AlexandrRayn

Дверь в кабинет Кожина открылась, и на пороге возникли две женщины сильно похожие лицами, но с совершенно разными эмоциями на них.

«Мама и дочка», — понял Кожин. Такой дуэт специалисту, удаляющему татуировки, был знаком прекрасно, и мужчина приготовился к сложной операции.

Само удаление было на самом деле относительно простым и быстрым, а вот причитания целомудренных родителей ― долгими, нудными и болезненными для ушей.

Мама ― женщина юбилейного возраста ― была чернее тучи и явно готовилась излить трагедию на душу Кожина. Наверняка она спросит ― то ли в шутку, то ли всерьез: «Можно ли лазером вывести из девичьей головы глупость и желание насолить бедной маме?»

Кожин предложил дамам присесть и изложить суть трагедии. Глазами он изучил открытые участки кожи и понял, что проблема имеет куда более интимный характер. Красное от стыда лицо молодой девушки только подтверждало его догадки.

— Ну, говори, чего молчишь-то, — буркнула мамаша и обиженно отвернулась к стене. Ей хотелось, чтобы там было окно, в которое она смотрела бы с тоской и стыдом, но там был только календарь с рекламой средства от насморка ― на него маман и переключила внимание, иногда шмыгая носом.

— Не переживайте, — улыбнулся Кожин девушке и негромко, но так, чтобы мамаша слышала, добавил: — Никто вас насильно не может принудить что-то делать со своим телом.

— Вот! Слышала! — резко повернулась мать. — А у нас налицо принуждение!

Кожин глубоко вдохнул. Он привык к тому, что люди старшего поколения считают тату-мастеров демонами-искусителями.

— Понимаете, это очень деликатный случай, — начала издалека девушка.

— У нас почти все такие, — признался косметолог.

— Моя мама познакомилась с очень хорошим, просто замечательным мужчиной…

— Это не твое дело, — вставила свои пять копеек мать, а Кожин уже не понимал куда ведет этот разговор.

— В общем, этот мужчина очень серьезный и интеллигентный, но при этом добрый и слегка религиозный…

«Боже мой, куда ты попала бедная девочка…» — думал про себя Кожин и уже мысленно ненавидел мать бедняжки.

— А у моей мамы… — опустила девушка глаза в пол, зарделась и стала красной, как азербайджанский томат.

Кожин напрягся: они подошли к сути.

— В общем, у нее этот проклятый Джими Хендрикс на копчике, и его надо убрать.

— Чего-чего? — не понял Кожин. — Какого еще Хендрикса с маминого копчика?

— Да я сама говорю: какого Хендрикса она меня жизни учит?! — не выдержала мать и вскочила с места. — Малявка жизни меня еще учит. Как будто я сама не разберусь!

— Мам. Тебя Николай точно бросит, если увидит твои эти наколки, и ты останешься одна. Повзрослей, наконец. Мне стыдно, что я тебе должна это объяснять.

— Стоп, — начал приходить в себя Кожин. — Так тату у вашей мамы? Не у вас?

— Да! Говорю же, Николай у нее. На сайте они познакомились. Он ее замуж позвал. Это очень восприимчивый человек. И не любит всякую там рок-музыку, тату, пирсинг. Я маму еле уговорила из языка штангу вынуть перед первым свиданием и маникюр нормальный сделать, без этих черепов дурацких.

— Зануда… — прошипела мать.

Кожин чуть не выпал в осадок. Он взглянул на обиженного возрастного ребенка и на праведную и упертую брюзгу двадцати лет отроду.

— Я все же повторю то, что сказал ранее, — обратился Кожин к матери: — Вы не обязаны.

— Она мне потом не простит. А я, как назло, люблю, — фыркнула мать.

Услышав это, молодая девушка улыбнулась и, откланявшись, покинула кабинет, сказав лишь:

― Спасибо. Я же как лучше для тебя хочу.

Когда дверь закрылась, мама хитро прищурилась, глядя на Кожина:

— Она просто не знает, что у меня еще Мэрилин Мэнсон на ягодице есть.

― Проходите на кушетку, ― еле сдерживая смех, махнул рукой Кожин.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм https://t.me/RaynAlexandr

Ольга Захарова с самого утра встала на оборону касс самообслуживания. По примете, первый клиент задавал настроение будущей смене. Сегодня это была женщина, желавшая накормить наличкой терминал для банковских карт.

— Только безнал, — дежурно произнесла Захарова.

— А я хочу за нал, — встала в стойку покупательница.

«А я хочу сыграть заглавную роль в фильме Гая Ричи, но ни тому, ни другому не бывать», — подумала Захарова, но вместо этого ответила:

— За наличку ― только на общей кассе.

Отбив первую атаку, Ольга подошла к другой кассе и провела «отмену», затем сделала разворот на сто восемьдесят градусов и помогла взвесить лук дядечке в пальто.

— А что у вас за цены такие на яйца? — прилетело Захаровой справа.

Девушка молча поменяла в программе перепелиные яйца на куриные и тут же бросилась к зависшему возле кассы мужчине с томатами. Проведя бейджиком по аппарату, Захарова разблокировала обоих и тут же бабочкой порхнула к малолеткам с энергетиками. Оттуда она сделала колесо в сторону воришки, пробивающего креветки по цене семечек, и подкатом вошла на середину зала, где ее ждала старушка с нервным срывом из-за непрошедшей скидки на сахар.

Ольга кружилась между кассами, как примадонна Большого театра: легко и грациозно. Ни один станок с ЧПУ не обладал такой скоростью, с какой Захарова убирала лишние товары и добавляла пакеты.

— На чай, — услышала Захарова, когда помогла отсканировать кефир очередному клиенту.

— Чай в третьем ряду, сразу за печеньем, — машинально ответила Ольга и хотела снова уйти в свой эффектный танец.

— Я говорю: это вам, на чай, — протянул две купюры мужчина в сильно дутом черном пуховике с меховой подкладкой.

Впервые с восьми утра Захарову хватило короткое замыкание. Система дала сбой.

— За наличку ― на общей кассе, — выдала она программную фразу.

— Вы не поняли: я даю вам чаевые, — настаивал мужчина.

— Это не ресторан, — напомнила Захарова.

— Спасибо, я вижу, — улыбнулся покупатель.

— Тогда что вам надо?

— Ничего. Я же вижу, как вы тут носитесь, у меня аж голова кружится от одного взгляда на вас. Подготовка — как у космонавта, если не круче. Ни один официант так не работает. Так почему им я должен оставлять на чай, а вам — нет?

— Вы никому ничего не должны.

— Да, но я хочу. Вы же помогли мне и заслужили.

Мужчина протянул деньги, и Захарова, словно дикий зверь, которого пытаются приручить куском мяса, осторожно взяла чаевые и убрала в карман.

Остаток дня она провела в раздумьях, работая на автомате. Мир как-то резко изменился, стал чужим. Ольга не привыкла к чаевым. Так не бывает. Да еще и зарплата сегодня. Она не рассчитывала на лишние деньги. Покинув вечером магазин, девушка дошла до остановки и еле втиснулась в подошедший автобус.

— Оплачиваем проезд, — донесся из глубин живой массы противный голос.

Через минуту спины пассажиров раздвинулись и из них, точно из зыбучего песка, появилось лицо кондуктора. Сделав жадный вдох, пожилой дядька с валидатором в руках потребовал оплаты.

Захарова протянула купюру и тут, неожиданно для кондуктора и самой себя, сказала:

— Сдачи не нужно.

— Как это? — спросил дядька. — Вы за кого-то еще пла́тите?

— Только за себя.

Кондуктор замолчал, стараясь понять смысл происходящего.

— Хотите дополнительно четыре круга проехать? — спросил он, прикинув общую сумму. — Чертово колесо — это аттракцион в парке, если что. Хотя я тоже считаю, что автобус больше подходит под это определение.

— Нет, это вам. На чай, — сказала Ольга.

Мужчина хотел еще поспорить, но тут автобус остановился, двери открылись. Нужно было работать. Забрав деньги, кондуктор снова нырнул в толщу спин.

Нынешний вторник Игоря Максимовича мало чем отличался от любого другого дня. Разве что на чай ему дали впервые. Он и чай-то никогда не пил, предпочитая ему растворимый кофе из термоса, а тут вдруг…

Деньги были несерьезные, но такие внезапные и приятные, что мужчина почувствовал себя нужным. Он вдруг, сам того не желая, осознал, что тоже имеет отношение к сервису и может влиять на него и на людей. Хмурые морщины на лбу разгладились, голос стал слаще. Игорь Максимович начал вести себя вежливее: старался не наступать пассажирам на ноги, вспомнил слова «спасибо» и «пожалуйста», подавал руку и придерживал для женщин автоматическую дверь.

