Здесь я должен рассказать о Салмане Бабе. Много лет назад, зимой, мне довелось провести неделю в его ашраме. Это был маленький город на севере Индии, окруженный горами и озерами, скрытый за тихой холодной дымкой. Об этом ашраме я узнал от друга, который только что оттуда вернулся в полном восторге, а он в свою очередь узнал о нем от Амира.
Первый же момент, увиденный в ашраме, меня поразил. Там все было выкрашено в зеленый цвет, на стенах красивые арабские надписи, строгие мусульмане, сидящие при входе. При этом, Салман Баба начитывал четки с изображением Ганеши, которые ему дал индуистский саньяси. Северная Индия молчаливо разделена на индуистскую, мусульманскую и сикхскую части, они сосуществуют, но чаще в разных ритуальных плоскостях, не особо пересекающихся. Индуисты привыкли к нашидам, звучащим из соседних дверей домов с зелеными стенами, а мусульмане спокойно проходят мимо звуков колокольчиков, мимо доносящихся от соседей гимнов матери Дурге. Храмы Кали соседствуют с сикхскими гурудварами и мечетями. Это все сосуществует, но ритуально не пересекается, особенно в малых городах. Традиционно мыслящие родители крайне против смешенных браков, не одобряют дружбу индуистской дочери с мусульманским юношей, а о дружбе наоборот: мусульманской девушки с индуистом, – даже речи не идет. Как они будут жить, праздновать семейные праздники? Поедем в гости к бабушке на Дурга пуджу. Мусульманский муж постоит у алтаря с изображением многорукой богини, восседающей на льве, порадуется вместе со своими новыми родственниками, попоет гимны? Нет, конечно. Серьезная тема, на которой выстраивали игру политики разных времен. Если спросить кого из молодых, они ответят, что это пережитки прошлого, уже все ускорилось и упростилось, но на деле не все так радужно, эта актуальность не способна исчезнуть даже под сильным напором современности.
Это то, что удивило в ашраме. Мусульмане ближних деревень регулярно приходили в ашрам, чтобы послушать нашиды в исполнении Салмана Бабы. Туда же приходили за своими заботами тантрики в красных одеждах, шафрановые саньяси. Да и простые местные жители – за благословением на процветание, за волшебной приправой, за отваром, за советом. Салман Баба начинал прием посетителей-паломников утром, заканчивал, когда уже темнело – целые дни он проводил в беседах с людьми, в организации жизни ашрама. В общении с ним часто складывалось впечатление, что он читает мысли – он досказывал непроизнесенное, но подуманное, складывалось впечатление, что он разговаривал внутренними жестами, заламывая себе руки, принимая при этом необычные позы. Возможно, это были лишь психологические трюки. Одна моя близкая знакомая, побывав в его ашраме, рассказа о чуде с запахами. Все вокруг было наполнено запахом сандала, этот запах был в самом воздухе, в людях, в деревьях, везде. Салман Баба собрал вокруг себя учеников, включая ту мою знакомую, поднес ладонь к своему лицу, объявил: «жасмин», и подул. И все-все-все изменилось – аромат жасмина заполнил собой все пространство.
Там существовало несколько кругов приближения к учителю, все эти посетители-паломники входили во внешний круг, а внутренние круги были заняты адептами, которые находились при ашраме не первый год.
Мне довелось понаблюдать в этом ашраме своеобразные акты экзорцизма. Как у нас в церкви используется кропило, там использовались павлиньи перья, и вообще обряд был внешне похож на то, что проводят у нас. Меня тоже почистили. Показалось, что «за компанию», но видимо, это была подготовка перед инициацией. Очень серьезный индиец с павлиньими перьями, с мантрами-заклинаниями, провел этот ритуал. Честно признаюсь: был легкий приятный ветерок и до, и после, и я ничего не почувствовал от этого ритуала. Ну, малость страшно было, конечно, но все равно. После этого ритуала мне дали инициацию, и я воспринял эту чистку как необходимую подготовку.
Жизнь в ашраме также впечатлила. Там было несколько адептов внутреннего круга, которые занимались изготовлением отваров, эликсиров из ягод рудракши. Один раз довелось пообщаться с человеком, проходящим там многомесячный курс лечения – он мазался эликсирами, совершал специальные омовения, читал данные ему учителем мантры, соблюдал посты. И за месяцы жизни в ашраме он переосмыслил практически все.
