Я терпеть не могу всякие глупости, всякие там: «Ой, посмотри какой хорошенький!», «Это так мило!». И люди меня часто раздражают. Я их даже ненавижу. Но если не обращать на них внимания, то ничего, жить можно. К тому же, всегда можно зависнуть в интеренете и не контактировать с окружающим миром. Мне нравятся всякие электронные приборы: компьютеры, телефоны. Даже мамин миксер кажется мне интереснее и умнее любого из моих одноклассников. Отвратительно только то, что иногда действительность способна проникнуть сквозь самую твою крепкую стену.
Это было так просто, так обыденно, что до сих пор кажется странным. Мама пришла позднее, чем обычно и, молча, стала раздеваться. До этого в квартире и так не было шибко весело, а теперь и вовсе стало уныло. Пока мы с отцом расставляли тарелки, я случайно разбил одну и отец сказал в сердцах: «Ну, вот ещё нарыв на голову. Тащи веник!». В этот момент на кухню зашла мама с веником, посмотрела на нас и разрыдалась.
Дело было, конечно же, не в тарелке, вы понимаете. Стала бы она плакать из-за такой ерунды. У неё нашли что-то в голове, какую-то опухоль, я не сильно слушал. Поужинали быстро, молча, и я поскорей ушёл к себе. Свет от монитора и настольной лампы всегда уверенно ограждали меня от темноты остальной комнаты за моей спиной. Всегда, но не сегодня.
Проходили дни, и я стал замечать, как постепенно меняется наша семья. Маму готовили к анализам, процедурам. Они с отцом пытались жить как раньше, но у них не получалось. Я не знал, чем им помочь и предпочитал держаться в стороне. Если бы меня спросили тогда, что я чувствую, то я бы не знал, что ответить. Мне не было ни страшно, ни грустно, ни одиноко.
Однажды, после школы я сидел в комнате, бороздил просторы интернета и думал... да ни о чём не думал. В комнату зашёл отец и я, невольно, напрягся. Меня не то, чтобы ругали за моё пристрастие к компьютерным технологиям, тем более, я давно дал понять родителям, что за моё будущее они могут не беспокоиться, так как профессию я себе уже выбрал, учился более-менее, бла-бла-бла… Но я видел, что моя замкнутость их тяготит, а я ничего сделать с этим не мог, да и не хотел. Отец посмотрел на меня и сказал: «Сегодня мы сдаём последние анализы. Маму кладут в больницу и, скорее всего, будут делать операцию». И ушёл. Я услышал, как захлопнулась входная дверь.
Я несколько секунд сидел на стуле, прилипнув к нему всем телом. А потом вдруг выскочил из него, опрокинув с грохотом, и ринулся в коридор. Стал посреди него и почувствовал, как задыхаюсь, что волна ярости такой силы захлестнула меня, что хотелось кричать. И мой взгляд упал на эту странную штуку.
Я вам не говорил, у нас в коридоре висела декоративная панель. Такая синяя пластина в виде арки, а на ней фигурка существа с рожками. Что-то вроде оленя. И имя у него даже было – Ахинну. Мама привезла её из Италии, пребывая в абсолютно непонятном для меня восторге. Нашла этого чудика на каком-то блошином рынке, где её уверили, что это авторская работа и уникальный экземпляр. Спасает от всех бед и приносит в семью благоденствие. Мы с отцом её тогда долго подкалывали, что благоденствие она принесла только продавцу этой «мейндинчайны». Она злилась, и подсовывала нам панель под нос с требованием найти заветную надпись. «А раз не написано, что китайская, значит, правду сказал!», торжествовала она. Повесили эту панель в коридоре, «чтобы охраняла».
Я посмотрел на этого Ахинну и почувствовал, как будто умер, так возненавидел его. Его спокойный взгляд, казалось, был пропитан равнодушием ко мне, к нам, к ней! Холодный, отрешённый! Как будто его не волновали беды и несчастья этого мира. Ты… Ты же должен был… Она тебе верила, ты должен был охранять её! Ты предатель! Я тебя ненавижу!!
Я схватил панель со стены и изо всех сил грохнул об пол. Она упала с жутким грохотом и треснула ровно пополам, и я почувствовал, как треснул я сам. Как на такие же ровные льдисто-синие половинки разбилось моё нутро. Я упал на четвереньки и уставился на содеянное. Расколотый Ахинну смотрел на меня и мне казалось, будто морозные нити струятся из разлома. Я застыл, глядя в его глаза. В какой-то момент стало так холодно, что я очнулся.. и ошалел. Я находился уже не в комнате, а посреди снежной пустыни.
