frezj

— Надеюсь, ты нас не обманываешь, приятель? Мы были бы очень огорчены, если бы ты нас решил кинуть.

— Если обманываешь, сученыш, я тебе все потроха на перо намотаю!

— Полегче... видишь, малыш осознал, за нос нас водить не собирается и бежать не думает. Правда? — этот ведет себя вежливо, может себе позволить.

Я вздрагиваю, киваю головой и нервно сглатываю. Не пересечься бы с ними взглядом...

— И много ты там запрятал?

— Немного — пара колечек, две подвески, пара сережек и цепочка...

— Где рыжуху намутил? Только не пизди, шкет! — “плохой коп”. Вор играет “плохого копа” — забавно. Не хватало еще сейчас нервно заржать...

— У матери украл...

— И не стыдно?

— Трубы горят — на дозу не хватало, — выдавливаю стуча зубами.

— Еще и наркоман... наркотики до добра не доводят, — смеется старший, — будет тебе уроком.

Мы уже почти на месте — под ногами спутанная трава, ноги привычно находят дорогу между оградками, аккуратно перешагивают через неогороженные еле заметные холмики без надгробий. “Плохой коп” хватает меня за шкирку и я покорно замедляю шаг. Я настолько резво пробираюсь между могил, что он всерьез опасается, что я задумал удрать. Вот и то самое место — огражденный разросшимися кустами пятачок...

— Еб твою... — старший тоже умеет материться.

И есть от чего. Я в первый раз обмочился, когда увидел. Стыдно было — но потом. А тогда — только страшно. До ледяного комка в животе.

Она любит, когда ее называют “мама”...

“Плохой коп” взвизгивает, крестится, пытается выдавить из себя молитву и одновременно достать трясущимися руками нательный крестик. Они бы с радостью убежали, но это сложно сделать когда ты готов поклясться, что у тебя нет ног.

Когда Она подходит, буквально кожей ощущаю запах прелой листвы и приплетающийся к нему приторный сладковатый оттенок. На мою голову ложится рука, по щеке осыпаются крупицы земли.

“Молодец. Ты свободен”

Я склоняю голову и ухожу не оглядываясь. Медленно, быстрее — почти бегом. Вместе со мной стелятся видимые теперь еле уловимые тени; другие безмолвно провожают взглядом. Свободны. Зачем Ей понадобились “живущие несчастьем других, замаравшие руки кровью?”. Не знаю. И не важно. Важно одно — свободен. Сейчас можно сесть просто посреди пустыря и закурить, ощущая, как лоскутами опадает наспех придуманный образ.

***

Никогда ничего не просите у мертвых. Ведь они обязательно вам это дадут. Если вы не уверены, неправильно сформулировали просьбу, сделали это “на слабо”/”по приколу” или “передумали” — они все равно дадут то, о чем вы попросили.

И затребуют цену.

За что заплатил я — двумя чужими жизнями и годами своей? За возможность вернуть тебя. А теперь, когда она у меня есть, я не могу прервать твой сон — нет, я не настолько эгоистичен.

Пусть — все равно теперь мы видимся в твоих снах. Только ты видишь вокруг цветущую зелень весеннего луга, а я — сухую мертвую траву. Лучше думай, что я плачу потому, что мне приснился кошмар, в котором тебя похоронили. И лучше тебе не знать, как я вижу тебя...

И ты не узнаешь. Никто не нарушит твой сон.

в прелом платье из листвы
щеголяли я и ты
от оградки до моста
к серой стенке камыша
где нет гомона лягушек
где весь пруд давно иссушен
слушать хор молчащих птиц
что давно упали ниц

на осколках бытия
нету больше “ты” и “я”

Скрипучий голос диктора, раздавшийся из дребезжащих колонок и топот проходивших мимо пассажиров, разбудили меня. Посмотрев по сторонам и в окно, заключаю, что я заснул и проехал свою остановку. Взглянул на часы: светящиеся фосфором стрелки на циферблате показывали ровно одиннадцать вечера. Выходит, что согретый теплом вагона, я расслабился и проспал не меньше часа.

Люди уже покинули трамвай (видимо, это была конечная); уставший кондуктор, в синем с серебристыми пуговицами пиджаке, вопросительным взглядом недвусмысленно призывал последовать примеру остальных. Я нехотя поднялся и направился к выходу. Не успел я выйти, как за спиной лязгнули автоматические двери; трамвай с шумом тронулся.

