Дед Мороз + Наука

Левкиевская Елена Евгеньевна: Что же происходит в советское время. Если до 1925 года ёлка, несмотря на начавшуюся атеистическую пропаганду, вполне остаётся частью культуры (в 1926 в Москве ещё были ёлочные базары), то начиная с 1927 года против празднования Рождества и конкретно против ёлки как главного рождественского атрибута начинается настоящая война. Происходит запрет празднования Рождества вообще и именно ёлки. Начинается, во-первых, соответствующая вербальная и визуальная пропаганда.

Например, на советских идеологических плакатах конца 20-х годов можно увидеть такую картинку: стоит растяпа-мамаша с ребёнком, смотрят на ёлку с Дедом Морозом, а из-за Деда мороза выглядывают главные враги советской власти – поп и кулак.

Подоплёка этой картинки очень простая: вы думаете, что это просто весёлый праздник, а нет, это – идеологически вредный буржуазный праздник, который советским детям совершенно не нужен, потому что у советских детей свои ценности и свои праздники. И мы не должны тащить в своё светлое советское будущее эти мерзкие, буржуазные, неправильные, капиталистические праздники. Которые, тем более, связаны с чуждым нам Рождеством и с чуждой религиозной идеей – нам такие праздники не нужны. И нужно сказать, что в это время очень многие родители тайно, за закрытыми шторами устраивали для своих детей ёлку, потому что сама по себе идея уже была чрезвычайно важна, как элемент правильной культуры, правильного детства.

Не тратьтесь без толку / На рождественскую елку, – / Коньки и лыжи / Куда нам ближе.

Этот запрет на рождественскую ёлку продолжался до декабря 1935 года. Столь же внезапно, как это было запрещено, поступило абсолютное разрешение ёлки, но уже не как атрибут рождественского праздника, а как элемент новой советской новогодней обрядности. Где-то в середине декабря 35-го года член ЦК КПСС Постышев – очень важный советский чиновник – выступил в газете «Правда» со статьёй, которая называлась «Давайте вернём нашим детям ёлку», в которой он говорил, зачем мы отнимаем у наших детей детство, если ёлка – это прекрасный обычай. Наряжать ёлку, радоваться наступившему новому году вокруг неё – мы должны это всё вернуть нашим детям. Это было в полном идеологическом соответствии с новой доктриной Сталина, который несколько раньше провозгласил, что «Жить стало лучше. Жить стало веселее».

Веселье, способность веселиться и весело праздновать праздники стали некой советской идеологемой, которая проводилась, в том числе и через празднование Нового года. И здесь произошло несколько важных вещей. Во-первых, произошла десемантизация обычая наряжать ёлку и наделение её новой семантикой: ёлка из атрибута рождественского праздника и Рождества превратилась в атрибут новой советской новогодней обрядности, которая должна была заместить и этим самым выместить празднование Рождества, которое, безусловно, объявлялось вредным, враждебным, ненужным и идеологически неправильным. Идеологически правильно – весело справлять Новый год в соответствии с установкой товарища Сталина, что мы стали жить лучше, стали жить веселее. Кстати говоря, эту идею, что правильное весёлое радостное справление Нового года – это проявление лояльности к собственному государству, очень хорошо высмеивал Ильдар Рязанов в своей «Карнавальной ночи», где советский бюрократ Огурцов очень серьёзно говорил своим подчинённым: «Товарищи, есть установка весело встретить Новый год». Говорил он очень мрачно, потому что весело встретить Новый год – это государственная задача, которая привнесена свыше, поэтому к этому веселью надо отнестись с полной серьёзностью, что он в «Карнавальной ночи» всё время и демонстрирует.

Начиная со второй половины 30-х годов, и конкретно с 1936 года, уже начинает устанавливаться та структура празднования Нового года, которая дошла до нас. Начинает оформляться сюжетная линия, связанная с Дедом Морозом и Снегурочкой, происходит их полное конструирование как советских новогодних героев. Появляется зрительный образ Деда Мороза: в тулупе, с бородой, с мешком за плечами, в котором лежат подарки, с ёлкой, со своей внучкой Снегурочкой и в окружении всяких лесных зверушек. А лесные зверушки, которые танцуют вокруг ёлки – это сюжет из русской литературы ещё середины XIX века. Когда ещё никакого Деда Мороза и Снегурочки не было, тема зверушек, которые танцуют и играют вокруг рождественской ёлки, уже стала проявляться в разных стихах и текстах, в том числе детских текстах посвящённых ёлке. В советское время она уже полностью оформляется как в сценарии празднования новогоднего праздника на разного рода площадках в новогодние каникулы, так и в визуальном ряде. Например, в новогодних открытках, когда Дед Мороз несёт ёлку и подарки, а рядом скачут какие-нибудь зайчики и белочки, которые являются сопровождающими этого главного персонажа.

