Гулливер

Как известно, самый издаваемый в России перевод "Путешествий Гулливера" начинается поэтичной фразой: «Трехмачтовый бриг «Антилопа» уходил в Южный океан…».

Эта фраза в немного перефразированном виде даже в диафильмы попала.

Менее известно, что эта фраза изначально безграмотна. Процитирую отрывок из повести Владислава Крапивина "Тень Каравеллы".

Книжка начиналась словами, похожими на строчку из песни: «Трехмачтовый бриг «Антилопа» уходил в Южный океан…»

Мне показалось, что ласковый ветер пошевелил волосы и приподнял листы книги – вот какие это были слова.

Но Павлик оборвал чтение.

– Что за чушь? – сказал он серьезно, даже встревоженно.

– Что? – не понял я.

– Не бывает же трехмачтовых бригов…

Для меня эта наука была как темная ночь.

– Почему?

Несколько секунд он смотрел на меня молча, потом, видно, понял, что разговаривать со мной об этом бесполезно. Сердито и негромко сказал:

– Вот потому… Кончается на «у».

– Раз написано, значит, бывают, – заметил я.

Тогда он взорвался:

– «Написано»! Если он трехмачтовый с прямыми парусами, значит, он фрегат, а не бриг!

– А если не с прямыми?

– Не с прямыми бриги не бывают, ясно? Они всегда с прямыми, всегда двухмачтовые! Вот!

– Ну ладно. Давай читать, – нетерпеливо потребовал я.

Павлик помолчал немного и вдруг сказал:

– Не буду.

– Ну, Павлик! – взмолился я.

– Не буду, – спокойно и твердо повторил он. – Если с первого слова вранье начинается, дальше, значит, совсем…".

И уж совсем немного людей знают, что эта фраза от начала и до конца - выдумка переводчиков Тамары Габбе и Зои Задунайской.

В тексте Свифта нет никаких "трехмачтовых бригов". Его книга начинается вполне традиционно для британских романов тех лет - "Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемшире, я был третий из его пяти сыновей" - так звучит первая фраза в академическом переводе Франковского.

А "Антилопа", когда о ней заходит речь, именуется у Свифта просто "судном".

К слову сказать, в самом первом издании пересказа Габбе и Задунайской 1931 года "трехмачтового брига" тоже еще не было, там был просто фрегат, причем без указания количества мачт. Пресловутый "трехмачтовый бриг" появляется лишь спустя несколько лет, в третьем издании 1936 года.

Возникает закономерный вопрос - откуда же взялся этот ляп?

На этот вопрос существует два ответа, я вам изложу обе версии, а вы сами смотрите, которая из них больше похожа на правду.

Первый - переводчицы просто ошиблись. Так как их версия даже официально именуется "пересказом", у них была почти предельная свобода действий. Вот и вставили в начало неграмотное словосочетание, позаимствовав его из какой-нибудь повести на морскую тематику.

Благо, это было бы не трудно - "трехмачтовые бриги" встречаются во множестве текстов. И у Леонида Андреева, и у Петра Краснова, и у Александра Грина. Но скорее всего - несуразное судно было позаимствовано у Николая Чуковского, с сестрой которого, Лидией Чуковской, обе переводчицы дружили всю жизнь - я об этом писал в своем очерке про Габбе "Смотрела в прорезь синевы".

Старший сын Корнея Чуковского очень часто писал морскую прозу - достаточно вспомнить, что именно его перу принадлежат как классический перевод "Острова сокровищ" (тот самый, что звучит в мультике), так и нежно любимая советскими мальчишками книга "Водители фрегатов". Несмотря на такую специализацию, "трехмачтовые бриги" в текстах Николая Чуковского находятся довольно часто. Вот, к примеру, цитата из его ранней повести "Танталэна".

"Осматривая знакомые суда, уже несколько недель стоящие в порту, я вдруг заметил только-что пришедший странный парусник. Это был трехмачтовый бриг самого доисторического вида. Сто лет назад его, пожалуй, сочли бы и большим, и прочным, и вместительным. Но в наше время такие суда уже давно переделаны в баржи".