Другие пассажиры успели разойтись кто куда, и на остановке я остался один. В первом же порыве ледяного ноябрьского ветра, смешанного со снежной пылью, растворилось все накопленное тепло и ощущение приятного комфорта. Я поежился и поднял ворот своего коричневого кашемирового пальто.

Остановка представляла из себя две поставленные в длину деревянные лавки, два зацементированных металлических столба по двум их краям, к верхушкам столбов был прикручен оцинкованный лист. Но разглядывать более местный колорит не было желания: я не знал это место. Оно казалось мне знакомым, но, скорее всего, это впечатление было обманчивым, ведь город наш не отличается архитектурным разнообразием.

Вид двухэтажных каменных домов, расположившихся по обе стороны дороги, не вызывал к себе доверия: чаще, чем на каждом втором из них, окна были заколочены широкими деревянными досками, и судя, по состоянию древесины, сделано это было явно не вчера. Вдобавок, ни в одном из окон этих домов, тех, что находились в моем поле зрения, не горел свет. Это немного странно, ведь на улице давно стемнело. Из фонарей, выстроившихся вдоль дороги, на этом участке улицы работали лишь три.

Итак, после нехитрых умозаключений, ситуация представлялась мне следующим образом: я нахожусь один, ночью, с несколькими мелкими монетами в кармане, в совершенно незнакомом и несколько жутковатом районе, а мыслей, как отсюда выбираться, у меня пока нет. Внутренний голос получил прекрасную возможность позлорадствовать и не утруждал себя выбором выражений, комментирующих рассеянность и бестолковость основного «Я», так нелепо нажившего себе и этому самому голосу приключений.

На противоположной стороне улицы я заметил прохожего. Он вынырнул из проулка и широкими шагами направлялся в ту сторону, куда уехал пустой трамвай. Я окликнул его один раз, затем снова, — он продолжал идти, не останавливаясь, и вскоре исчез в сумерках дальних домов.

Стоять на остановке зная, что после одиннадцати часов в нашем городе общественный транспорт прекращает курсировать, не имело смысла. За время моего здесь нахождения, мимо не проехала ни одна машина и надеяться, что она появится и даже остановится, чтобы меня довезти домой, было немного наивно. К тому же, я совсем замерз и нужно было двигаться, чтобы хоть как-то согреться. Потому я побрел в том направлении, в котором шел этот единственный замеченный мной прохожий. Может быть, удастся выйти на трассу, или же мне удастся кого-нибудь встретить и разузнать дорогу, найти от кого позвонить, — да что угодно. Стоявшие рядом дома с заколоченными окнами, напоминавшими пустые глазницы трупа, не подавали признаков жизни. Возможно, дальше по улице, есть жилые дома.

Тем временем я заметил постепенное появление тумана, который с каждой минутой становился все объемней и гуще. Ветра не было и, начав идти, мне стало значительно теплее. Я шел вперед по краю дороги, путь освещали редкие работающие фонари, которые гудели и трещали так, что казалось, вот-вот они потухнут, или лампы разлетятся вдребезги и оставят меня в непроглядной темноте, смешанной с туманом вида дымовых клубов. Уже через десять минут пути я не видел ничего впереди меня дальше, чем на десять метров. Ничего, кроме стены из белого дыма и пробивающегося через ее толщу тусклого отблеска впереди светящего фонаря. Улица совершенно не меняла свой облик: все та же полоса домов, похожих друг на друга, как две капли воды. По моим подсчетам, я миновал уже около полусотни таких домов с каждой стороны. Каждый в два этажа, с маленьким круглым окошком под самой крышей. Крыши имели вид треугольника и были довольно высоки для таких небольших домов. Серый камень местами зарос мхом, покрылся черно-белыми пятнами, вызванными то ли сыростью, то ли чем-то еще. Некоторые из домов обладали немалыми трещинами, начинавшимися прямо с фундамента и расползавшимися несколькими трещинами поменьше по всему зданию.

Не знаю, почему, но, с первых минут появления в этом месте, меня посетило чувство узнавания, будто я уже бывал здесь, когда-то давно. И с каждой минутой, проведенной тут, это ощущение только усиливалось. Возможно, это связано с тем, что обстановка вокруг, и мое блуждание в темноте и тумане напоминают смутный ночной кошмар, какие в том или ином образе видел каждый человек, я не исключение.