О чём я забыла сказать, когда говорила о рубеже XIX-XX веков, когда говорила об атрибутике, которая складывается вокруг тогда ещё рождественской ёлки – о главной рождественской тогда ещё песне, которая появляется в 1903 году – «В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла». Эту песню сочинила обычная гувернантка Раиса Кудашева для своих подопечных детей, и в короткие сроки она стала рождественским гимном, значимым общекультурным текстом, который знают все от мала до велика. Причём этот текст стал настолько важным, что в 1920 или 1921 году во время голода в Петрограде в гражданскую войну писательская организация, дабы имевшиеся писатели не умерли с голоду, организовала для них продуктовые пайки. И однажды туда пришла пожилая очень скромная женщина и спросила, нельзя ли ей тоже получать такой паёк, и когда у неё спросили, что же она написала, потому что в лицо её никто не знал, она сказала, что она автор «В лесу родилась ёлочка». И её тут же прикрепили к этому пайку, потому что этот текст стал воистину всенародным.

Этот текст стал использоваться наряду с другими сочинёнными советскими писателями текстами в советском праздновании Нового года, стал восприниматься как новогодняя песенка, её стали учить советские дети. Начал складываться сценарий новогоднего праздника, знакомый всем советским и уже постсоветским детям, когда главной интригой этого праздника становится приход Деда Мороза и зажигание ёлочки, когда все дружно кричат «Раз, два, три – ёлочка, гори!», и столкновение Деда Мороза, Снегурочки и их волшебных помощников с разными злыми силами. В разные времена эти силы могли быть персонифицированы совершенно по-разному: какая-нибудь плохая Баба-яга, или даже подлые враги советской власти, которые не давали зажечь ёлочку. Дед Мороз со всем залом дружно боролся с этими врагами, естественно побеждал, и в результате ёлочка зажигалась. Это такой чисто советский идеологический конструкт, в котором Дед мороз и Снегурочка стали вполне разработанными персонажами, необходимыми героями этого ритуала. Уже в советское время появляется услуга, когда можно заказать Деда Мороза, и он приходил индивидуально к ребёнку. То есть, эта "дедморозовская" индустрия стала уже вполне разработанной к концу XX века.

Интервьюер: Если продолжать тему новогодних символов: было бы интересно узнать о происхождении новогоднего стола – мандарины, оливье, шампанское.

Елена Евгеньевна: Это действительно очень интересно, но собственно набор этих пищевых элементов дело довольно позднее. Если мы вспомним, с чего начинался рождественский стол: Рождество знаменовало собой конец рождественского, или Филипповского поста, который завершался рождественским сочельником, когда основным обрядовым блюдом было коливо, или кутья, или сочиво, если употреблять церковнославянский термин – цельные зёрна пшеницы смешанные с мёдом, иногда с сухофруктами или другими сладкими ингредиентами. Тогда как рождественский стол предполагал уже довольно глубокую символику. Там могло быть 12 разных блюд по числу апостолов, там должен быть обязательно обрядовый хлеб, который в любой сельскохозяйственной культуре символизировал собой богатство, урожай, плодородие, должна быть обрядовая каша из цельных зёрен. Мы говорили, что новый год уже в начале XVIII века был введён, инкорпорирован в святочную структуру. И он принял как раз на себя основную идею обильной, сытной и вкусной пищи. Для крестьянской традиции основным блюдом уже новогоднего стола был зажаренный поросёнок, его жарили целым, и эта целостность тоже имела большое значение, потому что целостность пищи означала целостное благо, которое должно было быть в этой семье на весь последующий календарный период. Соответственно, эта идея Нового года как щедрого, богатого, на который нужно обильно и вкусно есть, присуща традиционной культуре и оставалась в сознании носителя этой культуры всегда.