Вторая же версия объяснения утверждает, что эта фраза - не баг, а фича переводчиц.

Я уже много раз говорил, что Свифт свои "Путешествия Гулливера" только маскировал под "морские романы", на деле же он намеренно издевался над недалекими любителями подобной прозы. Писатель более чем охотно использовал в своей книге морские термины, но соединял их между собой по принципу "вали кулём, потом разберём". Поэтому для знающего моряка "морские" эпизоды его книг звучат почти как заметки из рассказа Марка Твена "Как я редактировал сельскохозяйственную газету": «Нет никакого сомнения, что жатва зерновых хлебов в нынешнем году значительно запоздает. В виду этого сельские хозяева поступят рационально, начавши посев маковых головок и буковых шишек в июне, вместо августа. Теперь, когда приближается теплое время и гуси уже начинают метать икру, репу не следует срывать, гораздо лучше заставить какого-нибудь мальчика взобраться наверх и потрясти дерево».

Эта особенность "Путешествий Гулливера" общеизвестна, и над ней кто только не шутил. К примеру, у Конан-Дойля есть рассказ "Литературная мозаика", в котором духи писателей помогают автору работать над книгой. Среди героев рассказа - и Даниэль Дефо, и Вальтер Скотт и, разумеется, Джонатан Свифт. Вот он, приняв эстафету у Дефо, продолжает написание эпизода:

"— Течение, однако же, несло меня мимо, причем кормой вперед, и не видать бы мне острова, если бы я не изловчился поставить бом-кливер так, чтобы повернуть нос корабля к земле. Сделав это, я уже безо всякого труда установил шпринтов, лисель и фок, взял на гитовы фалы со стороны левого борта и повел судно курсом право руля, ибо ветер дул норд-ост-ост-ост. Помочь мне во всем этом было некому, так что пришлось обойтись без помощи, — продолжил Свифт.

Слушая описание этого морского маневра я заметил, что Смоллетт, не таясь, широко усмехнулся, а сидевший несколько поодаль джентльмен в офицерском мундире военно-морского флота — если не ошибаюсь, капитан Марриет, — проявил чувства, близкие к панике".

Поэтому, по мнению сторонников этой гипотезы, Габбе и Задунайская вовсе не ошиблись, они для этого были слишком профессиональны.

Они осознанно придумали фразу про трехмачтовый бриг - идеальную первую фразу для книги Свифта. Которая сразу же расставляет точки над i и поясняет прошаренному читателю - кто есть ху.

(автор благодарит своих читателей f и Ardein за неоценимую помощь в работе над этой главой)

_______________________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741

"Путешествия Гулливера" - совершенно не детская книга. У нее абсолютно не детский автор, совершенно не детская тема и совсем не детское содержание.

Во-первых, автор натолкал в "Путешествия Гулливера" всякой злободневной политоты примерно столько же, сколько ее сегодня в телеграмм-каналах Дмитрия Медведева или Леонида Волкова - чуть более чем полностью.

Как точно заметил кто-то из исследователей, "Путешествия Гулливера" - мастерски сделанная книга-обманка. Она написана в популярнейшем тогда жанре рассказов о путешествиях за три моря, которые люди читали, чтобы хоть мысленно побывать в необычных экзотических странах. С экзотикой в книжке было даже лучше обычного, вот только читатели романа Свифта, формально путешествуя по Лилипутии или Блефуску, вдруг неожиданно оказывались в современной им Англии, которую автор к тому же чихвостил и в хвост, и в гриву.

Сегодня, разумеется, никто уже не считывает присунутых в книгу намеков и аллюзий - кроме историков литературы, чьи комментарии к тексту, наверное, не уступают по объему книге. Но их мало кто читает. Признаемся честно - сегодня уже далеко не всем интересно, на что намекал Свифт, рассказывая про лилипутских плясунов на канате и к чему отсылают цвета трех ниток, которыми награждались победители. Проехали уже, сорян.

