Медицинский каннибализм: как употребление человеческой плоти и крови стало нормой в средневековой Европе
В средние века головную боль, кровотечения и ноющие суставы лечили далеко не цитрамоном. В ход нередко шли человеческие останки: костные порошки, жир, кровь и мясо. Парацельс советовал человечину как панацею, а святые пили гной и облизывали кровоточащие язвы. Медицинский каннибализм поразительно легко наложился на строгую христианскую мораль и оказался настолько живучим, что даже в XIX веке употребление перетертых мумий и «анбоксинги» саркофагов на вечеринках казались просто милым чудачеством.
В первую очередь озвучим саму собой разумеющуюся истину современности: каннибализм — абсолютное табу, он аморален, противоречит человеческому естеству и должен быть полностью и безвозвратно искоренен.
Ученые выделяют 4 основных разновидности антропофагии:
— Поедание себе подобных вследствие экстремального голода, как это произошло с регбистами, потерпевшими авиакатастрофу в Андах, или в более знакомых, и от этого еще более печальных ситуациях с голодом в Поволжье и на Урале начала 1920-х и голодомором начала 1930-х годов;
— Каннибализм, совершаемый психическими больными, зачастую с сексуальным подтекстом, как это было в случае с Джеффри Даммером и Александром Спесивцевым;
— Ритуальные жертвоприношения и/или последующее поедание человеческих останков, например, у индейских племен Южной Америки и Австралазии, чьими жертвами могли стать и многие «залетные» путешественники как во времена начала освоения новых земель, так и в относительно недавние времена;
— Употребление в пищу и нанесение на кожные покровы частей человеческого тела, физиологических жидкостей и выделений в качестве лечения и профилактики различных заболеваний, которое получило название «медицинский каннибализм».
Именно о последней разновидности и хотелось бы рассказать поподробней в этом материале, хотя на деле это явление очень плотно переплетается с ритуальным людоедством, с которым жители развитых стран всегда боролись (или делали вид, что борются).
Когда произошел переход от кровавых ритуалов к лечению?
Доподлинно этот момент отследить невозможно, потому что цели использования человеческих останков зачастую были смешаны, особенно, как упоминалось ранее, ритуальный и медицинский каннибализм. Издревле различные племена, будь то гвианские, багамские, венесуэльские или американские индейцы, потребляли человечину, чтобы впитать силу, знания и здоровье умершего. Это мог быть почивший товарищ или супруг (в случае с мужем или женой, оставшийся в живых супруг мог отведать гениталий умершего), особо умелый убитый враг или даже младший ребенок, которого приносили в жертву и скармливали старшему, в случае, если тот заболевал.
Также гениталии покойных ели новые вожди, чтобы наследовать опыт своих предшественников. Готовили плоть мертвеца и чтобы излечиться ментально в моменты великой скорби по ушедшему в мир иной родственнику или близкому: все племя вкушало частичку почившего, включая самых маленьких детей, чтобы исцелиться от печали и вобрать в себя его жизненную энергию.
Все эти верования о круговороте жизни, возможности заимствования чужого опыта путем непосредственного физического поглощения вкупе с крайне низким уровнем познаний об устройстве организма и медицине позволили ритуально-лечебному каннибализму из культур менее развитых проникнуть в классические более образованные и интеллектуальные цивилизации.
Человек лечит человека человеком
Основу псевдонаучного использования фрагментов человеческого тела в медицине, вероятно, мог заложить римский врач греческого происхождения по имени Гален, одним из первых ученых мужей рекомендовавший использовать в лекарствах человеческую кровь. А вслед за этим греко-римские врачеватели стали готовить средства на основе плоти, мочи, экскрементов и грудного молока. Одним из самых популярных оказался порошок из сожженных человеческих костей, применявшийся при лечении эпилепсии (она всегда очень пугала людей своей необъяснимостью) и артрита. В особенности (еще со времен Плиния Старшего) ценилась кровь поверженных гладиаторов, ее употребляли и как лекарство от той же эпилепсии и как естественный стимулятор для воинов.
