Учитель химии открыла дверь и впустила подростков 10-х «А» и «Д» в кабинет. У «Д»-шек не было какого-то урока, и химичка подобрала их, дабы не болтались без дела, мешая своим ором и трёпом образовательному процессу.
— Они будут с нами? — спросил кто-то из Любиных одноклассников. Видимо, надеялся, что ученики из «Д» ошиблись, или же удостоверялся, что на химии точно будут свежие интересные лица.
Чужаки, стесняясь, поспешно шли на галёрку, смещая «А» к передним партам. Мест, разумеется, не хватало, и старшеклассники садились по трое, а то и четверо, теснясь и прижимаясь, оглядывая присутствовавших с нервным любопытством. В соседних кабинетах клянчились стулья. Стоял грохот и скрип. Оба класса от балагана только выигрывали: не будет ни фронтального опроса, ни лабораторной. Столько человек за раз не проконтролируешь и не проверишь. Проигрывала учитель, взявшая в обузу шестьдесят тел разом.
Влетели, пропахшие насквозь сигаретным дымом, ненадёжно приглушённым духами и жвачкой, Илютина и Бутенко. Галёрка уже забилась, так что кумушки вынуждены были подсесть к первым партам. «Так вам обеим и надо!» — злорадствовала Люба.
— Слышь, давай махнёмся! — знакомый голос заставил школьницу обернуться. Позади мостились, поменявшись партами с девочками из соседнего класса, Тимофей, Сысоев и Жваник.
«Неужели чтобы унизить меня при посторонних?!» — задергалась тихоня. Паника нарастала и смешивалась со злостью и гневом.
— Поспелова и Федотова, валите на наше место, а мы пойдём на ваше, слышите?! — толкнул её в бок Сысоев.
«Ага, понятно! Хотят быть ближе к Виноградовой и Рашель, усевшихся впереди. Всего-то?.. Да ради Бога!» — Люба и её соседка стали было подниматься, но тут уже их одёрнула химичка, которой изрядно надоели шебуршания двух коллективов.
Позади с досадой цыкала невезучая троица. Заигрываниям с Камиллой и Анюткой не бывать, ха-ха! Прелестницы как раз вертелись, словно заведённые, перед Любиным носом, высматривая потенциальных ухажёров. Обе, возбуждённые фактом совместного урока с другим классом, подпрыгивали на стульях от радости, что могут поразглядывать клёвых мальчиков в рабочей обстановке.
Тихоня не могла разделить их ажиотажа. Парни, облюбованные смелыми кокетками, по своей натуре походили на Степанченко Тимофея, внушавшего Любе одновременно и страх, и надежду понравиться. Правда, школьница давно поняла, что желание нравиться Тиму в её случае совершенно безнадёжно. А значит, так же безнадёжно по отношению ко всем подобным популярным красавчикам. Поэтому зажатая девочка лишь аккуратно наблюдала за красавчиками да следила, чтобы они её за этим (сохрани Боже!) не поймали.
— И-и-и-и-и! — взвизгнула, подпрыгнув, Рашель Аня, вцепившись в руку Камилле от распиравшего восторга. Камилла тут же обернулась к двери, облизав губы. Её узкое, скуластое лицо оживилось. Брови взволнованно взметнулись вверх над широко открытыми накрашенными глазами.
В кабинет с опозданием, распахнув рывком дверь, вошла небольшая компания чужих мальчишек (скорее всего, куривших на перемене за туалетом) и вальяжно пошла по-над стеной к забитой битком галёрке.
Поспелова изумлённо огляделась: словно по приказу, все девочки, замерев, таращились на жемчужину пацанской компании — сногсшибательно красивого брюнета.
