Извещение

Помню, как сейчас. Утро. Суббота. Выходной. Можно никуда не спешить. Вставали в субботу, когда хотели, пили кофе, завтракали, ходили по штабу даже не в форме - в свободной одежде, как правило, садились на стол, особо не было больше, где сидеть, пили кофе, болтали ногами и говорили ни о чем. Звонок телефона нарушил наше утро. Что-то очень тревожное было в этом звонке. Я и моя напарница переглянулись друг с другом, понимая, что это именно тот звонок, ради которого мы здесь.

Я ответила по телефону.

- Примите сообщение о раненном.

Как бы ты не понимал, что ты здесь для того, чтобы получать именно эти сообщения, каждый раз ты чувствуешь, как твое тело немеет от услышанного.

Я стала записывать имя солдата, его данные, его адрес.

- Игорь Кульчитский, - прозвучало.

- О, господи, русский, - произнесла я про себя. Это был первый русский солдат за мою службу.

В течение двенадцати минут мы собрали команду для сообщения. Такси подъехало к штабу. Все были готовы. Офицер (майор) стал просматривать данные солдата и посмотрел на меня.

- Одевайся в форму. Собирайся, у меня есть подозрение, что его родители не знают иврита.

- Я… я не могу.., - пыталась я что-то ответить.

- Давай-давай...

Я понимала, что он прав, что вряд ли его родители владеют достаточно языком, чтобы понять, что произошло.

Я молча пошла одеваться. Моя напарница побежала за мной. Она подошла ко мне и спросила:

- Ты в порядке? Ты думаешь: ты сможешь?

- Я не знаю, - ответила я.

Мы сели в такси и стали направляться к дому. По уставу были спец.такси, которые приезжали в такие моменты. На военных машинах запрещалось ехать.

Офицер в машине стал давать мне указания, как вести себя:

- Главное, ничего не говори, пока я не дам тебе разрешение говорить. Чтобы не спрашивали, ты молчишь.

Мы подъехали к дому. Важно чтобы не было никакой ошибки в адресе. Это было очень важно.

Утро, суббота. Во дворе тишина. Даже некого спросить и уточнить: мы точно в указанном доме?

Убедившись, что мы не ошиблись, мы все стали выходить из машины. Соседи через окна увидев четверых военных в форме с утра, стали в ужасе вылетать из квартир.

Они-то точно знали, что означает такси с военными у дома: они везут сообщение о смерти. Им не открывают двери, их не пускают в дом. Их прогоняют и проклинают . Сейчас эти люди в форме разделят их жизнь. На до и после.

Пока мы подошли к подъезду, соседи выстроились в проходе.

- К кому вы идете? - со скорбью спрашивали они.

- Кто? Скажите кто?

Никто не отвечал. Я чувствовала жуткое волнение.

Мы поднялись на второй этаж, позвонили в дверь. Родители Игоря жили всего года два в Израиле и они не знали, что говорят четверо военных в дверях.

Отец Игоря открыл дверь. На лице у него была широкая улыбка. Было видно, что он рад нам. У меня все сжалось внутри.

- Он ничего не подозревает, - сказала я себе.

- Он даже не понимает намека, для чего мы здесь. Черт..!!!! побрал бы все ...это!

Увидев меня, он сразу распознал, что я русская, ему стало даже легче.

- Здравствуйте, - сказал он мне отдельно.

- Вы, наверное, командиры Игоря? - стал он меня спрашивать. Я молчала..! Как было тяжело молчать, но я молчала...

- Вы пришли с нами познакомиться? – допытывался отец Игоря.

Я только чувствовала, что мне все тяжелее и тяжелее становится молчать.

Отец не понимал, что случилось. Офицер стал говорить и спрашивать, кто есть еще в доме. В одном был точно прав офицер, что правильно предположил, что они не знают языка. Приходилось говорить и переводить мне.

Я спросила: «Или еще есть кто-то в доме?». Отец ответил, что есть еще бабушка.

Я попросила всех собраться в салоне. Вышла в зал старушка. Ее усадили в кресло. Я видела, что ее руки трясутся от волнения. Когда все сидели в зале, наступил момент, и офицер произнес: « Ваш сын ранен, он жив и сейчас на операционном столе. Он тяжело ранен, в критическом состоянии, и мы должны ехать с вами в больницу.

Отец молчал. Что с ним? Бабушка, не понимая, что говорят, почувствовала беду.

- Что случилось? Что случилось? - спрашивала она. У меня было подозрение, что они не понимают того, что им сказали.

Офицер понял, что все что он сказал, никто не понял. И тогда он сказал: «Женя, говори».

Я перевела то, что сказано было до этого...

Офицер увидел, что матери нет дома.

- А где мама Игоря? - спросил офицер.

- Она на работе… сегодня.

Офицер сказал, что сейчас мы берем отца и едем вместе к матери на работу.

Двое остались с бабушкой, а мы поехали к матери.

Выходя из подъезда, мы увидели, что вся толпа стояла так же, никто не расходился.

Нас точно так же провожали, как и встречали, только теперь они выражали соболезнование отцу.

Рядом с нашим штабом был было конструкторское бюро, этажом ниже. Каждое утро я проходила мимо него и здоровалась с женщиной, которая выходила покурить.

А сейчас я должна сообщить ей о сыне... вот так... просто - ирония судьбы.

Мы поднялись наверх. Позвонили в дверь. Дверь открыл главный архитектор.

Увидев нас (он то хорошо понимал и знал кто мы, т.к. знал нас лично и знал, чем занимается наш штаб), у него был ужас и страх в глазах.

Это уже были не глаза отца Игоря, которые выражали приветствие. Здесь был страх!

- Что случилось? - еле выдавил он из себя.

Это было понятно ему, что что-то случилось.

- Где Нина? - спросил офицер.

- Нина здесь, - ответил он, и мы вошли.

Нина тоже ничего не понимала, тем более, она видела нас каждый день и просто не удивилась, увидев нас. Только, когда увидела мужа, поняла: что-то неладное.

Офицер пытался произнести, что хотел сказать, но в этом состоянии не было ни малейшего шанса, что она поймет. С ней надо было только говорить на родном языке.

Мать стала рыдать. Она стала у меня допытываться, в каком он состоянии. Ей было плохо. Я стала ее успокаивать, что он жив.

Нина рыдала навзрыд. Сейчас уже и отец рыдал. Я чувствовала, что я хочу вырваться и рыдать вместе с ними. Я выбежала из комнаты. Все успокаивали мать. Я нашла угол и спустилась на пол. Я хотела рыдать... и больше никогда не сообщать то, что я сообщала.