посланы лишь для того, чтобы уменьшить твой страх. Все что сейчас будет происходить с тобой, - всего лишь технологии. Тобой управляют. Будь спокойна.
– А спокойствие что не входит в ручное управление?
– Нет, только эмпатия, - улыбнулась Зоя. - Ты же все же человек. И волны эмоций и …
– Ладно, ладно... То есть ты хочешь сказать, что я могу путешествовать во времени и в пространстве?
– Не по своей воле.
– А деньжат и здоровья они не могут подкинуть? Если они могут управлять мной, не лучше ли начать управлять кем-то реально весомым, кто имеет доступ к ресурсам? Я-то тут при чем? Быть безумной и вещать всякий бред — да, это именно то, о чем я мечтала в пеленках.
– Да успокойся ты уже наконец.
– Конец, да, звучит заманчиво.
– Берешь боль и терзания и идешь дальше. Хватит ныть. Все, что от тебя требуется рассказать все что узнаешь. Человеческая боль — это источник космической энергии. Если мы не будем страдать, как выживем?
– Энергия космоса. Ничосе секреты. Кому они нужны?
– А ты бы хотела, чтобы человек с детства до старости игрался в бирюльки? Развлекуха, развлекуха и развлекуха. Квесты, шарады, зрелища, игрушки...
– Ой, не я это придумала. Сделайте культ, секту, религию...я не знаю. Лишите детей игрушек. Взрослых развлечений. Пусть все сидят по темным углам и молятся. Истязая себя плетками, самобичеванием, отрезанием пальцев…Ой да мало ли что можно придумать.
– Как ты не понимаешь, тебе качают сознание. Прислушиваясь к себе и к тому, что внутри тебя происходит, ты сможешь разгадать тайны мира и мироустройства.,- Зоя говорила не типичным для нее языком.
Я остановилась. Мне было близко это состояние. Состояние раздумий и мысленных оценок ситуаций. Я считала это своим природным качеством, но оказывается это было привнесенное.
— Значит, я жертва на алтаре? Алтарь чей? Кому меня приносят в жертву?
-  Алтарь – место личной силы мага, собственная рабочая площадка для проведения различных ритуалов. Защита, исцеление, концентрация энергии в нужном направлении, трансформация негативной жизненной ситуации, гадания, медитации…
Зоя подошла ко мне и нежно погладила меня своей пухлой огромной рукой по плечу. Она была значительно выше меня, это большая женщина. Я какое-то мгновение я забыла, что это призрак, что ее уже нет, что она умерла. Я расплакалась
- Из всей твой тирады, Зой, я поняла только одно – не зря меня назвали Ритой. Я чей-то ритуал. Или ритуальное существо. Тело, несущее мертвый…эээ.. мертвую душу? – я не знала как сформулировать.- Мертвый мозг?
- Ты почти уловила суть. Сознание важнее тела. Но без тела оно бессмысленно.
Я открыла уже дверь, ведущую в темный коридор дома. Хотелось скорее лечь на свой алтарь, покрытый вафельным хлопковым пледом. Хватит уже жертвы приносить. Алтари ведь существуют не только для этого.
— Значит я тело, куда поместили сознание, без высшего контроля, без собственного контроля? Типа автономной куклы? Наверняка тело куклы можно воссоздать. И сознание можно в разные куклы перемещать? Я-то как носитель чужого сознания – так себе ракета. Да и информацию я мало кому смогу передать.
- Не тебе это решать.
- Поняла. Но как кукла я мало эффективна. Я не умею стрелять, взрывать, не умею митинговать, я не блогер, а всего лишь забитая сломанная кукла. Толку от меня… Но эксперимент важнее. Понимаю. Наверняка нас таких много.
- Представляешь себе современную реальность?
- Ой. Виртуальную? Часто мне кажется, что все что сегодня происходит – всего лишь пародия на современную реальность. Ту, какой она должна была бы быть.
- Пародия на современную реальность, говоришь, - повторила за мной Зоя. – Три кита – бизнес, полиция, масонство. Мечтающие уменьшить население.
- Скорее олигархия. Бизнесом я бы это не назвала.
- Ты знаешь, что такое информационная война?
- Война сект?
- Понятие информационной войны исторически является переводом термина «information and psychological warfare» и может звучать как «информационное противоборство» или как информационная и психологическая война. Понимаешь… Всё зависит от конкретики. От конкретной ситуации.
- Зачем ты мне даешь определение из Википедии? Википедия тоже не свободна.
- Ты не понимаешь. В войне информаций основной опасностью является то, что ты сам не можешь определить в определённый момент – ты уже жертва, или участник? Никто не погиб. Вроде все живы-целы, но вбросы дезинформации, или оценка происходящего – ведут… приводят…
- Зой, да ладно тебе. Кого сейчас волнует спускаемая сверху информация.
- Нет, ты не понимаешь. В информационной войне могут участвовать и властные структуры и отдельные сообщества и группы и лица. И воздействия ее избирательны. И воздействовать на разные слои населения могут по-разному.
- Да я представляю себе, что это такое. Сама учила марксизм. Как метод, - вспомнилось студенчество, истфак и семинары по истории партии.
- Ты не понимаешь. Информацию, которую несут, вдалбливают, заставляют запомнить, — все это не считается насилием. Мы впитываем это добровольно, доброжелательно, я бы сказала, неощутимо. Ты не можешь определить кто хороший, кто плохой. Тебя просто захватывают потоками ложной или оценочной инфы, тут работает нечеткая логика и ты не можешь определить, что правда, что фантастика. Тут все непредсказуемо. Информационная война – противоборство специально подготовленной информации. Или выдумок. Сама война может быть специально подготовлена. Для отвлечения внимания общественного быдла от настоящего содержания проблемы, действий или ситуации.
- Да понимаю я. Само противостояние может быть наигрышем, шоу, чтобы легче было лапшу на уши вешать.
- Информационная война, - все никак не успокаивалась Зоя, — это процесс борьбы человеческих общностей, процесс манипулирования общественным сознанием, это воздействие на гражданское население для отвлечения от различных проблем. Контроль! Главное контроль над массовым сознанием. Стадом надо управлять. Иначе мы скатимся к обычному…
- Ну а я-то тут при чем? – мне надоело слушать прописные истины. Я с тоской смотрела на дверь и думала о чашке чая. – Информация – штука такая. Даже если она есть, ее как бы и нет.