Стройный, с узкими бёдрами, хорошо очерченной мужской талией и широкими плавными плечами, юноша был одет в однотонную чёрную футболку и светлые джинсы, немного потрёпанные у передних карманов, в зоне колен и уже изрядно потерявшие цвет, но не опрятность, подпоясанные самым обыкновенным кожаным ремнём. Смуглая кожа аппетитно желтила, но не выглядела грязной, а, наоборот, на фоне большинства белокожих школяров выставляла парня эдаким цветным экзотическим фруктом. На высокой шее покоилась насмешливая голова. Утончённые, можно сказать, даже породистые, черты лица. Средней полноты, изогнутые, словно натянутый лук, губы, кончики которых глумливо подрагивали вместе с бровями, густыми и чётко очерченными. Брови рисовались изящными дугами над большими, будто бездонными, чёрными глазами, внешние уголки которых тянулись кверху, отдавая чем-то азиатским. Густой пух длинных закрученных ресниц подымался медленно вверх-вниз, делая умный взгляд юноши бесцеремонно-бесстыжим, с примесью авантюризма. В левой мочке чуть оттопыренных аккуратных ушей красовались два крошечных серебряных кольца, а в правой — серьга-гвоздик. С серьгами парни разгуливали только на экране телевизора, а мальчики этой школы не позволяли себе прокалывать уши, поэтому нахал выглядел на фоне других ещё более безбашенным и вызывающим. Запястье правой руки обвивал в несколько обхватов самодельный браслет-цепь, оплетённый толстой чёрной нитью. Щетина над верхней губой, щеках и точёном подбородке была сбрита — мальчишка за собой явно следил в отличие от большей части Любиных одноклассников, разгуливавших на глазах у всей школы с портящим лицо цыплячьим пушком.
Парнишка, войдя, притормозил на пару секунд и — придирчиво, нагло — осмотрел сборный коллектив. Он явно чувствовал себя в неуклюжей сутолоке вольготно и самоуверенно. По-королевски.
Протолкнув широкоплечего красавца слегка вперёд, дабы освободить проход, вошёл его брат-близнец. В чёрных, с отутюженными стрелками штанах и тонком шерстяном тёмно-синем свитере. Такой же смуглый, жгучий, яркий и красивый.
Братья были похожи как две капли воды: точёные овалы лица, выразительные пушистые глаза и аккуратные носы с едва заметной горбинкой. И одновременно их легко можно было отличить. Близнец тоже выглядел человеком гордым, но не склонным к авантюрам и вызывающим замашкам. Если в первом брате с ходу читалась гордая наглость, то во втором наоборот — гордая степенность. От него веяло спокойствием и сдержанностью.
У второго близнеца не проколоты уши. Густой смоляной волнистый волос коротко и опрятно подстрижен, безо всяких модных штучек. Тогда как у вошедшего первым брата верхние пряди отпущены длиннее нижней части затылка да висков и выборочно покрашены жёлто-пшеничным цветом — явно кустарно, любителем, решившим поиграть в парикмахера.
Второй близнец не стал рассматривать сидящих. Лишь быстро оценил обстановку, поправил рюкзак на плече да пошёл к задним партам. Первый — будто по негласной команде, словно очнувшись — двинулся следом.
Оба брюнета выделялись среди старшеклассников не только яркой внешностью, но ещё и потому, что были цыганами. Только вот цыганами они являлись весьма нестандартными, чем и приковывали жадное внимание местных ровесников.
Парни, во-первых, отличались скульптурно-породистыми чертами лиц от приевшихся здешнему населению станичных цыган, попрошайничавших на рынке да у автовокзала: круглолицых, щекастых, безвкусно пёстрых нерях, с выпученными кучерявыми глазами, густыми широкими бровями да кудрявой головой, невежественных и лукавых. Братья выглядели чистоплотно, одеты сдержанно, но современно.
Во-вторых, близнецы учились — Люба видела мальчиков в коридорах и во дворе постоянно. Цыганские же местные дети в школы и детские сады не ходили никогда.
В-третьих, они просто казались другими. Чужими. И внутренним духом, и манерой поведения — что притягивало и цепляло одновременно.
Аня Рашель, Виноградова Камилла, да и другие девочки любовались близнецами да провожали их взглядами до галёрки. Там сидевшие приглашали их расположиться рядом: братьев явно в «Д» уважали и любили. Ровесницы посмелее суетились, пододвигались и приветливо улыбались, стремясь заинтересовать собой.
