Авторский рассказ + Геологи

Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу.

Данте Алигьери. "Божественная Комедия"

А как я тут оказался, ёмаё?

Данте Алигьери. "Божественная комедия. Неизданное"

С рождения считал себя гуманитарием. Настолько гуманитарием, что зарекся идти на технические специальности окончательно и бесповоротно.
Тогда мне грезилось, что по окончании института, у меня будет всё: интересная работа с высокоинтересной зарплатой, квартира, машина и попугай-матершинник. Во всяком случае старшие товарищи, кто пошёл по этой стези, так свою жизнь описывали.
Обучение в школе подходило к концу, нужно было определиться с ВУЗом. И я решительно определился. РУДН - Российский Университет имени Дружбы и народов. Уж очень хотелось дружить с народами. И вот последний звонок - я еду поступать. В него. В РУДН. Родненький. Через лабиринты метро донёсся до нужной станции. Вышел - остаётся пройти километра полтора и всё. Мечты сбудутся, какая интересная жизнь начнётся. Ну-ну.
Не доходя совсем немного до заветной цели, дорогу мне преграждают двое. Волосатые, бородатые, пахнут медицинским спиртом и немытыми комариными укусами.
- Геологи мы, - представились незнакомцы.
- А я абитуриент, - отвечаю.
- А куда поступать хочешь?
- РУДН.
- А к нам не хочешь? - спрашивает один из геологов, размашисто указывая на реликт времён СССР с названием, от которого картавому человеку хочется плакать (Российский государственный геологоразведочный университет имени Серго Орджоникидзе - до сих пор не с первого раза могу выговорить вот это вот всё, хотя вроде проблем с дикцией нет)
- Неее. Я пойду...
Но договорить мне не дали. Бороды ловко скрутили меня как в Маски-шоу, но не как в тех, что с Жориком Делиевым, а в тех, что с ОМОНом при задержании особо опасного преступника. А ещё для надёжности погладили мне пузо кулаком. От такой неожиданности я потерял дар речи и ещё пару даров, которые обычно выдаются человеку при рождении. Хорошо, что про нефть и динозавров ничего не съязвил, а то бы... Короче говоря, дар речи пропал вовремя.
Прогулка длилась недолго. Реликт проглотил нас в прохладный холл, где пахло свежестью новых приключений и несвежестью общественного туалета. И вот приёмная комиссия, мои документы отбирают. Председатель подсовывает заявление, улыбаясь через очки, просит отметить галочками нужные квадратики и поставить автограф. Геологические церберы со спиртовым дыханием следят, чтобы я всё правильно делал. Деваться некуда. Отметил и подписал. Председатель и мои теперь уже почти коллеги поздравили меня с зачислением и отправили с Богом.
Единственное положительное из этого - в геологи я не попал. В одном из квадратиков я изобразил галочку напротив словосочетания Горный инженер, а не Прикладная геология. Собственно говоря, эта необдуманность и стала отправной точкой, которая перевернула мою жизнь и открыла передо мною всё же интересный путь с бонусом в виде весёлых и не очень историй, которые всё же приятно вспомнить. Это и было начало.

Начало здесь Новая повариха

Продолжение здесь Новая повариха (продолжение)

Федор тоже был не в ее вкусе, что-то они совсем не ладили. Как ни старался Федор, Нина разговаривала с ним все холоднее. Однажды, наверное, что-то совсем неприятное ему сказала – Федор отскочил от нее как ужаленный, а на следующий день за завтраком чай пришлось выливать – соленым оказался.

– Ну и наварила повариха, – съехидничал Федор.

Нина встала и, ни на кого не глядя, сказала, четко выговаривая каждое слово:

– Если – еще – раз – какая – нибудь – свинья – сунет – нос – в кастрюли, – то – будете – жрать – одну – перловку, – и ушла в свою палатку.

Так прямо и сказала: «жрать».

– Федор, тебя касается, – строго произнес Андрей Иваныч. Догадался, конечно, чьих рук дело.

– Да я пошутил, – оправдывался Федор.

– Больше никаких шуток, – тоном, не терпящим возражений, сказал Андрей Иваныч. И добавил, пытаясь разрядить напряженную обстановку:

– А то придется перловку жрать.

Итак, Федор тоже не вписывался в круг Нининых интересов. Значит, Игорь. Да, не зря он Нине часами содержание своей научной работы разъяснял. А что: оба – городские, оба – серьезные.