Внезапно всё исчезло. Пропало все. И Зоя, и Павел. И комната с грустной тусклой люстрой, скудно освещавшей деревянное пространство, да и само пространство. Внезапно я ощутила движение, порыв ветра, воздух, вихрь. На мгновение я закрыла глаза. Я стояла на крыльце своего дома, в руках у меня был кабачок и головка чеснока. Ну что же, - подумала я. Пора пить чай. Надо поддерживать хрупкую старческую оболочку человека. Даже если это оболочка всего лишь куклы. Время работает против нас уже увы и надо облегчить свои страдания и своих близких Такова энтропия вселенной.

– У каждого свой алтарь.
Мужчина спокойно произнес это, даже не взглянув на собеседника. Его голубые глаза смотрели прямо перед собой. Было ощущение, что он говорит сам с собой, рассуждает, не надеясь на ответ, комментарий, или эмоциональный возглас. Да и к чему ему было спорить. Какие аргументы заставили бы его изменить свою точку зрения? Он прожил достаточно. Имел много. Понимал и знал все пружины движения и поступающего, и отступающего, регресса и прогресса. Вытянутое лицо, веки приспущены. В углах губ застыла слюна. Он смотрел перед собой устало, но с улыбкой. На стене перед ним висела «Троица» Рублева. Для него эта картина значила многое. И не потому, что она представляла историческую или художественную ценность. Его привлекали в ней смысловой груз, символичность и настроение.
Он сидел в белом кресле и его ноги в тапочках лежали на кушетке. В руках была чашка с чаем. Его собеседник был моложе, но тоже в летах. Он странно стоял, опираясь на каминную полку. При внезапном неловком движении и повороте громадная ваза рухнула на пол, породив кучу нелепых и никому не нужных осколков.
– Прости, братан, - вырвалось у него, но внутренне он рассмеялся.
Он ненавидел пристрастие барона к старым вещам. И вообще. Его достали разговоры о прекрасном, смысле жизни, правилах, его достала уже эта секта, называемая... Впрочем, как она называется? Клан Ротшильдов? Или королевская семья?
- Я хочу уже стать королем! Понимаешь! Я уже…мне пора…Сам понимаешь. Там уже диагноз, у меня уже диагноз, а я все жду, когда вы похороните старуху. Какой я уже принц?! – Чарльз в сердцах всплеснул опухшими руками. - Мне скоро уже сто лет. Диагноз уже, - повторился он. - Сколько мне осталось! Я может быть уже скоро умру. Ну дайте мне поносить корону. Я же не мальчик уже.
Чарльз говорил невнятно, с трудом выговаривая слова. Он пренебрегал дикцией. Он просто изливал свою боль неудачника. Речь лилась как звуки младенца, забывшего или не знавшего как правильно произносить слова чтобы тебя поняли.
- Она ведь давно уже умерла. Ну дайте мне немного пожить как королю. Я мечтал об этом всю жизнь! Ну коронуйте уже меня! Хотя бы перед смертью! Сколько можно тянуть. Больше десяти лет вы тянете покойника.
Красное лицо Чарльза покраснело еще больше. В вечно слезящихся глазах его показались настоящие слезы. Радужная оболочка глаз выглядела как лёд, как голубой лёд в стаканах красного мартини. Его навязчивые идеи наконец выплескивались наружу, и он отдался своему плачу Ярославны всецело.
– Ты что — пьян? - Джейкоб Ротшильд задал вопрос, который ему не следовало задавать Чарльзу. Тот не бывал трезв. Никогда. Может быть... когда-то...В прошлом...
– Давай не будем. Вы построили мою жизнь и жизнью это не назовешь. Отрубили мне все что я любил. Заставили меня жениться, а эта...эта...
– Ну извини. Сладких мальчиков я у тебя не отнимал. Кто же против? Можешь ездить в Румынию и трахать там детей деревнями. Я обо всем договорился.
– Да боже мой, - Чарльз взял вторую каминную вазу и с силой швырнул ее на пол. - Меня достала твоя договорённость, сколько можно. Я сам, сам хочу жить. Мне надоели ваши правила, законы, уставы, мне надоела ваша реальность! Столько лет я сижу караулю давно умершую бабку. А это кто? - вдруг остановился Чарльз.
Его глаза расширились, лицо еще больше покраснело. Он смотрел в угол, где чуть прикрытая портьерой стояла женщина. Она была ...Она была... Это единственное что можно было сказать о ней с уверенностью. Но ее вряд ли можно было потрогать. Чарльз кинулся в угол и протянул руку с сосисочными пальцами, пытаясь дотронуться до плеча женщины. Но рука скользнула по образу, прошла мимо плеча, и рубанула воздух, как пустоту.
– Ничего себе, - ты видишь это? - он боялся даже обернуться к Ротшильду. Боялся перевести взгляд, чтобы не потерять картинку.
– Что? - Джейкоб не торопился отводить взгляд от пламени камина и отражении красных языков в своем бокале. — Вот черт! Я же чай пил, - удивился смене напитков в своей руке старик.
– Да обернись, - зашептал Чарльз, вдруг потеряв голос от волнения. В его голове мелькнуло несколько вариантов происходящего, - Черт возьми. Дождались! Я сошел с ума. Или это твой розыгрыш?!
– Что вы так разволновались. Кто вы такие? - женщина вышла из угла.
Не сказать, чтобы ее плотность пребывания в этой комнате стала гуще. Она была все так же прозрачна, и мерцала на свету.
– Ты кто такая, - старик наконец увидел силуэт. -Что за фокусы? Это ты, Чарли, испытываешь тут новые проекции каких-то технологий?
– Ребята, вы мне снитесь. Или я вам. Я так понимаю один из вас Чарли? Вечно ждущий принц. Принц датский, вернее английский. Вернее король. Тебя ведь вроде короновали? А точно!
– Меня короновали?
– Блин, да что ж такое-то.
– А сеструха куда делась? Я что? Бред какой то, - отчаянье зазвучало в голосе принца.
– А кто у нас сеструха?