Смена закончилась около полуночи. До дома кондукторов и водителей развозил служебный транспорт. Молодой и горячий водитель Лёва Козлов с особым рвением оправдывал свою фамилию. Он каждый раз мчал по городу, не жалея ни свою повозку, ни усталых коллег. Обычно его манера езды была сравнима с разговором в баре: грубая, грязная и опасная для здоровья. Дрова и то возят уважительнее. На просьбы пассажиров быть аккуратнее Лёва только надменно блеял и любил повторять: «У меня свой стиль езды». Но сегодня, перед тем как завести двигатель, он получил странную подачку от одного из кондукторов.

— Это чё? — спросил Козлов, увидев внезапную капусту.

— На чай тебе, — ответил Игорь Максимович, протягивая деньги.

— Какой еще чай? Это не такси. И звездочки мне тут не поставишь, — оскалился водитель.

— А ты не звезди, это необязательно. Просто так возьми, за то, что хорошо всегда нас развозишь, — подмигнул кондуктор и занял место.

Козлов молча положил деньги на панель и прижал очками. Он дождался, пока все рассядутся, и только после этого тронулся с места. Дорога была пустая, хотелось мчать, весело подпрыгивая на кочках, и со скрипом уходить в заносы, точно спасаясь от погони, но Козлов не мчал. Каждый раз, когда стрелка поднималась выше шестидесяти, взгляд Лёвы падал на чаевые, и мышцы ноги ослабевали. Двигатель мерно урчал, а непривыкшие к такому пассажиры засыпали на своих местах.

При выходе многие, не сговариваясь, накинули Лёве еще несколько монет, отчего тот впал в ступор и даже пожелал коллегам доброй ночи. Незнакомые чувства одолели мужчину. Он впервые почувствовал, что и его самого, и его труд уважают.

Дома Лёву ждала истеричная Козлова. Жена была его однофамилицей и близким по духу человеком еще до брака. Их союз стал произведением, в котором минус, помноженный на минус, дал очередной минус. В результате этого умножения на свет появился озлобленный и вредный Козлов-младший. В их квартире всегда стоял крик. Эта троица не умела общаться спокойно даже поздней ночью, и гости там никогда не задерживались. Но сегодня один задержался против собственной воли. Этим несчастным был рядовой сантехник Сечкин, устраняющий прорыв общего стояка. Он уже два часа с отвагой самурая боролся с проблемой и двумя Козловыми, когда на пороге появился третий — глава семьи Козлов-старший. Понимая, что нервы сдают, Сечкин приготовился сделать себе харакири разводным ключом, но тут Лёва отвел родных в сторону, а сантехнику протянул деньги.

— Это что? — спросил Сечкин, не касаясь денег, словно боясь, что бумага отравлена.

— На чай тебе, — сказал мужчина.

— Какой чай? — устало взглянул сантехник в глаза Козлову.

— Какой больше любишь. Хоть цейлонский, хоть сорокаградусный, — пошутил такой же уставший мужчина и как-то странно улыбнулся. — Спасибо, что трудишься. Вижу, как устал.

— Так я же на аварию прибыл, а не по вашему вызову, — отверг деньги Сечкин. — Потом еще скажете начальству, что я с вас плату требовал.

— Если не возьмешь, то скажу обязательно, — предостерег Козлов и ушел в комнату.

Ошарашенный Сечкин положил деньги в сумку и в тишине за десять минут обработал рану общедомовой трубы, а заодно сменил прокладки на смесителе, который подтекал. Он и сам не понимал, зачем это сделал, но что-то подсказывало, что так будет правильно.

Утром Сечкин проснулся в приподнятом настроении. Вчерашний аварийный вызов что-то изменил в его картине мира.

«Рабочий человек ― и вдруг чаевые», — усмехнулся Сечкин своим мыслям.

Сегодня у них с сыном был запланирован поход к педиатру. Сечкину так понравилась идея с чаевыми, что он не сдержался и купил торт для доктора.

Отсидев двухчасовую очередь, сотканную из криков, кашля, соплей и плача, они наконец попали на прием.

— Это вам, — протянул Сечкин торт педиатру Косаревой после осмотра.

— Ой, да вы что? — удивилась женщина, а потом вдруг поняла: — Я вам все равно ничем больше не помогу и больничный не смогу продлить ― даже за торт, — строго посмотрела она на этих двух хитрецов.

— И не надо, — замотал головой Сечкин. — Он сам в школу просится. Это вам на чай, ну или к чаю. Я же вижу, что вы устали. В конце концов, мы же даем на чай тем, кто нас травит в кабаках, почему бы не дать тем, кто нас лечит? — подмигнул Сечкин и, забрав справку сына, повел его к выходу.

Вечером Косарева рассказала об этом мужу, как только тот ступил на порог и снял свой черный дутый пуховик с меховой подкладкой.

— Представляешь, Валер, а мне сегодня оставили чаевые. Буквально. Торт. Мы его с Ленкой съели в два присеста с литром чая, я тебе даже кусочек не смогла выделить.

— Знаешь, не удивила. Я сам недавно получил чаевые.

— Тоже мне новость. Ты же бариста. Ты их постоянно получаешь, — хмыкнула жена, вешая пуховик мужа в шкаф.

— Ну а почему врач не может получить на чай? Я вот рисую сердца на кофе, а ты следишь, чтобы человеческие сердца правильно стучали. И ты, и я получаем зарплату, но для меня чаевые — это норма, а для тебя почему-то — чудеса.

— Ну как-то просто не принято. Могут за взятку притянуть.

— Могут, если ты сама начнешь намекать. А тебе же просто так дали?

— Просто так, — подтвердила жена.

— Вот и не удивляйся. Человек всего лишь поблагодарил тебя за работу. Ты можешь сделать то же самое для другого.

— Ты когда таким правильным стал? — нахмурилась жена. — Раньше за тобой такого не замечала.

— Да отец звонил на днях, — сказал Косарев, — радовался, что наконец на пенсию вышел, и жаловался, как сильно не любит людей. «Сорок лет, ― говорит, ― улицы мёл и от снега очищал, и хоть бы раз кто спасибо сказал. Все только упрекали, если где-то недоглядел. А тут вчера подошел какой-то мужик и просто так пятьсот рублей сунул. Вроде как в благодарность за то, что убираюсь. Я решил, может, бизнесмен какой или депутат. А потом узнал через знакомых, что это лифтер и что он недавно поступил к нам в дом. Такой же, как и я, работяга, понимаешь? Я его при встрече спросил, зачем он дал на чай. А тот ответил, что прекрасно меня понимает и сделал это просто так, от души. Вот я и задумался: а сам я сколько раз говорил таким же, как я, спасибо? Ни разу. Что уж там про какие-то чаевые говорить. А как высказать кому-то свое недовольство, так это пожалуйста, мне только дай волю. В общем, теперь при случае благодарю честных тружеников. И на чай даю».

— А ведь он прав, — сказала жена после минутного раздумья.

— Вот и я так считаю. Хорошо, что до меня это дошло чуть раньше, чем до него. Теперь следую примеру при случае. Интересно, хоть кому-то это помогло?

— Как знать… — ответила Косарева. — Как знать.

Александр Райн

подписывайтесь на мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr

Виктор Сергеевич уже месяц как забыл, что такое нормальный сон. Каждую ночь он просыпался в холодном поту, слыша доносившиеся из пустоты голоса. Дома, кроме него, жены и кота Артёма, других живых существ не водилось.

Виктор Сергеевич хотел бы грешить на соседей, но он обитал в угловой квартире над паспортным столом. За двумя стенами находилось старое кладбище, а за третьей жила старушка, которая в данный момент работала вахтовым методом на своих шести сотках за кирпичным заводом. Сверху снимали квартиру два глухонемых брата, а потому, следуя логике, никто не мог посреди ночи истошно кричать «офсайд», «рука» и «симулянт».

К слову, кроме Виктора Сергеевича, никто этих криков не слышал. Очередной ночью жена спала, как древний микроорганизм в ледниках, дожидаясь коварного утра понедельника, чтобы восстать и начать всё разрушать в гневе. Кот вообще не выходил из анабиоза, пока в миске было пусто, и только Виктор Сергеевич отчетливо слышал: «Пенальти! Я тебе говорю, пенальти!»