И Петька, наконец, успокоился, словно нашел правильное решение трудной задачи.

День выдался тяжелым. Петька устал как собака, да еще с Федором поцапался. Было бы из-за чего, а то из-за ерунды.

Все уже давно умылись, а Петька добрел до речки, сел на берегу – и вставать не хочется. Так и сидел, смотрел на воду и ни о чем не думал...

Петька услышал шаги, но оборачиваться не стал. И чуть не вскочил, почувствовав на своих плечах легкое прикосновение рук.

– Устал? – спросила Нина, улыбаясь.

Петька растерялся. Сначала сказал:

– Да, – потом:

– Нет.

Нина засмеялась.

«Чего это она такая веселая?» – подозрительно подумал Петька.

– Я тебе нравлюсь? – Нина села рядом, спокойная, нежная.

Петька смутился окончательно.

– А ты мне нравишься, – сказала Нина, глядя прямо в глаза Петьке и ничуть не смущаясь. – Я просто влюблена в тебя, правда. По самые уши.

Насчет Нининых ушей Петька как-то сильно засомневался, но то, что его собственные, Петькины, уши начинают краснеть и оттопыриваться – это Петька чувствовал совершенно определенно.

Когда он краснеет, уши у него всегда оттопыриваются, это уж точно.

– Хочешь, я тебя поцелую?

Петька вдруг увидел себя со стороны: простое веснушчатое лицо, красные оттопыренные уши...

У него были только две мысли, которые хоть как-то объясняли Нинино поведение:

Первая: Нина устраивает спектакль для кого-то, кто прячется в кустах и кого Петька не видит.

Вторая: Нина уже перецеловалась со всеми, теперь ей скучно, и она решила развлечься с Петькой.

Представить себе какую-то другую последовательность Петька не мог. Только так: сначала – все, потом – он, Петька. В последнюю очередь. В любом случае, Нина вовсе не такая, какой казалась Петьке. Она просто ловкая притворщица или развратная девчонка. Ни на одну секунду Петька не мог поверить в то, что Нина действительно в него влюбилась. Если бы в него влюбилась соседская рыжая Машка – в это он еще поверил бы. Но Машке было глубоко начихать на него, Петьку, ее интересовал только известный киноартист и то не наш, а французский. Все эти мысли отразились на его лице, и Нина как-то потускнела, замкнулась. Обиделась.

– Ты что? – спросила она с досадой.

– Вот ты какая оказывается... А я-то думал...

– Ну, что? Что ты думал? – раздраженно воскликнула Нина.

– Я думал, что ты... А ты... – слова у Петьки кончились, и свою мысль он попытался передать интонацией. Последнее «а ты» он сказал очень презрительно. Нина его поняла.

– Дурак ты, Петька, – вздохнула она. И ушла.

Петька машинально умылся, надеясь, что холодная вода освежит голову и внесет ясность в его вконец запутавшиеся мысли.

Вернувшись в лагерь, Петька шмыгнул в палатку. К счастью, в палатке никого не было. Петька достал маленькое зеркальце и принялся тщательно изучать свое отражение. Михеич, заставший его за этим занятием, слегка удивился.

– Слушай, Михеич, – Петьку переполняли противоречивые чувства, в которых он не мог разобраться самостоятельно, и он решился поделиться своей тайной. – Нина сказала, что влюбилась в меня. Как ты думаешь, это правда? Или она смеется надо мной.

– Понятия не имею, – равнодушно пожал плечами Михеич. – Только зачем ты свою физиономию разглядываешь? Не за рожу ведь любят.

– А за что? – тупо спросил Петька.

– Дурак ты, Петька! – заключил Михеич.

И тоже ушел.

За ужином Петька и впрямь себя дураком почувствовал. Нина сидела расстроенная и старательно не смотрела на Петьку. Андрей Иваныч нахваливал ее стряпню и рассказывал ей забавный случай из своей геологической практики. Нина слушала его рассеянно, молча кивала.

«Другая бы на ее месте... Ведь сам Андрей Иваныч! А она... И что мне померещилось? – думал Петька. – Скромная девочка». Наконец-то Петька поверил, что Нина говорила искренне и не собиралась над ним смеяться.

После ужина он подошел к ней:

– Давай помогу.

– Обойдусь как-нибудь и без твоей помощи, – порозовев, ответила Нина. Но голос у нее был совсем не сердитый.