Другое дело, что набор блюд, который на столе присутствовал в это время, менялся не только в зависимости от идеологических и политических режимов, но, прежде всего, в советское время он определялся хроническим дефицитом продуктов в советских магазинах и возможностью достать те или иные продукты для праздничного стола. Поэтому советская праздничная, в том числе новогодняя, кухня очень эклектична: соткана из совершенно разных кусочков, которые определялись именно этим обстоятельством. Праздничным блюдом часто считалось то, что дефицитно, что с трудом достаётся, те же самые мандарины. То, что атрибутом новогоднего советского стола стали мандарины, объясняется сезонностью этого фрукта, потому что в Абхазии, откуда в основном мандарины поступали на столы наших граждан, в это время они созревали и естественным образом появлялись на прилавках магазинов, и их можно было, наконец, в этот короткий сезон купить. И они приятно украшали стол, поскольку выбор фруктов в это время был в магазинах совсем невелик.

Об оливье разговор особый, потому что об этом довольно много писала Анна Кушкова – наша петербургская коллега, которая подробно исследовала историю оливье, ингредиенты, из которых оно складывалось как в дореволюционный период, так и в советское время. Она очень убедительно показала, что оливье до революции было ресторанным изысканным блюдом, которое готовилось из изысканных продуктов, таких как паюсная икра, раковые шейки, мясо перепелов, специальный соус, который прилагался к этому салату. В советское время он превратился в блюдо, в котором практически все элементы были замещены доступными для советского человека ингредиентами. Вместо мяса перепелов бралась любая доступная колбаса, и никаких раковых шеек и паюсной икры, естественно, вообще не предполагалось. Заменителями стали варёная картошка, морковка, горошек, в общем, всё то, что было доступно советскому человеку и что отчасти входило в так называемые праздничные заказы – продуктовые наборы из дефицитных продуктов, которые распределялись по учреждениям, в которых работали люди. Сюда входило то, что в советском сознании было труднодоступными, и поэтому желанными, праздничными элементами еды. Об этом можно говорить отдельно, это реалии советской жизни, они не объяснялись никакими обрядовыми соображениями, как, например обрядовая рождественская и новогодняя пища в традиционной культуре, которая была осмыслена достаточно глубоко, обладала собственной семантикой, собственной логикой и логикой праздника. Советская праздничная кухня и набор блюд, которые стояли на столе, объяснялись во многом условиями жизни и возможностями людей достать те или иные продукты

Интервьюер: Как вы думаете, почему Новый год в итоге стал самым популярным праздником?

Елена Евгеньевна: Я бы сказала так: для советского времени вполне понятно почему – потому что это был наименее идеологизированный праздник. Несмотря на то, что советская идеологическая система сделала всё, чтобы включить его в свой набор идеологем, которые подчёркивали прекрасную жизнь советских людей, которые много и плодотворно трудятся и могут себе позволить весело отдыхать и встречать Новый год. Но, тем не менее, несмотря на это желание советской идеологической системы подать этот праздник как часть советского календаря, Новый год в реальности праздновался в основном как домашний праздник, когда люди имели возможность собраться всей семьёй за одним столом, вкусно поесть и провести время частным образом. Это время не государственное, не идеологическое, а частное время советского человека, когда можно было веселиться, когда можно было спокойно отдохнуть. И для любого человека это был всё-таки рубеж года, с которым связывалось представление о каком-то возможном волшебстве или чуде, которое в это время оказывается возможным.

Интервьюер: Большое спасибо Вам за интервью.

Елена Евгеньевна: Пожалуйста.

Интервьюер: И счастливого Нового года нам всем.

Елена Евгеньевна: Спасибо, и вам тоже :)

===================

Благодарим библиотеку Научка за предоставленное помещение!

Источники:

SciTeam

Наука | SciTeam

Интервьюер: Елена Евгеньевна, здравствуйте.

Левкиевская Елена Евгеньевна: Здравствуйте.

Интервьюер: Хочу сказать, что в преддверии Нового года мы с вами будем говорить о формировании новогодней традиции. Давайте начнём с истоков этого праздника. Елена Евгеньевна, расскажите, пожалуйста, как праздновали Новый год в допетровское время?