Терпеть было уже невозможно, на работе и так грозились уволить за постоянный храп во время презентаций для заказчиков. Виктор Сергеевич решил положить конец этому безобразию. Ровно в полночь он услышал очередное «От тебя ушло!» и вскочил с кровати. Методом прослушивания через гранёный стакан он исключил стены, пол и потолок, затем оделся и вышел на улицу.

Ночь была тихой. Ни одно окно не светилось голубым светом телевизора, а выпивох и хулиганов на улице, где жил Виктор Сергеевич, отродясь не водилось.

Обойдя дом, он посмотрел на железный забор старого кладбища, тяжело вздохнул и, просочившись через дырку в ограждении, побрёл вглубь погоста. Редкие фонари выхватывали из темноты взгляды с ветхих надгробий, как бы наблюдающие за Виктором Сергеевичем, который шёл на звуки, засунув руки в карманы.

Когда кладбище закончилось, мужчина снова вылез через дыру в заборе и оказался на старом, давно поросшем бурьяном заводском стадионе. Звуки исходили отсюда. Виктор Сергеевич слышал стук мяча по земле, чувствовал запах пота. Пару раз его даже кто-то толкнул и больно наступил на ногу шипованным ботинком — но поле оставалось безлюдным.

«Чертовщина какая-то», — испуганно подумал Виктор Сергеевич и, перекрестившись, собрался было бежать, как вдруг что-то прилетело ему в голову. В глазах потемнело.

Очнувшись, Виктор Сергеевич увидел поле по-новому. Теперь тут велась самая настоящая футбольная битва. По выкошенному газону бегало две команды. Правда, спортсмены были какие-то неспортивные: полупрозрачные и полуразложившиеся.

— Ну наконец-то избранный! — крикнул кто-то, и игра прекратилась.

Футболисты окружили Виктора Сергеевича и начали голосить вразнобой:

— Они жульничают!

— Нет, это у них одни симулянты!

— Да что тут происходит? — не выдержал Виктор Сергеевич.

— Беспредел происходит! — взял слово одноногий капитан одной из команд. — Тридцать пять лет мы не можем завершить этот проклятый матч и упокоиться. Каждый раз всё заканчивается руганью. Иногда и начинается с неё же.

— Какой ещё матч? Кто вы?

— Мы — души участников спортивных команд. Команда в спецодежде — это заводские, а в брюках и рубашках — университетские. Кто из группы выйдет — будет играть в высшей райской лиге против команд преисподней. У нас не хватает принципиального судьи, который бы фиксировал все нарушения и не поддавался на подкуп. Есть Вера Ивановна, кадровик. Но она упёртая теннисистка и судит исключительно по этой логике. Дальше четвёртого гейма мы так с ней и не продвинулись.

— Хотите сказать, что я должен судить игру? — вытаращил глаза Виктор Сергеевич.

— Выбора нет, — грустно заметил капитан. — У вас клиническая смерть из-за прилёта мяча в голову. Извините, у меня полузащитник — бывший сверловщик. Он и при жизни попадал куда угодно, но только не по намеченному. Столько брака наделал в своё время. В общем, пока не отсудите оба тайма, будете между жизнью и смертью.

— Бред какой-то. Ну… Раз нет выбора…

— Отлично! Вот, держите, — протянул призрак распятие.

— Это зачем?

— Вместо красной карточки. За серьёзное нарушение у нас полноценное удаление из реальности.

— Вот бы в жизни так. Тогда бы те... спортсмены, что играют за сборную, меньше нарушали, — сказал судья, принимая инвентарь.

Не успели команды построиться для приветствия, как к Виктору Сергеевичу подбежал один из университетских и предложил замолвить словечко в приёмной комиссии за всех родственников судьи, если тот закроет глаза на некоторые нарушения во время игры.

— А не вы ли случаем техническую механику вели?

— Я! — гордо заявил призрак.

— Ага. Помню-помню, вы меня на втором курсе завалили на зачёте, потому что я отказался вам за коньяком бежать. Я эти ваши бровки домиком на всю жизнь запомнил. А ну, марш на поле, пока красную карточку в личное дело не затолкал! — замахнулся распятием Виктор Сергеевич.

— Точно избранный, — зашептались спортсмены.

Раздался свисток, игра началась. Не прошло и пяти минут, как был назначен первый штрафной.

— А что такого? — возмущался усатый токарь. — Разве я не могу забить головой?

— Можешь. Но только своей, а не соперника. Голову, кстати, вернуть бы надо, — кивнул Виктор Сергеевич в сторону «неполного» аспиранта.

Игра была сложная. Тяжелее всего давались уважение и спортивное поведение. Футболисты не стеснялись обзывать друг друга неучами и лентяями. Был даже один неверующий профессор, который умер сто лет назад. Мужчина постоянно звал работников завода неэволюционировавшими обезьянами. Удивительно, но «красная карточка» на него не действовала.

***

— Доктор, ну как он? — спросила супруга Виктора Сергеевича, приехавшая навестить его в больницу.

— Очень сложный и необычный случай, — пожал плечами врач. — По факту это кома, но я ни разу не видел, чтобы люди в коме свистели и назначали свободный удар.

— Он же выживет? — вытирая слёзы, спросила жена.

— Думаю, это зависит от дополнительного времени, — как-то двусмысленно ответил врач.

***

Первый тайм закончился со счетом три — один в пользу университета.

— Господин судья, нельзя этим четырёхглазым заучкам выигрывать, — подошёл в перерыве одноногий капитан к Виктору Сергеевичу.

— Да вы же сами сказали, что я должен судить правильно, — возмутился тот.

— Вот именно, судить нужно пра-виль-но. А по-правильному выиграть должны мы.

— С какой стати? У вас половина команды каждые пятнадцать минут на перекур отвлекается, а не успел первый тайм закончиться, как они всё бросили и ушли на обед со словами: «Нам что, больше всех надо?»

— Это у них привычка с завода осталась. Дайте нам выиграть, очень нужно, — умолял капитан.

— Знаете что, — выпрямился Виктор Сергеевич. — Или играете честно, или я техническое поражение вам засчитаю!

— А мы вам потом по ночам во сне будем являться и заставлять работать на нашем предприятии до самого утра!

— У меня друг в трудовой инспекции работает, они даже с того света любое руководство достанут. Надеюсь, намёк понят? — Виктор Сергеевич грозно посмотрел на капитана, и тот, вжав голову в плечи, кивнул.

***

В больнице тело Виктора Сергеевича то и дело вскрикивало и ругалось.

— Что там, доктор? — спросила жена, увидев, как у палаты мужа собираются разные врачи с тревожными лицами.

— Второй тайм, походу, начался, — взволновано сказал врач и, подбежав к автомату, купил пачку чипсов.

***

Наконец счёт сравнялся, дополнительное время закончилось, началась серия пенальти.

Спустя несколько ударов стало понятно, что обозлённые друг на друга за долгие годы соперничества игроки специально целятся во вратаря, а не в ворота.

— Я так с вами до второго пришествия Пеле тут торчать буду, — ворчал Виктор Сергеевич. — Всё, играем до первого гола, — объявил он.

Матч продолжился. В течение следующих нескольких минут игра была по-настоящему жёсткой. Призраки выкладывались по полной, но силы были равны. Виктор Сергеевич удалял игроков одного за другим, пока на поле не осталось два голкипера: старый крановщик Самсонов, который футбол терпеть не мог, и вахтер Захаров — этот вообще пришёл в университет подменить друга на смене, случайно подавился печеньем и так попал в команду.

Мужики бросили перчатки и пошли по своим могилам.

— Эй, а как же я? — спросил Виктор Сергеевич. — Мне нужно, чтобы кто-то из вас победил!

— Монетку подбрось, — посоветовал крановщик.

Виктор Сергеевич так и сделал. Победила команда завода, но из-за того, что все игроки были переведены в разряд болельщиков и отправлены в иные миры, никто из них в высшую лигу так и не попал.

***

Обо всём этом Виктор Сергеевич и сообщил врачам и жене, когда пришёл в себя. В выписке значилось: «Лёгкий бред вследствие травмы головы».

Жизнь вернулась в привычное русло. Виктор Сергеевич снова хорошо спал. На работе дела пошли в гору, да и всё произошедшее начало казаться дурным сном, пока однажды зимней ночью до его слуха не донеслось: «Шайбу! Шайбу!»