Люба восторга сверстниц от опоздавших на урок цыганских парней не разделяла. Их мужская красота была, бесспорно, видна ей, но тихоня не позволяла себе заинтересоваться ровесниками или, что ещё хуже, влюбиться. Потому что строго воспитанная Поспелова Любовь сторонилась да опасалась восточных и кавказских выходцев, в немалом количестве переехавших на юг России в 90-х годах.
Кроме предвзятого отношения к иным национальностям, приобретённого от настороженной мамы, Люба ещё чувствовала, что эти двое такие же, как Степанченко Тимофей, — хищники. Хищники сильные, агрессивные. А она — слабая, не способная за себя постоять. Тимон, близнецы-цыгане да им подобные опасны для неудачников вроде неё. От таких людей (жизнь Поспелову жестоко научила) нужно держаться на достаточно безопасном расстоянии ради сохранения душевного равновесия.
***
Химик и не думала надрываться на два класса. Она попросила достать двойные листочки, открыть учебник на странице 28 и решить задачи под номерами 2, 4, 7 и 9. Оценки пойдут в журнал. Не успеете — ваши трудности.
Хитрый и правильный ход со стороны педагога. Оценок по химии всегда мало, исправить — сложно. Пусть весь урок вместо интриг, хулиганства да болтовни школота пыхтит над формулами и не надеется свалить задарма.
Началось шебуршание в портфелях, зашелестели страницы. Кабинет нервно, но приглушённо зашумел. Каждый искал у кого списать, так как детей, талантливых в химии, были единицы даже в «А» классе.
Понимая, что сильных учеников затуркают, не дадут совершенно работать, учительница предупредила, что пойманных на списывании и нарушении дисциплины ждёт двойка в журнал без возможности исправления. Десятиклассники притихли.
Люба была слаба в химии. Ей легко давались русский язык, литература, история, английский, но не точные науки. Правда, Поспеловой сегодня повезло: рядом сидела дружелюбная Федотова Вера, а впереди — Камилла, настроенная к тихоне более-менее нейтрально. Вера сколько-нибудь могла решать химические задачки, а Виноградова в предмете вообще слыла асом.
Перед Поспеловой замаячил высокий шанс списать хотя бы на тройку. Вот только гордыня не позволяла сдирать открыто, когда в кабинете сидит шестьдесят человек, и львиная часть из шести десятков озирается, крутится, тыкает соседей да шёпотом пытается дозваться до тех, кто подальше. Уж больно Любе, и так совсем не уважавшей себя, не желалось выглядеть в глазах чужаков ещё одной тупицей и слабачкой. Пусть её способности знали в «А», но показывать чужим свою бездарность тихоня не собиралась. Девочка вырвала из тетради черновой лист, на котором, низко склонившись, принялась строчить тарабарщину, напоминавшую химические уравнения только присутствием элементов из таблицы Менделеева. Со стороны можно было подумать, что школьница, корпящая над листком, согнувшись в три погибели, реально соображает. Нет, не просто соображает, а является неоспоримым химическим гением!
— Виноградова! Виноградова! — позвали позади.
Одноклассница не оборачивалась.
— Твою мать!.. Камилла! — снизошёл Тимон.
Брюнетка степенно повернулась.
— Чего надо?
— Охренела?!.. «Чего надо»! — передразнил девочку Степанченко. — Списать дай!
— А что мне за это будет? — прищурившись, поинтересовалась красавица.
Илья и Матвей, пригнувшись, заржали.
— В смысле «что будет»?.. Вконец охренела?!.. Списать дай, говорю, крыса ты!
Камилла бы с удовольствием попререкалась на равных с зарвавшимся одноклассником, если бы ненароком не заметила, как с галёрки за ней наблюдают чужаки из 10 «Д». Степанченко надо было спустить с небес на землю во имя своего же имиджа.
— Да пошёл ты, Кабан!.. Заткнись! — зло кинула Виноградова и стремительно развернулась, колыхнув своей густой каштановой гривой.
Степанченко от возмущения задохнулся и побледнел. Кличку «Кабан» ему прилепил какой-то станичный старшак, которого Тим, по слухам, боялся. За какие качества парнишку наградили кликухой, в классе никто не знал. Шатен это погоняло, естественно, не любил и готов был подраться с любым, кто в подражание врагу смел его так обозвать. Поэтому позывной за Тимоном заочно висел, но Кабаном никто шатена в 10 «А» не величал. Так что Виноградова только что совершила невиданный прецедент.