– Елизавета 2., - Чарльз вдруг ощутил себя во сне. «Так это мне все снится, - подумал он радостно. - Слава богу. Это все фантазии. Это не реальность. Это не...»
– Умерла уже. Да что я вам рассказываю ваши новости. Да и дядя Джейкоб умер. - женщина ткнула пальцем сидящего на белом кресле старика с бокалом в руке.
– Ты типа из будущего? - расхохотался Чарльз. Его лицо, изрубленное складками, сморщилось и стало похоже на смятый шейный платок. – Ты типа экстрасенс? Знаешь будущее?
– Я живу в нём!
Старик нажал невидимую кнопку. В комнату вошла невысокая молодая девушка и наклонив голову вопросительно посмотрела на Джейкоба. Она молча стояла и ждала указаний.
– Как сюда попало это? - Ротшильд указал на женщину, чей образ только что дымился посреди комнаты. Но там уже никого и ничего не было.
– О чем именно вы говорите, сэр, —тихо спросила девушка и наклонила голову еще ниже.
– Свободны, -махнул рукой старший и отвернулся.
Дверь закрылась, и Чарльз спокойно плюхнулся в стоящее рядом с камином кресло.
– Я не понимаю, ты видел ее или нет?
– Кого?
– Да кого, блин, бабу эту...
– Ну видел.
– Значит это была не моя галлюцинация?
– Скорее наша. Надо выяснить кто решил над нами пошутить. Видимо тут установили что-то.
– И вы то видите меня, то нет. - снова появилась женщина.
На ней были все те же брюки и таже кофта.
И принц, и Барон вздрогнули.
– А почему ты называешь его братом? Я думала, что ты сын принца Филиппа.
Чарльз схватил маленький столик и взмахнул им.
- Исчезни, чучело. - воскликнул он, но его желание не исполнилось.
– Ладно, кто ты? И как ты сюда попало
– Я не знаю.
– Не знаешь кто ты?
– Нет, это я знаю, в отличии от вас. Но как сюда попала, черт его знает.
– Окей. Скажи кто ты.
– Я Маргарита. Да вы все равно не знаете. Художница. Но не такая как ты, Чарли. А серьезная.
– Ой все так говорят. Я тоже серьезный художник. Я сколько ходил на природу рисовал пейзажи, что ты понимаешь, дура, в искусстве и живописи.
– А вы что?
– Мой брат самый лучший знаток искусства. Ротшильд. Его знают все. Эксперт и коллекционер.
– Да, да. Я вижу нашу «Троицу» у вас над головами. Не знала, что эксперт и вор синонимы. Впрочем, зачем быть вором, если ты не эксперт. Мести что попало, — это работа дворника. А ты, Чарли художник, принц, чародей, фокусник, педофил, и убийца.
– Ты не боишься, что мы…
– Что вы что? -Я всего лишь призрак в вашем воображении. Плод вашего коллективного, парного сумасшествия. Я лишь видимость.
– Вызови охрану, - Чарльз не врубался в ситуацию
– Слабоумный, ты что не видишь ее никто не видит кроме нас.
– Я еще вас и снимаю...
– Хватит уже. Нематериальный объект не может создавать материальные улики.
– Ну что вы. Я же уже рисовала картины об убийстве принцессы Дианы. О них даже ваши английские газетенки писали.
– Не смеши меня. Что ты могла нарисовать об этой дуре.
– Да я и не о ней. Я о заговоре. Об убийстве. Как принц Чарльз убил свою жену.
– Дура, мы развелись уже тогда
– Но факт убийства не вызывает споров?
– Да кто же отдаст власть в английском королевстве какой-то дуре, сучке, озабоченной...
– Ты только что говорил, что любишь мальчиков. Как там в Румынии? Уничтожаешь мальчуговое население? Строишь из себя Дракулу? Влад Цепеш еврейского разлива, - женщина расхохоталась.
Её изображение запульсировало и смазалось, как будто по свежим краскам на холсте провели мастихином.
– Я Чарльз, принц английский
– Ты всего лишь сын Виктора Ротшильда
– Ну во-первых, Ротшильды не евреи, - вмешался вдруг в перепалку 4-ый барон.
– Да что вы! – Изображение вдруг приобрело четкость. – Поэтому семья выкупала земли у Палестины…
Женщина внезапно замолчала. Видимо мысль о глупости акта выкупа земель вдруг шандарахнула в ее мозгах.
- И кто же вы?
- Жрецы египетские. Атланты.
- Да, я сразу догадалась. Как только увидела лицо барона. Сразу вспомнила Эхнатона. Если бы не слюни, текущие изо рта. Да я вижу, ребята, совсем выродились. Один слюнявый идиот, второй пурпурный дебил.
– Дура. Дура, - Чарльз орал так, что дверь приоткрылась. Но это явно никого в комнате не волновало. Слюни принца летели во все стороны. - Сын Ротшильда — в звании принца — это что мало?
– Ну да, ну да. А на фик вы Диану подобрали? Зачем?
– Она самка. Должна была родить...Мы хотели сделать своих детей, потомков. Раз я принц, то надо было следовать принципам и традициям монархии. Чтобы были не приемыши…
– Как у Кейт что ль? Или там есть хоть один свой ребенок? – Женщина улыбнулась. Картина складывалась серая и печальная.
– Принц Джордж – сын Уильяма.
– Да ладно. Ни за что не поверю, что эта с вечно открытой пастью девушка родила кого-то.
– Уильям сам его родил.
– Ой, не морочьте мне голову. Сам родил. Ага, выносил и родил.
– Он же атлант.
– И что?
– Обладает парной комплектующей. Человек высшей расы.
– Гермафродит. Так вот оно что! А Кейт такая же?
– Нет. Она просто парень.
– Просто. Я так сразу и поняла. То есть семья из двух мужиков. Понятно, почему вам так близки геи.
– Что тебе может быть понятно?
– Да ничего. Это я маскирую смущение. Надо же. Вот оно что. А за что вы так ненавидите евреев?
– Кто сказал? Плевать на них. Они украли нашу историю и идею избранности.
– Ну да, ну да, только особи, имеющие двойной набор половых органов, могут считать себя богами.
– А вы приматы. Озаботы.