Александр Райн
друзья, не забудьте подписаться на канал в телеграм https://t.me/RaynAlexandr

— Мам, а ты куда? Мы же хотели к папе съездить, — возмутилась Диана, глядя, как родительница при помощи косметики редактирует внешность.

— В субботу съездим. Мне позвонили, надо срочно на работу, — не отрывая взгляда от зеркала, ответила мать. — Блин, стрелка смазалась.

Закончив с лицевым фотошопом, она оделась, отняла у дочери бутерброд и выпорхнула из дома, как выпускница политеха после получения диплома.

— Ага, знаю я, с какой тебе работы звонили, — бубнила Диана, стряпая себе новый бутерброд.

Сегодня пошел четвертый год, как отец Дианы сделал тройное сальто через руль мотоцикла на скорости сто пятьдесят километров в час и отключился от реальности.

«Мы не метеобюро, чтобы прогнозы давать. Ждите», — сообщил тогда уставший врач, четырнадцать часов собиравший мотоциклиста из запчастей.

И они ждали. Год ждали, два, три. Диана уже перешла в старшие классы, а мама перешла из разряда жены в разряд «свободные отношения». Сроков же никто не давал, а врач как-то неоптимистично намекнул, что ждут они не пробуждения, а совсем иного. Надо было искать запасные варианты.

Назло диете Диана собрала четырехэтажный бутерброд, кинула в кружку чайный пакетик и только было налила в электрочайник воду, как вдруг крышка прибора сама собой начала прыгать, а из его нутра раздался голос:

— Приём, как слышно, приём!

Уронив на пол бутыль с водой, Диана отскочила от стола и врезалась в мойку. Из открытых шкафов на нее градом посыпались миски и крышки, чудом не разбив хрупкую девичью голову.

— Аккуратнее! Шлем надевай, когда на кухню заходишь, а лучше вообще не снимай никогда, он тебе жизнь спасет. Поверь, я знаю, о чем говорю, — раздалось из чайника.

— Чё за фигня?! — закричала Диана, чувствуя, что зря добавила в бутерброд тот заветрившийся сыр.

— Диана, доча, ты меня не узнаешь? — спросил чайник.

— Узнаю, конечно, мы тебя в конкурсе репостов выиграли.

— Прибереги эту шутку для своих будущих детей, когда они будут спрашивать, откуда взялись. Погоди, ты, надеюсь, еще не в положении? — строго спросил чайник.

— Вроде нет…

— Что значит — вроде?! — начал закипать прибор.

— Нет, не в положении! Что за вопросы вообще? Ты как со мной разговариваешь?! Вернее, каким образом?

— Вопрос не по адресу. Да это и неважно. Слушай внимательно, Дианочка. Я — твой отец.

— Ха, тоже мне, Дарт Вейдер кипятильный. Очень смешно! — Диана отошла от мойки и подошла к столу.

— Да я серьезно. Это папа. Я застрял в этом чайнике. Сперва летал где-то в бесцветном пространстве, а сегодня — бац! — и уже электроприбор. Хотел маме твоей сначала показаться, но ты сама знаешь, какая она впечатлительная. Помнишь, как мы с тобой карпа поймали и, перед тем как готовить, в ванну запустили. Он потом еще месяц ей во сне являлся и спрашивал, почему она его не спасла.

— Так это правда ты! — обрадовалась Диана. — Папочка, я так соскучилась! — девочка обняла чайник, и тот радостно забулькал. — Но что теперь делать? Как тебя в человека обратно засунуть?

— Засовывать никуда ничего не надо, — испугался чайник, — вряд ли это делу поможет. Ты лучше скажи, как у вас тут дела? Что нового? Как мама? Часто ее так на работу по вечерам вызывают?

— Да как дела, пап… — грустно затянула Диана, усевшись за стол и совершенно забыв про бутерброд. — Ты не против, если чаю всё же налью?

— Не против, только не оставляй внутри воду, осадок образуется.

Диана залила чайный пакетик кипятком и продолжила:

— Я в одиннадцатый класс перешла, решила на «Технологию машиностроения» поступать. В прошлом году ездила на олимпиаду юных автомехаников, заняла третье место, всё благодаря тебе и книжкам, которые ты мне с детства читал, помнишь — «Устройство автомобиля Москвич-2141?»

— Конечно помню! Какая же ты у меня умница! — восторженно комментировал чайник.

— Мама на работе дослужилась до помощника директора...

— Вот Ленка молодец! Не раскисла. Взяла себя в руки. Справляется.

— Справляется, да… — грустно подтвердила Диана. — Только вот, пап, слишком уж хорошо справляется.

— Ты о чем? — тревожно поднялась крышка у чайника.

— Да она, понимаешь… — Диана не знала, как сказать о том, что мама начала ходить на свидания с другими «чайниками».

— Не томи, доча, я же закипаю с пол-оборота.

— Короче, она начала встречаться с этим своим директором…

— Что?! — у чайника потекло дно. — Вот те раз. Стоит на минуту стать овощем — и тебя уже списали со счетов. — Доча, ты, надеюсь, его папой еще не называешь?

— Нет. Я называю его Сяо-хан, он приехал сюда из Гуанчжоу.

— Китаец? Так и знал... Сперва жену увел, а потом решил добить и ради смеха собрал меня в чайник. Алиэкспресс треклятый! А Ленка… Ну вертихвостка!

— Пап, ну, с другой стороны, ее тоже можно понять… — вступилась за маму Диана. — Прошло три года.

— Понять можно, простить — ни за что. Короче, доча, надо что-то делать. Я это так просто не оставлю. Не для того я здесь обои клеил, краны менял и плитку клал.

— Мы ремонт в прошлом году новый сделали. Мастера все исплевались, говорили, что проще продать квартиру, чем переделывать. Ой, прости…

— Интернат простит. Что я вообще слышу? Ты на чьей стороне?

— На твоей, конечно! Я хочу, чтобы ты вернулся! Может, я маме позвоню и расскажу новость?! — потянулась Диана за телефоном.

— Погоди. Не звони. Дай пар выпущу.

Выпустив пар, электроприбор снова заговорил.

— Слушай, доча, я не знаю, вернусь или нет. Но ты права, мама должна быть счастлива. Муж-чайник — это, конечно, звучит забавно, но муж-электрочайник звучит грустно. Короче, я хочу услышать, что она меня отпустила и нашла свое счастье. Поможешь?

— Пап!!!

— Поможешь?!

— Хорошо…

***

Свет в прихожей зажегся в половине первого ночи. Лена зашла на кухню и заметила дочку, читающую вслух книгу по устройству БелАЗа.

— Ты чего не спишь?

— Тебя жду. Чай будешь? — спросила Диана и, не дожидаясь ответа, залила заварку водой.

— Спасибо. Прости, что не съездили сегодня к папе. Завтра навестим, обещаю, — устало улыбнулась мама и отпила из кружки.

— Мам, ты любишь своего директора?

— Ты уверена, что хочешь это обсудить?

Диана кивнула.

— Я не люблю его, — совершенно искренне ответила Лена, и в этот момент чайник затарахтел, но сразу же выключился.

Лена удивленно глянула на него, а затем продолжила:

— Но он хороший человек, добрый, отзывчивый, как твой папа. Ты скоро поступишь в институт, а потом выйдешь замуж. А что делать мне? Сидеть одной до конца жизни? И… Мне очень не хочется это произносить вслух, но наш папа… Ты же понимаешь, что он не вернется…

— Откуда ты знаешь?

— Потому что он в хосписе, Диан, а не в больнице. Спасибо твоим бабушке и дедушке, что они оплачивают его содержание, но это просто поддержание жизни. Папа не вернется.

— А если я скажу тебе, что он уже вернулся, а? — с этими словами Диана повернулась к чайнику и попросила: — Пап, скажи ей! Ну, пап, чего ты молчишь?

Диана несколько раз подергала за крышку, изображая говорящую голову, но чайник лишь плескался теплыми каплями.

— А если бы он вернулся, ты бы бросила этого своего Сяо-хана? — вытирая слезы, спросила Диана.

— Не раздумывая, — кивнула Лена и обняла дочь.

***

Утром Лену разбудил телефонный звонок.

— Диан, собирайся, звонили из хосписа, сказали, что папе вчера стало плохо и он, кажется, готовится к уходу, — мама растолкала дочь, которая еле продрала глаза. На тумбочке рядом с кроватью стоял чайник и лежала раскрытая книга по ремонту машин.