– Нин, – виновато произнес Петька и взял ее за руку.

Нина руку не отняла, подняла глаза, в которых теплый огонек разгорался все сильнее, ждала, что Петька скажет. Петька сказал:

– Я все-таки помогу, – отпустил Нинину руку и занялся грязной посудой.

Под благовидным предлогом полоскания посуды в реке Петька с Ниной ушли из лагеря и уселись на берегу. Петька решительно обнял Нину, хотя и побаивался, вдруг ей не понравится. Мало ли? Одно дело – разговаривать, другое – обниматься. Но Нина возмущаться не стала, а теснее прижалась к Петьке.

– Кажется, кто-то хотел меня поцеловать, – Петька намеревался сказать это независимо и слегка небрежно, но получилось тихо и взволнованно.

– Кажется, кому-то это не понравилось, – в тон ему ответила Нина.

– Да, понимаешь, – объяснил Петька, – доходит как до жирафа.

– Вроде ты не длинный, – засмеялась она.

На мирную влюбленную парочку наткнулся Игорь, неожиданно вынырнувший из темноты, и замер, ошалев. Придя в себя, пробормотал «Извините», поправил очки и зашагал по направлению к лагерю.

– Разговоров теперь будет, – счастливым голосом сказала Нина.

– Угу, – промычал Петька и снова полез целоваться. Хоть Петька и казался внешне лопух лопухом, но тут не стал теряться и излишне скромничать.

Разговоров, действительно, было много. Особенно, когда их партия вернулась из тайги. Федор растрепал эту историю на всех перекрестках, приукрасив живописными деталями и душераздирающими подробностями. Будто бы все трое холостяков (не считая, естественно, лопуха Петьки) во главе с Андреем Иванычем, влюбившись в повариху, бросились перед ней на колени, умоляя о взаимности и предлагая свои руки и сердца. Даже Михеич, сраженный Ниниными кулинарными способностями, подумывал о том, чтобы развестись со своей старухой. Но повариха, отвергнув всех, кинулась на шею Петьке: «Петюнчик мой драгоценный, жить без тебя не могу!»

Все ахали да охали, верили – и не верили. Петька лично слышал, как две подружки шептались за его спиной и свои собственные соображения высказывали:

– Ясное дело, почему эта Нинка Петьку выбрала, – чтоб под каблуком держать. Андрея-то Иваныча под каблук не засунешь, его самого обхаживать надо да еще глядеть в оба, чтобы не увели.

Петька только усмехнулся про себя: «А пусть шепчутся».

Разве объяснишь что-нибудь этим дурехам?

Не рассказывать же, в самом деле, про теплый огонек в Ее глазах.

Начало здесь: Новая повариха

Но Нина, несмотря на свою хрупкость, нежность и потрясающую красоту, оказалась выносливой, терпеливой и непривередливой. Топала вместе с ними сколько надо, не жалуясь, и, казалось, совсем не устала. Когда пришли на место, думали, Нина упадет бездыханная, а она взяла ведро и пошла за водой.

Прежние-то поварихи сами воду никогда не носили, если Петька поблизости. Едва освоившись среди новых людей, они безошибочно выбирали Петьку в помощники и помыкали им как младшим братом. Он и не возражал особенно, даже привык, и поэтому, увидев Нину с полным ведром, испытал что-то вроде угрызения совести, как будто она делала за него его работу. Но и то сказать, мужики вокруг, а девушка ведра таскает. Петька тут же к Нине кинулся, ведро отобрал, да еще выговорил ей:

– Что ж ты не сказала? Я бы принес.

– Спасибо, – улыбнулась Нина.

Несмотря на то, что, улыбнувшись, Нина стала еще красивее, Петька уже не смущался, войдя в привычную для себя роль добровольного помощника повара.

С девушками он всегда держался естественно, никогда не понимал, как это парни от застенчивости или упорно молчат, или начинают хамить. Может, потому, что у самого Петьки была куча сестер и сестренок, он быстро находил общий язык с любыми девушками, даже очень красивыми.

Пока они ставили палатки, новая повариха приступила к выполнению своих профессиональных обязанностей: занялась приготовлением обеда. Федор отпускал шуточки по этому поводу, предсказывая, что в недалеком будущем все будут дружно страдать животами. Но его предсказание не сбылось. Обед был необыкновенно вкусным, даже Михеич – единственный среди них семейный человек – признался, что и дома такого супа никогда не едал.