Во-вторых, книга изобилует совсем не детскими эпизодами - грубыми физиологизмами и откровенно неприличными сценами, часто с эротическим оттенком.

Помните сцену, которую рисуют, наверное, все иллюстраторы Свифта - армия лилипутов, марширующая между ног Гулливера?

При этом и иллюстраторы, и даже переводчики часто "забывают" про одну занятную деталь этого торжественного марша:

"Его величество отдал приказ, чтобы солдаты, под страхом смертной казни, вели себя вполне прилично по отношению к моей особе во время церемониального марша, что, однако, не помешало некоторым молодым офицерам, проходя подо мною, поднимать глаза вверх; и, сказать правду, мои панталоны находились в то время в таком плохом состоянии, что давали некоторый повод и подивиться, и посмеяться".

И такого добра в книге - выше крыши: лилипуты, вывозящие тачками отходы жизнедеятельности Гулливера, великанские фрейлины, писающие в ночные горшки, из которых можно было бы наполнить бочку, прогулка Гулливера вокруг обнаженного соска великанши и прочие путешествия по ее телу.

Не случайно самопальные эротические версии путешествий Гулливера так любят сочинять и в России,

и за рубежом.

Впрочем, в большинстве изданий романа Свифта все эти неприличные эпизоды благополучно купируются, хотя иногда это достаточно сложно сделать, поскольку часто они являются узловыми событиями сюжета.

Взять хотя бы эпизод тушения пожара в королевском дворце, из-за которого Гулливер попал в немилость у королевской семьи и вынужден был бежать из Лилипутии в Блефуску. Приведу выдержку из самого первого русского перевода, сделанного Ерофеем Каржавиным еще в XVIII веке.

«Пожар начал распространяться, дворец столь великолепный превратился бы неминуемо в пепел, есть ли б по некоторому особливому присутствию разума не выдумал я тот час способа к отвращению такового несчастия. Минувшим вечером пил я очень много белого вина, называемого глимигрим, кое привозится из некоторой Блесфуканской провинции и гонит очень на низ воду, коя до того самого времени, власно как для надобности, отнюдь не делала мне беспокойствия; а тут жар от огня, усилие к утушению оного и находящееся во мне количество вина, власно как соединясь, понудили меня к спущению воды. Пустил я оную в таком великом множестве и намечая столь исправно в те самые места, где надобно, что в три минуты пожар во всем утих. . .»

В третьих, и в главных, сам Джонатан Свифт был кем угодно, только не детским писателем.

Честно говоря, он и для взрослых-то был слишком мрачноват. Признаюсь как на духу - я не знаю большего мизантропа, то есть человеконенавистника, среди великих писателей. Этот британский классик действительно ко всем людям относился одинаково - терпеть не мог абсолютно всех.

«Вы и все мои друзья должны позаботиться о том, чтобы мою нелюбовь к миру не приписывали возрасту; в моём распоряжении есть надёжные свидетели, которые готовы подтвердить: с двадцати до пятидесяти восьми лет это чувство оставалось неизменным.
…С каждым годом, а вернее, с каждым месяцем я становлюсь все более гневным, мое бешенство настолько неблагородно, что мне становится ненавистным, в его глупости и трусости, этот порабощенный народ, среди которого я живу… Правда, я думаю, …что уже пора мне покончить с этим миром, но перед тем, как перейти в самый лучший мир, я хотел бы быть в чуть лучшем, а не умереть здесь в бешенстве, подобно отравленной крысе в дыре».

Эту ненависть и злоба очень чувствуются в текстах, особенно в последнем, четвертом путешествии Гулливера - "к лошадям", как писали в первых переводах. Путешествие в страну гуигнгнмов он писал уже в состоянии тяжелейшей - на грани сумасшествия - депрессии.

К сожалению, вскоре после завершения книги Свифт действительно сошел с ума, был признан недееспособным, много лет маялся и наконец был похоронен в центральном нефе собора св. Патрика, которым много лет руководил.

