Помню, в бытность мою фотографом, а была у меня и такая бытность в виде первой в жизни работы, я ездил по садикам и школам делать детям запоминающиеся фотографии. Запоминающиеся фотографии были не все, но ребёнок в детском саду нет-нет, да расстроится, бывало. Это был конец восьмидесятых годов и нарядные дети ничем не отличались от детей одетых буднично.
Родители платили деньги заранее, понятное дело, потому что фотографии понравятся не всем, а доказывать потом, что это шедевр мирового фотографического искусства - бесполезно. Но, у меня была совесть. Тогда была точно. Я действительно старался сделать снимок, как минимум, не страшным.
В школе-то всё просто - плечико направо, головочку немного налево и подбородочек чуть приподнять. Всё, шикарный кадр гарантирован всем. В садике такая схемка не прокатывала. Если вспышка в лицо школьнику, максимум, делала его похожим на испуганного лося в ночи, то в детском саду было всё сложнее. Я работал на крутого фотографа, поэтому у нас уже тогда за спиной стояли зонты на штативах отбивающие блик назад, а не в потенциально красные глаза ребёнка-вурдалака.
Самое страшное в садике было - если заплакал первый же ребёнок. Цепную реакцию никто не отменял и в этом случае не редкостью было то, что ещё до фотографирования половина группы искренне рыдала, делая лица детей не сильно праздничными. А в плачущем ребёнке "в день седьмого ноября", могли усмотреть диссидентство, запрещённую литературу, а это лагеря, галеры, бурлачество, сибирские курорты... Это не нужно было ни мне, ни тем более родителям ребёнка.
Так вот, помимо аппаратуры, у меня с собой была сумка с игрушками, как отвлекающий манёвр. Сложно сидеть рядом с ребёнком с Чебурашкой в руках, рассказывать ему про Гену и одновременно фотографировать, но никто не обещал, что будет легко. На всякий случай, кому-то напомню, а кому-то открою страшную тайну, на плёнку умещалось максимум 38 кадров. Это сейчас можно безболезненно сделать двадцать дублей, а тогда - два это "потолок".
Во избежания массовой слезоточивости маленькие дети в зал заходили по-одному с видом "как на расстрел". Ни в коем случае нельзя было доставать из сумки все игрушки. Это фото сессию и ожидаемое портфолио всего дошкольного учреждения ставило под угрозу срыва. "Я родилась в Сибири" орала в те годы Маша Распутина, держа всю страну в тонусе. Детские психологи, ноль, по сравнению со мной тогдашним. Мне нужно было найти подход к каждому ребёнку, а детей было много и садика у меня было четыре.
Есть дети как пластилин. Пока они подтупливали, глядя на аппаратуру, можно было успеть сомкнуть ноги, повернуть ребёнка лицом в камеру, сказать "Бее-е" и кадр получался изумительным. То, что ребёнок рыдал уже после вспышки меня мало интересовало. Как правило, на весь садик, обычно было два-три отказника. С ними усиленно работал весь педагогический состав и в конце, уже бонусом - я. В этих случая безотказно работала неожиданность. Либо ребёнок окончательно начинал истерику и фотография будет печальная, либо, он вдруг, заинтересуется зонтом и именно с ним и приходилось фотографировать.
Были интересные дети, которым нужно было монотонно что-то рассказывать и он в какой-то момент переставал плакать и внимательно слушал историю об отмене крепостного права на Руси. Что со школы запомнил, то и рассказывал. В этой ситуации, то ли ребёнок офигевал с тех событий, сказать трудно, то ли был расстроен, что отменили таки, но у него был открыт рот а это, как красные глаза, корректором не замажешь. И тут был тонкий момент. Нужно было подойти, крадучись, полутенью, не переставая рассказывать всякую ахинею и элегантно закрыть ему рот. При этом, в кротчайшие сроки нужно было добраться до камеры и щёлкнуть. И не дай бог не успел. Второй раз рассказывать ребёнку про формулы сокращённого умножения не было ни сил, ни времени.
Самые чёткие, были любопытные дети. Это я по себе помню. Под конвоем из нянечки и воспитательницы в актовый зал заводят такого, держа его за руки, и он уже в дверях в шоке от происходящего, смотрит на своих педагогов и глазами говорит, чо ж вы раньше молчали-то?!
Неспешной походкой обходит мои владения, заглядывает в зонты, в объектив, мне в глаза с недоумением, а я то сижу застывший, кура в морозилке, чтоб не спугнуть клиента. Начинать разговор надо полушёпотом, чтобы ребёнок не сразу понял откуда доходят звуки. И вот он садится на корточки подле меня, подпирает откормленные щёки пухлыми руками и начинает внимательно слушать. Продолжая с ним одностороннюю связь, относишь его на стульчик, усаживаешь и продолжаешь абсолютно серьёзно рассказывать о затворе, выборе экспозиции, диафрагме, выдержке... Что характерно, если его интонационно спрашиваешь, хороша ли выдержка при подобном освещении, он кивает головой, со знанием дела, не отрывая от тебя глаз. Таких кренделей фотографировать одно удовольствие. Он ещё и врубает детскую непосредственность и получаются действительно, с художественной точки зрения, интересные кадры. Живые, с эмоцией, с искоркой в глазах, говорящие снимки.
Я сам был таким, поэтому с такого рода детьми работать было одно удовольствие. Сейчас этим детям, плюс-минус 25 лет. Интересно бывает придти к кому-нибудь в гости и увидеть в детском фотоальбоме фотографию, которую ты колдовал сначала в актовом зале а потом в лаборатории. А на новогодних фотках я от руки писал выжигательным аппаратом через золотую фольгу "С новым годом". Видел несколько таких, десятилетия спустя. Сердце трепыхается в такие моменты, как яйцо в кипящей воде в кастрюльке.
P.S. Несколько раз возвращали деньги буйным мамам. Ну не боги мы, надо было смотреть за кого выходишь замуж.
P.P.S. Вот нашёл в сети фотографию, примерно тех годов.