С галёрки раздался глумливый хохот. Смеялись явно со Степанченко, ядовито и издевательски. Кто-то выходку Камиллы очень даже заценил.
Люба не смогла сдержать любопытства и обернулась.
Закинув руки за голову и вальяжно покачиваясь на стуле, смеялся цыган с мелированными волосами. Сидящие рядом с ним мальчишки — явно его друзья — тоже во весь рот скалили зубы.
Степанченко сжался ещё больше.
«О-о-о-о-о!.. Да этот цыган круче Тимона!» — с удовольствием отметила Люба. Впервые она видела обидчика столь скукоженным и напуганным. Тихоня, наслаждаясь зрелищем, злорадствовала.
Химичка, услышав ржанье парней, оторвалась от проверки тетрадей и посмотрела на источник шума.
— Сэро, ты сегодня хочешь получить «два» и выйти вон за дверь?!.. Дисциплину решил мне тут нарушить?!
Цыган не стал торопиться с ответом на предъявленную претензию. Он буквально несколько секунд будто пораздумывал над сказанным в свой адрес, потом весело глянул на химичку и размеренно, немного оттягивая каждое слово, вкрадчиво произнёс:
— Никак нет, Марья Игнатьевна!.. Разве я могу?..
— Очень надеюсь, — смягчив тон, быстро ответила покрасневшая и смутившаяся Мария Игнатьевна. Зная, что подростки видят неловкость, не подобающую даме бальзаковского возраста, педагог быстро переключила внимание на другого брата. Тот, лишь слегка отвлекшись на замечание, адресованное Сэро, сосредоточенно продолжил работать над проверочной, тихо советуясь с коротко стриженной белобрысой девочкой-соседкой.
— Имир, повлиял бы на родственника-повесу, что ли!.. Когда брат возьмёт с тебя пример и начнёт, наконец, учиться?!..
Имир медленно поднял голову, задумчиво посмотрел на преподавателя и, неопределённо пожав плечами, снова занялся делом.
— Под строгую опеку взял бы братца, а?!.. Как пионеры когда-то делали! — не сдавалась химичка, видимо, надеясь, что занятый проверочной близнец включится в разговор.
Имир снова отвлёкся от работы и серьёзно, без тени улыбки на лице, ответил:
— Ну так то ж было «когда-то». Смысла нет поступать, как давным-давно никому не интересно.
Огорошенная, учительница потеряла дар речи. Умник добавил:
— А когда Сэро начнёт учиться, мне лично дела нет. У него своя голова на плечах имеется.
Поспелова с такой безапелляционной наглости далась диву.
«Какие, однако, любопытные!.. Имя у крашеного смешное!.. Интересно, как прикалываются с его чудного имени?.. Сэ-э-э-ро-о-о-о!» — протянула школьница, хихикнула, огляделась и поняла, что смешно только ей. Когда Мария Игнатьевна обратилась к парню по имени, никто вообще не среагировал. Одноклассники явно Сэро уважали.
Люба тоскливо позавидовала черноглазому мальчишке. Ну как с настолько странного имени и не смеётся никто! Разве такое бывает?!..
***
Время урока неумолимо испарялось вместе с шансом списать.
Сэро надоело бездельничать. Надо обеспечить себя в журнале любой оценкой повыше двойки.
Друг рядом рисовал синей пастой какую-то ересь — явно клал на суету большую кучу равнодушного дерьма.
Другие два соседа уже списали, но решение оказалось неправильным, и теперь они дёргались в поисках лучшего.
Брат содрать не даст. Имир в этом плане вредный и принципиальный по отношению к любому, а к близнецу — в особенности. А если и даст, то Сэро придётся отрабатывать, и немало. Имир выставлял за списывание родственнику цену высокую, чем ещё больше отбивал желание обращаться за халявой в учёбе. Сэро клянчил у Имира, только когда совсем прижимало, но старался, чтобы «прижимало» как можно реже. Впрочем, Сэро всегда находил у кого списать. Наглости и обаяния парню не занимать, плюс ему никто никогда не отказывал. Цыган благотворителей ни под каким предлогом не обижал, даже покровительствовал им.