К счастью, понимая, к чему все идет, он сильно заранее сам сочинил текст для своей надгробной плиты:

"Здесь покоится тело Джонатана Свифта, декана этого собора, и суровое негодование уже не раздирает его сердце".

Как же так получилось, что чрезмерно политизированный, совершенно неприличный, издевательски-желчный и злобный роман стал любимой детской сказкой?

Некоторые винят большевиков, выхолостивших книгу, но, видит бог - абсолютно зря.

Переделывать роман Джонатана Свифта в детскую сказку начали еще в начале XIX века, причем в европейских странах, а Россия к этому процессу присоединилась много позже. Зато потом взяла свое. Вот только несколько детских изданий второй половины XIX века.

"Детского" Гулливера" в Российской империи было так много, что предисловие к своему первому полному переводу с оригинала Кончаловский и Яковенко начали словами:

"До сихъ поръ на русскомъ языкѣ не было полнаго перевода классической сатиры Свифта, и потому мы рѣшились познакомить читающую публику съ этимъ міровымъ его произведеніемъ. Путешествія Лемьюэля Гулливера переведены и переводятся на всѣ европейскіе языки, выдерживая десятки изданій. Только русская публика знаетъ Свифта по жалкимъ дѣтскимъ передѣлкамъ, не имѣющимъ ничего общаго съ оригиналомъ, кромѣ ничтожныхъ обрывковъ фабулы, уродующихъ не только характеръ сатиры, но и характеръ всего разсказа, какъ глубоко задуманнаго и цѣльнаго художественнаго произведенія. Намъ кажется, это менѣе всего дѣтская книга".

Перевели. И что же?

И детских версий стало гораздо больше!

Я уже молчу про советские времена, когда количество изданий классического "пересказа для детей" Тамары Габбе и Зои Задунайской исчислялось (и исчисляется) сотнями.

А ведь эта версия была не единственной. И я сейчас не про "подростковый" перевод Энгельгарда. В благородном деле перелицовки отметились даже гениальные поэты.

Я понимаю, что у читателей уже вертится на языке: "Ты нам картинками зубы не заговаривай. Это все, конечно, очень благоро-о-одно, но ответ на вопрос будет? Как все-таки получилось, что желчный скабрезный памфлет стал милой детской сказкой?".

Мне кажется, ответ очень прост.

Джонатан Свифт действительно был вредным, как почтальон Печкин, человеком с тяделым характером и при этом зацикленным и упертым политическим активистом.

Но при этом - невероятно талантливым.

Поэтому, учиняя агитацию и пропаганду (а все его тексты без исключения - агитация и пропаганда) он все время думал о том, как сделать ее более действенной. И в этом деле проявлял невероятную креативность, постоянно выдумывая всякие неожиданные кунштюки.

В "Путешествии Гулливера" его находкой стало использование модного литературного жанра "записок путешественников в жаркие страны" для массового привлечения лохов, а также маскировки истинного содержимого книги - агитации и пропаганды.

А потом... Потом случилось неожиданное.

Река времени вымыла из романа все суетное и злобное - сиюминутную ругань и актуальные обличения, политически намеки и скабрезные шутки, даже вездесущая желчь и беспросветное отчаяние автора - не устояли.

А вот декорации, наспех сколоченные им для антуража, уже несколько столетий стоят несокрушимо и простоят еще не один век. Политический активист начаянно написал настоящую сказку, а сказки живут долго.

Выпавшая из времени фантастическая история о приключениях обычного человека в стране маленьких людей и государстве великанов вновь и вновь заставляет детей мечтать о дальних странах и синих морях.

О доблестях, о подвигах, о славе...

Бывает, чо. От человека часто остается совсем не то, что он полагал главным делом своей жизни. Вон, Игорь Тальков написал стопятьсот политических песен про тетрадь расстрелянного генерала, а люди помнят и слушают "Чистые пруды" и "Летний дождь".

Но кто может запретить людям разменивать жизнь на суетное?

_______________________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741

Факт 11. Перевод, затмивший оригинал

Знаете ли вы, что почти полтора века "Путешествия Гулливера" переводились на европейские языки не с английского, а с французского языка?