– А вы? И так хочется и этак. И с мужчиной, и с женщиной. Вы такие сексуальные. Понятно почему Фрейд сходил сума, пытаясь создать методику определения пола. До 17 лет я девушка, после 18 хочу быть парнем. Такие сложности. Тяжело с этим жить. Без психоаналитика.
– Нет. Это не так.
– Жадные! Как Диана отсудила деньги, так ее и убили. Надо было на своих жениться. Плодили бы шизофреников дальше. Глядишь и бог бы за вами прилетел.
– Мы поняли это. Просто хотелось… Тебе не понять... Хотелось пустить по клану кровь старинных родов. Чтобы потомки были уже не просто…
– Не просто что? Так поэтому ты барон подобрал «меровингскую принцессу»? Серена Мэри Данн. Хотел влить свою кровь в Священную династию?
– Тебе не понять. Ты примитивное, примат, однополое. Что ты можешь понимать в управлении миром? Кланом. Что ты можешь понять в жизни великих избранных. Быть богом – это не ****енку подмывать. А как ты сюда попала? - Барон устало и медленно вытер рот. В углу губ снова появилась слюна.
– - А ты приемыш? - Маргарита посмотрела своим призрачными, полупрозрачными глазами на Чарльза Ротшильда. - И Елизавета, я так понимаю, тоже была приемышем? Поэтому ей было глубоко пофиг на тебя?
– Не пофиг, а есть законы...Она же моя сестра…
– Ну да, ну да. Хаос или предопределённость. Порядок или желания, хотения или закон, жизнь или обязанности. Да вы ребята упекли себя в кандалы хуже, чем нищебродное быдло.
– А чтобы ты выбрала? Сама?
– Дырку в носке или дуло пистолета? Даже не знаю...все такое вкусное.
– Дырка в носке, — это символ нищеты и бомжатины?
– Как ты сюда попала? - вдруг снова вспомнил вопрос барона Чарльз
– А зачем ты женился такой старый, великовозрастный детина на такой молоденько дурочке? Неужто ради возрождения традиций английской монархии7. Чтобы иметь своих наследников?
– А ты бы хотела, чтоб я завел открыто гарем маленьких мальчиков?
– Ну у вас же тут геям разрешено все. Почему бы не…
– Да что ты понимаешь
– А что тут понимать? Итон, школы для мальчиков, школы для девочек, откуда взяться нормальным?
– Что ты называешь нормальным?
– А что разве это не очевидно?
– Оставь надежду всяк сюда входящий.
– Только вы не вошли, вы родились.
– Может выродились?
– Даже так! Я не ожидала такой самокритичности
– А почему?
– Богатые и известные не склонны к самокритике. Кому еще быть лучшими?
– А кто, по-твоему, выродки?
– Изоляционисты. Изоляция приводит к вырождению.
– Атланты были изолированы в Антарктиде. И это сделало их богами.
– Согласна. Любой напряг мозгу в плюс. Но изоляция от общества... Вы же смешны. Смешны со своими Меровингами, со своей монархией. Уже каждому понятно, что шоу слишком дорогое. Нерентабельное.
– Мы занимаемся благотворительностью.
– Не смешите меня. Поездки, замки, армия слуг, самолеты, охрана. Встречи, охрана, обслуга, это я уже говорила. А польза в чем? Вы считаете, что управляете? Управляете или блокируете? Управляете удаленно? Виртуально?
– Что ты можешь понимать в экономике.
– Как всякая кухарка – всё. Уж точно бы не стала ездить в машине, заливая в бак красное вино. Английский принц – борец за экологию! Никаких выхлопных газов! Или ты просто великий фокусник? Да, я совсем забыла, Чарльз член «магического круга». Великий фокусник всех времен! Чарльз был великий эконом… Скучно ребята. Пожалуй, я пойду. Вы даже жениться только на своих можете. Чужих убиваете. Вы не можете управлять даже собой…Куда вы лезете?
– Ой хватит нести чушь.
Женщина исчезла так же внезапно, как и появилась. Не осталось ни запаха, ни черточки, ни соринки.
– Надо проверить эту комнату на предмет технических устройств.
– Барон, но ведь мы видели ее. Оба. Такого не может быть. Это не внушение.
– Мы не можем это так оставить. Собирайся.
– Куда?
Чашка чай вновь появилась в руке Джейкоба Ротшильда. Бокал исчез. Он поставил ее на стол.
– Мы не можем это так оставить. Едем в МИ5. Как она сказала ее зовут?
– Да кто ее зовет. Какая-то нижнеастральная дура.
– Едем.
Барон решительно поднялся с кресла. Загадка загадкой, а разбираться надо. Сказок не существует. Тем более если ты не Ротшильд.
МИ5, или Служба безопасности - государственное ведомство британской контрразведки осуществляло свою деятельность в соответствии с полномочиями, предоставленными «законом о службе безопасности 1989года» министру внутренних дел Великобритании. Это ведомство, или служба, однако, не входило в структуру Министерства внутренних дел. МИ 5 была расположена в Темз-хаусе. Она переехала туда в 1995году. Было непонятно, кому именно подчинялось структура, существовавшая на государственный счет. Ми 5 входило в структуру Объединенного разведывательного комитета и в его обязанности входили защита национальной безопасности от скрытых угроз. Организация предоставляла еще и услуги консультантов, типа Шерлок Холмс для ряда лиц и организаций. Ротшильд знал куда ехал. С тех пор как там работал Виктор Ротшильд, женившийся на своей секретарше, ведомство считалось домашним образованием. Кухня Ротшильдов – не раз называли его на собраниях клана...
Они без заминки попали в кабинет руководителя МИ5. Кен Мак Калам встретил их стоя. Его очки сползли набок, рыжие волосы растрепались.
– Что случилось, - последовал ожидаемый вопрос.
– Случилось то, что следовало обсудить незамедлительно и не по телефону.
– Ну это понятно, понятно.
– Необходимо немедленное обследование дома. И выясните что за..., - барон осекся. Он не знал, что и как сказать. Как сформулировать вопрос. Кого именно надо было искать.
– Так, вот что. Выясните о какой еще художнице писала наша пресса после гибели Дианы. О каких картинах. Что за художница. Где живет. Как живет. Кто родные, с кем живет. Короче всё. Понимаете?