Елена Евгеньевна: В общем, это довольно длительная история. Для того чтобы объяснить, какое место занимал Новый год в традиционном календаре (даже не столько русском, сколько вообще в восточнославянском или славянском) в допетровскую эпоху, нужно вспомнить, что первоначальный, дохристианский календарь у славян был календарём земледельческим, ориентированным на естественную смену времён года. Поскольку для земледельца очень важно знать сроки начала пахоты, начала сева, сбора урожая, он практически полностью зависел от смены годовых сезонов. Тот традиционный календарь, которым пользовались люди ещё в дохристианскую эпоху, в общем-то, не предполагал наше современное деление года на четыре сезона. Он скорее был ориентирован на два сезона, причём эти два сезона располагались не в тех календарных точках, как у нас сейчас. Эти точки были связаны с началом вегетативного сезона, началом вегетации растений, с началом весны, когда начинается возможность пахоты, сева, высаживания культурных растений, и с концом вегетативного сезона, когда вся природа замирает, урожай уже собран, и начинается зимний период. Поэтому самый древний Новый год у славян, в том числе у восточных славян, к которым принадлежат русские, начинался первого марта, когда начиналась весна.

И этот самый старый Новый год, который праздновался первого марта, сохранялся до конца XV века, до 1492 года, когда царь Иван III своим указом переместил Новый год на первое сентября. В этом тоже была своя логика, тоже связанная с сельскохозяйственным циклом, потому что понятно, что начало сентября – это момент сбора урожая, когда проходят очень важные обряды, связанные с празднованием конца жатвенного сезона, так называемые дожинки, и освещение первых плодов нового урожая. Второй новый год, праздновавшийся первого сентября, не был оформлен большим количеством обрядовых действий или праздничных мероприятий. Это была всё-таки достаточно техническая дата. И если мы с вами посмотрим на то, как оформляются празднования Нового года в каких-то других культурах, мы увидим, что это практически всегда так – некоторая техническая дата для отсчёта нового годового периода, нового времени. Никакого гипертрофированного веселья, никаких гипертрофированных специальных ритуальных действий всё-таки с ней не связывается.

Иван III Васильевич

Такое положение вещей сохранялось до 1699 года, когда Пётр I, съездив и в Голландию, и в Германию, увидел, как там празднуют рождественский период, Рождество; мы должны поговорить о том, что это, прежде всего, празднование Рождества. Он повелел своим указом – это было буквально 20 декабря, за десять дней до события – приблизить русскую календарную систему к европейской. Это выразилось в двух актах. В том, что с этого момента мы начали исчислять годы не от сотворения мира, как было до этого, а от Рождества Христова. То есть, внезапно для всех жителей России наступил 1700 год от Рождества Христова. И при этом он наступил не первого сентября, как все привыкли за эти столетия, а вдруг, внезапно, первого января. То есть, он был буквально вклинен, инкорпорирован в эту святочную обрядовую систему. Как всегда у нас это всё делается совершенно внезапно. Но при этом, что очень важно подчеркнуть для наших с вами дальнейших рассуждений, Пётр оставил юлианский календарь. Собственно, с этого момента в России появилось исчисление времени от Рождества Христова и празднование Нового года первого января, но при этом остался старый юлианский стиль, отставший от григорианского стиля на 13 дней.

Пётр I Алексеевич

Что интересного было в петровских календарных реформах. То, что он впервые попытался донести до своих подданных мысль, что время наступления нового года нужно каким-то образом маркировать разными атрибутами. И, естественно, атрибутом (который единственный содержится в его указе от 20 декабря 1699 года) было то, что богатые люди должны ставить перед дверями своих домов еловые, сосновые или можжевеловые деревца, а люди небогатые хотя бы по еловой веточке прикреплять к крышам или стенам своих домов. Нужно обратить внимание, что, то, что предлагал сделать Пётр, в общем, не имело никакого отношения к новогодней или рождественской ёлке, которая сформировалась позже, в XIX веке, потому что для него ёлка была не украшением пространства внутри дома, а скорее украшением улиц города.

Особого значения для формирования святочного и новогоднего обряда этот указ Петра не имел, потому что вскоре после смерти Петра это установление было благополучно забыто. Но оставило свой след достаточно надолго в довольно специфической сфере, потому что обычай устанавливать еловые деревца сохранился не около жилых домов, а этим стали маркировать пространство около кабаков. Питейные заведения стали украшаться ёлками, или ёлки устанавливались на крышах этих заведений. Поэтому в XVIII веке (и в XIX веке, когда эта традиция сохранялась) существовало огромное количество эвфемизмов, связанных с кабаками и с желанием выпить, в которых присутствовала ёлка. Кабаки могли называться «Иван Ёлкович» или «Под ёлкой». Или «Пойдём, сходим под ёлку», что означало приглашение выпить. Огромное количество всяких фразеологизмов было связано с тем, что ёлка внезапно закрепилась именно за кабаками.

