Российская Империя

Говоря о старинной одежде, стоит учитывать, что иногда одним и тем же словом со временем могут называть разные вещи, или, наоборот, для одного и того же предмета могло быть несколько наименований. Относится это и к зимней одежде. Также стоит учитывать, что раньше одежда представляла значительно большую ценность, чем сейчас. Заказ нового пальто был важным и ответственным делом, а шапку или шубу включали в завещание, как деньги или ювелирные изделия.

Самой доступной зимней одеждой считалась поддёвка.

Поддёвка – распашная одежда до или ниже колен, с длинными рукавами и со стоячим или отложным воротником, обычно черного или темно-синего цвета. Поддёвки имели подкладку и изнутри утеплялись ватой или шерстью. Их носили и мужчины, и женщины. Это была типичная одежда крестьян и бедных мещан.

Один из самых старых видов зимней одежды – кожух, который считается прародителем тулупа. Для пошива одного кожуха требовалось 6 — 7 бараньих шкур. Самая большая шкура перегибалась посередине, и на месте сгиба были плечи. Там же вырезали горловину и разрезали посередине переднюю часть. Из других шкур кроили боковые клинья, рукава, воротник. Кожухи чаще всего были светлого цвета, иногда украшались вышивкой.

Тулуп шился мехом внутрь, чаще всего из овчины, но встречались лисьи, заячьи, енотовые. Тулупы были нагольные (без покрытия, типа современной дубленки) и крытые. Крытые сверху покрывались тканью. Иногда это было покупное сукно, иногда домотканые материалы. Длина тулупа доходила до щиколоток. Его  в морозы надевали и поверх другой зимней одежды, например, шубы. Иногда его носили нараспашку, иногда подпоясывали. Он был частью униформы извозчиков и дворников. Для крестьянина тулуп был дорогим удовольствием, поэтому нередко на семью приходилась всего пара тулупов, которые носили по очереди.

Заячий тулуп упомянут в «Капитанской дочке».  Сначала, когда Гринёв покидает отчий дом: «Родители мои благословили меня. Батюшка сказал мне: "Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду". Матушка в слезах наказывала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей. Надели на меня заячий  т у л у п, а сверху лисью шубу. Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу…» Далее герой дарит этот тулуп случайно встреченному мужику, который помог в снежную бурю выйти к постоялому двору. «"Что, брат, прозяб?" – "Как не прозябнуть в одном худеньком армяке! Был  тулуп, да что греха таить? заложил вечор у целовальника: мороз показался не велик». Слуга Савельич был против. «Однако заячий тулуп явился. Мужичок тут же стал его примеривать. В самом деле, тулуп, из которого успел и я вырасти, был немножко для него узок. Однако он кое-как умудрился и надел его, распоров по швам. Савельич чуть не завыл, услышав, как нитки затрещали. Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком». Мужичок оказался Емельяном Пугачовым.

Родственник тулупа – бекеша (или бекеш). Название этого вида одежды происходит от имени венгерского военачальника 16 века Каспара Бекеша. Бекеша тоже обычно шилась из овчины, но была короче и всегда имела меховую опушку. Словарь Даля описывает бекеш как «сюртук, кафтанчик или чекменек на меху». Бекеши носили в армии, сначала Российской империи, а затем и советской.

Более элегантные варианты – пальто или шинель. Примечательно, что раньше эти слова могли быть синонимами. Сейчас шинель ассоциируется с форменной одеждой, чаще всего военной. Однако раньше шинелью могли называть обычное пальто, поэтому не всегда понятно, о чем именно речь.

Гоголевский Акакий Акакиевич получал около 400 рублей в год. Ходить в поддёвке чиновнику было неприлично, а новая шинель была для него роскошью. «Противу всякого чаяния, директор назначил Акакию Акакиевичу не сорок или сорок пять, а целых шестьдесят рублей; уж предчувствовал ли он, что Акакию Акакиевичу нужна шинель, или само собой так случилось, но только у него чрез это очутилось лишних двадцать рублей. Это обстоятельство ускорило ход дела. Еще каких-нибудь два-три месяца небольшого голодания — и у Акакия Акакиевича набралось точно около восьмидесяти рублей. Сердце его, вообще весьма покойное, начало биться. В первый же день он отправился вместе с Петровичем в лавки. Купили сукна очень хорошего — и не мудрено, потому что об этом думали еще за полгода прежде и редкий месяц не заходили в лавки применяться к ценам; зато сам Петрович сказал, что лучше сукна и не бывает. На подкладку выбрали коленкору, но такого добротного и плотного, который, по словам Петровича, был еще лучше шелку и даже на вид казистей и глянцевитей. Куницы не купили, потому что была, точно, дорога; а вместо ее выбрали кошку, лучшую, какая только нашлась в лавке, кошку, которую издали можно было всегда принять за куницу. Петрович провозился за шинелью всего две недели, потому что много было стеганья, а иначе она была бы готова раньше. За работу Петрович взял двенадцать рублей — меньше никак нельзя было: все было решительно шито на шелку, двойным мелким швом, и по всякому шву Петрович потом проходил собственными зубами, вытесняя ими разные фигуры. Это было... трудно сказать, в который именно день, но, вероятно, в день самый торжественнейший в жизни Акакия Акакиевича, когда Петрович принес наконец шинель. Он принес ее поутру, перед самым тем временем, как нужно было идти в департамент. Никогда бы в другое время не пришлась так кстати шинель, потому что начинались уже довольно крепкие морозы и, казалось, грозили еще более усилиться». Шинели чиновников были однотипных фасонов, но материалы и качество пошива были разными, поэтому форменной одеждой это можно назвать только условно. Чичиков носит «шинель на больших медведях», то есть на медвежьем меху. Он уже оставил службу и при этом следил за модой, поэтому шинель была, скорее всего, пошита не так давно и униформой не являлась. Это могло быть и просто красивое пальто. В шинели ходит Базаров в «Отцах и детях»: «С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице». В шинели ходит музыкант Трухачевский в «Крейцеровой сонате» Л. Толстого.

