Авторский рассказ + Машина

В половине первого ночи, когда собаки уже сопели по своим будкам, температура раскаленного за день воздуха немного снизилась, а всё масло в двигателях машин остыло, вдалеке послышалось ворчание.

― Хамы... Вандалы...Спинкогрызы... Поросята...

― Кажись, Иваныча опять тащат, ― зевнул газомоторный автобус, обращаясь к проснувшимся от шума коллегам.

Через минуту вверх поднялся шлагбаум и, мигая, точно новогодняя ёлка, на стоянку въехал эвакуатор, который волок за собой дребезжащий всем своим существом уже немолодой ЛиАЗ. За самим автобусом тащился тяжелый аромат антифриза.

― Ну ты чего, Иваныч, опять, что ли, дымовое шоу устроил? ― поприветствовал шёпотом старого друга Мерседес, рядом с которым припарковали ворчуна.

Иваныч чихнул пневмосистемой, выпустил чёрное облако из выхлопной трубы, поскрипел подвеской, открыл все заслонки и лючки, чтобы дышать во сне было легче, и наконец расслабился.

― Да достали, Феликсович! ― ни грамма не стесняясь своих отдыхающих коллег, начал жаловаться ЛиАЗ. ― Всё нормально было. Еду спокойно, никого не трогаю. И тут начинается: «Дышать нечем! Бензином воняет! Откройте окно! Закройте окно! Что за скотовоз нас везёт?!» И так всю дорогу...

Было слышно, как в соседнем ряду сонно похихикивают молодые автобусы.

Не обращая внимания, Иваныч продолжил:

― У меня на маршруте одни сплошные холмы, я и так весь в напряжении, а тут ещё эти знатоки. В общем, е́ду и чувствую, что не могу уже слушать, закипаю. Дальше, сам понимаешь, водитель печку врубил на полную ― и началась жара. Так вам, думаю, и надо, нытики!

― Может, зря ты так? Сто́ит ли лишний раз волноваться из-за ерунды? ― пытался, как всегда, утешить друга Феликсович.

― Да ладно бы только это! У меня со вчерашнего дня новый шофер — какой-то тепличный спец! Там, где газу поддать надо, он на самокат пускает. И наоборот. Машину совсем не чувствует! А еще это радио его современное — не певцы, а страшный сон логопеда. Но главное, что он курит! Весь руль пропах этим его дешевым табаком.

― Мой тоже курит, ― спокойно ответил Мерседес.

― Ну, ты, может, и привык, а я ― нет!

― Хватит бубнить, старпёры! Тут некоторые спать хотят! ― раздалось откуда-то из центра автобусного парка.

― Кондиционер захлопни! Никакого уважения к старшему поколению! Я в твои годы с пяти утра и до одиннадцати вечера за двоих откатывал, а вы теперь совсем обленились — по десять автобусов на маршруте, и всё не высыпаетесь! ― ответил обозлённый ЛиАЗ.

― У меня хотя бы кондей есть, а у тебя что, дедушка? Люк на крыше и открытая передняя дверь?

― Эй вы там, а ну замолкните, пока я вам молоточком стёкла не повышибала! ― взревела Скания Рудольфовна с тридцать девятого маршрута.

Наступила тишина.

― Феликсович, до меня тут слухи дошли, что меня заменить хотят. Это правда? ― перешёл на шёпот ЛиАЗ Иванович.

― Я не знаю... ― соврал Мерседес и случайно моргнул аварийкой.

― Знаешь... Ты же всегда в курсе всех новостей, признавайся уже, ― окончательно успокоившись, произнёс ЛиАЗ.

Мерседес немного поломался, пару раз открыл-закрыл двери, как это обычно бывало у него в минуты волнения, и наконец сказал:

― Есть такое дело, Иваныч...

― Вот так и знал! ― снова повысил голос автобус.

― Да тихо ты. Рудольфовна и так не в духе, её сегодня какие-то дети яйцами закидали. Короче, сменщик твой жалуется. Говорит, что устал из-за тебя лишний круг наматывать. Ты же постоянно ломаешься в дороге.

― Я просто отдыхаю, чтобы детали из строя не вышли...

― Да и шум твой салонный людей раздражает, жалоб много.

― Подумаешь, шум! Я же автобус, а не диван на колёсах!

