Прочитав пост, вспомнилось, что за 9 лет сменил 12 работ от помощника буровика до копирайтера (чем сейчас и занимаюсь). Причем не могу сказать, что не везло с работодателями. Просто вовремя не озаботился своим будущим, а потом уже пенять на кого-то не имело смысла.
Отучился на горном факультете. Поступил туда случайно, когда встал вопрос о том, что надо не пойти в армейку, а времени раздумывать "кем стану, когда вырасту" не осталось. Подавал документы в несколько вузов на гуманитарные специальности, журналистику и т. п., так как единственное, что более-менее без ошибок мог делать – это писать (в итоге я этим и занялся, но гораздо позже). С гуманитарными не прокатило, не хватило пары баллов. Времени думать совсем не оставалось, и в последний момент мне предложили пойти на горный, так как на буровиков конкурса вообще не было. Называлась эта специальность, кстати, не буровик, а как-то выебанно, типа «методика разведки полезных ископаемых каким-то там блять способом», поэтому я даже и не догадывался о том, кем вообще придется работать.
Фактически я это понял, когда две вахты подряд отпахал помощником бурильщика на практике на 3-м курсе. Как я выяснил, если удачно пристроиться, дело это относительно прибыльное. Но чуваку с руками из жопы (мне), не отличающемуся атлетическим телосложением и никогда особо не разбиравшемся во всяких агрегатах делать в этой сфере явно было нечего. Романтику проживания в балке с помбуром, постоянно дующим дудку (за балком росло море дички) и маргинальным водителем водовозки, бухающим как не в себя, я также не оценил.
После окончания универа я пошел в грунтовую лабораторию, где привезенные с полей горные породы надо было хуячить разными приспособами, давить прессом, мочить в кислоте и т. д., чтобы выяснить их удивительные физические свойства. Просеивать песок и уничтожать камни 8 часов подряд ахерительно весело, скажу я вам, но этой идиллии не суждено было длиться вечно, ибо зарплата не радовала меня так же, как работа (нет - работа то еще гавно). Как раз в тот день, когда я решил, что надо заканчивать с этой чудесной деятельностью, я по неосторожности захерачил металлической болванкой себе по пальцу. Тяжелая болванка падала с метровой высоты, имитируя ударное воздействие на горную породу, а в моем случае – на палец. Палец посинел, а ноготь на нем слез, но все обошлось – вырос новый (ноготь).
Потом меня каким-то чудом взяли в разваливающийся проектный институт полевым геологом. Во время работы я использовал как мог остаточные геологические знания, бродил по берегам хвостохранилища (отстойника) обогатительного комбината, вдыхая ядовитые испарения, жил в комнатушке деревянного барака с семью коллегами - буровиками, маркшейдерами и понимал, что меня занесло куда-то совсем не туда.
Зато были ахерительные истории про то, как наш ебанутый бурильщик, нажравшись до скотского состояния, перепутал двери туалета и соседней комнаты общаги, по неудачному стечению обстоятельств на ночь оставшуюся незапертой. Болезный дед обоссал стол, стоявший посередине комнаты, но в какой-то момент, осознав, что он нихера не в толчке, ринулся в оный и отсиживался там, пока охуевшие соседи пытались его достать и прибить.
Под конец одной из вахт в нашу комнату ввалился полудохлый знакомый водитель грейдера. Он вернулся на комбинат после отгула, где бухал, узнал, что его уволили, и забухал по новой. Вспоминаю это картину. Деревянный барак, 6 утра, за окном -37, на полу на коленях стоит скрюченный, желтый от гепатита чел и просит деньги на опохмел. В его руках мелочь, рублевые монеты, которые он приводит в доказательство того, что деньги у него есть, и нужно добавить всего-то немного. Деньги рассыпаются из трясущихся рук, падают со звоном на ледяной пол, и чувак начинает ползать по нему в поисках закатившихся под стол рублей. Я со своей койки наблюдаю всю эту ебаторию и понимаю, что вот прям щас надо нахер прекращать с такой трудовой деятельностью.
Затем я недолго работал в том же проектном институте, но уже камеральным (то есть кабинетным) геологом. В кабинете кроме меня была советская тетка, постоянно рассказывающая о своем ебанутом муже, полусумашедшая бабка, которая работала в институте со времен царя гороха и боялась увольнения больше смерти (она профессионально поливала цветы и нажимала произвольные клавиши на клавиатуре, изображая деятельность) и еще один чувак, единственный адекватный в этой компании. В отличие от меня этот парень реально разбирался в теме камней, горных пород, всякой остальной геологической хероты и использовал заведение как трамплин для дальнейшей карьеры.
Институт был миниатюрной копией позднего Советского Союза. С экономической точки зрения он был практически мертв, но в нем копошились, доживая свой век советские специалисты, а молодые работники задерживались в институте то минимальное количество времени, после которого их могли взять на нормальную работу.
Я тоже постарался провести время с пользой и осваивал Автокад, что затем мне сильно пригодилось. Когда я пришел в институт, то занимался тем, что готовил материалы к проекту на расширение хвостового хозяйства (то есть вселенской помойки) обогатительного комбината. Все работы по проекту фактически были уже завершены, деньги были получены заинтересованными сторонами, но бессмысленный проект требовалось подготовить и защитить. Когда я ушел из института, вся эта канитель с проектом и не думала заканчиваться.
Окончательно ушел я после того, как провалялся в больнице полтора месяца с холециститом (воспалением желчного пузыря) и двумя язвами, и врачи сказали, что полевая трудовая деятельность мне теперь противопоказана. На вахте особо диету не пособлюдаешь, и, как выяснилось, для моего желудка (и желчного пузыря) это оказалось критичным.
После этого я работал совсем на других работах. Если кому интересно, напишу об этом позже.