Интервьюер: Тогда было бы очень интересно узнать, как в итоге начала формироваться новогодняя традиция в более праздничном виде, как люди к этому пришли.

Елена Евгеньевна: Хорошо. Здесь нужно говорить о том, что в послепетровскую эпоху вот эта календарная праздничная традиция, в том числе и празднование Нового года и рождественского периода, существует на двух уровнях. Это старый, крестьянский уровень, где, как я уже говорила раньше, Новый год оказался вплетён, внедрён в святочный период и стал промежуточной датой между Рождеством и Крещением. И дворянская традиция, которая уже стала опираться на другие, европейские нормы празднования рождественского периода: с балами, с фейерверками, ряженьем, с карнавалами – со всеми этими элементами.

«Ёлка в Аничковом дворце», Чернышёв Алексей Филиппович

Нужно сказать, что собственно новогодняя ёлка как элемент рождественского периода, я хочу подчеркнуть в данном случае слово "рождественского", появилась в России достаточно поздно, примерно в сороковых годах XIX века. Обычай ставить ёлку в качестве важного центрального атрибута Рождества – это, прежде всего, немецкий обычай. Он довольно древний, хотя не безумно древний: как считают некоторые исследователи, он возник в немецких землях примерно в XV-XVI веках. И многие связывают его с деятельностью Мартина Лютера, который по одной из легенд якобы однажды, накануне Рождества, шёл по заснеженному лесу и увидел, как сквозь еловые ветви сверкают яркие зимние звёзды. Он увидел в этом символ Вифлеемской звезды, которая воссияла во время рождения младенца Христа. Тогда он решил срубить эту ёлку и принести её в дом как знак свершившегося события Рождества Христова. Мы не знаем, насколько правдива эта легенда, но, во всяком случае, для немецкой рождественской обрядности ёлка достаточно рано, примерно в средние века, становится непременным атрибутом рождественской обрядности. И вокруг неё в немецкой культуре начинает формироваться идеология Рождества и рождественских событий. Она начинает восприниматься, с одной стороны, как дар людям от младенца Христа, потому что под ёлкой клали подарки, прежде всего, для детей. А с другой – как форма прославления Христа, как некоторый дар людей Христу, потому что на ёлку вывешивали всякие сласти: это были какие-нибудь засахаренные фрукты, конфеты, привязывались свечки – в общем, нечто очень нарядное.

Мартин Лютер

Вот эта ёлочная тематика и обычай устанавливать ёлку проникают, прежде всего, через императорскую семью, через великую княгиню Александру Фёдоровну, которая потом становится женой Николая I, и которая для своих детей устанавливает ёлку в Зимнем дворце исключительно как память о своём немецком детстве, как немецкий обычай. После того как этот акт наряжания ёлки оформляется на уровне Императорского дома, оттуда постепенно этот обычай, эта мода наряжать ёлку буквально со скоростью пожара, если можно так сказать, проникает в городскую среду среди привилегированных слоёв населения. Это очень хорошо видно по текстам: как по художественной литературе, так и по воспоминаниям конкретных людей, которые вспоминают, как они праздновали Рождество.

Александра Фёдоровна (урождённая принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская), супруга императора Николая I

Буквально за какие-то 20 лет, за сороковые-пятидесятые годы XIX века, ёлка становится очень важным модным атрибутом у городской знати. Начинает оформляться специфическая обрядовая символика ёлки: того, во что её наряжать, кто и когда это делает, где и как кладутся подарки, что должны делать люди вокруг ёлки – вся совокупность правил поведения, которые оформляют веселье вокруг наряженной ёлки. Нужно подчеркнуть, что ёлка очень долго воспринимается как чужеземное заимствование, вокруг неё происходят довольно сильные идеологические стычки: зачем нам этот чужеродный иностранный германский элемент, когда у нас есть своё, родное, празднование Рождества и рождественских праздников, которому мы должны следовать. Причём уже в XIX веке начинают возникать и экологические нотки. Зачем вырубать огромное количество елей, для того чтобы они несколько дней постояли, а потом их выбрасывать, когда мы можем использовать эту древесину для каких-то действительно важных практических надобностей, эта тема тоже возникает. И этот отсвет зарубежного, иностранного, иноземного заимствования всё-таки довольно долго остаётся за обычаем наряжать ёлку.