― А ещё лужи эти масляные, которые ты оставляешь по всему парку... ― напоследок Мерседес ударил по самому больному.

― Это просто грязь и нагар, ― поникшим голосом оправдывался Иваныч.

― В общем, директор сказал, что будет другую машину ставить — более экологичную и современную. Ему город предписал.

― Да кого он поставит? Этих метановых мутантов? Они же взорвутся на первом проходе, ― ЛиАЗ сурово моргнул в сторону новеньких газомоторных автобусов, которых привезли месяц назад. ― Это самый сложный маршрут! Тут каждую кочку знать нужно, каждый холм, у всех остановок своя особенность. Я же на дачах работаю, а там сплошь бездорожье! Нет, Феликсович, эти сопляки не сдюжат.

― Так или иначе, мы не молодеем, наше время рано или поздно проходит, какими бы специалистами мы ни были. И твоё прошло...

― А твоё? Мы с тобой ровесники! Ты такой же старик, как и я! ― не выдержал ЛиАЗ Иванович и попытался с досады кольнуть друга побольнее.

― Я десять лет ездил по совершенно другим дорогам и питался другим маслом — не тем, что здесь в меня льют, но ты прав: ещё лет пять ― и меня тоже поставят на вечный прикол. Я с этим уже смирился, и тебе сто́ит, друг мой, ― печально произнёс Феликсович и, несколько раз брызнув водой на лобовое стекло, протёр его «дворниками».

Наступила тишина. Парк снова погрузился в сон. Лишь гудок товарного поезда, проезжающего вдалеке, да пение сверчков в редкой траве прерывали её иногда.

― А помнишь, Феликсович, как мы с тобой хотели весь мир объездить? ― затянул сонно старый автобус.

― Помню.

― Мы мечтали когда-нибудь уйти в туризм, катить по горному серпантину, пропустить через радиатор солёный воздух океана, попытаться пробиться сквозь снежные бураны Заполярья, а не всю жизнь глотать одну и ту же пыль...

― Помню, Иваныч, ― уже сопел Мерседес. ― Такие мысли свойственны молодым — это нормально, но пенсия ― это тоже неплохо. Стои́шь себе спокойно, никто тебя не разрисовывает, никто не мусорит внутри, скотовозом не обзывает, не ломает спинки. Спокойно ржавеешь, не боясь загореться, как вон Афанасьевич, ― Мерседес имел в виду старенький полусгнивший ПАЗик.

― Нет, Феликсович, я так не могу... Завтра я возьму себя в руки и больше ни разу не сломаюсь. Буду мчать как ветер: тихо и плавно. Кому надо — окно открою, печку вообще ни разу не включу, пусть хоть заживо вариться начну, но не включу. Рано мне на покой.

Мерседес не отвечал, он уже видел сны о широких проспектах, о чистой обуви пассажиров, о новой резине и мойке два раза в сутки.

Следующим вечером ЛиАЗ Иванович снова приехал на эвакуаторе, но на этот раз его поставили не на привычное место, рядом с Мерседесом, а рядом со старым Афанасьевичем, который только и делал, что спал.

Феликсович смотрел на старого друга и не мог сдержать слёз. У автобуса не выдержало его механическое сердце. При взятии очередной вершины Иваныч закипел, но, как и обещал, не поддался на провокацию водителя включить печку. Несмотря на то, что он был уже не жилец, Иваныч завершил маршрут и только после того, как смена закончилась, издал последний свой вздох и умолк.

На следующий день на его место встал свеженький газомоторный автобус нового поколения. Совершенно неразговорчивый и очень циничный тип, который ездил с полиэтиленовыми пакетами на сиденьях.

Прошла неделя. Мерседес Феликсович как-то остался на плановую замену расходников и посреди дня увидел, как в парк зашёл директор в сопровождении какого-то незнакомца.

― Вот этот, что ли? ― спросил начальник парка, показывая на старенький ЛиАЗ.

― Да! Он! ― обрадовался мужчина. ― Я неделю пытался узнать, чей он и где находится. В вашем городе япроездом, а тут, как увидел этого старичка, который на последнем издыхании на горку заехал, сразу понял, что с характером. Мне такой и нужен.