Рыжий глава разведки даже не садился. Он напряженно стоял у стола и записывал. Записывал приказы.
-Когда это надо сделать?
– Сейчас, немедленно, как можно скорее. Эта женщина или тот, кто стоит за ней проникает в мой дом и узнает секреты. Не заслуживающие огласки.
– Да кто ей поверит, если что — попробовал влезть в разговор Чарльз
– Заткнись идиот. Если записи разговора появятся в инете…
– Тут вы можете не беспокоиться. Мы отслеживаем все.
– Что все. Интернет огромен. Твиттер, фб тикток, блогиеры... Что вы понимаете. Мы не можем рисковать проникновением, выливанием наших тайн…
– А откуда она узнала ваши тайны? Она сказала?
– Откуда я знаю.
– Ты же сам с ней разговаривал! – вдруг оживился Чарльз.
– Что ты несешь! Как я мог разговаривать с призраком! -Барон ощутил неловкость. – Еще скажи, что я развлекал гостью!
– Может вам все показалось?
– Да мы были больны и наши видения всего лишь плод веселых сигареток! Мы были больны и увидели ее. Вместе, сразу, оба два!
– Ладно, ладно. Признаю. Это я сам был настолько болен что понял вас
– Если понял — двигай движуху. Я хочу к вечеру знать кто, как, когда и где.
– Где! – Барон вдруг оживился. Его грустное обвисшее лицо растянулось в улыбке. Выпирающие зубы показались оскалом мертвого черепа Эхнатона. – Помнишь момент, когда она увидела «Троицу»? Мою «Троицу» Рублева?
– Еще бы. Она назвала тебя жуликом. Как будто это ты украл ее, а не купил.
– Сейчас не это важно. Глупость этой мымры и экстраполяция ответственности ясна. Тут важно другое…Что она сказала про «Троицу»?
– Что? —хором вместе произнесли Чарльз и рыжий глава МИ5.
– Она сказала «нашу» «Троицу».
– Да, точно! – Чарльз вдруг оскалили свои желтые зубы.
– И что это значит?
– Что? – снова хором выступили принц с разведчиком.
– Она русская!
Кен Мак Калам оживленно потер руки. Улыбнулся.
- Это не проблема. КГБ всего лишь наш филиал. Сейчас же свяжусь с ними.
Ротшильд встал и медленно пошел к двери. Чарльз поплёлся за ним
– И чтобы ни одна живая душа, - обернулся он вдруг, но спохватившись, замолчал.
– Она же сказала, что из будущего.
– Да хоть с планеты Мяу-Мяв. Общественность не должна знать. Мы не зря тратим столько средств для общей картинки устройства, Общественного устройства, чтобы какая-то дура из трущоб начала рассказывать о нас небылицы… Это стадо думает лишь о себе. Живут моментом. Сыт, пьян, - и отлично. Не надо лишать их этой привилегии. Привилегии несведущих. Нельзя создавать угрозу существующей системе. Пусть она нереальна. Пусть это всего лишь картинка. Но для них достаточно. Не люблю перемены…
В кабинете повисла тишина. Все замерли. То ли задумались, то ли просто переводили дух.
– Впрочем, зачем я это говорю, - тихо прошептал барон и хлопнул дверью.

Я очнулась в непонятной позе. В одной руке была чашка чая, в другой деньги. Голова моя лежала на подушке дивана, кругом была темнота. Заказчик пропал. В комнате не было никого. Пустая чашка чая и фантик от конфеты лежали рядом. Вот все осталось от необычного заказчика эротических рисунков. Странно, - подумала я. В голове роились образы. Они были спутаны и мельтешили перед глазами. Эротические порнографические картинки из рассуждений с белобрысым парнем мешались со звуками разговора в другом месте и другого языка.
Ничосе, - подумалось мне. - Я оказывается умею по-английски шпарить.

Я сидела у окна. Но картинка мира не складывалась. Как это тяжело — смотреть, но не видеть. Скоро должен был уже прийти заказчик. Странный. Хотя... Что странного. Заказал автопортрет ее... Ее письки. Автопортрет половых губ. И тех, и этих. Губы и те, и другие. Верхние и нижние. Что может быть интересного в нижнем астрале? Боже мой. Я так ему и сказала. Вам что интересна половая организация старой инсультной женщины? Но этот вопрос его не смутил. Он сказал - да. Рисуйте. Легко сказать — да. Рисуйте. Но как? Сидя с блокнотом перед зеркалом? Подсунув туда камеру мобильника? Автопортрет. Надо же. Так обозвать. Я чувствовала себя как тайный агент, исполняющий секретное задание тайных масонов. Агент масонской Ложи... Не зря же она так называется. Ложа масонская. Брачное ложе. Уже средний род. Трансформировалось. А слово одно. И там и там ложа... или лажа... Мысль блуждала, он ехал, была жара. Скоро уже придет. Да, интересно будет взглянуть на парня, которому интересен автопортрет твоих половых губ. А вдруг он потребует показать оригинал? Да ладно. Я же художник, а не проститутка. А вдруг он не видит разницы... А вдруг, а вдруг... Хватит гадать. приедет, увидим... Что? Разницу?
Я сделала три варианта. Так получилось. Первая фотография была неудачной. Только рассматривая готовый уже рисунок, я вдруг осознала, что тема письки не раскрыта. В прямом смысле. Видны только старческие половые губы с одной, правой стороны пожеванные инсультом. Как корова пожевала, — подумалось мне, и я снова стала рассматривать фотку в мобиле. Ни клитора не видно, ни входа. Или выхода? Что за глупость лезет в голову. Хотя... Почему глупость? Разве секс и... скажи еще его эстетика... Да, и скажу, и его эстетика — не важные в жизни вещи? Еще скажи первостепенные. Да — первостепенные, почти основополагающие. Насчет полагающих согласна. Но скорее лажающих. И положили на них и налагали. Налгали.
Звонок в дверь прервал странные размышления. Я встала и медленно пошла открывать дверь. Боже мой, мелькнуло в моей голове, а вдруг этом маньяк.
Перед ней стоял высокий молодой человек. Круглое лицо повторяло форму головы.
- Здравствуйте, — серьезно произнес он и зачем-то стал снимать маленький женский рюкзак.