И вот уже тут мы можем заметить одно интересное противоречие: тот же Плиний выступал против употребления любых частей людского тела и его выделений в медицинских целях, приписывая такое поведение диким и необразованным варварам-каннибалам, а чуть менее века спустя эта практика начала входить в привычный врачебный обиход. Однако хаять язычников и дикарей никто все равно не перестал.
Более того, ритуально-целебный каннибализм занял очень важную роль в набирающем популярность христианстве и занимает таковую до сих пор. Ноу оффенс, как говорится…
Подъем элитного и не очень людоедства
Заданный в Риме импульс потреблять человеческое тело в лечебных целях никуда не делся, он сохранился и в христианстве. Только вид такого каннибализма изменился, он вновь приобрел более религиозный окрас, зато стал альтернативным: плоть и кровь христовы во время Евхаристии считались не символическими, а вполне буквальными.
Феномен святости тоже прочно связан с табуированными темами, которые в данном контексте парадоксально воспринимаются благостно. Приверженцы таких верований охотились за водой из ванн, которой омывали свои тела святые, за их экскрементами и прочими выделениями, а в последствии и за останками, которые тоже норовили потянуть в рот. Считается, что некоторые мощи способны источать похожие на масло благоухающие субстанции, которые (опять же, для духовного и телесного блага) следует употреблять внутрь или наносить в ходе ритуалов на кожу.
Есть и еще один достаточно показательный пример, относящийся к католическим святым: они, желая через свои страдания исцелить страждущих, не только мерзли, голодали и били себя, но и прибегали к некоторым формам каннибализма. Так, например, Мария Магдалина де Пацци облизывала гниющие язвы, Екатерина Сиенская пила гной, а Франциск Ассизский целовал больную плоть прокаженных. Прочие же итальянские святые могли есть вшей с частичками кожи с тел бедняков, плевать или дышать им в рот.
Параллельно этому презираемая церковью и общественностью (ну вы сами уже поняли, как все было на самом деле) людоедско-медицинская отрасль продолжила свое развитие в будничной жизни обычных европейцев. К XVI веку человеческую кровь пили уже по всей Европе, в Англии, Германии и Венгрии, а городской люд обычно толпился у эшафота, чтобы успеть наполнить свои чаши или смочить хлеб кровью только что казненного.
Важнейшая жидкость человеческого организма стала ценна не только для него самого, но и для окружающих, которые лечили свежей кровью буквально все: от вышеупомянутой эпилепсии и прочих неврологических заболеваний до чахотки и импотенции. В ней купались для сохранения молодости, как печально известная графиня Батори, и принимали старики на смертном одре, чтобы хоть сколько-то отсрочить свою кончину, как римский папа Иннокентий VIII, которого поили кровью 10-летних мальчиков (правда, и он, и мальчики в итоге погибли).
Нет свежей крови? Не вопрос, появились сразу несколько технологий сохранения ее якобы целебных свойств. Святой Альберт Великий перегонял кровь, францисканцы делали из крови мармелад, ну и в крайнем случае из нее можно было просто сделать порошок.
Улисс Альдрованди, известный ученый XVI века, заявлял:
«Я считаю, что нет никакой части человеческого тела, никакого остатка, который выходит из него, из которого врач не мог бы извлечь огромную пользу для здоровья».
И действительно, помимо крови в медицине использовали большое количество составных частей лекарств, имеющих человеческое происхождение, включая жир, кожу, кости, волосы, ногти, ушную серу и грудное молоко, пуповину и плаценту, почечные камни и мочу. Так что доктор Малахов был далеко не первопроходцем, еще на излете средних веков роженицам могли предложить хлебнуть урины своего мужа для облегчения боли.