― Да, настоящий боец, дольше всех тут находится. Только у него вот движок вклинил и прочего ремонта там не на одну неделю. Да и не пригоден он для перевозки пассажиров, город запрещает таких выпускать на маршрут ― отжили они своё.

― А мне для личного пользования. На новый у меня денег не хватит, а этого на ноги быстро поставлю. Все запчасти, включая двигатель, найдём.

― А что возить? Если не секрет.

― Себя. Дом на колесах хочу сделать и махнуть по стране. Всю жизнь мечтал, да откладывал. Ну что, по рукам?

― По рукам!

Этим же вечером Ивановича впервые увезли на эвакуаторе, а не привезли.

Прошло два года. Практически весь автопарк заменили новыми машинами. Старичков разобрали по деревням и маленьким городам, остался лишь Феликсович, которого никто не хотел покупать. После ухода единственного друга автобус стал часто хворать, поломки были серьёзными, и никто не хотел вкладываться в ремонт...

Так продолжалось до тех пор, пока однажды на территорию парка не заехал какой-то незнакомый автобус марки ЛиАЗ. Этот агрегат сиял свежей краской, чистил стекло новенькими «дворниками» и работал нехарактерно тихо.

Практически все окна его были затонированы, и было неясно, что происходит внутри салона.

― Пс-т, Феликсович, эй, старик! ― обратился гость к автобусу.

― Мы знакомы? ― удивился понурый Мерседес.

― Да это же я, Иваныч! Не узнал? ― если бы автобус мог улыбнуться, он бы показал все свои зубы.

― Иваныч?! Быть не может! У тебя же двигатель вклинило!

― Как вклинило, так и расклинило! ― гордо заявил ЛиАЗ. — Как я тебе?

― Ш-ш-шикарно! Не узнать!

― Это всё Андрюха, мой новый водитель! У него руки золотые! Половину органов поменял, другую — привёл в порядок. Днище подварил, руль заменил, резину новую поставил. Я теперь ― трейлер.

― Трейлер? ― Феликсович услышал какое-то знакомое слово из времён его юности.

― Ага, дом на колёсах. Уже всю область объездили, теперь на Байкал собираемся!

― На Байкал?! Ничего себе! Вот это тебе свезло! ― удивился старый Мерседес. Он смотрел на друга с восхищением и доброй завистью.

― А хочешь со мной? ― спросил вдруг ЛиАЗ Иванович.

― Шутишь? Зачем издеваешься...

― Не шучу. Мы за тобой приехали. У Андрюхи брат как увидел, что тот со мной сделал, сразу захотел с нами путешествовать, только, говорит, иномарку хочет. Ну а у нас с водителем полное взаимопонимание, я ему постоянно намеки делал про тебя. И вот мы здесь. Только есть одно «но».

― Какое еще «но»? ― немного огорчился автобус, уже обрадовавшийся внезапно свалившемуся везенью.

― Нам нужна такая машина, которая ещё не отчаялась ― настоящий боец. Ты такой?

― Я... Ну, я... ― Мерседес Феликсович замялся.

― Выбирай: ржаветь до конца своих дней или ещё тряхнуть стариной, прокладывая новые неизвестные маршруты. Я за тебя решать не могу.

― Да, дружище, я готов.

― Не слышу тебя, ― издевательски подначивал Иваныч старого друга.

― Готов!!!

Александр Райн

Вере Петровне позвонили . Администрация завода , где она проработала 50 лет, хотят ее поздравить и вручить подарок к ее 75-тилетию.

Как же она обрадовалась ! Десять лет как не работает , а ее вот вспомнили ! Поздравлять будут ! Да пусть даже просто открытку вручат , и то приятно будет .

И вот настал этот день. Вера Петровна оделась нарядно , даже губы накрасила , и пошла пораньше , чтоб не опоздать . Таких как она - " именинников " , собралось шесть человек . Все друг друга знают , как же были рады встрече ! Зам. Директора сказал поздравительную речь , и вручил конвертики , с тысячной купюрой . Далее женщина из отдела кадров повела их обедать в заводскую столовую. Накормили обедом , так сказать вспомнили заводскую кормешку. И в конце вручили по "продуктовому набору" : пять видов круп по 1кг , пакет муки 2кг , рыбные консервы 3шт, и стеклянная банка яблочного сока 3литра.