Интервьюер: А когда ёлка стала "своей"?

Елена Евгеньевна: Ёлка становится своей уже к рубежу XIX-XX веков, когда оформляется вся культура празднования Рождества вокруг ёлки. Это, прежде всего, детская культура, ёлку наряжали для детей. Это было главное событие в детской жизни, о котором вспоминают практически все люди, оставившие мемуары о своём дореволюционном детстве. Особенно хорошо это видно в воспоминаниях Марины Ивановны Цветаевой, которая вспоминает о том, как наряжали ёлку у неё дома, каким ожиданием, каким вожделением этого радостного, чудесного часа это сопровождалось в сознании детей. Потому что практически во всех случаях детей к самому акту наряжания ёлки не допускали, они сидели где-то у себя в детской, а двери гостиной или той комнаты, где наряжали ёлку, были плотно закрыты, чтобы дети не могли подглядывать. Это была большая тайна, которую взрослые сотворяли для своих детей: взрослые ёлку наряжали, клали подарки, зажигали свечи, а дети сидели и ждали этого часа, этого рубежа, момента, когда двери в залу распахнутся, и они смогут вбежать и увидеть это сияющее чудо, броситься к подаркам, увидеть, что им подарили на это Рождество, и начать радоваться этому замечательному событию.

К концу XIX – началу XX века в России уже полностью складывается культура празднования рождественских праздников и Рождества с ёлкой как главным рождественским атрибутом. Для окончательного формирования рождественского праздника важны два обстоятельства, которые складываются к этому моменту.

Появляется индустрия рождественского праздника, которая очень активно поддерживается коммерчески. Во-первых, появляется огромное количество печатных рождественских открыток, и люди учатся поздравлять друг друга, посылая эти открытки. Понятно, что на открытках должны быть какие-то изображения: изображения основных атрибутов Рождества и основных действующих лиц Рождества. Если мы посмотрим на русские дореволюционные открытки, очень характерно, что в основном они печатались в Германии. Печатались для России, для русских людей, которые будут этим пользоваться, но печатались немцами, которые исходили из стандартов своей культуры, хотя и учитывали специфику русской культуры.

Изображения на этих открытках тоже формировали рождественскую картину мира, рождественскую атрибутику: там изображались ёлка, дети, которые наряжают ёлку. К концу XIX века появляется индустрия ёлочных игрушек, которые специально покупают для того чтобы наряжать ёлку, появляются гирлянды, мишура. В общем, атрибутика ёлочных украшений и всего того, что сопровождает рождественский праздник, как раз к этому моменту вполне складываются. Всевозможные печатные издания – открытки и плакаты, которые приглашают на какие-нибудь рождественские распродажи, рождественские благотворительные базары – формируют в сознании людей представление о том, каким должен быть этот праздник, какие составные элементы он должен в себя включать: какую кухню, какие блюда, какие сладости, как нужно одеваться, как нужно себя вести, как приглашать гостей, как оформлять дом. Вся эта индустрия праздника складывается к этому моменту и в России, и в других странах, и очень активно развивается. Это первая составляющая.

Вторая составляющая, которая частично соприкасается с первой, это то, что впервые, на рубеже XIX-XX веков, появляются собственно русские специфические персонажи, которые являются держателями рождественского праздника. Впервые начинают формироваться представления о Деде Морозе и, несколько позднее, о Снегурочке. Здесь довольно сложная история, если переходить к этим персонам, оформляющим и сопровождающим праздник. Нужно сказать, что в русской культуре, как в традиционной, так и в высокой, до этого периода не было никаких персонификаций, никаких героев рождественского праздника. Персонажей типа Санта-Клауса, который в западноевропейских культурах восходит к Святителю Николаю, то есть, к святому Николаю, в русской традиции не могло сложиться, просто потому что русский культ Николая Угодника, Святителя Николая Мирликийского был чрезвычайно сильным, он был и остаётся главным святым в русской культуре, но он никогда никому не дарил подарков. Помогал, выручал, немедленно приходил на помощь во всевозможных христианских легендах, но как специфический святой-даритель рождественских подарков он никогда в русской культуре не выступал.