С другой стороны словом пальто иногда называли домашнюю одежду типа сюртука. В романе Тургенева «Накануне» Стахов-отец «в пальто вошел в гостиную». Федор Павлович Карамазов «сидел один за столом, в туфлях и старом пальтишке». В «Былом и думах» описан случай, когда Галахов «приехал на званый вечер, все были во фраках… но он явился в пальто». В последней четверти 19 века словом «пальто» стали называть исключительно верхнюю одежду.

Салоп – верхняя женская одежда в виде широкой длинной накидки с прорезями для рук или с небольшими рукавами. Мода на них пришла в 1800-е. В салопах ходили дворянки и купчихи.  однако уже в 1830-х этот вид одежды вышел из моды в дворянской среде.  Слово «салопница» стало со временем нарицательным. Так презрительно называли женщин-попрошаек и просто вульгарных мещанок. Среди купчих мода на салопы держалась долго. В пьесе А. Н. Островского «Свои люди – сочтемся» вульгарная сваха Устинья Наумовна хочет получить за свои услуги получить 2000 рублей и соболиный салоп.

Другая востребованная тёплая женская одежда – бурнус. Изначально бурнусом назывался шерстяной арабский плащ белого цвета. В Европе бурнус стал модным предметом гардероба в середине 19 века. Пульхерия Андреевна в комедии Островского «Старый друг лучше новых двух» говорит: «Ведь уж все нынче носят бурнусы, уже все; кто же нынче не носит бурнусов?» В бурнус одета Наташа из «Униженных и оскорбленных», его носит Соня Мармеладова и ее девятилетняя сестра. Однако он заметно изменился. Бурнус времён Достоевского был значительно короче арабского прародителя, и у него могли быть рукава и ватный утеплитель. Как концу 19 века бурнус выходит из моды, но портнихи, шившие женскую теплую одежду, еще долгое время назывались «бурнусницами».

Конечно, нельзя забывать и о шубах. Шубы допертровской России обычно были покрыты тканью и, по сути, тоже напоминали крытые тулупы, только из более дорогих материалов. Боярские шубы часто имели длинные неудобные рукава. Позже шубы стали делать привычным нам мехом наружу и с более практичными рукавами. Но в 18 веке значительная часть дорогих  шуб всё-таки оставалась покрыта парчой, шёлком, штофом, более бюджетные варианты – сукном. В 19 веке шубы стали делать более приталенными. Носили  их и женщины, и мужчины.

Мех был показателем социального статуса. Поговорка гласила: «попу – куницу, дьякону – лисицу, пономарю-горюну – серого зайку, а просвирне-хлопуше – заячьи уши». Самым дорогим считался соболь, затем куница, бобер, лисица, из самого доступного – заяц, белка, овчина.

Также некоторые меха условно делились на мужские и женские/унисекс. Чисто мужским мехом считался медвежий. В начале 18 века появилась модная новинка – калан. Активный промысел калана начался после второй экспедиции  Беринга, в 1740-х годах. Со временем добыча росла. Хорошим результатом экспедиции середины столетия считались три сотни добытых каланов; к 1760–1765 годам результативность увеличилась в 10 раз, а к 1770-м годам – более чем в 15 раз. Однако большая часть добытого долгое время шла на экспорт. Русские состоятельные щёголи полюбили мех калана к концу 18 века. Он стал всё чаще фигурировать в описях имущества, где его именовали камчатским бобром. Больше всего ценились шкуры черные или с равномерной сединой, затем черно-бурые, темно-коричневые и коричневые с сединой и, наконец, коричневые и красноватые. Также мужским мехом считалась росомаха.

В допетровские времена женскую одежду состоятельных женщин часто отделывали мехом бобра. При этом украшали мехом иногда не только зимнюю, но и летнюю одежду. В 18 веке состоятельные аристократки предпочитали соболь. При этом на ценность меха влияло и то, откуда его взяли, поэтому это тоже подробно фиксировалось: мех хребтовый (спинки), пупчатый/черевчатый (с живота), лбы, хосты и т. д.