Все это конечно хорошо , приятно , нужные продукты , но как все это донести до дома ? Приветливая женщина из отдела кадров говорит : "Милые женщины , не переживайте , можете что-то оставить у меня в кабинете , потом еще раз придете или приедете и заберете . Не волнуйтесь , ничего не пропадет !"

Вера Петровна в жизни всякое видала , и даже в душе усмехнулась этому предложению . Ага , оставь вам , и потом ничего не найдешь ! Решила все забрать сразу . Целлофановый пакет из супермаркета всегда был при ней . На пакете написано , что выдерживает 10 кг , сложила крупы , муку и консервы , а банку сока взяла под мышку . И пошла потихоньку осторожно ступая по обледенелому тротуару .

Жила Вера Петровна через две остановки от завода , и всю жизнь конечно же ходила пешком . И сейчас тоже решила пойти , как в автобус залезть , руки то обе заняты . Нести тяжело , а на душе радостно . И сок этот ей вроде и не нужен , три литра . Своего заготовила много , яблоки нынче уродились . Но раз дали - надо брать , пригодится !. И крупы они такие не едят - чечевица да ячка , да еще какая то незнакомая крупа , ничего , все пригодится ! Вера Петровна дошла до поворота , отдохнула . Вот сейчас перейду эту маленькую дорогу , как раз машины стоят , ждут когда светофор загорится . Перейду вот так , наискосок , так ближе , до пешеходного перехода далеко идти . На дороге ледяная колея , ступает осторожно .

За рулем дорогой красивой машины , перед которой пыталась перейти дорогу Вера Петровна , сидел молодой парень , рядом его подруга. И наверно им смешно было смотреть на раскорячившиюся посреди дороги бабку , и он зачем то нажал на сигнал . Резко , громко, неожиданно ! Вера Петровна вздрогнула , дернулась , поскользнулась на колее , сделала витиеватый пируэт ногами и руками и грохнулась на дорогу . Банка разбилась . Сама она упала на пакет ,от чего два мешочка с крупами лопнули и посыпались на дорогу . Пакет муки треснул .

Вера Петровна поднялась на ноги , повернулась лицом к дорогой красивой машине . Сквозь работающие "дворники " , сметающие снег с лобового стекла на нее смотрели и давились от хохота молодой парень и его подруга , махали ей руками , мол пошла быстрее с дороги , чего встала . Они сквозь гремящую в салоне музыку и собственный хохот не могли слышать что говорила эта бабка , могли только видеть ее красное гневное лицо . Вот она наклонилась , видимо будет собирать свою авоську , и парень опять нажал на сигнал .В голове у бабки будто что-то взорвалось . В одно мгновенье вспомнились рассказы ее отца фронтовика , как он метал гранаты в фашистские танки , как учил ее никогда не давать себя в обиду . Вера Петровна действительно подняла с земли пакет с крупой , и тыкнув в него пальцем , чтоб посыпалась крупа , размахнулась и метнула его в лобовое стекло красивой машины . Потом следующий пакет . Парень сигналил , но выйти боялся . Вера Петровна бросала и бросала , когда кончилась крупа она подняла пакет с мукой и это было круто , она забросила его на крышу машины, треснувший пакет рассыпался , покрыв почти ровным слоем весь мокрый от снега автомобиль . Убедившись , что все " снаряды"закончились Вера Петровна подняла консервные банки , и держа в руке одну как бы думая куда ее запульнуть , вдруг увидела такой ужас в глазах парня за рулем . Видимо такие же глаза были у фашистов при виде наших солдат.Положила их в сумочку , отряхнула руки , перешла дорогу и поковыляла домой . Дышалось легко , и на душе успокоение . А крупы такие они все равно не едят , соков своих полно, еще и вкуснее магазинных . И гаденыша этого наказала , папа был бы доволен .

Давно горел зеленый сигнал светофора , большую красивую машину все объезжали и рассматривали улыбаясь . Парень так и не вышел из машины , все звонил кому то по телефону . " Дворники" устало размазывали по лобовому стеклу белую жижу .

А вечером неожиданно приехал внук . Привез торт и шампанское . "Бабуль , я думал ты только пирожки вкусные умеешь печь , а ты у меня еще и с гранатой на танк сможешь! В Ютюбе тебя показали!"