На одном из фонарных столбов я заметил наклеенную выцветшую, пожелтевшую листовку. Текст гласил о розыске пропавшего человека, пропал молодой человек моего возраста, к тому же, имя его было, как у меня. Он вышел из дома и не вернулся. Одет был в черные кожаные ботинки, темно-синие брюки, коричневое пальто с серым вязаным шарфом. За любую информацию о его местонахождении обещалось денежное вознаграждение. Объявление это, кажется, висело здесь не первый год и фотография пропавшего оказалась размытой. Что с ним случилось? Давно ли это произошло? Нашелся ли он в итоге живой или, может быть, мертвый? Этот промелькнувший крик о помощи в виде листовки из прошлого и сочувствие судьбе человека сделали мое и без того безрадостное состояние еще более мрачным.

Мою задумчивость внезапно прервал резкий голос, раздавшийся из тумана, метрах в трех от меня.
— Кто ты, как тебя зовут? — прокричал он.

И, не дав мне ответить, продолжил:

— Этого не может быть, я тебя помню! Убирайся отсюда, о, проклятье!

Спустя мгновение со стороны безумца послышался звук шагов, и я, недолго думая, решил спастись бегством. Я развернулся и побежал в противоположную от него сторону. Я не был трусом, но кто знает, что у этого сумасшедшего на уме, и, может быть, у него есть оружие. Холодный воздух обжигал мне легкие, пар изо рта шел сплошным густым потоком. Топот моих ботинок по подмерзжей дороге отдавался на пустой улице эхом, также я тяжело дышал и не слышал, преследует ли меня этот человек. Пробежав не останавливаясь минут пять, я решил передохнуть и посмотреть, бежал ли этот человек за мной. От напряжения я покраснел, пар шел изо рта, поднимался с влажных от пота волос. Холод исчез, мне уже было жарко, как в самый знойный летний день. Вокруг меня я никого не увидел и слышал лишь привычное гудение и потрескивание фонарей. Видимо, этот человек отстал или решил совсем меня не преследовать. Неудивительно, что в таком месте водятся разные нездоровые люди. Повстречавшийся мне нес невообразимый бред.

Скитаться и дальше по этим улицам оказалось не только бесполезно, но и, как показала практика, небезопасно. Нужно было что-то придумать, и я начал рассматривать очередной дом, перед которым остановился. Такой же, как все остальные, ничем не примечательный.

Нужно было решаться, на улице оставаться более не следует, а в доме этом вряд ли кто-то живет. Помедлив какое-то время, я вбежал по крыльцу к двери и постучал. Не получив ответа, постучал снова и снова. Затем повернул ручку двери, которая, к моему удивлению и облегчению, поддалась, и дверь, заскрипев, приоткрылась. Осторожно переступив порог, я окликнул хозяев. Ничего не услышав, я прикрыл за собой дверь и закрыл ее на замок. Следом нащупал рукой включатель света, щелкнул им несколько раз, но безрезультатно — света не было. Тогда достал из кармана пальто коробок спичек и начал зажигать по спичке, извлекая хоть какой-то, но свет. Израсходовав половину короба, мне удалось найти в гостиной большой фонарь в форме керосиновой лампы. Фонарь оказался рабочим, что не могло не обрадовать. С фонарем в руке я исследовал каждую комнату, каждый уголок в этом доме на предмет нахождения в нем кого бы то ни было, будь это законные обитатели дома или проходимцы вроде меня, заглянувшие на ночлег.

С каждым шагом, с каждой минутой, проведенной в этом доме при дрожащем свете фонаря, мной все больше овладевало чувство дежавю, чувство близости и узнавания. Эти половицы, каждый скрип которых отдавался в душе знакомой нотой, словно на каждый мой шаг таинственный музыкант подбирал мелодию на пианино. Эти ободранные стены с многочисленными картинами, каждое изображение на них заставляло что-то мучительно вспоминать, но так и остановиться в шаге от разгадки. Сам запах дома казался мне знакомых, едва ли не родным, но забытым.

Пройдя последовательно все комнаты, я убедился в том, что в доме, кроме меня, никого нет. В самой крайней комнате дома я, уставший, прилег на кровать. Недолго я вглядывался в кружок света от фонаря, застывший на потолке посреди темноты. Очень скоро глаза мои начали закрываться, сопротивляться я не мог и не хотел, и вот, уже совсем расслабившись, погрузился в глубокий, но тревожный сон.

***

Я проснулся, как мне показалось, среди ночи. Однако, открыв занавески и ощутив на лице теплый лучик зимнего утра, я понял, что мне показалось. Всю ночь я плохо спал, снились кошмары, суть которых сейчас уже вспомнить не мог.

Я вышел из своей комнаты и неторопливо направился в ванную — умыться и почистить зубы. Умывшись холодной водой, почистив зубы и причесавшись, я спустился вниз к завтраку.