Родовую боль облегчала и человеческая кожа, приложенная к животу, ее же носили на шее для профилактики болезней щитовидной железы. Жир человека весьма ценился как действенное средство от болезней суставов, туберкулеза и ран. Его также можно использовать в виде пластырей, так сэр Теодор Турке де Майерн, врач нескольких английских и французских королей, а также Оливера Кромвеля, рекомендовал болеутоляющий пластырь из болиголова, опиума и человеческого жира. По преданиям, из жира делали «воровскую свечу», которая при совместном использовании с рукой славы (конечность казненного преступника, из жира которого и состояла и свеча) могла обездвижить любого свидетеля кражи, либо, по другим версиям, ее свет был виден лишь самому вору.
Отдельное место занимали костные порошки, особенно ценился череп, из которого готовились самые дорогие и «действенные» лекарства. Английский король Карл II готовил «королевские капли» — спирт с добавлением измельченного черепа, который у тогдашней знати был аналогом сегодняшних витаминок и принимался совместно с вином или шоколадом. А мхом рода уснея, соскобленным с черепов, останавливали кровотечения и лечили травмы кожи. И он, кстати, работал. Правда, можно было обойтись и без покойников, просто это растение само по себе обладает антисептическими и прочими полезными свойствами.
А чуть ли ни самыми уважаемыми и одновременно ненавидимыми людьми того времени стали палачи, ведь у них можно было за небольшую плату купить свежей крови, и они же снабжали импровизированные аптеки человеческими телами на дальнейшую реализацию.
Но основным ингредиентом для лечебных препаратов (особенно ярко это проявилось начиная с XV века) выступали совсем другие останки, родом из загадочного Египта, которые на данный момент известны нам под названием «мумия».
Мумиё и путаница с мумиями
Сначала давайте разберемся в этом непростом слове. Современное его значение понятно, одноименные приключенческие фильмы тоже, но это прочтение появилось в результате разного рода неправильных переводов и ошибок в наименовании. И самое близкое по созвучию и сути тут будет вещество под названием мумиё, а на деле «муммией» изначально вообще был битум.
В природе битум издревле встречался в арабских странах, на севере Африки, в Гималаях, на Кавказе и в Средней Азии, и местные быстро заприметили такое вещество. Мумиё (или как его еще называю «шиладжит»), судя по всему, представляет собой каловые массы грызунов, птиц и летучих мышей, которые прошли ферментацию на дне пещер. Получается своеобразная минерально-органическая смола, очень похожая на битум. В то время как под «битумом» уже подразумевается вязкая или полутвердая форма нефти, известная также под устаревшим в этом смысле названием «асфальт».
Но роднит эти две субстанции одно — их считали ужасно полезными, чуть ли ни творящими чудеса. Применяли эти смолы как внутрь, для лечения язвенной болезни, туберкулеза, для поддержания иммунитета и работы желудочно-кишечного тракта, так и снаружи, как мазь от ран и переломов, а также как часть косметических средств. Греческий врачеватель Педаний Диоскорид еще в I веке комментировал целебные свойства ближневосточного битума, ряд арабских ученых делал похожие заявления чуть позже, а затем и европейцы в ходе крестовых походов узнали о новом лекарстве от ран.
Распространившаяся по Европе слава о целительном битуме, который по-арабски называли муммией (от слова «мум» — «воск»), подстегнула к повышению спроса на эту субстанцию, превысившему предложение из Персии и соседних областей. Поэтому желающие заработать на продаже панацеи отправились на поиски на территорию Египта, но обнаружили еще одно очень похожее на битум вещество — вязкий смолоподобный экссудат, находящийся в полостях забальзамированных и иссушенных тел, которые в большом количестве можно было раскопать на территории страны.
Это мог быть как более древний, дорогой и благородный состав для бальзамирования на основе мирры, алоэ, шафрана и прочих специй, так и сравнительно молодая смесь с добавлением асфальта. В любом случае, западного потребителя такое вещество более чем устроило, поэтому началась крайне активная торговля и добыча тел. Темный экссудат останков сравнивали по свойствам с муммией, и постепенно произошло сращение этих понятий, чему очень способствовали и ошибки в переводах текстов с арабского, вследствие чего сами сухие древние останки тоже начали называть мумиями.