На четвёртой парте первого ряда, примерно на расстоянии двух метров смуглокожий мальчишка заметил школьницу из параллельного класса, яростно корпевшую над проверочной. Сгорбившись от неистового труда над задачами, робкая девчонка не поднимала головы. Золотистые волосы чуть ниже плеч закрывали лицо, локти прижаты к туловищу. Ноги спрятаны под сиденье стула. Длинная, ниже колен, тёплая юбка, застёгнутая под горло голубая блуза с кружевным старомодным воротником. На ногах — чёрные глухие некрасивые туфли с низким широким каблуком.
«Зубрёжница стопудово! — хмыкнул про себя Сэро. — А строчит-то как снайпер! Пятёрку верняк получит… Вот ты-то мне, дорогуша, сейчас и нужна!»
— Девушка! — на полутоне, ласково и заигрывающе, позвал Любу брюнет, наклонившись вперёд.
Ноль реакции. Не слышит.
— Девушка! — чуть громче и медленнее выдал юноша. А затем, рассчитывая избежать внимания Марии Игнатьевны, бросил уже быстро, отрывисто.
Начали оборачиваться все десятиклассницы: и рядом сидящие, и даже те, что подальше. Кроме персоны, к которой непосредственно цыган обращался. Химичка подняла голову — Сэро затих. Не услышать точно было невозможно!
— Тимон! — тихонько присвистнул повеса. Степанченко обернулся и вопросительно кивнул.
— Девчонка, что сидит впереди, шарит?..
Люба, шокированная, догадалась, что речь идёт о ней. Узнала бархатный низкий голос брюнета.
«Блин, да как можно ему дать муть, что в черновике настрочена?!.. Чтоб цыган потом меня где-нибудь за углом пришиб?!» — тихоня насторожилась и сгорбилась сильнее.
— Кто?.. Вот эта?! — Тимофею очень не понравилось, что ровесник обратил внимание на Поспелову. Такое в планы не входило. Ещё не хватало, чтоб у груши для битья появился покровитель. — Да она конченая, убожество, мля!..
— Мне плевать! — обрезал его на полуслове Сэро. — Какое дело, какая она, если девка шарит?.. Позови!
Тим, сглотнув, подчинился. Протянул руку к спине Поспеловой и постучал слегка пальцами.
— Эй, Люба, слышишь?.. Обернись, тебя зовут!
Девушка чувствовала, что привлекла слишком много внимания. Она еле дышала — красная, с расширенными от напряжения зрачками. Тело задеревенело. Бессильные руки прилипли к парте. Ноги окоченели и приросли к полу. Челюсти, склеенные, сжались — вот-вот заскрежещут зубы. Повернуться и посмотреть в лицо смазливому наглому брюнету, тем более улыбнуться девочка попросту не могла. Привыкшее к насмешкам сознание решило, что, если ответить на зов, порция унижений обеспечена.
Мельком обернулась Рашель, кинула насмешливый взгляд на красную Любу. Следом повернулась Камилла. Брюнетка посмотрела оцепеневшей Любе прямо в глаза — зло, смеясь, брезгливо. Она презирала трусость тихони: как можно не использовать такой шанс?! Находчивая Виноградова молниеносно схватила свою тетрадь с работой и, соблазнительно улыбнувшись, передала Сэро.
— Держи! Я всё уже решила и проверила!
— Спасибо! Буду должен! — полушёпотом ответил обрадованный мальчик, благодарно подмигнув.
— Если что, обращайся! — Камилла излучала высшую степень приветливости и обаяния. И тут же не упустила возможность щегольнуть. — У меня «пять» по химии. Всегда могу помочь!
Сэро усмехнулся — намёк понят. Многие девчонки старались ему угодить. Кроме высокомерной глухой овцы с четвёртой парты первого ряда, выставившей его дураком: «Тебе это даром не пройдёт, сучка, вот увидишь!»
***
Ерик протекал через весь городок и был его достопримечательностью. Мама Любе говорила, что река создана искусственно и служит для спуска воды с рисовых чеков.