Соболь и некоторые другие меха ценились так высоко, что даже обрезки и меховая «рухлядь» подробно фиксировались в описях и завещаниях.  «Два лоскута собольи. Обрезки собольи, которые были в платке для пересушки сшиты, да мелкие обрезки в углу. Два хвоста да восемь лоскутиков собольих» обнаружили в кладовой сестры Петра I царевны Натальи Алексеевны (1716). «Три соболя, да в мешочке три ж соболя, да лоскутье соболье ж» нашли  среди имущества первой супруги Петра I иноки Елены – Евдокии Лопухиной (1731). Соболиные «пятьдесят девять хвостов, пола соболья, четыре с половиной [собольих] огонька» и «тридцать девять хвостов собольих и один лоскуток», а также «в мешочке лоскутики собольи и самые мелкие» были даны в приданое Екатерине Нарышкиной (в замужестве Разумовской). Много мехов упомянуто в описи имущества, которое хранились в московском доме сибирского губернатора князя М. П. Гагарина (1721): 417 собольих хвостов (по 15 рублей за сто штук), а кроме них: барс (оцененный при описи его имущества в 3 рубля), росомаха (1 рубль), 3 песца белых (по 3 рубля каждый), 7 бобров (из них 5 штук по 10 рублей, один по 1 рублю и еще один – по 2 рубля), 3 бобра, подбитые красным сукном (по 5 рублей), 3 меха лисьих (по 5 рублей), 2 меха лисиц чернобурых (по 1 рублю) и еще их же на 20 рублей. Здесь же хранились шкуры лисицы, разобранные на отдельные части: 220 лапок (по 2 рубля за сто штук), 16 хребтов (10 рублей), 100 хвостов (20 алтын), 30 пар «душек» (4,5 рубля), 30 пар «чемров» (3 рубля), связка лбов (16 алтын 4 деньги). Общая стоимость составила более 160 рублей – мало для столь крупного казнокрада, но он в Москве бывал редко и хранил свои богатства в других местах.

Большой ценностью считался мех горностая: «в мешочке маленьком хвостиков горностайных семьдесят один» хранились царевной Натальей Алексеевной. Начиная с коронации Екатерины I (1724) горностай получил особый статус. Мантии из горностая были в Европе символом королевской власти. Коронационная мантия Екатерины I была сделана из золотого штофа на белых горностаях, и расшита гербовыми орлами и коронами.  Более доступным и популярным был мех лисы. Носили дворяне и демократичные шубы из белок. В доме сановника Михаила Головкина хранилась шуба на беличьем (бельем) меху, покрытая гризетом (ткань типа парчи, но более дешёвая), опушенная горностаем (1742). Покрытую парчой шубу из белки с соболиной опушкой хранил в своем московском доме Сергей Долгоруков (1730).

Мех долгое время был одним из основных экспортных товаров. Есть мнение, что и освоение Сибири тесно связано с добычей шкур. В Российской империи мех везли из Тобольской, Томской, Иркутской, Енисейской губерний, Якутской и Забайкальской областей, Туруханского края и Приморской части Восточной Сибири, а также Пермской губернии и так называемой «подстоличной Сибири» – Архангельской, Олонецкой и Вологодской губерний.

В статистических отчетах по промыслу и торговле русской пушниной ежегодно фигурировали более двух десятков наименований: несколько сортов лисицы – красная («огневка»), черно-серая или бурая чепрачная («крестовка»), черная и чернобурая, бурая, седая (чернобурая с большим количеством седых волос), сиводушчатая (буровато-желтая с темным подшерстком, серовато-желтым огузком и синевато-темным брюхом), горностай, белый и голубой песец, выдра речная и морская (калан), черный, бурый и белый медведь, пыжик (олень), волк, белый и темный хорь, барсук, куница, колонок и норка, рысь, сибирский (амурский) тигр и леопард, дикая кошка, заяц русак и заяц беляк, белка и, конечно же, соболь. Главными точками по продаже сырой пушнины были Якутская, Ирбитская, Обдорская ярмарки, свою нишу занимали небольшие Анадырская, Чукотская и Анюйская. Обработанные меха и готовые изделия продавались крупными партиями на знаменитой Нижегородской ярмарке, где они входили в тройку основных товаров. Не менее 90% товара Нижегородской ярмарки имело отечественное происхождение. Проданные партии товара развозились по всей стране, включая склады и магазины Москвы и Петербурга, а часть шла за границу. При этом со временем спрос на меха только рос, а добыча постепенно снижалась. Количество животных в природе заметно сократилось, но уже к 20 веку появилось довольно много звероферм.

*****************

Часть материала взята тут:

Д. Ляпин, Б. Шапиро "Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и статус"

Ю. Федосюк "Что непонятно у классиков или Энциклопедия русского быьа 19 века"

Н. В. Гоголь "Шинель"

А. С. Пушкин "Капитанская дочка"