— Доброе утро, родители, — улыбнувшись, сказал я матери и отцу и сел за стол.

За столом повисла гробовая тишина, воздух как будто застыл и натянулся, как струна. Мать побледнела и в упор смотрела на меня. Она хотела что-то сказать, руки и губы ее дрожали.

— Мам, ты будто привидение увидела, — попробовал я пошутить.

Однако такой реакции на свои слова я не ожидал. Кровь хлынула к ее лицу, веки задрожали и

Многим понравились страшилки. Буду стараться писать каждый день


Еще с древних времен люди были убеждены, что животные служат индикатором нечистой силы и защищают людей от злых порождений невидимого мира. Даже называющие себя атеистами владельцы кошек и собак имеют в своем запасе парочку историй о необъяснимом поведении своего питомца. Все мы знаем, что если кошка уставилась в одну точку — она видит чертовщину, если кошка шипит в пустоту — она видит чертовщину, если собака воет без причины — она видит чертовщину, если рычит — тоже видит чертовщину. Иногда дружелюбные и милые собаки, которые ничуть не смущаются гостей и дают себя погладить случайному прохожему, почему-то поджимая хвост, рычат на вроде бы нормального человека... Иногда даже на знакомого.

С ними нам спокойнее. Если не защитят, то хоть предупредят, верно же?

Нет. Не всегда.

Все зависит от характера питомца. От того, любит он вас или нет. От того, за добро он или зло. Животные могут быть как защитниками, так и проводниками.

А теперь, собственно, история.

У меня есть кошка. Поправочка — была. Трехлетняя серая бестия с зелеными глазами и белыми носочками на лапках. Я подобрал ее на улице в десятиградусный мороз. Она тогда была еще подросточком — ей было около полугода. В ватаге дворовых котов я ее никогда не видел, значит, кошка была пришедшая. Впрочем, дворовая кошачья банда ее к себе и не принимала. Кошка жалась возле подъезда, пытаясь проникнуть в узкое окошко подвала, но оттуда на нее неизменно шипели другие кошки, у которых там давно было убежище. Недолго думая, я подхватил брыкающуюся кошку и отнес ее домой. Первую ночь она провела на шкафу, спустилась только поесть. Но постепенно она привыкла ко мне и моей квартире, а потом даже спала со мной на кровати. Ветеринар сказал, что кошка здорова и сделал ей все необходимые прививки.

Но характер у нее был совершенно непостоянный. Истинно кошачий. Она никогда не позволяла себя гладить — только если сама хотела. Тогда она запрыгивала мне на колени или на клавиатуру, у нее даже хватало нахальства щемиться ко мне под одеяло в три часа ночи и требовать почесать себя за ушком. Еще она так и не привыкла ходить в туалет дома — как я ее ни приучал. Справляла нужды на улице. Иногда она пропадала на несколько дней. Раньше я очень волновался, даже думал, что ее задавила машина, загрызла собака или она заперта где-то в подвале и умирает от жажды. Последнее опасение было небезосновательно — кошка любила лазать по подвалам. Пару раз ее даже там запирали, но не больше чем на пару часов. Но все равно, если она надолго пропадала, я как припадочный носился по улице, прикладывал ухо к дверям подвала, и звал кошку. Однако, она всегда возвращалась назад, как ни в чем не бывало. Правда, иногда на ней почему-то не было ошейника. Зачем кому-то красть кошачий ошейник? Это меня бесило. Кошка меняла их, как перчатки.

А потом я узнал, что моя кошка, оказывается, не только моя, но еще и моей соседки и бабульки из соседнего дома. Она у них не только жрет, но и ночевать остается. От этого я вообще был в шоке и даже немного обиделся. Что ей, со мной плохо? Я же ее кормлю — вон какая она упитанная стала, и чешу, когда она захочет, и играю — у кошки была куча игрушек, и спать она может где угодно, и запретных мест для нее нигде в доме нет — ну разве что обеденный стол. Так зачем ей ходить к каким-то соседкам и бабулькам? Но сделать я с этим ничего не мог. Пытался поговорить с соседкой, чтобы она отправляла кошака ко мне, она покивала, но не послушала. Ну как такой зеленоглазой милашке откажешь?

Вот как-то вернулась после очередного своего загула. Сначала почему-то долго стояла на пороге, но мне надоело ее ждать, и я за шкирку затащил ее в квартиру. Она была вся в какой-то копоти, саже. Но мне было не привыкать. Лучше уж сажа, чем бензин или деготь, в которых она измазывалась, лазая под машинами.

