Обширная европейская равнина при ясном видении с небесной высоты представляла собой трагичную картину, способную пробудить в наблюдателе широкий спектр негативных чувств: от тяжелой скорби до недоумения и звериного страха. За короткое время цветущие луга и ухоженные крестьянами сельхозугодия исчезли призрачными воспоминаниями об ушедшем времени. Их место занимал изуродованный ландшафт, изрезанный разветвлённой сетью оборонительных линий. Многочисленные траншеи и окопы плавно расползались по округе, образуя обширную систему путей для безопасного передвижения. Местность, что простиралась перед ними, была повсеместно разворочена многократными взрывами артиллерийских снарядов. Всюду изобиловали глубокие воронки и небольшие насыпи из отшвыриваемой детонацией рыхлой почвы. Перед окопами неравными отрезками тянулись проволочные ограждения, где-то оградой служили мешки с песком, предназначенные для прикрытия от пуль и осколков, а кое-где препятствия и вовсе отсутствовали, являя собой неприкрытую землю. И, конечно же, всю картину переполняла грязь, замёрзшая, бесформенная и всеобъемлющая жижа: в иные дни толпы солдат несутся по ней в пекло боя, ведут перестрелку и пронзают штыками живую плоть, на ней же умирает безызвестный пехотинец, лёжа рядом с искорёженными телами сослуживцев и солдат противника.
В то морозное декабрьское утро 1916 года в окрестностях города Верден шёл лёгкий снег. Белое полотно неспешно оседало на твёрдой земле, тонкой полосой покрывало громадные ружейные стволы, садилось на шинели и каски спящих солдат. Солнце медленно поднималось за пасмурным небом, и тусклый свет вяло растекался по замёрзшей местности. Едва слышимый ветер проникал вглубь вырытых канав и обкатывал холодом сонных мужчин. На одном из участков окопа, сидя на ящике, задумчиво курил трубку унтер-офицер, где-то поодаль в бруствере стоял караульный и рассматривал местность в направлении позиций противника, кто-то чистил винтовку после прошедшего день назад наступления. На тот момент многотысячные армии по обе стороны обрели краткий покой в перерыве между бушующими бурями сражений.
- Просто замечательно! И куда мы теперь попали? – прозвучало где-то внизу.
- Всё схвачено, рядовой, расслабься. – послышался чей-то ответ.
Два солдата германской армии сидели на корточках, упёршись спинами о деревянные стенки окопа, и оживлённо спорили. Худой и бледный мужчина озлобленно смотрел на своего крупного и накаченного собеседника.
- Расслабься? Рядовой? Тебе сколько раз повторять, кретин, хватит таскать меня по своим временным промежуткам, посмотреть на твои идиотские «ролёвки». Твою-то мать, ты ведь и названия какие-то придумываешь.
- Эй, хватит. Они не идиотские. Не надо так. – обиделся он.
- И что ты на меня нацепил? Чья это вообще форма?
Он нервно оглянулся на спящих солдат.
- Тсс, тихо, не кричи! Разбудишь Пауля и Ката.
- Я дам тебе по морде, мудила. Я это сделаю, если не заткнёшь пасть. Чёрт, ты вообще осознаёшь, что творишь? В очередной раз без спроса перемещаешь меня в какую-то милитаристскую дыру, где чувствуешь себя ненаигравшимся ребёнком. Грюнвальд, Арденны, Ватерлоо, Чудское, СРАНЫЕ ФЕРМОПИЛЫ – да пошло оно всё на…
Бледный разом осёкся, когда ощутил непривычный холод на коже головы. Он снял каску и поднёс руку к волосам. Казалось, его цвет лица стал ещё белее.
- Где волосы? Где мои локоны? – паника в его глазах возрастала.
- Бравому военнослужащему германской имперской армии не подобает носить такую причёску.
У бледного округлились глаза.
- Тогда почему твоя причёска не такая же? – поразился он.
- А, ну это я так прикололся.
- Ах ты тварь! – бледный накинулся на громилу и повалил его наземь, ухватившись за полурасстёгнутые лацканы шинели. В этот же момент поляну окатила череда оглушающих взрывов, ознаменовавших неожиданный артобстрел. Ошарашенные солдаты мигом ринулись жаться к деревянным стенкам траншей. Многие из них уже держали винтовки наготове, некоторые, кто был без оружия, держались за каски обеими руками. Бледный одной рукой сжимал лацкан, рукавом другой – прикрывал лицо и опирался о грудь громилы, который сам закрывался от грязи ладонями. Перед каждым взрывом вдали звучала канонада орудийных выстрелов, а за ними и приближающийся свист осколочных бомб. Чудовищный грохот раздавался со всех сторон и с неба сыпался частый дождь из кусочков земли и пыли. В ушах у каждого стоял монотонный звон, и в воздухе витал запах гари. Отовсюду разносилась сильная дрожь, которая достигала каждого, кто прятался от раскатов грозного оружия. Бомбардировка длилась несколько минут, – около четырёх, автоматически подсчитал бледный – и после разрыва последнего снаряда слух медленно стал привыкать к непривычной тишине. Крики командира казались теперь отдалённым и едва различимым гулом, и тем не менее, травмированный мозг контуженного мог различить знакомые фразы: «Занять позиции! Приготовиться к бою!»
