Роман Игнатьевич стоял в отделении смертельно больных. Это место ему никогда не нравилось. Тут пахло безысходностью и чем-то горьким, напоминающим редьку.
Место это, однако, отдавало всевозможным уютом. Тут стояло большое мягкое кресло, журнальный стеклянный столик, а стены были окрашены в какую-то светлую и приятную краску. Окон тут не было, может, из-за того, что света и так было достаточно от ламп, а может, чтобы смертельно больные не грустили, глядя из окна на здоровых и счастливых людей.
Пришла женщина. На голове у неё был платок, одежда простая, но говорящая о том, что она старается хорошо выглядеть, не смотря на свой недуг. Женщина осмотрелась, будто ища кого-то знакомого тут, а затем села в мягкое кресло, расположенное в углу. На него всегда садились те, кто отчаялся или же нервничал. И женщина очень нервничала. Должно быть, она ждала какую-нибудь неприятную процедуру, решил Роман Игнатьевич. Помимо этого он заметил, как незнакомка нервно ёрзает в кресле, и как у неё дрожат колени. Женщина боялась - это было нормально, и Роман Игнатьевич, как никто другой, здесь, в отделении смертельно больных, это понимал. Он также прекрасно чувствовал, что незнакомка не хочет тут находиться. Это тоже было нормально. Очень нормально. Возможно, даже естественно. Люди, приходящие сюда, не верили, что с ними это случилось. Один раз Роман Игнатьевич даже слушал крики мужчины "За что? Почему я?". Он долго кричал, но ему всё же пришлось взять себя в руки и смириться. Незнакомка, судя по всему, не смирилась. Её большие карие глаза бегали из стороны в сторону, словно, искали надежду в этом светлом помещении. Но её здесь не было. Не было, как и окон. Длинные пальцы женщины гуляли по журнальному столику. Они тоже что-то искали, но не находили. Они пробегали по нескольку раз по лежащим на стекле журналам и брошюрам, из стороны в сторону. Это не помогало, напротив, заставлялофходить женщину ещё больше волноваться. Скоро она и сама это поняла и оставила столик с журналами в покое. Её руки опустились на подлокотники, а она откинулась на спинке, должно быть для того, чтобы расслабиться. Или принять неизбежное. Что-то из этого.
Роман Игнатьевич молчал. Да и что он тут мог сказать? Он видел за свою жизнь столько смертельно больных людей, что хотелось больше не видеть ничего. Он слышал за всё время столько рыданий и мольб, что мечтал перестать слышать.
Женщина заплакала. Тихо, неслышно, даже незаметно. Наверное, только Роман Игнатьевич смог бы это заметить, будь тут больше людей. Незнакомка спешно вытирала намокшие глаза, сбрасывала крупицы предательских слёз с каким-то отвращением. Это тоже было нормально. Отчаяние - это то, что случается с людьми, когда они не видят окон. Мир, скрытый за светлыми стенами, никуда не уходит. И от этого человек уходит с ума. То что должно было уберечь от грусти, приводило к чему-то более плохому и неприятному, так решил Роман Игнатьевич.
Честно говоря, он очень хотел обнять эту женщину, сказать какие-нибудь тёплые слова или типа того. Зачем - он сам не знал. Наверное, это ничего бы не изменило, но возможно оно, это объятие, подарило бы надежду человеку или осознание того, что кому-то не безразлична чужая судьба. А это уже что-то значит. Жаль, что Роман Игнатьевич не мог этого сделать по разным причинам.
Скоро пришёл врач и пригласил женщину на процедуру. Незнакомка к тому времени перестала плакать и даже немного взяла себя в руки. Роман Игнатьевич вновь остался один стоять в углу и ждать. Чего он именно ждал - он не знал. Возможно, своей смерти. Возможно, новых больных.
Здесь, в отделении смертельно больных, сложно было понять, какое сейчас время суток. Часов на стене не имелось, возможно, чтобы пациенты не грустили о потраченном времени. И тем не менее, Роману Игнатьевичу показалось, что наступил вечер, когда ту самую незнакомку вывезли на каталке из кабинета. Он узнал её лицо, выглядывающее из под белой простыни, укрывшей всё тело. Лицо женщины было ужасно бледным и безжизненным. Каменные доктора накрыли лицо несчастной той же белой тканью и увезли её в другие коридоры, в которых, наверное, тоже не было окон.
На утро Роман Игнатьевич вновь стоял в отделении смертельно больных. Мимо иногда проходили доктора и медсёстры. Люди суетились, чтобы попытаться сделать лучше другим людям. Иногда у них даже это получалось.
В какой-то момент один знакомый доктор привёл другую женщину сюда. Она тоже выглядела испуганной, но старалась не подавать виду.
- Подождите тут. - Предложил врач. - Присаживайтесь пока на Романа Игнатьевича.
- У вас кресло имя имеет? - Удивилась незнакомка.
- Да. - Кивнул доктор. - За столько лет оно стало частью нашего коллектива.
Роман Игнатьевич очень хотел обнять эту женщину. И прошлую. И всех, всех несчастных, которые тут когда-либо появлялись. Но он не мог. Всё, что он мог, это подарить небольшой комфорт. А этого было недостаточно.
Больше рассказов в жанре литературного абсурда можно прочитать в моём новом сборнике "Грустная жизнь грустных людей" - https://author.today/work/400885