Вера Петровна теперь местная знаменитость .

Ох , кто же может знать на что способна "старая гвардия" в минуты отчаяния . Лучше никому не знать. (из сети)

— Знаешь, что на обратной стороне луны?

— База космического флота?

— Нет, там баннер размером с Австралию!

— Да ну тебя, быть такого не может. Я бы еще поверил, если б ты сказал, что размером с Нью-Йорк, но Австралия — это перебор.

— Да шучу я, расслабься. Ты слишком серьёзно настроен, морщины рано появятся.

— Не появятся. Их всегда можно пойти омолодить. Это тебе не 20 век.

— Ну и ты — не звезда Бродвея. Расслабься. Рейс пройдет как всегда, ты даже не заметишь. Всё сделает автоматика и ИИ, а мы тут для мебели. Чисто психологический ход для акционеров, чтоб на случай ЧП в кабине пилота были живые люди, а не вся эта херотень электронная. Корпорация боится, что акции могут обвалиться. А сегодня, как ты уже знаешь, электронные циферки на экранчике — наше всё.

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ыввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

ывввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввввв

— Что это такое??

— Гравитация.

—

Инструктор Валентин сидел в пассажирском кресле и расчёсывал свои чёрные густые волосы, глядя в зеркало заднего вида. Сегодня у него новая ученица ― девушка с многообещающим именем Любовь. Валентин был опрятен, тело его дважды познало очищающую силу геля-шампуня и пахло новым дезодорантом.

Инструктор любил производить впечатление. Он никогда не начинал с автодрома. Сразу давал ученикам окунуться в реальную жизнь города. Он был их капитаном корабля: сильным, опытным, уверенным. Ему нравилось, когда его слушаются, особенно девушки.

Открылась водительская дверь. В машину начал втискиваться огромный пуховик, который громко шуршал и своим размером быстро заполнял всё вокруг, словно его надували насосом. Спустя минут пять из огромной массы ткани, наконец, появилось лицо. Любовь ― миловидная дама лет тридцати пяти — расстегнула молнию и, положив руки на руль, уставилась перед собой. Так она молча глядела перед собой ещё минут пять, а потом, наконец, не поворачиваясь, спросила:

— Скажите, вы верующий?

― Я… ну… да, ― немного оторопев от такого вопроса, ответил Валентин.

― Это хорошо. В нашей ситуации человек веры просто необходим. Кто-то должен уметь молиться. К тому же, если что, замолвите за меня словечко там, ― она показала пальцем на потолок.

У инструктора засосало под ложечкой, но он быстро взял себя в руки.

― Мне кажется, вы преувеличиваете. Поверьте, всё будет хорошо, бояться нет смысла.

― Вы считаете? Я очень нервничаю.

― Уверен. Начнём?

― Ага, ― с этими словами Люба пристегнула ремень и, опустив стеклоподъёмник, начала руками настраивать зеркала новенькой Kia. Зеркало хрустнуло и повернулось под таким углом, которого раньше не знало.

― Стойте-стойте, тут же есть автоматическая настройка, ― затараторил Валентин, переживая за свой автомобильчик, взятый в кредит.

― Извините.

― Ничего. Знаете, как передачу включать?

― Ну да. Меня папка немного учил.

― Так вы уже ездили? ― Валентин обрадовался — он любил, когда не нужно было начинать с самых азов.

― Ну так, по гаражам каталась, ничего особенного.

― А что у вас за машина была?

― Точно не помню. На букву «М», кажется.

― «Мерседес»?

― Не.

― Может «Мазда»?

― Точно! «МАЗ»!

― «Да»?

― Без «да», просто «МАЗ».

― Вы, наверно, путаете, «МАЗ» ― это грузовик.

― Ну да. Папка мой на самосвале работает.

Валентин нервно откашлялся. Пот его подмышек попробовал пробить первую оборону дезодоранта.

― Ну ладно, давайте попробуем проехаться.

Люба «вставила» передачу, чуть не вдавив кулису в торпеду, отчего Валентин непроизвольно заскулил, и начала медленно отпускать сцепление, слегка пригазовывая. Потихоньку машина тронулась и поползла в сторону главной дороги.