Петька, хоть и был поглощен работой, все же находил время для размышлений о новой поварихе. Не то, чтобы он в нее влюбился – она была слишком красивая для него, чтобы влюбиться по-настоящему, замуж позвать и все такое. Петька точно знал, что красавицы – не для него. Тем более, такие, как Нина. Конечно, она ему очень нравилась, но как-то отвлеченно, как нравится далекая и недосягаемая кинозвезда.

Обычно Петькина веснушчатая физиономия располагала к себе девушек-поварих, они делились с Петькой своими надеждами и переживаниями и обязательно поверяли ему свою самую страшную тайну – что влюблены в Андрея Иваныча. Да и с кем еще им было делиться? Не с насмешливым же Игорем или тем более с Федором – и сам посмеется, да еще другим расскажет. А Михеич, хоть и был пожилым и неразговорчивым, да больно хмурый и суровый – где уж тут с ним откровенничать.

К тому же девушки не просто так Петьке о своих чувствах рассказывали, а, рассчитывая на его, Петькину, помощь, чтобы узнать, что Андрей Иваныч любит, да какие девушки ему нравятся: веселые или серьезные, болтушки или молчуньи, как себя вести, что делать, чтобы он влюбился. Так что Петька привык быть в курсе всех дел.

Но Нина, в отличие от своих предшественниц, никаких таких вопросов не задавала, хоть Петька по вечерам почти все время возле нее крутился: и помогал, и разговоры разговаривал. Впрочем, не один Петька Нину разговорами развлекал.

Оказалось, и Игорю есть о чем с ней поговорить – уж на что он с прежними поварихами и двух слов, пожалуй, не сказал – и Михеич Нине свое житье-бытье расписывал, а уж о Федоре и говорить нечего – соловьем разливался. Нина всех слушала очень внимательно – редкое это было у нее качество – умела слушать – кивала, сочувствовала, но о себе ничего не рассказывала и лишнего не спрашивала.

«Может, стесняется», – думал Петька.

И решил ей помочь. Как-то, словно невзначай, он обронил:

– А Андрей Иваныч рыбу любит.

– Да? – равнодушно сказала она. – Терпеть не могу рыбу.

Петька все-таки ждал, что Нина попросит его рыбы наловить или хотя бы поинтересуется, где ей рыбу взять, но она так ничего и не спросила.

Петька еще несколько раз заводил разговор о том, какие блюда предпочитает Андрей Иваныч, но Нина не спешила их приготавливать. Прежние-то поварихи такую ценнейшую информацию из Петьки лестью да уговорами вытаскивали – и то он не все рассказывал – Андрей Иваныч не одобрял повышенное внимание к себе и, когда поварихи начинали чуть ли не каждый день рыбой кормить, многозначительно на Петьку поглядывал.

Но Нина то ли не верила, что «путь к сердцу мужчины лежит через желудок», то ли у нее свои какие-то соображения были, но только она не воспользовалась Петькиными подсказками.

Можно было, конечно, предположить, что Нина вообще не влюблена. Но, что же, Петька влюбленных женщин, что ли, не видел: хотя внешне Нина оставалась такой же, молчаливой и серьезной, в глазах ее появился теплый огонек, а улыбка стала мягкой и мечтательной. Петька решил было, что у Нины свои хитроумные планы охмурения Андрея Иваныча. Но однажды за ужином Андрей Иваныч заявил, что с поваром им на этот раз определенно повезло, а Нина, вместо того чтобы, как и полагается влюбленной девушке, просиять от радости, лишь кивнула, мол, да, я знаю, что хорошо готовлю, спасибо.

Петька был настолько заинтригован, что решил поговорить с Ниной откровенно. Помог ей посуду помыть, не обращая внимания на Федора и его плоские замечания типа: «Ты че, Петьк, опять в посудомойки записался?»

Управившись с посудой, Нина села с тетрадкой поближе к костру: записала расход продуктов, меню на завтра составила – к своей работе она относилась добросовестно. Петька пристроился рядом, сопел, пыхтел, не зная, с чего начать.

– Нин, – наконец отважился Петька, – скажи, Андрей Иваныч... тебе нравится?

– Конечно, – спокойно ответила Нина. – Он замечательный начальник. Умный, строгий, выдержанный...

– Нет, – поморщился Петька, – при чем тут начальник...