Открытки с изображением Святого Николая и Санта-Клауса

Можно говорить о том, что в западноевропейских традициях, например, в итальянских, есть какие-то женские персонажи, иногда добрые, иногда очень даже недобрые, но которые так или иначе связаны с Рождеством и идеей дарения подарков детям. У нас, в общем, никаких таких особых параллелей, которые можно было бы использовать, не находилось. Но, что у нас было, у нас были не очень сильные, но всё-таки персонификации мороза как времени года. Это не был мифологический персонаж в крестьянской традиционной культуре в полном смысле слова, это была скорее персонификация зимнего периода, и, например, в крестьянской традиции ещё в начале XX века существовал обычай звать мороз как некую зимнюю стихию на рождественскую кутью, для того чтобы его задобрить.

Кутья – каша из цельных зёрен пшеницы или ячменя с сахаром или мёдом

Это одна составляющая. Вторая составляющая – это, безусловно, литературные тексты русских писателей XIX века, в которых уже присутствуют более персонифицированные персонажи типа Мороза Ивановича. Известная сказка «Морозко», где он предстаёт вполне персонифицированным героем, «Мороз, Красный нос» Некрасова. И, конечно, огромное значение для формирования русской "дедморозовской" индустрии имела сказка «Снегурочка» Александра Николаевича Островского, которая воплотилось в одноимённой опере, и в которой присутствовали Мороз – отец Снегурочки, её мать – Весна, и эта девочка Снегурочка, которая в результате тает от несчастной неразделённой любви.

«Снегурочка» и портрет её автора – Александра Николаевича Островского

Интервьюер: То есть, получается, что Снегурочка – это литературный персонаж, который не имел параллелей в фольклоре?

Елена Евгеньевна: Нет. Снегурочка абсолютно литературный персонаж, в народной традиции никаких параллелей этому образу не существует, это исключительно плод фантазии Александра Николаевича Островского. Но, тем не менее, это соединение деда, старика, который находится в каких-то родственных отношениях со Снегурочкой (в сказке Островского это её отец), было распространено на рождественскую традицию. И постепенно начало складываться представление о том, что есть некий дед, старик в тулупе и с бородой, который приносит ёлку. Иногда он назывался Мороз Ивановичем, иногда это был Ёлкович какой-нибудь – имя ещё не устоялось. Иногда он был исключительно один, иногда присутствовала Снегурочка. Такая ситуация была к началу революции.

Нужно сказать, что такой важный элемент культуры как празднование Рождества к началу XX века стал составляющей правильного воспитания детей, нормального детства. Золотое, правильное детство русского ребёнка должно было включать в себя рождественскую ёлку, с игрушками и рождественской шести- или восьмиконечной звездой на макушке, с подарками под ней, соответствующим детским праздником, на который приглашались дети из других домов, соответствующим столом, где много сладостей и вкусной еды, игры с фантами, с ряженьем в разные костюмы, с танцами – со всем тем, что можно проследить по мемуарной литературе и эмигрантской литературе. Люди, ностальгически вспоминая своё детство в России, обязательно вспоминают, как праздновали Рождество с ёлкой.

===================

Благодарим библиотеку Научка за предоставленное помещение!

Источники:

SciTeam

Наука | SciTeam

Специалист Эксетерского университета в Великобритании объяснила, как Деду Морозу удается незаметно доставить подарки миллионам детей за одну ночь. Об исследовании сообщает портал EurekAlert!.

Физик Кэти Шин (Katy Sheen) утверждает, что возможность Деда Мороза оставаться незаметным и бесшумно передвигаться описывается с помощью специальной теории относительности (СТО), которая была создана Альбертом Эйнштейном в 1905 году. Так, из-за перемещений на огромной скорости, он может изменять свои размеры и тем самым пролезть в дымоход, а также не подвержен старению.

Она подсчитала, что волшебнику удается путешествовать со скоростью около 10 миллионов километров в час, чтобы за одну ночь доставить подарки всем детям. По этой причине Деда Мороза невозможно заметить, а благодаря эффекту Доплера на такой скорости его еще и невозможно услышать.

Шин надеется, что ее объяснение будет вдохновлять детей, а также не даст им усомниться в существовании Деда Мороза. Публиковать свое исследование в научных журналах специалист не планирует.

СТО описывает движение, законы механики и пространственно-временные отношения при произвольных скоростях движения, меньших скорости света в вакууме, в том числе близких к скорости света. В рамках теории классическая механика Ньютона является приближением низких скоростей. Основным отличием СТО от классической механики является зависимость пространственных и временных характеристик от скорости.

Источник: https://www.eurekalert.org/pub_releases/2016-12/uoe-mof12141...