Любовь ехала очень аккуратно, стараясь не превышать скоростной режим, характерный для дворов, и, вглядываясь в каждую мелочь так, словно вела прицельный огонь. Казалось, что каждый пешеход, даже потенциальный, даже тот, что ещё сидит дома и только собирается выйти на улицу, был у неё на контроле.

― Отлично! Давайте попробуем переключиться на вторую передачу и добавим газу.

Люба послушно переключилась и добавила к скорости пять километров в час. Всё было гладко и скучно.

Тут с ней поравнялась какая-то машина и её стеклоподъемник начал опускаться. Оттуда появилась рука и на ходу постучала в стекло Любы.

― Любка, ты что ли? ― спросила какая-то женщина после того, как Валентин опустил стеклоподъемник, чтобы выяснить, в чём дело.

― Не отвлекай, ― огрызнулась Люба.

― Да ты чё, мать, это ж я! ― продолжала женщина, сидевшая на пассажирском сиденье соседнего авто, двигающегося параллельно.

― Ирка?! ― расфокусировалась Люба.

― Да! А ты чё, на права решила пойти?

― Да вот, надоело у Лёшки постоянно просить, чтоб отвёз, он же бесится вечно, я ему…

― Так, Любовь, не отвлекайтесь, ― одернул её Валентин и начал закрывать окно, но Люба ему помешала, зажав кнопку.

― Лезть в чужой разговор невежливо! ― крикнули из соседнего салона.

― Ты этих инструкторов не бойся! ― советовала Ирка подруге, ― они все бабники и сволочи! Я тебе точно говорю! У меня один такой ― муж. Правильно я говорю? ― толкнула она в плечо водителя, отчего их машина вильнула в сторону. — А Танька-то разводится!

Последняя фраза полностью убила внимание Любы. Водитель соседней машины понял, что сейчас начнётся неизбежное и дал по газам. Люба, не слушая голос разума в лице Валентина, тоже вдавила педаль и резко пошла на «взлёт».

― Стойте, Любовь. Медленнее! На дорогу смотрите!

Инструктор нервно жал на кнопку, но Люба не давала стеклу поняться.

― Короче, звонит мне вчера Платонова…

Рассказывала Ирка уже на скорости семьдесят км/час. Ледяной ветер быстро поборол печку в салоне Валентина и теперь жёг ему лицо и легкие. Мужчина кричал, но его крик легко перебивал спокойный голос из соседской машины.

Муж Ирки, понимая, что нужно скрываться от преследования, перестраивался, резко тормозил, уходил в поворот без поворотника, прыгал на лежачих полицейских, но всюду за ним следовала неумолимая Люба, которая была полностью увлечена рассказом подруги и держала интервал между машинами так, что женщины даже умудрялись перешёптываться. Валентин без конца жал на свои педали инструктора, но те были бессильны перед женским любопытством.

Оторваться муж Ирки смог на большом перекрёстке, где он проскочил на бледно-розовый, а Валя своей ногой смог достать до тормоза на водительской стороне. Машина заглохла.

― Вы с ума сошли?!! ― закричал вспотевший Валентин, чей дезодорант всё же проиграл вонючую битву.

― Да я-то тут причём, это Танька в Эфиопию собралась, а не я.

― Какая, к чёрту, Эфиопия?! ― срывался голос на Валентина на фальцет. Вы же за рулём! Вы должны быть внимательны, следить за дорогой, соблюдать скорость, интервал, следить за знаками, в конце концов! ― Валентин вытирал лоб тряпкой для лобового стекла.

― Простите. Вы правы. Больше не буду.

― Ладно, давайте трогаться — уже жёлтый.

Люба завела машину, включила первую передачу и… заглохла.

― Ничего! Не переживайте! ― орал Валентин.

Люба кивнула и снова завелась. Машина дёрнулась, но не проехала и метра.

― Попробуйте плавней отпускать сцепление.

Сзади раздалось протяжное «ту-у-у-у».

― Чего он сигналит?

― Нервничает, не обращайте внимание.

Люба шумно втянула воздух носом, повернула ключ, попыталась тронуться, но внезапный сигнал сзади снова выбил её из равновесия, и машина заглохла. «Ту-у-у-у-у».