Зачем он снимает рюкзак, -подумала я. Вдруг он бдсмщик и сейчас будет производить надо мной опыты.
Он зашел в квартиру и огляделся. Впрочем, оглядывать тут было нечего. Тут и голову-то с трудом поворачивать можно. Маленькая квартирка брежневских времен. Рисовала я на кухне. Там же стоял компьютер. Пять квадратных метров вмещали краски, кисти, микроволновку и газовую плиту. не обошлось и без холодильника.
Я провела своего странного заказчика в комнату. В коридоре со стен свешивалась одежда. Повернуться тут было трудно.
- Я хочу, чтобы вы подписали картинки.
-Так они подписаны!
- Нет, не так. Надо написать название, год, фамилию и подпись.
Надо же, снова мелькнуло в голове. Он странный, а не странный кто ж.
Два дивана стояли в комнате. Между ними стол, на котором происходила все пищевая жизнь дома. Напротив, мелькал экран телевизора. Он уселся на один из диванов и вопросительно уставился на меня. Что ж. Я достала рисунки из папки и стала подписывать их под диктовку парня. Он вроде сказал свое имя, но звуки пропесочили мимо мозга без осознания.
Закончив, я вопросительно посмотрела на круглоголового. Он достал из рюкзака бумагу и что-то начал писать.
- Может чай? - нерешительно предложила я. — Кофе?
Я не понимала его суеты. Взглянув на бумагу, я увидела список своих рисунков, которые он покупал. Странно, снова пожала я плечами.
- Да от чая я бы не отказался,- быстро проговорил гость и снова углубился в составление списка.
- А это зачем? Вы прям как на выставку картины принимаете.
- Это чтобы не было потом недоразумений. Чтобы вы не сказали, что украл у вас работы.
Я рассматривала его. Круглая голова, довольно большие руки, светлые волосы и голубые глаза. Наверняка он нравился девушкам. Зачем ему мои половые губы. Загадка. ну что ж. Может быть это любовь... Вера, надежда, любовь. А не секс.
Медленно я прошла на кухню и щелкнула кнопкой чайника. Достала конфеты. Задумчиво посмотрела на чашки. Возьму вот эту, с лошадьми. Ему с лошадьми, а мне просто белую. Это будет справедливо. Не понятно, о какой справедливости шла речь, но я поставила чашки на поднос и понесла в комнату.
- Да эти документы ничего не гарантируют. Двадцать лет назад я подписывала такую бумагу, привезя картины в гостиницу «Ренессанс».
- И что?
- Да ничего. Ни картин, ни денег. Тридцать картин гиперреализма. Как слизнуло.
- И что? — снова повторил он свой вопрос
-Проглотила. Что я могла сделать.
Парень протянул свои бумаги.
- Вот, подпишите.
Я не глядя махнула свой росчерк.
Пришло время пить чай. Он аккуратно взял свою чашку. Потом снова поставил ее.
-Я хочу вам еще кое-что заказать, — начал он издалека.
Я насторожилась. Чувствовала, что задача будет снова в той же области. Не то чтобы она не любила рисовать порно, но всегда надеялась, вернее всё ещё, что она еще и умная и может поставить проблему в картине.
– Была мысль заказать еще и скетчи «из моей тайной жизни». Если это возможно. Что-то можно из прошлого. Про секс.
– Тайной? — Я вспомнила пару своих детективов где описала свои похождения и изучение мужской сексуальности.
– Да, да, я прочел вашу книжку «Порхающая бабочка». Она и сподвигла. Я скушал ее за два дня. Слог лёгкий, и сюжет захватывающий.
Надо же. Снова удивилась я. Захватывающий... В каком плане...Что там захватывающего. Эротические эссе. Порнографическое узнавание персонажей чата, которым не терпелось опробовать комиссарского тела. Ну допустим. Комплименты получать приятно.
– Я понимаю, что это не так, чтобы публичная история. Откровенность в сексе — не для каждого человека. Название придает некую скромность полотну. При этом сюжет провокационный.
– Странно, что вы говорите — не публичная история. Это как раз называется публичный дом. Вы хотите, чтобы я нарисовала позы? Типа камастуры?
– Это типа виды секса. Вашего любимого.
– На бумаге А4?
– Или а3
– Раком, боком, монастырская?
– Ой, монастырскую не знаю, — оживился молодой человек. — Это как?
– Ой, учи вас всему. Женщина снизу. Мужчина сверху.
– Так это вроде миссионерская, — парень первый раз улыбнулся.
– Да. Но у кого как. Может нарисовать минет на коленях перед мужчиной? Двое с одной. Одна между двумя?
– Это верно. У кого как, — парень не переставал улыбаться. - Главное- согласие. А двое с одной. У вас такое было?
– Оргия? Была на оргии в Фигейросе. В музее Сальвадора Дали.
– Оргия, наверное, будет сложно в композиции. Но идея интересная. Мне нравится.
Он медленно развернул конфету. Сосредоточенно рассматривал ее. Было непонятно, ему нравится она или нет. И он всего лишь из вежливости хотел ее развернуть. Возможно она была для него воображаемой девушкой, , которую он раздевал без ее на то согласия.
Что-то я совсем вникла в его мозг. Черт с ним. Думать, что он думает — это же курам на смех. Так и сойти с ума недолго. А что куры...Говорят у них богатая эмоциональная жизнь. Да, почти как у меня,- внутренне улыбнулась я своим построениям.
– А если сделать серию по видам секса?
– Учебную?
– Эстетическую, — он снова заулыбался. Странно, но он совершенно не смущался, говоря на такие темы.
Неужто я настолько старая, что разговор о сексе в моем присутствии не рождает неловкости у молодого парня, — снова закрутились мысли в моей голове. Но почему, почему этот парень разговаривает о сексе со мной? Почему он вообще разговаривает об этом, а не занимается им? Может быть он аутист. Ага...И поэтому он пришел ко мне и треплет об этом не переставая. Шизофреник? Панические атаки от близости живой девушки. Ну да, конечно, скажи еще, чтобы нашел мертвую. А что. Это вариант. Ну не совсем мертвую, а усыпленную, обдолбанную, обколотую. Это выход. Если он не может с другой. Ну найдет он девушку, которая обдолбается ради него. И что? Долго она не протянет. Раз, два, ну месяц будет с ним пить и колоться...дальше то что? Умрет ведь. Ну это я махнула. Наркоманы не так уж мало и живут. Живут ли... А кто живет?