Попробовав отредактировать заплаканное лицо, Лена бросила эту затею и смыла всё водой.

В такси ехали молча. Лена даже не стала спрашивать у дочери, зачем та взяла с собой пресловутый чайник и что она там ему постоянно шепчет.

Возле койки отца уже стояли бабушка и дедушка, а еще человек в медицинской одежде.

— Пойдемте, надо поговорить, — попросил мужчина всех четверых пройти за ним в кабинет, но Диана отказалась и решила остаться с отцом.

— Пап, а ты чего не сказал, что тебе плохо? — спросила тихонько Диана у чайника, но тот не отвечал.

Тогда она нашла в стене свободную розетку и воткнула штепсель.

— Где это мы? Ух, етить вашу! — выругался оживший электроприбор, заметив собственное угасающее тело.

— Пап, ты умираешь? — спросила Диана, вытирая мокрые щеки о собственные плечи.

— Так вот почему я только вчера в чайник превратился… Мне дали время попрощаться…

— Нет! — запротестовала Диана.

— Агностика ответ. Короче, доча, я тебе сейчас завещание зачту, а ты запоминай. Я его не придумал, конечно. Скорее всего, в моих словах будет много воды… Хы-хы, — грустно посмеялся электроприбор.

— Пап, ты же слышал, она не любит Сяо-хана.

— Не любит.

— И вернется к тебе, если ты проснешься.

— Вернется, — подтвердил чайник.

— Ну так чего ты тут сопли разводишь! Давай, оживай уже, и пойдем домой! — требовала Диана.

— Доча, я не знаю как. Смотри на меня, я же совсем плох. Сатурация падает.

— А что это?

— С легкими что-то, не знаю, не придирайся к словам. Дай подумать… Так… Душа в чайнике, тело рядом. Как совместить?..

— Может, все-таки засунуть попробовать? — предложила дочь.

— Уж лучше смерть… Так, отключай ИВЛ.

— Что?! Пап, нельзя!

— Отключай, говорю, всё отключай и не спорь.

Оглянувшись по сторонам, Диана подошла к розеткам и дрожащей рукой потянула за провода. Приборы умолкли. Комната наполнилась тревожной тишиной.

***

— Вы можете подождать здесь, либо мы вам позвоним, но очевидно, что осталось буквально несколько часов. Спасибо, что подписали отказ от реанимации, поверьте, так мы только продлеваем его страдания… — произносил заученную речь доктор, когда они вместе с бабушкой, дедушкой и мамой Дианы возвращались в палату.

— Ты что наделала?! — закричала Лена, увидев дочку, скручивающую оголенные провода аппарата поддержания жизнедеятельности с проводом от электрочайника.

— Девочка, ты с ума сошла?! Это дорогостоящее оборудование, — бросился врач к Диане, а дедушка с бабушкой поступили как обычно: молча потянулись за своими таблетками.

Диана толкнула в сторону врача стул, а сама воткнула свою схему в розетку и нажала на кнопку чайника. Через секунду во всем хосписе выбило автоматы.

— Диана!!! — закричала во всю глотку мама и выдернула провода из розетки.

Потирая ушибленную коленку, врач кричал что-то там про суды и охрану, которую пора бы уже нанять. И только бабушка, заметившая движение пальцев на руках сына, набрала в грудь воздуха и что есть силы заголосила:

— Дернулся, палец дернулся! И веко! Леша! Лешенька ожил!

В этот же день папу Дианы перевели из хосписа в больницу, где началась интенсивная терапия и длительный путь к восстановлению. Теперь Диана с мамой и дедушка с бабушкой навещали его каждый день. Жена исповедовалась супругу и поклялась в вечной любви, Диана читала папе книжки, дедушка с бабушкой благодарили Господа, а Леша молча слушал и восстанавливался.

Лишь через полгода он смог произнести свое первое предложение, которое повергло в шок всех, кроме дочери:

— Воду в чайнике не оставляйте, осадок образуется.

Александр Райн
https://t.me/RaynAlexandr подписывайтесь на мой канал в телеграм, там у меня уютная и дружеская атмосфера

Тетя Тоня вышла из дома с ведром очистков и, переваливаясь с ноги на ногу, направилась к компостной яме. Погода стояла скверная: оцинкованное небо сожрало солнце, а земля раскисла от дождевой пыли. Точно так же можно было описать и вечно серое и недовольное лицо тети Тони. В конце огорода, там, где кренился к земле гендерно нейтральный деревенский туалет, мигал аварийными огнями космический грузовик. Из корабля тянулось два тоненьких шланга. Один залез под туалет и жужжал, а второй подключился к компосту.

Тетя Тоня, не обращая внимания на неправильную парковку иноземного автохама, обогнула машину и, подойдя к яме, вывалила туда содержимое ведра. И всё это перед двумя парами удивленных глаз пришельца.

Достав из груди огромный бластер, инопланетянин направил его на тетю Тоню и перезарядил. Но женщина даже ухом не повела. Находясь под прицелом, она медленно обстучала ведро об изгородь и с тем же скучающим видом пошлепала в сторону дома.

К такому кунг-фу, как равнодушие, инопланетянин был совершенно не готов. Это была уже седьмая по счету деревня, где он заправлял свою космофуру, но впервые его не пытались застрелить, проткнуть вилами или хотя бы оскорбить.

Пока шланги медленно качали отходы, можно было осмотреться. Огород женщины переживал декаданс. Земля давно не рожала здесь ничего съестного, кроме укропа, ревеня и зубосводящего крыжовника. Кроты и колорадский жук еле спаслись от анорексии, мигрировав к соседям. В прохудившейся теплице квартировалась крапива, всюду были разбросаны доски и кирпичи от повалившейся трубы, а забор, что должен был защищать частную собственность, и вовсе украли ― остались лишь столбы.

Зайдя в дом, пришелец прошел на кухню, не оставляя следов. За столом, глядя в окно, сидела тетя Тоня и поедала бутерброд из черного хлеба, подсолнечного масла и соли. Женщина даже не повернулась в сторону незваного гостя.

Жилье напоминало строительную бытовку: черно-белый телевизор, дощатая кровать, полинявший ковер на стене. Давно потухшую печь заменяли чуть теплые батареи, а в шкафах пылился кое-какой скарб.

Пришелец сел напротив тети Тони и смотрел на нее в упор, пока та не повернула голову и не подвинула ему блюдо с хлебом.

— На. Не люблю, когда в рот заглядывают.

Заметив в ухе женщины слуховой аппарат, пришелец без спроса подключился к нему, как по блютусу, и начал налаживать общение.

— Почему ты меня не боишься? — спросил он, настроив автоперевод.

— А чё мне тебя бояться? Ну страховидла с мордой как у каракатицы, ну четыре глаза, ну по три пальца на трех руках, и что? — отвернулась она обратно к окну. — У нас в деревне, за неимением мужика, и не таких в дом приводят.

— Я могу убить тебя.

— Бог в помощь, барабан на шею. Один уже обещал. Двадцать лет угрожал, в итоге понял, что ничего не добьется, собрал вещи и свалил к своей мочалке из супермаркета. Зачем тебе мои удобрения?

— Ваши органические отходы для наших кораблей — лучшее топливо. Мне нужно заправиться, и тогда я смогу улететь.

— Ясно, очередной Лукойл тут устроили. Кофе и топливную карту не предлагаю. Есть только чайный гриб.

Пришелец понюхал банку с грибом и, попробовав на вкус прямо из горла, довольно зашевелил щупальцами.

— Это очень хорошо, просто невероятно, — сказал он, опустошив половину банки за раз. Меня зовут Кулункулус. Я с планеты Рьюзэк тринадцать тысяч семьдесят три.

— Антонина Герасимова, — жуя хлеб, сказала тетя Тоня. — Меленковский район, Владимирская область. Дальше знать не обязательно.

— Моя топливная система медленно перерабатывает ваши продукты жизнедеятельности. Требуется время. Могу ли я пока остаться у вас? Нельзя, чтобы меня заметили ваши власти.

— Вечно всякое отребье ко мне прется. То алиментщики, то самогонщики, то конокрады. А вообще, плевать я хотела, мог и не спрашивать. Хоть весь табор инопланетный сюда свой притащи, всё равно жизни нет, — крякнула женщина, вставая из-за стола, и заковыляла в комнату.