К XV-XVI векам Европу захватила повальная мода на употребление мумии: богатые принимали дорогостоящую смолу (таковую всегда при себе имел король Франции Франциск I), остальные довольствовались порошком из останков или непонятной маслянистой подкрашенной субстанцией. Таким образом, люди пытались не только поправить здоровье, но и прикоснуться к древнейшему наследию великих и богатых фараонов (и это все при максимально религиозных жизненных взглядах, не забываем).
Но фараонов на всех никогда бы не хватило, поэтому по итогу во многие «лекарства» в лучшем случае шли непонятные мумии египтян попроще или останки караванов, заблудившихся и погибших в песках, а в худшем иссушенные тела животных, современных бедняков и казненных преступников или вываренный жир из свежих трупов. О чем, конечно же, постепенно начали узнавать некоторые из покупателей, так, например, немецкий врач короля Наварры, в ходе разговора с торговцем открыл для себя, что тот уже длительное время производит мумии на продажу самостоятельно.
Поэтому хоть вокруг египетских мумий все еще оставался величественный ореол наследия тысячелетий и мудрости древней цивилизации, начали появляться аналоги поближе и подешевле.
Трактаты о лекарствах из человечины как поваренная книга Ганнибала Лектора
К XVI веку употребление битумной смолы европейцами все больше теряло свое сакрально-медицинское значение, а замещение понятия асфальтной смолистой муммии на иссушенные останки подтолкнуло к переосмыслению и самой концепции такого лечения человечиной. Тут на сцену вышел выдающийся врач Парацельс со своими утверждениями, что для исцеления важна сама плоть, заключающая в себе все элементы макрокосма, и что самое главное в фармацевтической мумии не ее возраст, а чистота — человек должен был умереть от неестественных причин и быть при этом достаточно здоровым.
Продолжателем парацельсианских идей выступил земляк знаменитого врача, Освальд Кролл, который помимо того, что поддерживал идеи о мумии как теле, окончившим свою жизнь внезапно, еще и сформулировал рецепт вяленой человечины, которая якобы должна была излечивать от болезней:
«Возьмем свежий незапятнанный труп рыжеволосого мужчины (потому что в нем жиже кровь и, следовательно, плоть лучше) в возрасте около двадцати четырех лет, казненного и умершего насильственной смертью. Пусть труп лежит день и ночь на солнце и на луне, но погода должна быть хорошей. Нарежьте мякоть кусочками и посыпьте миррой и немного алоэ. Затем замочите его в винном спирте на несколько дней, подвесьте на 6 или 10 часов, снова замочите в винном спирте, затем дайте кускам высохнуть на сухом воздухе в затененном месте. Таким образом, он будет похож на копченое мясо и не будет вонять».
Но большинство потребителей мумии все же продолжали верить в то, что потребляют оригинальное «лекарство», а не сушеного бомжа из подворотни, хотя в большинстве своем снадобья к тому моменту делали как раз из последних. Словарь Сэмюэла Джонсона признает:
«Наши аптекари снабжаются плотью любых тел, которые могут получить, наполняют их… обычным битумом… и добавляют алоэ и некоторые другие дешевые ингредиенты, отправляют их запекаться в печь, пока не выйдут соки и не впитается бальзамирующее вещество».
Еще одна ценность этой субстанции заключалась в том, что она была единым производным от тела, то есть содержала в себе пользу каждого компонента, который в ином случае пришлось бы брать по отдельности, но тут потребитель получал универсальную панацею буквально от любой хвори на свете. Ну и стоит признать, что порошок, пускай и имеющий человеческое происхождение, все же менее мерзко потреблять, чем фунт человеческого сала или свежую кровь, выторгованную у местного палача или врачевателя.