Солдаты постепенно приходили в себя и начинали аккуратно выглядывать на поверхность, держа винтовки наперевес. Сотни тёмно-серых касок высовывались из-под окопов. Все наблюдали, как в отдалении стремительно наступали пехотные эшелоны с униформой грязно-синего цвета. Бойцы неслись по жёстким насыпям и ямам, огибали многочисленные препятствия. Плотный шум топота медленно нарастал.
Бледный приподнялся и, стоя на коленях, притянул к себе громилу. С одежды посыпались комки грунта, на плечах, руках и черепах обоих плотно осела бурая пыль. Лицо громилы выражало игривую радость.
- Отвечай, ублюдок, нахера ты меня сюда зашвырнул?! – орал на него бледный.
Его обозлённые крики игнорировались всеми вокруг. В тот момент никому до этого не было дела. Под команду «Zielen!» винтовки, увенчанные штыками, были нацелены на противника, на отдельных промежутках в укреплённых гнёздах торопливо заряжались пулемёты, где-то позади устанавливались миномёты.
Бледный залепил пощёчину:
- Убрал тупую ухмылку! Отвечай!
Громила никак не отреагировал на удар и лишь начал смеяться:
- Живо, твою мать! – полетела вторая пощёчина.
- Да это Верден, тупица. – ликующе произнёс громила. – Такое месиво просто нельзя пропускать. Ни в коем случае. Нет, только не нам.
В тот момент глаза его отражали фанатичный огонь. Он нетерпеливо вырвался из хватки, быстро встал и принялся жадно вглядываться в растянутые по всей ширине позиций шеренги противника.
- Да, начинается! – восторженно произнёс он.
- Вот же кретин… - удручённо промолвил бледный, смирно сидя на земле.
От офицеров прозвучала команда: «Feuer!».
Послышались миномётные выстрелы, и бомбы с воющим звуком стали врезаться в толпы синих шинелей, подбрасывая чёрные столпы земли. Некоторых отшвыривало ударной волной, кого-то поражали осколки, другие падали вниз и спустя пару секунд, подскочив, бежали дальше. Бомбы сыпались на солдат и разрывали их под залп немецких винтовок. К общему мотиву подключился треск пулемётов, который моментально «выкашивал» толпы людей тяжёлыми пулями калибра 8.57. Бегущие на ходу старались стрелять в ответ, несмотря на очевидную бесполезность таких действий. Пустая пальба на бегу не позволяла точно попасть в окопавшихся врагов, в их короткие участки тела, что не открывались взору ниже уровня груди. Зато бег в полный рост на торчащие из канав винтовки и станковые пулемёты с лёгкостью превращал бравого молодца любого честолюбивого государства в мобильное пушечное мясо. Солдаты скапливались во вскопанных ямах, прятались в ложбинах, всеми силами прижимались к земле и пытались отстреливаться. Один из миномётных снарядов угодил прямиком в выбоину с сидевшими там людьми, отчего взрыв разметал всех, кто там лежал. С дальней части окопов, на правой стороне оборонительной линии взметнулась длинная струя огнемётного пламени. Яркий поток солнечно-жёлтого зарева разрастался в объёме, и литры пылающей жидкости накрывали широкие участки поля битвы вместе с ошеломлёнными пехотинцами. Едкое вещество быстро охватывало всё тело, за считанные мгновения обугливало одежду и плоть под нею. Истошные крики вырывались сквозь горевшие рты. Пламя лезло в горло, проникало в лёгкие через ноздри, пузырило глаза, уничтожало некогда упругую плоть. Огненные фигуры беспорядочно метались в невыносимой агонии, пока через несколько секунд не падали замертво. Мимолётно пронёсся слегка нагретый ветер, и чёрный дым, словно вознесённый поток смолы, выстроился непроглядной стеной между нападавшими и обороняющимися. Пока кровавая баталия развращала утренний воздух запахом гари и пороха, громила стойко, без колебаний разглядывал это зрелище, врывшись пальцами в рыхлые края траншеи.
- Разве это не прелесть? – кричал он бледному сквозь невыносимый шум пальбы. – Только посмотри, что можно с ними вытворять.
Громила вознёс руки вверх оживлённо рассмеялся куда-то в небеса:
- Как же это прекрасно! Просто восхитительно!
Он снова захохотал.
- Я же говорил, что ты псих – закричал бледный.
К тому времени, когда хохот фанатика вырывался из оборонной траншеи, «Синие шинели» уже понесли колоссальные потери. Их боевой дух был окончательно растоптан, бойцов охватила паника и, так и не столкнувшись в рукопашном бою с пехотой противника, они опрометью ринулись назад.
«Vorvarts! Zum Sturmangriff!» – орали офицеры под командирские свистки. Солдаты вылезали из окопов и с яростными криками преследовали отступавших, минуя сгоревшие и окровавленные тела. Гремели винтовочные выстрелы и пули опрокидывали далёкие силуэты.