– Чтобы красиво было. Мы же про искусство. — его голос вернул меня к происходящему. - Я полагаю, сперва надо согласовать стоимость листа.
– И размер.
– Размер конечно а3. Напрашивается. У вас есть какие-нибудь клубные скидки, акции, программа социальной поддержки почитателей вашего творчества?
– Нет. Только 6 тысяч пенсия.
– Да уж. Пенсии конечно у нас издевательски малы. А если работы измерять в пенсиях? Так несколько работ- несколько пенсий и собрали бы.
– Дело ведь не в пенсиях.
– И то верно, — он понял, что шутка не удалась.
– А если собрать московские бордюры, разложенные сейчас мэром, то вся страна могла бы слетать в Швейцарию. Я там ни разу не была.
– Но одна картинка в такой тариф меня не спасет.
Я снова погрузилась в свои мысли. Спасет. Так вот оно что. Мои картинки должны были спасти его. От чего? От одиночества? От... Вот не знала, что была спасителем. Пусть не человечества, а отдельно взятого... взятого отдельно... Короче, не имеющего возможностей заняться живым сексом с живой девушкой...Погоди, погоди...Возможно он не про секс. А про искусство. Откуда ты знаешь. Может у него галерея своя, в которой продаются только половые автопортреты. Или лавочка в масонской ложе. В ложе...Да. Такой ларек для избранных, где портреты и автопортреты разных половых органов. Интересно, снова прыгнула мысль в моей голове, а гермафродиты у него есть? Секс гермафродитов. Наверное это увлекательно и забавно...Хотя черт его знает. Может это трагично и трогательно.
– А несколько мне сегодня не по бюджету. -Он вопросительно уставился на меня. Его взгляд требовал ответа.
– Копите. Копите как пенсию. — Пришел черед и мне улыбнуться. — А я вам пока оргию в Фигейросе нарисую
– Хорошо. - снова заулыбался он.
- После Теслы.
– А что такое Теслы?
– Каталонцы думают только о еде и сексе, — почему-то вставила я. А Николя Тесла — великий электрик. Он у меня в планах. Сейчас его буду писать. Потом Мату Хари И Жанну Д’Арк. Большие портреты. Жду, когда Собянин уйдет, и меня выставят в манеже на деньги от бордюров.
– Надеюсь случится ваша выставка в манеже, — парень вдруг стал серьезным. Хотя я шутила. — Понял с Теслой.
Надо же. Понял. Мне бы хоть что-нибудь понять в этой жизни.
– Есть еще у меня шуточная тема, про секс игрушки, если пользуетесь, конечно. Тема непритязательная, но веселая.
– Ой, да. Игрушки есть. Были. Был один мальчик, он обожал эти штуки. Тема да, веселая. Но мальчик плохо кончил. БДСМщика Терентия вам нарисовать?
– Так это для мальчика назначалось? — парень был явно разочарован. — А для себя? Без таких игрушек живете?
Стало казаться, что я даю интервью. Да, я всегда мечтала дать интервью. Но тема… секс. Это так важно? Для кого? Для мужчины или для женщины?
-Ой. Боже мой. Я могу кончить от мысли. Воображение. Зачем мне-то игрушки. Я серьезный, взрослый человек, — попыталась я сбавить обороты и пафос своих слов. — Но с удовольствием полупила бы кого-нибудь. Вот полупить, постегать... Да... Это приятно.
– Ах, вы, Маргарита, в роли госпожи! — он прям наслаждался и веселился во всю. Но меня почему-то меня не штырила эта тема?
– Да. Но рабов мало.
– У меня картинки женских штучек. По плеткам пока еще не определился.
Он реально серьезно и методично подходил к этому вопросу. Может быть он хотел открыть музей? Музей сексуальных прибамбасов и прочей херни. Позы, штучки, письки, половые органы, — я бы не пошла туда. Не знаю почему
– Рабов мало, - продолжал он. - Тут вы правы. Свободы хотят люди, не рабства. По оргии вот думаю. Не могу определиться. В раздумьях. Как оно будет то.
– Я вас умоляю. Кругом информационное рабство. Люди зомби. Не рабы. А оргия. Тоже пока не знаю. Но давно хотела сделать большую картину. Оргию. Но пока Тесла.
Он снова глотнул чай. Хотя он уже остыл. Конфетку он положил рядом с чашкой и время от времени смотрел на нее задумчиво.
-У меня все работы в формате мужчина-женщина. — серьезно продолжил он с выражением лица, как будто он рассказывал теорему Ферма. — Сексуальные диалоги между ними. Оргия просится на большое полотно — а это уже иной формат. Может взять классику? Анал, оральный секс рассмотреть сперва? Красивый ракурс базовых отношений.
– Почему не лесби, геи? Две девочки — это так мило.
– Согласен с Вами. Нельзя объять необъятное. Если взять кунилингус с мальчиком — тоже есть в этом романтика.
– У меня где-то есть рисунок. Девочка лижет попку другой. И есть маленькая графика. Мастурбация. На крафте.
– Показали бы, — оживился он.
Я встала. Вышла в коридор. Тут на антресолях хранились папки с рисунками. Она достала нужную.
– Маргарита, а у вас какой был максимальный формат. Мужчина – женщина - мужчина? Или женщина – мужчина - женщина? Или шире?
Определенно это было интервью. Интервью или допрос. Но мне было абсолютно все равно. Вдруг вспомнились мои последние стихи. «Алый парус мечты поменяю на белый надежды, у последней черты потеряю вериги одежды. И свобода от лжи и напрасной и нужной, станет запахом ржи и полетом воздушным». Но запаха ржи я не почувствовала. Оставалось просто раздеваться.
-Думаю, как в одну картину больше сюжетов привнести.
- Не будьте продуктом профессора Преображенского. У меня была оргия в музее Сальвадора Дали. Любовник возил.
– Я не про количество участников вообще, а про личностный формат одновременности.
Я поразилась его терминологии. А может он пишет диссертацию по психологии на тему сексуальности приматов?
– А то и в оргии возможно только мужчина и женщина.