На одном из берегов почти в центре города расположился песчаный пляж. С зонтиками, парой катамаранов и советским дневным кафе с мороженым. В начале 2000-х это кафе переделают в ночной бар с небольшой танцевальной площадкой.
Летом пляж забит до отказа: с мостика молодежь прыгала в реку, кто-то брал на прокат катамаран — все плескались, купались и ныряли с открытыми глазами в мутную воду. Жарили шашлыки.
Забавно, что в метрах пятидесяти от пляжа росли буйно камыши, паслись коровы и рассекали воду стаи гусей и уток. Купающихся живность не смущала. Некоторые люди плавали тут же, среди камышей и домашней птицы, не обращая внимания на обилие помёта на берегу.
На пляжном отрезке река была быстрой. Дальше же — вверх и вниз по станице — течение становилось медленным, тягучим. Мутная тёмно-зелёная вода густо покрывалась ряской, к её поверхности со дна тянулись пушистые ветки речных водорослей. По всей длине Ерика, где бы Люба ни бывала, росли ивы. Они крючились своими могучими стволами, будто пытаясь дотянуться до воды, и свешивали ветвистые космы прямо на гладь реки.
Большая часть Ерика пряталась в тени плакучих ив. Цвела ряска, шелестели робко камыши. В тёплые дни, прогревшись вдоволь под солнцем, плодовитое горластое войско лягушек запевало причудливые серенады.
Комары гудели роем вплоть до середины ноября. А в особо урожайные на своё кусачее племя годы давали жару не только прибрежным жителям, но и всей станице.
Несмотря на явную заболоченность, местами Ерик был довольно глубоким и опасным. Потонуло в нём немало людей.
Люба подошла к пешеходному железному мостику и стала любоваться осенью, наслаждаясь облачной погодой. Торопиться ей после уроков некуда, поэтому юная особа решила проложить путь вдоль затянутых ряской берегов.
Свежий ветер слегка холодил уставшую голову и разгорячённое тело. Тут, на юге, зима наступала медленно и долго. Да и зимой-то её назвать сложно; скорее, сквозь все зимние месяцы тянется дождливо-протяжная осень, переходящая сразу в тёплую зелёную весну. И снег здесь не обязательный атрибут, а, скорее, редкая краткосрочная диковинка.
Посмотрев назад, на пройденный участок набережной улицы, Любовь увидела толпу пацанов приблизительно в метрах двухстах и порадовалась, что от этих подозрительных личностей, может быть, знавших её, прикрывала речная ива своими густыми ветвями, развевающимися от ветра.
И, возможно, путь из школы домой для пятнадцатилетней девочки стал бы одним из приятно-уединённых, расслабляющих душу. Только вот в оценке медленно бредущей компании Люба не ошиблась. Выдрессированное чутьё человека, привыкшего предупреждать опасность, её не подвело.
Среди компанейской кучки были братья-близнецы из 10 «Д». И осмотрительный Сэро, привыкший глазеть по сторонам да подмечать любую мелочь, а не пребывать в душевных раздумьях, сразу заметил среди колыхавшихся ветвей неугодную зубрёжницу. Тихушная стрёмная девка, с русыми, чуть ниже плеч волосами, в пёстрой мохнатой вязаной кофте ниже бёдер а-ля «бабуля носила» и плиссированной шерстяной юбке ниже колен, стояла у начала моста, возле железных перил, покачиваясь слегка.
«Ну и наряд!.. Фу, отстой!.. Ни одна уважающая себя деваха такое бы не напялила!» — презрительно скривился десятиклассник. Парень ещё злился, что серая мышь не дала вчера списать. Пусть и не буквально сказала «нет», но притвориться глухой… Откуда заносчивость? Они раньше не пересекались даже невзначай. С чего ей выкобениваться? Ущемлённое достоинство полыхнуло, требуя крови и мести. Злость смешалась с вредностью и азартом. Цыган решил отыграться. Здесь и сейчас.
— Погнали! — скомандовал Сэро и быстрым шагом пошёл к мосту. Мальчишки, до этого лениво передвигавшие ноги в угоду интересной беседе, будто очнулись и дружно пошли за заводилой.