По расчетам Кулункулуса, на переработку отходов требовалось семьдесят два часа. Он планировал это время посвятить ремонту своей космофуры. Но для начала нужно было огородить территорию, чтобы спрятать корабль от лишних глаз. Пришелец отсоединил шланги и, облетев половину области, собрал весь бесхозный горбыль, гвозди и другие материалы. Затем при помощи своего ультрасовременного инструмента за ночь возвел трехметровое ограждение, да еще и обработал его высокоэффективной пропиткой. Участок приобрел очертания, перестал походить на пустырь.

— Я не просила, — недовольно буркнула утром тетя Тоня.

— Мне важна безопасность, — объяснил пришелец.

— Разумно. Ладно, не лезу…

После возведения забора Кулункулус задумался о спутниках. Нужно было создать вокруг участка слепую зону. Для этого на самую верхнюю точку требовалось установить специальную антенну. Покатая крыша подходила идеально. Пришелец обрадовался, что его вид размножается спорами, когда под ногами обвалились гнилые жерди, и он оседлал острый конек кровли. Худая конструкция не рушилась лишь благодаря молитвам тети Тони. Пришлось снова доставать инструмент и лететь за материалами. Зато через пару дней Антонина с удивлением и возмущением смотрела на новенькую черепицу. Сроки отлета сместились.

— Я не просила.

— Так надо, — отвечал пришелец, устанавливая антенну, которая хорошо работала на прием, но при этом не посылала обратный сигнал. Ни один земной спутник не мог ее отследить. Таким образом у тети Тони появилось халявное спутниковое телевидение и высокоскоростной интернет.

— Слышь, страховидла, не хочу навязываться, но не мог бы ты меня на своей колымаге в магазин свозить? Мне тяжелое нельзя таскать, а продукты закончились, — подошла вечером тетя Тоня к Кулункулусу, когда тот ругался инопланетным матом, меняя подшипник на космофуре.

— Исключено. Люди не должны видеть мой корабль.

— Тогда сам со мной сходи. У тебя же три руки, как раз сетку картошки и лука возьмем, а заодно мяса купим на суп.

— Моя раса сильно отличается внешне от вашей. Виной тому разница в миллионы световых лет и…

— Да кому ты тут сдался со своей этой мордой иногородней! Я тебя приодену, никто даже не поймет.

Тетя Тоня схватила пришельца за щупальца и повела в дом, где облачила в одежду бывшего мужа.

— Слушай, ну еще розочку в нагрудный карман ― и хоть сейчас в Дом культуры на танцы, — оценила тетя Тоня вид своего гостя, у которого, кажется, покраснели от смущения жабры. — Конечно, не первый парень на селе, но мой бывший и то хуже выглядел. Только за руку меня держи, а то, не дай бог, подумают, что преследуешь, — дала она последнее наставление.

По деревне шли молча. Зайчики кровавого заката, словно играя в пятнашки, отскакивали от крыш. За заборами лаяли псы, воздух наполнялся треском и запахом костров. Антонина скромно улыбалась, опустив голову и слушая, как соседки, возвращающиеся домой с остановки, шушукаются о ней и ее новом знакомом.

В магазине было немноголюдно, лица покупателей, подернутые усталостью, совсем не менялись при виде пришельца в одежде комбайнера.

— Антонина Кондратьевна, чего не знакомишь со своим кавалером? — выросла из-за кассы оперного вида женщина по имени Катерина.

— Это Коля, он из Рязанской области, работает у меня на участке, — представила тетя Тоня Кулункулуса с планеты Рьюзэк тринадцать тысяч семьдесят три.

— Так вот кто тебе забор возвел и крышу починил. Красивые у него присоски на руках.

— Коля, это Катерина Сергеевна, — представила тетя Тоня знакомую.

— Можно просто Катя, — хищно улыбнулась женщина.

Кулункулус хотел было открыть клюв, но Антонина опередила его и, засунув туда пакет, попросила сразу его пробить.

— Как там Леша? — перевела она разговор на бывшего мужа.

— Ой, ты знаешь, хорошо. Решил работу сменить, пока в поиске.

— Как всегда — в пассивном? — коротко усмехнулась Антонина. Не дождавшись ответа, развернулась и, посмотрев на Кулункулуса, сказала: — Ну что, пойдем, нас теплица ждет. А как закончишь, я тебя щами накормлю.

Затылком чувствуя, как закипает и бурлит от зависти кассирша, тетя Тоня уволокла пришельца из супермаркета под локоть, ну или что там у него.

— Ты прости, страховидла, что я этот спектакль устроила, но давно хотелось, чтобы на меня вот так посмотрели, как сегодня смотрела эта мочалка. Я тебе потом с собой три банки чайного гриба заверну в оплату за показуху.

Кулункулус ничего не ответил, но, закончив с подшипником, без всякой нужды поправил теплицу и вырвал с корнями всю крапиву.

— Мне нужно улетать, — сказал он следующим утром, когда тетя Тоня подала завтрак на террасу.

— Ну, нужно так нужно.

Она поставила тарелки на стол и собралась в дом.

— Я буду прилетать еще. У тебя очень удобно и безопасно, но топливо закончилось, нужно дождаться новой партии того, что вы называете компостом.

— А нечего ждать, — буркнула тетя Тоня, вытирая руки о передник, — не растет ничего у меня в этой глине проклятой…

— Теперь растет, — сказал Кулункулус, показав в сторону огорода.

Тетя Тоня спустилась по трем восстановленным этим утром ступеням и чуть не лишилась чувств. Весь ее участок, включая теплицу, доски на заборе и даже старую ванну, поросшую тиной, вовсю плодоносил. Чего тут только не было: и помидоры, и кабачки, и огурцы, и картошка, и болгарский перец. И даже дыня Колхозница показывала свой желтый бочок.

— От… от… откуда это всё? Ты что, ограбил супермаркет и налепил тут всё на скотч?

— Нет. Рьюзэк на девяносто пять процентов состоит из жидкости. На пяти процентах суши мы выращиваем органическое топливо. Есть формулы. Я бы хотел открыть здесь полноценную заправку, разумеется, с твоего позволения.

— Здесь? У меня? На огороде?

— Да. Ты можешь забирать часть урожая в качестве оплаты за аренду. Но я бы советовал расширить посадочные площади. Овощные и фруктовые культуры будут расти круглый год. Есть формулы, — повторил инопланетный дальнобойщик.

Глаза у тети Тони загорелись надеждой, но через секунду снова погасли.

— Я всё равно одна не справлюсь, — махнула она рукой.

— Я буду помогать, буду прилетать, — пообещал Кулункулус.

— А зачем тебе вообще улетать? Оставайся, — вцепилась в его щупальца тетя Тоня и посмотрела прямо в четыре глаза. — У нас же тут так хорошо! Воздух свежий, летом на речку ходить будем, зимой дома сидеть или в лес, лосей пугать мордой твоей.

— Я… Я не знаю… У меня же работа.

— Да что за работа у тебя такая сверхважная? — вскинула руки Антонина.

— На вашем Юпитере находится склад товаров с трех галактик. Я забираю оплаченные товары и доставляю на Рьюзэк, а там их развозят по пунктам выдачи.

— Ясно. Есть у нас такой пункт выдачи, в конце деревни. Галка, соседка, вечно всякую чушь с этого Юпитера в дом тащит. Ну, ты подумай. Понравился ты мне, чего уж скрывать, — призналась тетя Тоня. — К тому же яму мне выгребную очистил ― не нужно теперь машину вызывать. Но это так, мелочи, к слову пришлось просто.

Видя, что эти слова не возымели успеха, тетя Тоня ушла в дом.

Через час космофура уже рассекала межгалактическое пространство и время, точно алкоголик дядя Леша, когда до закрытия магазина остается три минуты.

***

Спустя неделю тетя Тоня кое-как собрала первый урожай. Треть забрала себе, треть сдала в магазин в обмен на мясо, молоко и яйца, а треть оставила на компост. Туда же сгребла крапиву, листья и другую органику. Яма набилась под завязку. Затем женщина поставила пять банок чайного гриба и стала ждать. Но никто не летел.

Прошла еще неделя, потом вторая, третья. Ударили первые морозы, а овощи всё росли и росли дуром, точно радиация какая на них действовала, но нет. На вкус они всегда были спелыми, а на вид — как в рекламе сока. Женщина продолжала усердно заготавливать компост.

В какой-то момент тетя Тоня решила, что она просто сошла с ума от одиночества и никакого пришельца-то и не было вовсе. Пока однажды, сидя у окна и поливая хлеб подсолнечным маслом, не увидела знакомые стоп-сигналы.