– Да уж. Каталонцы вообще любят дрочить, стоя над мастурбирующей женщиной. Как вам такое? Милая картинка. Может с этого начнем?
– Ну милая, — тускло согласился он. - Согласен. Только вся сперма, в лучшем случае, на теле. На тело, — поправился он. - Я за двойное проникновение.
– Зато элита не пользуется презервативами.
– Либо классический генг. Мужчина, мужчина, мужчина, женщина. Если, конечно, было так.
Он начинал заводиться. Похоже, разговор его возбуждал.
– Представьте. Что рисовать? Мужики и между ними женщина. Бутерброд?
– Да элите закон не писан. Она занимается массовым онанизмом, вместо того, чтобы девушку пользовать во все причинные. - он расхохотался. Его белые зубы были один к одному.
– Да можно нарисовать что угодно.
– Важно - а было ли у вас так? С двойным?
– С двойным да. В Белграде. КГБ на выставке в Русском доме извращались. Сказали не уедешь, если не согласишься. Похороним тут. В 99 году. После картин о принцессе Диане.
– Единожды? Только в Белграде? Больше двойного не было? - он казалось был удивлен.
– Ну не на оргии же миллионеров в Фигейросе
– В Фигейросе тоже было двойное? — не понял он.
– Люди получают удовольствие. А не убивают партнера. Нет. Двойное - это смерть. Физиология конечно разная. Но я маленькая.
– Понял, — разочарованно процедил он. - Двойное для темы не пойдет. Это насилие. А у нас наслаждение.
– Вы видели какие разные у людей какашки?- я попыталась сбить с него академический тон.
– А в целом Вы не сторонница анального секса, как я понял. Так?
– Абсолютно нет. Генадий Шохин изнасиловал меня в попу. Неделю кровь в сортире. Это не мужчины. Жена его звонила мне. Ревновала. Я сказала ей - не хочет ли она оплатить мою рваную попу. Ужасно.
– Так конечно.
– Латентные геи, — все никак не могла успокоиться я.
– И больше со смазкой не практиковали?
Меня все еще кипятили воспоминания.
– В полицию не пошла. Подружка сказала — убьют. Пару раз было. Кровь боль. Неделя.
– Все также больно? — почему-то удивился он.
– Не то слово. Кровь. Неделю. Не советую. Девушка будет вас ненавидеть.
Я ощущал себя бабушкой-училкой. Но предмет обучения был странен, как минимум, и мне за урок не платили.
-Что ж, — подытожил он. — Эту тему снимаем. Игрушек тоже нет. Видите, как быстро сюжеты сходят на нет.
– Игрушек мешок. Рюкзак.
– Одни плетки да розги?
– Для мальчика одного. Нет, там члены всякие. Он просил показать. Но мальчик был с паническими атаками.
– Все для мальчика?
– Жалко было его. Но всем не поможешь
– Это верно. А сами не пользовались?
– Нет. Я могу от думанья пройти эту историю ощущений.
– Игрушки тоже вычеркиваем. Осталась классика. Куни. И мастурбация над кроватью.
Он уже откровенно насмехался надо мной. Причины его разочарования были в моей ограниченной сексуальности видимо.
– В Барселоне я была не только на оргии. Там есть клуб. Дорогой. Туда приходят парами и трахаются у всех на глазах. Я описала это тоже в «Безупречной смерти». Детектив мой.
– Тоже сюжет. Маргарита, а с басрелонцами как было? Все сами дрочили на вас, или вы кому-то помогали в том?
– Был любовник. — я решила отвлечься от его глупых вопросов. Да и надоело мне это интервью. — Водил меня везде. Было все, что он хотел. Он был мим юридическим представителем. После Парижа я поняла, что без юридического представителя никуда. Я подцепила его на нудистском пляже. В Калеле. Боже, помогать дрочить, — вдруг дошел до меня смысл его вопроса. — Минет что ль? Я вам скажу, во всех этих оргиях ни один мужик не сунет бабе в лицо свой хрен. Проститутки у них для этого.
– Понятно, — снова рассмеялся он.- Эстеты! Только дрочат на красоту!
– Если вы собираетесь жениться. Имейте в виду. Баба этого долго не выдержит.
– Понятно. Спасибо.
– Вы молодой. Просто не все в порнухе правда.
– Согласен. Порнуха- это сказка для взрослых мальчиков.
– Я не против порнухи. Но биологию в школе надо расширить. А Тургенева убрать.
– Так что у нас осталось? Из возможных сюжетов? Классика в клубе?
– Ой, думайте, — я откровенно устала от этого словесного забега ни о чем. — Нарисую, что хотите. Есть же еще секс фантазий. Что представляешь, когда кончаешь. Это особая тема.
– Мне бы что из реальности
– Реальность банально. В попу говно. Простите за физиологизм. Двое — постель на выброс. Трое. Девушка лежит. Один в рот. Но второго не будет видно. На краю кровати. Ноги спущены. Один в рот, но я не вижу ракурса, чтобы второго видно было.
– Один в рот, второй в вагину? Так?
– Да. Ноги на полу. Представляете? Это очень возбуждающая поза. Но как сделать ракурс...
– Да ракурс нужно посмотреть. Получается поза наездницы? И сбоку второй дает в рот?
– Да нет же, она лежит на краю постели. Ноги вне. Один на коленях. В письке, Второй на ней. На шее во рту. Писька доступна для того, кто на полу на коленях. Но я не вижу.
– Замысел хорош. Но как?
– Я подумаю. Нарисую, что скажете. Но если вы спросите меня как бабу Ягу, то это все мимо женского организма. Только за деньги.
Я рассмеялась. Чувствуется, что разговор нашел свой логический конец.
– Но кого интересуют чувства и удовольствие женщины. Она всего лишь производное части мужчины.
– О чем вы?
– О ребре Адама. «И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку». Кто будет думать, что приятно девушке, а что нет. Вся порнуха построена на сказках разных конфигураций. Сплошное вранье. Все для удовольствия мужчины. А женщине приходится притворяться, играть секс.
– Ладно, все вычеркиваем. Он поднялся.
Я сделала глоток чая. Он имел странный привкус горького миндаля. Или грецких орехов. Странно. Ведь чай был обычный, успела подумать я. И отключилась.