Но вот с того дня в доме стали происходить всякие странные вещи. Например, в один день затупились все ножи. В другой у меня пропала горячая вода. А у всех остальных в доме была. Только я вызвал сантехника, как трубы снова потеплели. Электротехника сама собой включалась и выключалась — однажды ночью я подскочил, когда сам собой включился компьютер. Сам собой закипал чайник, включалась микроволновка, пускалась вода. Еще в один день все спальное белье оказалось прошито красными нитками и пришито друг к другу, на манер спальника. Распарывать нитки мне было лень, поэтому я просто его выкинул и постелил новое. Куда-то пропали все иголки. Может, кошка разбросала и загнала под комод? Мне уже было откровенно не по себе. Особенно выбил меня из колеи случай с красными нитками. Если остальное я еще как-то мог себе объяснить (ножи просто долго не точил, комп кошка включила, сев на клавиатуру, а горячая вода — ну где уж мне, гуманитарию, знать все тонкости водопроводной системы?) и успокоиться, то это было за гранью моего понимания. Кошка же вела себя как обычно.

Первая моя мысль была вовсе не про мистику, а что я чокнулся. Я ведь у мамки атеист. Был. Что я сам включал электротехнику, воду. Что горячую воду вовсе не отключали, а просто мне она казалась холодной. Но вот нитки... Я еле могу себе пуговицу пришить. Такие красивые, ровные швы я бы никогда не смог сделать. И так много — у меня бы ушел на это целый день.

Шуточки кончились, когда я обнаружил пропавшие иголки у себя в подушке. А ведь если бы я не пролил чай на кровать, то так бы и лег спать... И иголка бы вошла в шею, как нож в масло. А когда я утром поднес спичку к газовой плите, передо мной разгорелось небольшое пламя — будто незадолго до меня кто-то подпустил газа на кухню.

На кошку все эти шалости списать было невозможно. Я уже начал бояться всего в квартире. Когда включал воду, всегда сначала проверял, не кипяток ли это. Встряхивал и проверял каждый дюйм постельного белья и одежды. По сто раз перепроверял электротехнику — выключил ли утюг, компьютер? Помните, как в разных фильмах ужасов у героев звонил телефон и на другом конце провода была тишина, или тяжелое дыхание, или того хуже — всякие угрожающие голоса? У меня ничего подобного не было. Вместо этого телефон просто не работал по ночам. Днем все было нормально, а ночью нет. Ну ладно, все равно я домашний телефон почти не использую. Сейчас эра мобильников. Но все равно... жутко. Мне стало тяжело дышать. Воздух был словно спертый, прокисший. Знаете, так бывает, после того как в помещении побывало много народу.

После того как я услышал, как женский голос из ванной под шум работающего фена напевает «Wild World», я перестал ночевать в квартире. Ночевал я в основном на работе, иногда у друзей. Говорил, что у меня ремонт. Боялся рассказывать все это, не хотел я попадать в дурку. Только днем приходил домой, впускал домой кошку, кормил ее и снова уходил. По возвращении в квартиру я каждый раз заставал бардак. Мебель перевернута, ковры свернуты, книги разбросаны, на кухне вообще полный бардак. Но я уже не обращал на это внимания. Просто кормил кошку и уходил.

Так продолжалось около недели.

На улице я стал свидетелем того, как мою кошку чуть не разорвали три здоровенные собаки. Они скалили пасти и готовились сделать из моей жмущейся к стене кисы фарш, но с помощью палки я разогнал их. Взяв перепуганную кошку на руки, я отнес ее домой. Дома я обнаружил, что вся мебель переставлена. Ничего не было разбросано, все было аккуратно сложено, но стояло не своих местах. Словно в дом переехала новая семья и переставила мебель по своему вкусу.

Кошка будто все еще пребывала в ужасе, поэтому, преодолев свою трусость, на ночь я остался с ней. Проснулся оттого, что мне стало тяжело дышать. Я открыл глаза — на мне сидит кошка и смотрит прямо мне в глаза. Потом спрыгивает, несется в коридор, подбегает к двери и орет, требуя, чтобы ее выпустили. Как только я открыл дверь, кошка стремглав выскочила из квартиры в коридор и принялась дико орать. Я зашикал на нее — боялся, что кошка перебудит всех соседей. Но это было бесполезно — кошка мяукала и мяукала. И вдруг поднялся такой дикий сквозняк, что я просто не мог закрыть дверь. Ветер с диким воем вылетал из моей квартиры на лестничную клетку, а на лестнице сидела кошка и продолжала мяукать. Это все происходило около 30 секунд, и все эти тридцать секунд я не мог закрыть дверь. Наконец, все прекратилось. Кошка посмотрела на меня, а потом спустилась вниз. Я выпустил ее на улицу.