В последний день общения с Салманом Бабой, он дал наставление, чтобы я следующие сорок дней провел при полном воздержании от пищи и воды от рассвета до заката – как ураза во время Рамадана. И со всей строгостью и внутренней радостью я исполнил повеление, ощущая прикосновение к таинственному и волшебному.
В следующие годы я неоднократно видел во сне Салмана Бабу и этот ашрам – в благостном свете, загадочности, примерно так, как это воспринялось наяву. Но в одном сне все сложилось не так, как обычно. Это была неизвестная комната в двухэтажном здании с длинными коридорами. Я дрожал от страха, понимая, что в этих комнатах происходит нечто страшное. В комнату зашел Салман Баба, но вместо привычной благостности он скалился, это была гримаса ужаса, а из-за его спины проявлялась темная воздушная стихия. Прошло еще несколько лет. В одну ночь я не мог уснуть, метался по комнате, сам не понимая причины беспокойства. Когда закрывал глаза, в предсонном состоянии видел Салмана Бабу, вскакивал, снова бесцельно ходил по комнате. Так и не уснул до утра. Оказалось, в эту ночь Салман Баба ушел. Узнав эту тяжелую новость, я связался с Амиром, попросил разъяснить некоторые моменты происходящего в ашраме. Он входил в ближний круг и знал то, что было скрыто от обычных посетителей. То, что мне ответил Амир, заставило многое переосмыслить.
Салман Баба был одним из самых известных колдунов тех мест, его боялись, уважали, и слава была далеко не только доброй. Он создал свою магическую систему на основе суфийского оккультизма. Система выстраивалась на практике, он шел оптимальными путями, постигая экспериментально, что многие аспекты магического мира легче раскрываются при использовании исламских или еврейских мистических тем, нежели индуистских. Он синтезировал то, что считал работающим, его ближний круг видел много странного, необъяснимого. Например, индуистские ягьи с использованием фраз из Торы вместо традиционных ведических гимнов. Ученики получали от него секретные практики, мантры, наставления. В этих наставлениях были и нетрадиционные посты, и мантры с Божественными именами еврейской мистической традиции, и йогические асаны.
Это была работающая магическая система, интуитивно выстроенная одаренным чувствительным человеком.
Основания лежат в доисламском персидском и арабском мистицизме. Ближе всего к системе Салмана Бабы находится джалали – оккультная суфийская система.
Амир подробно рассказал о практиках, предупредив перед этим, что без присмотра со стороны знающего человека это делать небезопасно. Практика начиналась с чистки – строгого поста, воздержания от любой пищи животного происхождения, воздержания от лишних разговоров, контроля над чувствами, а полный ее круг практики занимал 15-45 дней, в зависимости от практикующего. По ночам необходимо повторять определенные тексты. Желательно проводить практику скрыто от людей, находиться в основном на природе. После каждого посещения туалета необходимо делать ритуальную чистку пяти конечностей.
Примерно на 7-9-й день перед практикующим появляется джинн. Джинн остается до 60 дней. Он может общаться, может просто присутствовать. Амир сказал, что подходящее санскритское обозначения джинна – четака. Данная практика может быть крайне разрушительной, ее желательно совершать под строгим наблюдением опытного учителя.
Спустя время я познакомился с интереснейшей книгой индийского психоаналитика Судхира Каркара «Шаманы, мистики и доктора» (Shamans, Mystics and Doctors). Каркар проводит детальный параллельный сравнительный анализ методов западной психотерапии и индийского целительства, разбирает множество историй и методов. Один из его героев – Баба – мистик, целитель, к которому идут люди. Читая эту книгу, я поражался совпадениям написанного с тем, что видел своими глазами в ашраме Салмана Бабы, что слышал о нем от Амира. Может быть, Каркар описывает именно Салмана Бабу? Кажется, нет.
Часто вспоминаю Салмана Бабу с теплом и интересом. Амир рассказал подробности его последнего года и ухода – странные и страшные. Не чувствую уверенности, что могу здесь их изложить.