Дело в том, что французы, как всегда, быстро подсуетились. Уже на следующий год после издания романа Свифта в Великобритании вышел французский перевод, сделанный Пьером Франсуа Гюйо-Дефонтеном.

Очень занятный, надо сказать, был персонаж - буян и растрига, бывший иезуит, вышедший из ордена и ставший скандальным литературным критиком и переводчиком, постоянно попадавшим в тюрьму за драки, буйства и, извините, сексуальные похождения с молодыми людьми. Его фамилия даже вошла в историю литературы в несколько необычном качестве - как составная часть популярного обзывательства. Смачное и сочное словосочетание "плюгавый выползок из гузна Дефонтена" использовали в своих эпиграммах Вольтер, Пушкин и множество других поэтов разных стран и народов.

Но при этом переводческим и редакторским ремеслом Дефонтен владел на уровне "бог" и, в отличие от злобного мизантропа Свифта, прекрасно знал, что читателям нравится, а что - нет. Поэтому в своем переводе он обошелся с текстом Свифта весьма вольно. Сославшись на необходимость избавиться от «непроницаемых иносказаний, пресных намёков, мальчишеских выходок, тривиальных рассуждений, пошлых шуток», этот неприятный тип "удалил почти половину текста, дописав свое и основательно переписав остальное".

В итоге французский перевод всем понравился гораздо больше, чем английский оригинал.

Версия Дефонтена стала международным бестселлером, до 20 века вышло более 200 переизданий и именно с нее, а не с английского оригинала, более полутора веков делались все переводы на иностранные языки. Именно к "переводу" Дефонтена были созданы классические иллюстрации Жана Гранвиля, что вызвало определенные проблемы - когда переводы начали все-таки делать с оригинала, выяснилось, что половину иллюстраций в книгу не вставишь - гравюры были нарисованы к эпизодам, придуманным Дефонтеном.

Но при этом Дефонтен, блистательно переделавший оригинал, знатно облажался с попыткой срубить еще немного денех, написав продолжение. Изданная им книга "Новый Гулливер, или Путешествие Жана Гулливера, сына капитана Гулливера" почему-то не получила и десятой части популярности оригинала и сегодня прочно забыта.

Очевидно, кроме понимания вкусов читателя, автору необходимо обладать чем-то еще.

Факт 12. Приключения Гулливера в Российской империи

Российская история великого сатирического романа, написанного деканом Свифтом, развивалась в русле общемировой.

Первый перевод "Гулливера" вышел почти через полвека после английского издания и делался, разумеется, с французского перевода Дефонтена. Назывался он «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям», а выполнил его Ерофей Каржавин - еще один человек уникальной судьбы.

Сын ямщика-старообрядца, показавший незаурядные способности к учению, он официально отрекся от "старой веры", но это не сильно помогло. Тогда он бежал за границу - покинул пределы Российской империи без паспорта и не получив разрешения. Добрался до Парижа, умудрился поступить в Сорбону, где изучал юриспруденцию и философию, попутно овладев в совершенстве французским и латынью. Долго жил во Франции, потом покаялся, вернулся на Родину и работал архивариусом и переводчиком в Коллегии иностранных дел.

Каржавинский перевод переиздавался до 1820 года, потом появилось множество других, но все они делались с французского языка.

Первая попытка обратиться к первоисточнику была задумана в Холмогорах. В этом северном городке, малой родине Ломоносова, отбывали политическую ссылку два "подозрительных элемента" - полтавчанин Валентин Яковенко, сосланный за рукописный перевод энгельсовского "Анти-Дюринга" и мелкий харьковский помещик Петр Кончаловский, попавший под кампанию "наведения порядка" и потому севший реально ни за что - очень занятная история была, как-нибудь расскажу.

Да, да, тот самый - будущий сват художника Василия Сурикова, отец художника Петра Кончаловского, дед писательницы Натальи Кончаловской и прадед кинорежиссеров Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского. Вот его портрет работы Серова.