После этого она пропала. И все эти странные штуки дома — тоже.

Спустя три месяца я увидел, как она выходит из подъезда соседнего дома. Те же зеленые глаза, та же дымчато-серая шерстка, четыре белых носочка. Только ошейник новый. Голубенький. Я окликнул ее. Она повернулась и посмотрела на меня. Но не подошла. Уселась на лавку и стала ждать. Я тоже решил подождать. Из-за поворота показалась та самая бабулька, которая подкармливала мою кошку. В руках у нее были авоськи с продуктами. Кошка побежала к ней навстречу.

— Ах ты моя хорошая. Проголодалась, да? А я тебе паштетик купила...

Бабка открыла дверь и зашла подъезд. Кошка пошла за ней. Я еще немного постоял и ушел.

Бедная бабка. Интересно, а почему меня она пожалела? Потому что я спас ее от собак? А если бы не спас? Что тогда было бы?

Кошку я продолжаю периодически видеть. Она все еще живет у той бабки. И наверное, еще у кучи людей. Нужно же ей где-то селить своих друзей. На меня она не откликается. Делает вид, что не узнает. А может, и правда забыла.

А мебель я, кстати, так и не переставил. Мне так больше нравится.

Чтобы быть плохим, не нужно делать всякие ужасы каждый день — убивать там щенят или выбивать из-под инвалидов костыли. Иногда достаточно одного поступка, если он действительно плох. Если он совсем ужасный. Я такой поступок совершил, когда был еще подростком, и не проходит дня, чтобы я о нем не думал.

Я бы многое отдал, чтобы это все забыть, но бабушка говорит, что Бог не позволяет этого плохим людям. Бабушка молится за меня и ставит свечи в церкви. Еще она приходит каждую неделю, приносит продукты и лекарства, ухаживает за мной. Потому что папа от меня тогда отказался, а мама уехала и потом умерла. Бабушка говорит, что все плохие люди обязательно попадут в ад (значит, и я). Потом крестит меня, обнимает и долго плачет. Я с ней не говорю — просто сижу и жду, пока она не уйдет. Потом снова сажусь за компьютер. Я не очень верю в бабушкиного Бога и в ад — в интернете многие говорят, что это чепуха. К тому же ад не слишком страшный. Есть вещи хуже, я точно знаю.

Я хочу вам рассказать то же, что рассказал бабушке, маме с папой и всем тем сердитым людям, когда еще учился в школе. В шестом «б» классе. Когда я долго пишу, голова начинает болеть, но история короткая.

В общем, вот как я стал плохим человеком: я шел домой от репетиторши. Репетиторша учила меня немецкому языку, так что я помню всякие «danke», «das» и «mutter». Была зима, было темно, фонари горели и снег приятно скрипел. Я нес пакет с тетрадками и учебником немецкого. Я тогда хорошо учился, но в школу ходить не любил. Хорошо, что плохим людям не обязательно ходить в школу — вот и я с тех пор перестал.

Когда шел мимо гаражей, из одного из них выбежала девочка, совсем маленькая. Она плакала и кричала, потом подбежала ко мне и обняла. Никого другого рядом не было, потому что было поздно и темно. Я тогда еще не был плохим человеком, только потом стал, поэтому мне стало девочку жалко, и я спросил, где ее родители.

Девочка сказала, что папу в гараже скушали. Они пошли чинить санки, и вот что-то прокисшее из ямы вышло и забрало папу. То есть скушали ее папу — мой-то дома был, бабушка говорит, с ним все хорошо, она ему иногда звонит.

Ну, я тогда не испугался почти, малявки дуры же все. Взял ее за руку и пошел с ней в гараж. Думал, найдем ее папу, и все тут. В гараже темно, фонарей нет, все двери закрыты, но один открыт и свет горит. Мы туда с девочкой зашли, но ничего там не было: железный стол стоял с тисками, ключи разные и полки со всякими штуками — забыл, как они называются. Все как у папы было — он меня еще тогда учил, какой ключ для чего. Машины не было, в углу всякие вещи лежали, колеса стопкой, холодильник в углу, бочки, все грязное.