— Страховидлушка, родненький, вернулся, — прошептала тетя Тоня, и выбежала во двор, забыв накинуть пальто.

Александр Райн
Друзья, у меня тут гастроли по Сибири и Уралу, в общем, приходите в телеграм https://t.me/RaynAlexandr

«Добрый день, вы ведь Лизин муж? Она не отвечает на сообщения. Я хотела заменить надпись на торте. Оказывается, нашему начальнику не шестьдесят, а пятьдесят исполняется. Просто он так выглядит плохо, и я ошиблась. Напоминаю, торт нужен к четвертому числу», — прочитал сообщение Кирилл, сидя в машине.

Вот уже две недели, приезжая с работы, он паркуется перед родными окнами и сидит по несколько часов в машине, не в силах заставить себя идти домой. В квартире, где всегда что-то стучало, кипело, шипело, парило, где кто-то смеялся, ругался, спорил, шелестел страницами книг, гремел посудой, шумел миксером, громко чавкал, щелкал без конца клавишами выключателей и смотрел глупые шоу на телефоне, резко поселилась тишина.

Лизы не стало тринадцать дней назад, и мир еще не успел перестроиться, как и Кирилл. Они спрашивали друг у друга: «И что дальше?», и каждый не знал, что отвечать.

Приходя домой, Кирилл не включал свет. В сером полумраке он передвигался бесшумно и даже вздыхал с длинными паузами. В раковине копилась грязная посуда, в стиральной машине всё еще лежали нестираные вещи, которые больше никогда не наденут. Тишина пугала и заставляла прислуживать ей.

Кирилл включил ноутбук Лизы, чтобы написать в ее профиле: «Отныне это страница-призрак». Когда мир и новоиспеченный вдовец свыкнутся с этой мыслью, профиль будет удален. Но пока страница супруги встретила его десятками непрочитанных сообщений, и все, естественно, касались тортов

— Не зря я тебя сладкой называл, — улыбнулся Кирилл, вытирая слезы. Мельком глянув на фото улыбающейся жены в огромных рукавицах-прихватках, он открыл переписки.

«Начинку сделайте с пломбиром».

«Васе 1 годик».

«Лучшему директору в мире Василию Степановичу ― шестьдесят!» — последнее сообщение принадлежало той самой девушке, что недавно написала Кириллу.

Но больше всего напряжение вызывали не сообщения в один конец, а предоплаты, которые Лиза набрала за все свои проекты, и теперь они автоматически перешли по наследству мужу.

— И в чем проблема купить торт в магазине и прилепить туда свои дурацкие поздравления? — спросил Кирилл у тишины, но эта дрянь, которой он когда-то так сильно жаждал, а теперь ненавидел, промолчала.

Кирилл вообще не понимал людей, которые заказывают торты у частных кондитеров вроде его жены. Вокруг столько магазинов ― можно прийти и забрать красивый десерт в день праздника, к чему все эти сложности?

Достав из стола ежедневник Лизы, он некоторое время изучал ее записи, пока не наткнулся на расчеты. Общая сумма предоплат составляла двадцать тысяч рублей, а на карте у Кирилла было девятнадцать. До зарплаты оставалось еще две недели. Оба холодильника были забиты только начинками, кремами и прочими углеводами, которые Лиза закупила для будущих сладких поделок.

«Прям страшный сон диабетика-сладкоежки», — думал про себя мужчина, предвкушая будущую диету. Когда он раздаст долги Лизы, на другие продукты просто не останется денег, и придется питаться тем, что лежит на полках.

— Ого, а недурно у нее получалось, — присвистнул он, когда узнал, сколько должны были доплатить заказчики.

Погружаясь в записи, он всё больше удивлялся тому, какая же у него была педантичная и скрупулезная супруга. Суммы, товары, рецепты, заметки и пожелания клиентов — всё было аккуратно и удобно распределено по блокноту. Каждый заказ был прописан до мельчайших подробностей ― готовый бизнес-план. Если бы такие записи вел Кирилл, пришлось бы вызывать группу экспертов, чтобы разобрать для начала его почерк, а уже потом решать, что автор имел в виду, когда писал рецепт.

Он уже занес пальцы над клавиатурой, чтобы сыграть мелодию отмены покупок и оправдаться перед незнакомыми людьми, но на секунду задумался: «А может, попробовать?»

Перед ним лежали подробные инструкции, составленные единственным человеком, которого он понимал как самого себя. До сдачи ближайшего заказа оставалось три дня, все необходимые ингредиенты имелись в наличии, а свободное время хотелось чем-то занять, чтобы от забродивших мыслей не сорвало крышу.

Сложности начались уже на моменте работы с духовкой. Кирилл ни разу в жизни ее не включал. Кнопки и вертушки напоминали приборную панель самолета. Казалось, что устройство реально взлетит, если перепутать последовательность нажатий.

Победив бытовую технику, Кирилл продолжил изучать тайны блокнотов и недра кухонных шкафов. Вскоре он обнаружил мини-бар, о котором даже не подозревал: коньяк, ром, ликеры — всё это использовалось для готовки и было тщательно скрыто от посторонних глаз.

Прошло четыре часа с начала эксперимента, когда в дверь позвонили.

— Муха-бляха, Кириллыч! Смотрю, совсем плох? — с таким вопросом ступил на порог встревоженный брат Кирилла Артём, который пришел его проведать. — Тебе же завтра на работу, а ты на ногах еле стоишь…

— Я аром… амор… амортизировал сироп, ик… — сражался с собственным языком Кирилл и, кажется, проигрывал эту битву.

Тёма уважительно отодвинул брата в сторону и прошел на кухню. Там он обнаружил наполовину опустошенный кондитерский бар, пачку муки, развеянную по всей кухне, какао-порошок, разрыхлитель, косточки от ягод, разбросанные по полу, и какой-то странный полуразвалившийся кусок грязи, в который была воткнута вилка. Этот арт-объект его брат величаво обозначил тортом. Им он, видимо, и закусывал коньяк.

— Я, ик… делал торт, ик… «Пьяная вишня», — объяснил Кирилл.

— Единственная пьяная вишня здесь ― это ты, братиш, — помотал головой огорченный Тёма. — Иди приляг, я всё уберу, а завтра обсудим.

— Не могу-у! Мне надо испечь торт! Сро-о-ки, — вяло сопротивлялся Кирилл.

— Испечем, но завтра, хорошо? Я помогу, обещаю.

— Хорошо, Лиз… То есть Тём… Прости… — Кирилл махнул рукой и, изображая навигатор, сам себе на ходу отдавал указания: — через пять метров поверните направо, в спальню, затем налево, в кровать, лягте на правый бок, а затем развернитесь.

Артём выкинул подгоревший и размазанный по столу «торт», отмыл духовку и пол, как смог, а остатки алкоголя спрятал.

Утром протрезвевший Кирилл извинился по телефону перед братом, рассказал ему о своем провалившемся плане и пообещал прекратить кулинарные опыты.

— Давай попробуем вместе, я Женьку приведу, втроем сделаем. Думаю, что это тебе пойдет на пользу. А не получится, так съедим сами. Только алкоголь я буду контролировать, — предложил Тёма, и Кирилл нехотя согласился. В конце концов, ему нужно было чем-то занимать себя вечерами, а то интернет и видеоигры имели слишком слабый эффект.

Захватив на работу ноутбук жены, он все свои перекуры и обед посвятил изучению ее записей. Нашел папку с видеоуроками, откопал ее кулинарный дневник, параллельно то и дело натыкался на общие фотографии с отпусков, от которых сердце сжималось до хруста.

Этим же вечером Кирилл, Тёма и его жена собрались на кухне, чтобы приготовить торт по рецептуре Лизы. У них для этого было всё ― даже фотография того, что должно получиться в итоге.

Начался процесс. Кирилл то и дело порывался добавить что-нибудь в обход рецепта или увеличить граммовку, объясняя свои порывы тем, что «начинки много не бывает».

— Мы не макароны по-флотски готовим. У тебя же написано: строго следовать рецепту, — каждый раз тормозила его Женя.

— А еще важно не разбрасывать ингредиенты по кухне, — добавил Тёма.

— Ты бы так же размышлял, когда носки по квартире разбрасываешь, — уколола в ответ Женя.

Впервые за последнее время кухню наполнил смех. Кириллу было приятно, что родные люди рядом и поддерживают его, но было невыносимо тяжело наблюдать за тем, как они нежно и любя подкалывают друг друга у него на глазах.