Работы в Холмогорах не было никакой, особенно для ссыльных. А у обоих народовольцев к тому времени были семьи, у Кончаловского особенно - шестеро детей в возрасте от года до десяти. Вот они от безнадеги и решили попробовать вписаться на дистант.

Именно эти двое и сделали с выписанного в Холмогоры оригинала первый в истории русской литературы полный перевод "Путешествий Гулливера", причем Кончаловский в процессе еще и выучил английский. Их перевод считался лучшим вплоть до времен советской власти.

Факт 12. Приключения Гулливера в СССР

Ну а большевики, всерьез занимавшиеся народным просвещением, вложились в "Гулливера" по полной.

В итоге сегодня у нас есть целых три классических перевода, окучивающих разную целевую аудиторию.

Есть пересказ для детей Тамары Габбе и Зои Задунайской.

Есть адаптированный для подростков перевод Бориса Энгельгардта.

И есть академическая, полная и многократно выверенная (в том числе и после смерти переводчика) версия Адриана Франковского.

С ней, кстати, вообще получилось любопытно. В 1920-е годы издательство Academia посадила Адриана Антоновича отредактировать перевод Кончаловского и Яковенко, подготовив академическое издание. Однако этот чудак и полиглот, обладавший невероятной эрудицией в области филологии и истории, но плохо приспособленный к реальной жизни, посидел-посидел, да и заявил руководству, что проще новых детей понаделать, чем этих отмыть.

Мол, народовольцы ваши пользовались не самым удачным английским изданием, свифтология с тех пор ушла далеко вперед, уже практически восстановлена оригинальная версия романа и давайте я лучше заново все переведу, а?

И перевел.

Причем даже в предисловии написал:

Перевод Свифта на русский язык задача нелегкая; большая часть текста настоящего издания переведена заново, ибо старый перевод Кончаловского и Яковенко часто невозможно редактировать: не говоря уже о большом количестве допущенных в нем искажений, он слишком беспомощен и слишком разбавлен водой.

Но возникла другая проблема - перевод Франковского иногда чуть ли не дословно повторяет "юношеский" перевод Энгельгардта (например, оба неочевидно переводят "старого коня" как "лошака", то есть называя помесью ослицы и коня) и вообще очень близок ему. С учетом того, что оба переводчика были знакомы со времен обучения на историко-филологическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета и всю свою жизнь крепко дружили - версии можно строить самые разные.

Оба филолога умерли во время блокады Ленинграда, причем смерть окончательно связала их судьбы единым узлом.

Вот как описывает их последние часы востоковед и филолог Александр Болдырев:

«Когда ушел он <Франковский> — неизвестно, известно лишь, что около 12 ч. в ночь с 31-го на 1-е февраля он шел по Литейному на угол Кирочной и ощутил такой упадок сил, что вынужден был отказаться от мысли дойти до дому. Он свернул на Кирочную, чтобы искать приюта у Энгельгардтов (дом Анненшуле), но по лестнице подняться уже не мог. Упросил кого-то из прохожих подняться до квартиры Энгельгардта, известить их. Было 12 ч.

В этот момент как раз испустил дух на руках у жены сам Энгельгардт. Она, больная, температура 39, крупозное воспаление легких, сползла вниз (прохожие отказались помочь) и втащила А. А., уложила его на "еще теплый диван Энгельгардта". Там он лежал и там умер 3-го утром.

Жена Энгельгардта кого-то просила передать, чтобы зашли к ней знакомые его, узнать обо всем. Сразу они не смогли, а когда зашли, числа 7-го, 8-го, обнаружили, что жена Энгельгардта тоже умерла накануне. По-видимому, перед смертью ей удалось отправить в морг Дзержинского района тела Энгельгардта и Франковского вместе, на одних санках».

Так что, боюсь, особенности взаимоотношений двух друзей в процессе довоенного перевода на русский язык "Путешествий Гулливера" мы с вами не узнаем никогда.

В истории такое часто случается - все ушли и уже не спросишь.

_______________________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741