– И как человек он мне нравится. Добрый, деликатный, интересный собеседник.

– А как мужчина он тебе нравится? – слегка краснея, спросил Петька.

– Еще бы! – воскликнула Нина. – Высокий, симпатичный, такие глаза, такие плечи!

«Издевается она надо мной, что ли?» – подумал Петька и спросил с досадой:

– Но ведь ты не влюблена в него?

– Ах, вот ты о чем, – Нина как будто только что поняла, что же волнует Петьку. – Нет, он не в моем вкусе.

– А кто... в твоем вкусе?

– Сходи за водой, – попросила Нина.

Петька послушно пошел, хотя и не понял, зачем сейчас Нине вода понадобилась, настолько он был потрясен тем, что услышал.

«Андрей Иваныч не в ее вкусе!» Это надо же!

(Окончание следует)

– Петьк, слыхал новость? У нас новая повариха!

Петька только плечами пожал. Подумаешь, новость. Повара у них часто меняются. И все, как правило, одинокие женщины и девушки, пытающиеся устроить свою личную жизнь. Еще бы, в их геологической партии четверо холостяков: москвич Игорь – симпатичный, умный, очкастый, немного циничный и насмешливый, подчеркнуто вежливый со всеми.

Местный Дон-Жуан Федор – красивый и веселый.

Сам он, Петька, тоже: молодой – холостой – неженатый.

Но, честно говоря, не из-за них девушки стремились в эту партию, а из-за начальника партии Андрея Иваныча. О нем чуть ли не легенды ходили: будто нет такой девушки и женщины, которая не была бы в него влюблена – явно или тайно.

Андрей Иваныч, действительно, мало того, что обладал незаурядной внешностью, был сильной личностью и притягивал к себе людей, как магнит. Он был строгим и требовательным начальником и в то же время хорошим человеком. Такое сочетание, как считал Петька, встречается раз в сто лет.

Так что не удивительно, что все поварихи обязательно в него влюблялись. Но сам Андрей Иваныч, хоть и был с женщинами вежлив и доброжелателен, держался от них на расстоянии. Никому еще не удавалось покорить его своей красотой или чем там еще.

Петька уже заранее мог предсказать ход событий: из года в год все повторялось, словно разыгрывался спектакль по одному и тому же сценарию – только актрисы менялись. Повариха влюбляется в Андрея Иваныча, пытается изо всех сил добиться его взаимности и, огорченная неудачей, даже не обращая внимания на остальных холостяков, в конце сезона обязательно увольняется.

Правда, увидев новую повариху, Петька засомневался, что вся история повторится без изменений. В такую, пожалуй, Андрей Иваныч мог бы влюбиться.

Федор тоже намекал, что новая повариха неплохо смотрится рядом с начальником. Впрочем, и сама по себе, без начальника, эта девушка тоже очень неплохо смотрелась.

Высокая, стройная – («обалденная фигура» – сказал Федор), волосы темными волнами падают на плечи, ресницы – длиннющие, а глаза – серьезные, спокойные. По виду – истинная горожанка, хрупкая и нежная.

– Что ее занесло в тайгу? – удивился Петька.

– Несчастная любовь, – предположил Федор.

Игорь усмехнулся:

– У тебя только любовь на уме.

Сам-то он, житель столицы, тоже удивлял местное население своим присутствием здесь; наверное, девушки тоже о несчастной любви шептались, но Игоря такие пустяки абсолютно не волновали. Здесь, в таежной глуши, он собирал материал для своей научной работы.

– Ничего ты, Игорек, в женщинах не понимаешь, – многозначительно произнес Федор.

Сам он считал себя большим знатоком. Федор был влюблен во всех женщин одновременно и ни в одну – всерьез.

Вот и к новой поварихе подошел, улыбаясь, сияя нахальными черными глазами:

– Добрый день, мадемуазель!

– Здравствуйте, – серьезно ответила она. И, опережая следующий вопрос, добавила:

– Меня зовут Нина.

– Оч-чень приятно, – галантно раскланялся Федор. Но она даже не улыбнулась.

– Какие мы строгие, фу-ты, ну-ты, – бурчал потом Федор.

Петьку же, когда он с Ниной знакомился, даже в жар бросило. Таких красивых он еще не видел.

Ей бы в кино сниматься, а не по тайге ходить, да уставших мужиков кормить.

(Продолжение следует)