Еще в полу яма была — погреб такой, закрыт досками, чтобы не упасть туда, только с одного края доски сняты. Девочка туда пальцем тыкает и хнычет, мол, папа там. Воняло сильно оттуда — как кислая капуста, но только совсем-совсем стухшая. Прокисшее, в общем, что-то.

Я пошумел немного, но никто мне не ответил. Тогда стал спускаться по крутым ступенькам и открыл фанерную дверку внизу (девочка за мной шла и все плакала). Когда дверка открылась, завоняло так, что я почти задохнулся. Но ничего не увидел — света не было. По мокрой стене слева поводил и нашел выключатель, загорелась лампочка над полками, но тускло-тускло — даже дальней стены погреба не видно. Погреб обычный был — слева загородка, картофель там лежал, а справа железные полки с банками со всякими соленьями. Вообще, довольно длинный погреб был, с проходом посредине.

Вот сейчас голова заболела, скоро совсем разболится...

Так вот, я решил для верности пройти вперед. Подумал, что папе могло от вони плохо стать в углу, хотя девочка и говорила, что он не спускался в яму. Ну, мало ли что может быть. Девчонки вообще врушки. А, еще впереди там что-то чавкало или, вернее, как бы булькало. Помню, жутковато стало, но пошел, потому что я там один был взрослый, а девочка плакала. Но я совсем недалеко прошел, пару шагов — там разбитые банки лежали на полу, и из них что-то вывалилось. Бабушка тоже такие банки делала — с огурцами, там, с перцами. Компот еще. Я когда у нее до этого был на даче, она меня учила закатывать банки, я был ее помощник. Закатывать было интересно.

Так вот, я на полки посмотрел — там этих банок было полно, все грязные, но есть несколько почище. Что внутри — не видно почти. Я пригляделся — а в банке, которая почище, сплющенный глаз и волосы с головы, и ещё кусок щеки плавал (без носа). Я так подумал, что это папа девочки и есть, потому что щека была с щетиной. За ней еще часть рта открытого плавала, а язык и еще какое-то мясо были в соседней банке.

Стало очень страшно, прямо ужас как. Но я тогда еще не закричал, стал пятиться к выходу и натолкнулся на девочку. Она не видела, что в банках. Говорю, пошли быстро отсюда, и тут то, что хлюпало в дальнем углу — оно стало к нам приближаться. Я все пятился и толкал девочку, но когда хлюпающее вылезло на свет — тогда я уже закричал.

Не очень хорошо помню, что такое хлюпало. Оно было как каша или жижа... в общем, оно не растекалось, а наоборот, собиралось в ком. Или не как каша. Каша не прозрачная, но тоже белесая такая. Оно поблескивало, смотрело и хлюпало. И воняло. В нем что-то плавало внутри, не помню, что именно. Я в бабушкиного бога не верю, но вот иногда говорю, когда один: «Спасибо, Отче наш, что лампочка тусклая». Вот. И что плохо помню.

Оно хотело меня скушать и закатать в банки, я знаю. Вот тогда я перестал кричать и стал очень плохим человеком. Вот так: я обернулся, схватил девочку (она была легкая) и бросил в самый крупный комок вонючей каши. Вот что я сделал. Пока она визжала и плавилась в каше, я выбежал по ступенькам в гараж, потом на дорогу, там сел в снег и сам расплакался — но это ничего страшного, потому что я тогда сам был еще только в шестом «б» классе.

Потом остановилась какая-то машина, вышли люди, я им все рассказал. Они пошли в гараж, а женщина осталась со мной и меня успокаивала. Я тех людей хватал за штаны и говорил — не надо, там каша, но они все равно пошли. Приехали родители и бабушка, я им все тоже рассказал, потом милиционеры приехали и еще какие-то сердитые люди, повезли меня с собой. Я много-много раз рассказывал, что было, но мне не верили про кашу и даже кричали. Обзывались. Не знаю, сколько все длилось — это все тоже плохо помню. Меня в итоге отвезли в больницу, и я там лежал, кровать была очень приятная, такая мягкая. Врачи не сердились и не кричали. Потом пришла бабушка и сказала, что папа от меня отказался и уехал, а мама постарела и плачет. Мама в больницу не приходила, а потом совсем уехала из города, и я остался с бабушкой. Не ходил больше в школу, потому что не мог учиться — учебники стали очень сложные, мне было скучно их читать. Бабушка объяснила, что я теперь очень плохой человек — за то, что сделал с этой девочкой в погребе, — и что Бог меня так наказал. Еще она сказала, что мне показалось про кашу и банки, потому что милиция никакой каши и банок не нашла, а нашла только то, что осталось от девочки, и это все я сделал. Я с бабушкой не спорил — просто не стал с ней больше разговаривать.