— Что случилось? — спросил кто-то из компании. Брюнет не ответил. Цыган шёл впереди, не сводя хищного взгляда с отвратно одевшейся девицы.
Люба в глубокой задумчивости смотрела на течение, не замечая толпу, что спешила по её душу. Ветер баловался с причёской, бросая пряди прямо в лицо. Девочка убрала руки с перил, поправила заигравшиеся с ветром волосы да лямку рюкзака на плече, затем медленно пошла к другому берегу.
— Эй ты, чудила!.. А ну стой, сказал! — гаркнул Сэро грубо, чисто по-мужицки, видя, что жертва уплывает, и, дабы притормозить девку, залихватски засвистел.
Поспелова, пугливо обернувшись на бесцеремонный окрик, увидела цыгана и ватагу да обомлела со страху. В порыве надежды, что орали всё-таки не ей, школьница пошла было дальше, но хабалистый свист развеял надежды избежать диалога, обещавшего быть весьма неприятным.
«Что ему надо?!.. Злится?!.. Почему?.. Что плохого я сделала?!» — лихорадочно перебирала все свои поступки и слова Поспелова, но ничего предосудительного не выявила. Только раздутое чувство вины долбило молотком по дрожащему сердечку, ожидая расплаты непонятно за что.
Сэро догнал ровесницу, резко остановился в сантиметрах тридцати, нависнув, сердито дыша. Люба, встретив гнев чёрных глаз, поняла, что дела швах. Скорее всего, будут бить. Банда Степанченко девочку поколачивала не раз: как слегка, так и по-серьёзному — синяки долго сходили с юного тела. Учёная Поспелова, запомнив назубок, что от кучки агрессивных парней не может прилететь ничего хорошего, в ожидании града ударов по рёбрам и животу инстинктивно вжала голову в плечи, а руками плотно обхватила грудь.
Рядом притормозил Имир. Остальные мальчики столпились вокруг Любы и Сэро полукругом.
— Как тебя там зовут?! — грубо бросил повеса, скорчив брезгливую гримасу, и смерил развязно зубрёжницу взглядом с ног до головы. Поспелова скукожилась и покраснела.
Испуг стрёмной девки мальчишку насмешил и одновременно оставил в непонятках. То, что дура задёргалась на пустом месте, когда хулиган не приступил к развлечению, вызвало отвращение и только больше драконило. Пугливых закомплексованных дев, занудных, строящих из себя праведниц под ханжеским воспитанием благочестивых мамаш, Сэро не переваривал. Повеса разозлился и захотел унизить ровесницу побольнее.
Потерянная от страха школьница выдавила своё имя.
— Значит, типа Люба, — подытожил Сэро, бесцеремонно наклонился ниже и хищно заглянул в серые глаза отчаявшейся жертвы. В них читалась суть девчонки: человека поломанного и уже уставшего, хотя жизнь только начиналась. Брюнету дошло, что девка ожидает любую подлую выходку, так как видит перед собой редкого морального урода и цену ровеснику уже определила. Хоть в зрачках сквозила немая мольба на помилование, зубрилка не находила смысла сопротивляться.
Сэро мало когда кого жалел и с зарвавшимися девочками не церемонился. Но сердце почему-то ёкнуло, отозвалось на молчаливое отчаяние сверстницы, на её внутренние раны. Цыган внезапно понял, что отчего-то жертве сочувствует, и неожиданно смягчился. Расхотелось издеваться над внешним видом тихони и манерой поведения, передразнивать, стращать, загонять в угол и козлить насмешками. Однако, почувствовав, что перегорает, он всё же спохватился и вернул себе прежнюю жёсткость, хотя изначально планированная схема надругательств и стёба теперь казалась совершенно лишней.
— Шаришь в химии, так? — нашёлся остывший мальчик.
До Поспеловой дошла причина наезда. Осознавая конфуз ситуации, школьница решилась сказать правду о своих реальных успехах в предмете. Вокруг — куда не кинуть робкий взгляд — стояли высокие спортивные хулиганистые мальчишки и бесцеремонно её рассматривали.