― Да твою же налево! ― высунулась она из окна и заорала на машину сзади, ― не видишь «У»?! Это значит ученик! Ты слепой или тупой?!!

Гудеть перестали.

Отдышавшись и отстояв ещё один «красный» светофор, Люба в очередной раз завела машину. Не успела она включить передачу, как сзади раздалось: «Ту-у-у-у-у-у-у-у-у».

― Всё, я сейчас покажу, как меня папа научил делать!

В этот момент Валентин хотел вынуть ключ из замка зажигания, но не успел. Люба выкинула в стороны локти и начала быстро выкручивать руль, затем, используя ручник и педаль газа, развернула машину на месте на сто восемьдесят градусов, врубила дальний свет и буквально вдавила клаксон. Гудела Люба без перерыва целую минуту, пока вся полоса не перестроилась и не оставила её в покое.

Развернулась она тем же способом, а потом спокойно тронулась с места, проговаривая про себя каждую операцию. Валентин сидел молча и судорожно искал в карманах баночку пустырника, в красках представляя, как папа Любы учил её этому номеру на «МАЗе» в гаражах.

Следующие десять минут были вполне спокойными. Валентин расслабился и даже начал верить в то, что скоро этот кошмар закончится, и он обязательно уйдёт на больничный, чтобы Любу передали другому инструктору. До дома оставалось два километра, когда сзади раздались звуки сирены.

― Это за нами? Что я сделала? Я не включила поворотник? Меня посадят? Мне не дадут права?! ― начала нервничать Люба.

― Успокойтесь, это не за вами. Хотя нет, и, правда, за вами, тормозните у обочины.

― Нет! ― Люба вдавила педаль газа.

― Вы что делаете?! ― закричал из последних сил Валентин, уже не веря в силу своего капитанского авторитета.

― Я нервничаю! А когда я нервничаю, я очень хочу есть. Не могу думать ни о чём, кроме еды!

― Какая еда?! Живо тормозите! Это ДПС! ― Валя без конца утапливал свои педали, словно пытался пробить ими дно машины, но те его не слушались, автомобиль лишь изредка шёл юзом. Машина ДПС уже приближалась и требовала свернуть к обочине, но Люба лишь увеличивала скорость.

― О! Мак-авто! ― обрадовалась девушка и свернула.

― Вы что делаете?!! Здесь двойная сплошная! Меня же лишат прав из-за вас!!! ― истерил Валентин и размашисто крестился, как в самом начале предлагала Люба, пытаясь таким образом спастись от встречных машин, летевших в его дверь.

― Чем больше вы кричите, тем больше я нервничаю и тем больше хочу есть! ― кричала в ответ зашуганная Люба. Машина полиции доехала до ближайшего «разрыва» и, развернувшись, помчала в обратную сторону.

― Здесь кирпич! Нельзя! ― рыдал Валентин и вырывал руль из рук ученицы, но голод Любы был сильней, она даже разок цапнула инструктора за запястье. Оттеснив «встречку», словно танк, и, зайдя на положенный круг, Люба всё же сделала свой заказ и остановилась, чтобы справиться с расстройством. Подъехавшая машина полиции заблокировала выезд и на всякий случай спустила Валентину колёса. Инструктора и водителя попросили выйти. Валентин повиновался, а вот перемазанная соусом «барбекю» Люба любезно угостила всех гамбургерами и сказала, что пока не успокоится, из машины не выйдет даже под прицелом и, закрывшись изнутри, развернула свой комбо-обед.

Полицейские выслушали рассказ Валентина, ни разу его не перебив. Лицо и запах человека работали лучше полиграфа. Как ни странно, по итогу Валентина даже отпустили, выписав лишь предупреждение и взяв с него расписку, что Люба больше никогда не сядет за руль хотя бы его авто.

До дома учитель и ученица добирались в салоне эвакуатора, так как Валентин был не в состоянии вести машину. Инструктор разглядывал свои седые волосы в зеркало и думал о том, как хорошо было раньше работать на железной дороге, где поезд едет только прямо. Зря он ушёл тогда.

Погрузившись в мысли, он не заметил, как Люба уговорила водителя дать ей порулить, сказав, что у её папы тоже когда-то был эвакуатор. Инструктор сошёл на ходу в сугроб и добирался до дома пешком.

Александр Райн