«Что за…», подумал я. Не видно не зги, я в одной домашней одежде, с одним тапком на босой ноге, сижу на снегу? Бред… Вокруг, словно молочная пелена из снега, неба не видно, только серая низкая подушка над головой. И тут я услышал тихие шаги, хрусть-хрусть-хрусть по снегу. Жутко стало, скажу я вам. Шаги прекратились, и я услышал позади себя:
- Мёрзнешь?
Я подскочил и громко, истошно заорал. Молча заорал, поэтому легче мне не стало. Повернул голову с такой силой, что чуть не свернул себя шею. На меня смотрели синие прохладные глаза.. рожки… уши.. Ахинну. Но не такой, как был на панели, а целиком, даже с хвостом..
- Нет – промямлил я, так как язык стал по ощущению как большой пельмень.
- Ну и хорошо, - говорит.
- Ты это.. Я… где?
Он промолчал и меня это снова разозлило, а заодно помогло немного собраться.
- Почему ты молчишь? Почему ты такой безразличный? Разве ты не должен был оберегать маму? Почему ты допустил всё это? - последнее предложение я уже прокричал ему.
- Моё равнодушие, лишь отражение твоих чувств, - тихо сказал он. – Но мы здесь, чтобы всё исправить.
- Исправить? Что тут исправишь? Уже поздно… - впервые я произнёс это вслух и почувствовал, как резко замёрз.
- Я Ахинну, зажигающий звёзды, и мы рассеем твою тьму, - сказал он, подойдя ко мне.
Он был невысокий и смешно пах ёлкой. Посмотрел на меня, и я впервые увидел, как кроток и спокоен его взгляд. Я задрожал, но уже не от холода. Он зачерпнул горсть снега своими енотовыми лапами и положил снежок мне в ладонь.
- Прежде чем звёздное зерно даст всход, ему нужна вода.. – сказал он, и дотронулся до моего плеча.
Я сидел перед ним корточках, обескураженный.
- Что за глупость, - пробормотал я, - звезда - это раскалённый газовый шар..
Но, то ли от его тёплого прикосновения, то ли ещё от чего, слёзы почему-то потекли по моему лицу. Одна из них упала на снежок, и он засветился.
Ахинну взял мою ладонь снизу и сказал:
- Теперь подбрось его в небо изо всех сил, а я зажгу её в полёте.
- А вдруг ты не успеешь, вдруг упадёт? – испугался я.
- Только в полёте можно зажечь звезду. Верь мне, всё получится.
Он смотрел на меня, и я переставал чувствовать страх. Шмыгая носом, я поднялся и занёс руку перед броском. Ещё раз встретился с ним взглядом и, когда он кивнул «Давай!», размахнулся изо всех сил и бросил снежок вверх. И пока он летел, Ахинну вскинул свою оленью мордашку и запел. Я не помню, на что было это похоже, только то, что всё вокруг загудело, и я заметил, как к снежку несётся тонкая ледяная стрела! С замиранием сердца я увидел, как она прошла точно посередине и сиящий снежный комок взорвался золотистым сиянием и устремился вверх, разрывая снежную пелену вокруг.
- Отличная звезда получилась, - сказал Ахинну.
Он что-то ещё говорил, но я вдруг стал плохо его слышать. Пространство вокруг меня наполнялось свечением, всё размывалось и я почувствовал, что теряю сознание…
Я пришёл в себя в своей кровати. Надо мной стоял бледный отец и раздраженная врач с бутылочкой нашатыря. В комнате благоухало.
- Очнулся, вот и хорошо, - сказала она тоном, говорившим о том, что ничего хорошего тут нет. – Нервный вы, папаша. Почаще на улицу его гоняйте, а то уткнутся в свои компьютеры…
Она собрала свой объёмистый портфель и ушла. Отец сел ко мне на кровать.
- Ты разве не должен был идти к маме?
- Я бы и пошёл, если бы кое-кто не брякнулся в обморок посреди коридора. Хорошо, что я вернулся за кошельком. А тут красота такая…
- Спасибо, что остался - эти слова дались мне с трудом.
Он хмыкнул. Помолчали.
- Думаешь, мама поправится?
- Вот я ей скажу, что ты её чудилу разгрохал, она не то, что поправится, она прибежит из больницы, чтобы самолично уши тебе надрать! - засмеялся.
И вдруг обнял меня, крепко-крепко. Как в детстве.
Ахинну сдержал обещание. Мамина опухоль оказалась неопасной. Её прооперировали, и она, с перебинтованной головой, была похожа на космонавта. Мы с папой приносили ей цветы и дразнили, что такую красавицу точно должны взять в космическую одиссею. Она обижалась, а потом обнимала нас и смеялась.
Да, я не люблю всякие глупости. Но панель с Ахинну я склеил и повесил на прежнее место. Пусть охраняет.
Анна Исанова-Кузьменко