В конце концов торт получился практически как на картинке. Восемьдесят процентов сходства.

— Главное, что съедобно, — сказал Артём, отрезая себе и жене по второму кусочку. Уставшие и довольные, они молча пили чай. — Тебе не нравится? — спросил Тёма у хмурого брата, который даже не притронулся к угощению.

— Это не пойдет на заказ.

— Ну и ладно, зато вкусно же, — осторожно сказала Женя.

— Я не люблю сладкое, — встал из-за стола Кирилл, чье настроение снова стремилось к нулю.

— Да ладно тебе! Ну мы же не кондитеры. Бог с ними, с заказами. Зато пообщались, время вместе провели, — вступился за жену Тёма.

— Нет, я должен сдать заказ.

Оставив родню на кухне, Кирилл ушел в комнату.

— Всё хорошо? — осторожно спросил брат через приоткрытую дверь.

— Да, нормально. Идите, я потом закрою.

Полночи Кирилл не смыкал глаз, изучая записи жены и видеокурсы поваров-кондитеров. В душе поселилось какое-то непривычное чувство, выдавливающее тоску, и даже злость на несправедливую судьбу. Кирилл начал верить в то, что обязан завершить дела Лизы. Как будто бы так он упокоит ее душу и отдаст дань уважения любимому человеку.

Утром Кирилл отпросился с работы. Начальник знал о его горе и без проблем вошел в положение. Начался третий раунд с «Пьяной вишней».

На этот раз Кирилл не спешил. Обуздав суетливость, желание импровизировать и диктовать рецепту свои условия, мужчина сделал всё точно, как было написано в пресловутой инструкции. За время работы над тортом, Кирилла не покидало теплое и уютное ощущение, что любимая жена где-то рядом: стоит за спиной и подбадривает, шутит над слишком серьезным видом, с которым он взбивает крем и разрезает бисквит. В квартире снова поселился шум, засиял свет; что-то без конца стучало, хлюпало и шипело. Тишина недовольно отступала. Квартира жила.

Торт был готов ближе к полуночи. Оставался декор. С этим было чуть проще. Что-что, а украшать Кирилл умел. С детства ему одному доверяли наряжать новогоднюю елку. Внутренняя интуиция заменяла Кириллу хороший вкус.

«Не понравится ― верну деньги». С такими мыслями он написал клиенту о готовности заказа.

«Это шутка? — пришел ответ. — У вас, аферистов, вообще ничего святого нет? Я знаю, что случилось с кондитером, и ничего платить не собираюсь!»

«Это не аферисты. Это муж Лизы. Я испек ваш торт».

«Вы испекли? Послушайте, это совсем не обязательно было делать, я вам очень сочувствую и хочу оставить вам предоплату как дань уважения…»

«Спасибо, это лишнее. Заберите заказ, — настаивал Кирилл, — если не понравится, можно не платить, предоплату тоже верну».

За тортом приехали на следующий день. Кирилл рассчитывал на провал, но, на удивление, клиент оценил торт на десять из десяти и поклялся в своей искренности. Он обещал повторить заказ через месяц: теща попросила такой же торт на именины.

«Извините, но я всего лишь отдаю долги, больше печь не буду», — вежливо отказал Кирилл.

«По-моему, вы зря отказываетесь. Вышло очень качественно. Я все равно вам напишу, а вы уж там сами решите», — настаивал клиент.

Началась подготовка к следующему заказу. Приходя с работы, Кирилл сбрасывал ботинки, шел на кухню и облачался в фартук, не тратя время на ужин. Сперва наводил идеальную, до скрипа, чистоту, затем доставал кастрюли, скалки, блендеры и начинал кашеварить.

Время, отведенное когда-то на двоих, теперь принадлежало лишь ему одному, и он заполнял его тем, чем мог. Но делал это не ради себя: ему нравилось думать, что через его руки, через его успехи и положительные отзывы Лиза продолжает жить. Так было спокойнее. Так был какой-то смысл…

В ночь с третьего на четвертое Кирилл достал из духовки торт юбиляра, которому случайно добавили десять лет к возрасту. По техзаданию внутрь еще нужно было поместить коробочку с подарком — ключ от моторной лодки.

«Хорошо, хоть не стриптизершу запаковать», — бубнил кулинар, исполняя пожелание клиента.

Торт вышел ― просто загляденье. Еще лучше «Пьяной вишни». На карту упали деньги. В холодильнике поселилось мясо, овощи и хлеб. В обеденные перерывы Кирилл тренировался на них, а еще на гречневой каше, запекая или собирая из продуктов мини-торты. Оставалось еще несколько заказов. Потом мужчина собирался распродать оборудование и зажить обычной жизнью, ну той, которой живут все вокруг. Ему, конечно, понравилось печь, но не настолько, чтобы мечтать о карьере кондитера. То ли дело его жена — она горела этим. Могла сутками не покидать кухню, создавая шедевры. Она была поглощена этими десертами всецело ― порой казалось, что она любит свои торты даже больше мужа. Раньше Кирилла это бесило, вызывало какую-то нелепую ревность, а теперь это была его единственная связующая нить с женой. Он решил, что будет продолжать печь ради нее даже после того, как отдаст последний долг. Но вскоре Кирилл убедился, что всё обстояло несколько иначе.

Чем больше он изучал ноутбук Лизы, тем глубже проникал в ее сердце, мысли, ее цели. Вскрывая папку за папкой, он цеплялся за каждую заметку и жадно впитывал всё, что было внутри, пока не нашел то, ради чего супруга приковала себя к духовке и проводила рядом с ней каждый вечер последние три года.

«Кирилл всегда мечтал отправиться в путешествие по Южной Америке, но Кирилл и накопления — вещи несовместимые. В доме постоянно чего-то не хватает, либо что-то ломается. А еще эта гнилая машина, новые телефоны каждый год, зубы. Лучше буду сама откладывать с продажи тортов. Думаю, за пару лет получится собрать нужную сумму. Я просто хочу, чтобы он был счастлив». Запись Кирилл обнаружил в личном дневнике Лизы, который до этого момента не открывал из уважения к чужой тайне. Но тут не сдержался.

«Получается, она всё это время пекла ради меня и моей идиотской мечты… Хотела сделать мне сюрприз. Вот дуреха. Знал бы, попросил немедленно прекратить!» — он начал было себя ругать, но внезапно понял, почему жена ему ничего не говорила. Потому что знала, что именно так всё и будет. Он действительно не позволил бы ей копить на его безумные планы, о которых рассказывал ей с восторгом с первого дня их знакомства. Он считал собственные мечты абсурдом, а жена, наоборот, — реальной целью.

Вскоре Кирилл нашел карту, на которой хранились сбережения Лизы. Сумма скопилась приличная, хватило бы, чтобы объехать целый материк. «Или поменять машину, или сделать ремонт в квартире…» — подумал Кирилл так, как думал обычно, глядя на деньги, но, перечитав дневник жены, еще раз отругал себя за ограниченное мышление. Было стыдно пользоваться ее деньгами, но еще более стыдно было не воспользоваться ими по назначению.

Разобравшись до конца с долгами, Кирилл попросил отпуск на работе за свой счет.

— А не слишком быстро ты отдыхать собрался? Вроде еще вчера был в трауре, а уже за океан рвешься, — подозрительно косился директор, подписывая заявление.

— Жена так хотела, — честно ответил вдовец, но слова его почему-то не отдавали убедительностью.

Не понял этого поступка и брат, а также родители Лизы. Но Кириллу было плевать. Он ведь и сам многого не понимал раньше. И если бы не жена, может никогда бы не понял.

***

Южная Америка встретила его шумом, дикой необузданной природой и совершенно другой стороной реальности. Тишины здесь не было, кажется, от зарождения жизни на Земле — как раз то, что было сейчас нужно. Даже звезды здесь светили как-то иначе, напоминая Кириллу кокосовую стружку, которую Лиза часто рассыпала по всему дому. Здесь, вдали от родных стен, они как будто были даже ближе друг к другу.

Мир начал привыкать к переменам. Кирилл начал меняться вместе с ним и даже понял, что соскучился по готовке. Ему реально понравилось печь, хоть он и боялся поначалу себе в этом признаться.

По возвращении он так и не удалил страницу жены, но предупредил всех подписчиков и клиентов о том, что теперь все их заказы будет делать он сам, но уже не только ради памяти о Лизе, а потому, что действительно полюбил это дело.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на телеграм https://t.me/RaynAlexandr