— Будешь мне давать списывать, поняла?! — Сэро сделал ударение на первом слове, угрожающе наклонившись к дрожащему Любиному лицу ещё ниже. — Домашние, проверочные, лабораторные – да похрен, что!.. Пишешь себе и отдельно катаешь шпору мне. Всегда! Я забираю. И наплевать, оглохнешь ли ты в следующий раз или несварение словишь! Не хочешь проблем – не беси меня, усекла?.. Своё я должен получить. Вопросы?..
— Вообще-то я плохо понимаю химию, — созналась жертва, огорошенная требованием цыгана.
— Опять стала тугой на ухо?! — рявкнул в ответ десятиклассник. — Встряхнуть, чтобы мозги прочистились?!.. Я сказал: будешь давать домашние. Вообще все работы, блин!.. Потому что вчера кто-то некстати оглох, догадываешься?.. Отрабатывай косяк и больше не нарывайся, коза!.. Вкурила наконец, мать твою?!..
— Да, конечно, очень хорошо! — ровесница послушно закивала. Поняв, что налипла, она тем не менее выдохнула. Всё-таки ожидала от стычки гораздо худших последствий.
Грубиян, едва получив утвердительный ответ, пошёл дальше, специально толкнув девушку плечом побольнее. Компания, немного поглазев на Любу, двинулась за ним. Поспелова поймала внимательный, холодный взгляд Имира, съёжилась со стыда и поспешно отвернулась.
Отойдя на десяток шагов, Сэро резко обернулся.
— Я скоро подойду, так что готовься, кукла!.. Будешь с пустыми руками – живьём закопаю! Это ж ты услышала?! — напоследок с вызовом кинул ей цыган и теперь уже пошёл своей дорогой окончательно.
Люба торчала на берегу ещё минут двадцать, не в состоянии пошевелиться от шока, и неотрывно смотрела вслед ватаге парней, среди которых заметно мелькали две высокие черноволосые фигуры, пока бравая компания не повернула за угол перекрёстка.
***
— Зачем тебе списывать у неё химию? — нарочно спросил Имир у брата, когда они попрощались с последним другом из попутной компании.
Сэро, услышав вопрос, будто проснулся. Припомнил пугливое лицо — миловидное, белокожее, с пухлыми алыми губами и розовыми щёчками. Девчонка наверняка по наивности восприняла наезд всерьёз и будет теперь каждый день ходить с тетрадкой по химии в школу да тратить урочное время на дубляж проверочных. Ха, так и надо дуре! Нефиг было вчера притворяться инвалидом.
— Как зачем? — лукаво усмехнулся повеса. — Чтобы стать отличником без лишних усилий. Хочу, чтоб моя прелестная фотка висела на Доске Почёта рядом с твоей! Ты ж хрен дашь списать, братишка!
— Понятно, — улыбнулся Имир, не скрывая иронии. Близнец знал брата как облупленного. Сэро плевать на учёбу. Тем более на химию. А вот играть на девичьих нервах — другой вопрос. Тут наглец церемониться не любил и не стеснялся использовать свою привлекательность на полную катушку.
— В курсе, что это дочка дяди Васи? — словно невзначай продолжил разговор умник.
— Кого? — не понимая, поморщился цыган.
— Василия Михайловича. С отцом на станции работает. Ты с ним пару раз летом здоровался, когда разгружать вагоны приходил. А её мать, Александра Григорьевна, в товарной кассе сидит. Когда мы только переехали и встряли без вещей и денег, она огромные коробки пряников и халвы приносила.
Решив добить впечатлённого открытием брата, Имир пошёл до конца.
— Припомнил, да?.. Мама Любы помогла нашим родителям оформить документы и вернуть вагон с вещами, украденный в пути. Отца на станцию взяли благодаря её рекомендации. А ты, добрая душа, дочку кошмаришь вшивой химией, нахрен тебе не сдавшейся!
Сэро притормозил и задумался. Переезд на юг с севера России несколько лет назад дался его семье очень тяжело. Ибрагимовы остались без имущества из-за чужой оплошности да плохо сделанной работы. Цыгане были благодарны в то время всем, кто не отказал в помощи на незнакомой земле, — особенно Поспеловым.
Перепуганная, дурно одетая зубрилка предстала перед повесой в ином свете.