Но я правда не делал этого с той девочкой. Это была каша — она ее расплавила и расклеила, и еще вытащила все наружу. Но я все равно очень плохой, потому что отдал девочку каше, чтобы убежать. Я очень испугался, и меня Бог за это наказал.

И банки с мясом и кожей там правда были. У меня такие же на балконе стоят — хотите, покажу? Или лучше завтра, а то голова очень болит.

Сам их закатывал.

Каждого из нас ищут, но когда найдут — неизвестно. У человека в этих прятках огромное преимущество, т.к человеку не нужно искать, человек недосягаем 23 часа в сутки, но в небольшой промежуток с 3 часов 15 минут до 4 часов утра мы в огромной опасности. Да, они могут ИСКАТЬ вас с наступлением и темноты, и могут вас пугать. Но убить могут только в эти 45 минут. Старайтесь спать в это время, они не видят спящих, иначе вы превратитесь в GPS маяк для них, они найдут рано или поздно. Им очень трудно добраться до нас, каждую ночь они проходят через чудовищные мучения, чтобы найти след, и очень злятся, если не находят. Это прозвучит параноидально, но после стука в дверь — лучше переехать. У них уйдут годы, чтобы найти вас снова, но чем ближе к вам они были — тем проще им выследить вас.

Самое главное — им нужно наше приглашение или разрешение. Но они пойдут на любые уловки, чтобы его получить. Никогда не открывайте двери просто так, всегда спрашивайте, кто там. Они вынуждены ответить или уйти до следующей ночи. Будьте бдительны даже днём, они будут стараться получить ваше разрешение, когда вы не ждёте. Ни в коем случае не открывайте дверь, если никого не видно в глазок — это самая плохая идея. Сохраняйте рассудок, не спешите открывать знакомым голосам при необычных обстоятельствах, если ваш друг находится в другом городе и вдруг как снег на голову стучит в дверь посреди ночи — не открывайте. Они хорошо имитируют голоса, но вы сразу поймёте. Их похожи на запись, звучат не с той стороны двери, а гораздо ближе, похоже, что вы слушаете их в наушниках. Обращайте внимание на странные звуки. Чаще всего это звук колокольчиков или шелест листвы.

Большинство людей никогда не сталкивается с этим, а они в большинстве своём так и не успевают найти своих жертв. Если вы не сталкивались с подобным — очень хорошо, если же вы уже открывали им, говорили с ними, отказались им открыть — то они уже не отстанут. Что им нужно? Скорее всего убить, или забрать, в любом случае вы исчезнете, если они достанут вас. Я говорю «они», но у каждого человека свой единственный преследователь. Сохраняйте рассудок, зеркало напротив входной двери — отличный оберег, можно подложить железный нож под порог ( керамический не сработает), также держите нож под кроватью — никогда не оставляйте нож на столе на ночь. На них очень странно влияет техника и искусственный свет, они очень слабеют.

Если всё стало очень плохо — не паникуйте, не становитесь добычей. Их последнее средство это ВНУШЕНИЕ. Выучите молитву, если вас не устраивают молитвы, выучите скороговорку или стишок. Очень важно уметь остановить ход своих мыслей, уметь абстрагироваться от всего что происходит. Повторяйте текст, не давайте ход другим мыслям, тренируйтесь вообще не думать хоть какое-то время. Ночью включите все электрические приборы и свет, используйте энергосберегающие или светодиодные лампы ( лампы накаливания быстро сгорают, взрываются, гаснут). Лучше всего, чтобы распределительный щиток был в зоне вашей доступности и внутри дома, очень хорошо если вы установите автономную подачу электричества ( хотя бы на 1 час), для этого можно использовать обычный ИБП и настольную лампу. Не используйте лампы «холодного» света, они бесполезны. Шансы того, что вас убьют при включенном свете не очень высоки, но не следует полагаться на него слишком сильно. В любой момент вы можете остаться один на один в полной темноте. Окружающие люди будут крепко спать, или ходить во сне, кошки и собаки не спасут вас, так что заведите ручную крысу, она очень чётко даст вам понять, когда они пришли, и не испытывает страха перед ними.

Ни в коем случае не пытайтесь скрыться от них в отелях, мотелях. В крайнем случае съёмные квартиры, важно чтобы вы были хозяином помещения. В ванной небезопасно. Если вы прочитали это — у вас огромное преимущество, вы уже не добыча. Жаль, не знал этого раньше.