Да и даже во всей этой мумийной истерии на протяжении всего времени звучали пускай и не самые громкие, но все же адекватные мнения, что все это какая-то дичь. Кто-то, вроде английского ботаника Джона Джерарда или французского натуралиста Пьера Белона указывали на неверный перевод и целительные свойства битума, а не трупов; а кто-то на практике убедился, что такая терапия неэффективна и перестал назначать мумию своим пациентам, как это сделал хирург из Франции Амбруаз Паре.
С развитием образования, науки и прочих элементов привычного нам общества, практика употребления человечины в качестве лекарства все больше теряла популярность, уступая место более современным методам лечения (которые на самом деле тоже далеко не всегда были действенны). Мумий все чаще прописывали знахари, сродни знакомым бабкам-ведуньям, которые поплюют тебе в ухо для лечения пяточной шпоры и порекомендуют пить детскую мочу для очищения от скверны.
А добыча мумий в Египте продолжалась уже на благо индустрии изготовления пигментов: «коричневый цвет мумии» получали путем растирания засушенных тел людей и животных, и эта краска была достаточно популярна вплоть до XX века. В викторианскую же эпоху у обеспеченных людей появилось увлечение, заключавшееся в публичной распаковке мумий, когда на шумной людной вечеринке с тела снимали бинты и смотрели, что же там внутри. Да и вообще, у каждого обеспеченного англичанина считалось показателем статуса иметь в своей коллекции египетскую мумию. Эти увлечения английской аристократии наложили отпечаток на творчество многих литераторов того времени, одним из них был и Эдгар Аллан По.
Считается, что к 1930-м медицинское использование мумий прекратилось, одна из последних была представлена в немецком медицинском каталоге в 1924 году. Человеческий жир находился на рынке чуть дольше, его разновидность, извлеченную из плаценты, до 1960-х использовали в мазях и кремах, но сейчас такие составы находятся под запретом.
Итог
Тут будет немного субъективщины, но тема эта меня, автора, сильно задела внутренне. И тут речь даже не об омерзении, а о щемящем чувстве абсурдности происходящего.
Как уже написано ранее, само явление медицинского каннибализма на удивление легко встроилось в культуры, относящие себя к различным течениям христианства. Более того, активно в нем участвовало в тех или иных проявлениях, порождая своеобразное двоеверие и двоемыслие. Оно же сыграло злую шутку с народами, попавшими под жесткую колониальную политику, начавшуюся в эпоху Великих географических открытий и продолженную в имперские времена.
В комплексе с прочими факторами, эпизоды ритуального каннибализма у местных народов выступали для европейцев поводом для их расчеловечивания, жестокого к ним обращения и уничтожения целых племен. В это же самое время сами европейцы занимались антропофагией, только более отстраненной и не так сильно акцентирующей внимание на личности поедаемого. Восприятие человеческих останков как рыночного товара почему-то придавало каннибализму «цивилизованный оттенок» и противопоставлялось дикарству.
Отдельная «благодарность» тут может прозвучать и от исследователей древнего Египта. Одержимость мумиями стала причиной того, что огромная часть наследия многих тысяч лет оказалась выкопана, вывезена и уничтожена, причем необязательно это были какие-то ценные останки в дорогостоящих саркофагах, напичканные драгоценностями. Важны для исследования древности и простые захоронения обычных людей, какие-то дощечки, нанесенные на них иероглифы, но за сотни лет торговли мумиями Египет просто выпотрошили и этим самым затормозили темпы исследования местной культуры на многие десятки лет.
Ирландия, у которой и без того очень натянутые отношения с Великобританией (читайте о великом картофельном голоде), может с ненавистью вспоминать, как англичане выкапывали с кладбищ тела их собратьев, чтобы собрать их черепа и мох с них для изготовления лекарственных порошков.
И так можно продолжать до бесконечности… Видимо, это просто всеобщее наваждение, которому мы не вправе давать какую-либо оценку.
