Утро началось не с кофе, а с пьяной песни кота:
– Гороховский зиндан, срок немереный.
Соловушка сидит, не свистит теперь,
Зарыт под дубом, древний клад…
– Баюн, чтоб тебе Куклачов приснился! Ты что, мой вискарь нашёл?!
– Обижаешь человек! Я пью только одновыменные сливки! – кот пьяно икнул, – А вообще, взгрустнулось мне. Вспомнил, как с братками Черномора в 90-х выживали.
– Мой мир не будет прежним. Я хочу подробностей!
– Ну тогда присаживайся. Сейчас я тебе чисто конкретно всё расскажу.
***
Всё началось в восемьдесят восьмом году. Бояре начали бучу, назрела война с навьим царством, а царь Горох запил горькую. Я только закончили факультет сказочников в институте имени Зигфрида Мурчелло. Приехал в тридевятое, работы нет, денег нет, жить негде. Начал рассказывать сказки прохожим на площади, перебивался с воды на двухпроцентную сметану. Тут я и встретил Черномора.
– Слышь, котяра. А песню сочинить сможешь? Чтобы прям про нас. Про простых романтиков была.
– Могу. А сколько заплатите?
– Не боись, не обидим, – здоровяк Черномор порылся в карманах, не нашёл мелочи и кинул мне один золотой, – держи аванс. Через неделю мои пацаны тебя тут заберут. Не теряйся.
Всю неделю я придумывал песню. В то время как раз Соловья-разбойника повязали, так что, говоря научно, инфоповод был. Меня чуть с гостиницы «У папы Карло» не выгнали за ночные репетиции.
***
– Знал бы ты, какой Буратино мудак на самом деле, чтоб ему золотой ключик в заднюю дверцу! – Баюн размахивал лапой со стаканом сливок. – Папаша ему бизнес оставил и всё, он, блин, герой такой сразу. Здороваться перестал, хотя, в одном потоке учились.
– Именно поэтому ты решил в пять утра горланить песню? Чтобы меня тоже выселили с квартиры?
– Да кто тебя выселит?! – кот выпустил когти, – Я им всем моргалы выцарапаю! И не таких фраеров обламывали!
– Баюн, а может, тебе уже хватит? – я попытался убрать бутылку сливок, но кот предупреждающе зарычал. – Ладно, ладно! Не психуй. Что дальше было?
***
Через неделю меня забрали прямо из каморки и отвезли в бар «У змея». Не трудно догадаться, что его Горыныч держал. Ходили слухи, что бар богатыри крышуют, поэтому там всегда было тихо и спокойно. Сегодня в баре гулял дядька Черномор и его тридцать три братка. Меня привели в закрытую кабинку, где сидели Тугарин, Илья Муромец, Змей Горыныч и сам Черномор.
– А вот и наш артист! – Черномор похлопал меня по плечу. – Знакомьтесь, кот-сказочник, на площади его встретил.
– Дядька, ты как ребёнок! Всю живность в дом тащишь, – Тугарин смотрел прямо на меня. – Надеюсь, этот хоть не такой проходимец, как Базилио? А то опять его на «поле чудес» везти да полночи яму копать.
– Да не повезём мы его никуда! – заговорил змей Горыныч, – Я его прям тут зажарю, если что.
Я стоял и чувствовал, что из рыжего становлюсь седым. Мамочка моя кошка, куда же я попал?! А говорили мне, оставайся на кафедре читать сказки. Нет же, амбиции, я покорю своим творчеством весь мир! Вот сейчас сожрут меня здесь, и всё.
– Да чего вы творите! – голос Ильи Муромца вывел меня из задумчивости. – Запугали кота, он сейчас полысеет и как вылизываться забудет. ?
– Да ладно те, Илюх! – змей примирительно поднял лапы. – Шутим мы, ты ведь знаешь, что простой народ не трогаем. Понятия имеем. Ща коту соточку валерьянки, и пусть исполняет свою песню. Хорошо получится, деньжат подкинем! Мы же за культуру!
– А если вам не понравится? – после заступничества Муромца у меня хватило смелости задать вопрос, – Что тогда будет?
– Домой пойдёшь, что же ещё то? – Тугарин пожал плечами, – Даже аванс обратно не попросим, будет тебе платой за стресс.
– Всё, хорош тянуть кота за … – Черномор осёкся. – Кхм… Короче, давай свою песню.
Накатив предложенную валерьянку, я почувствовал, как по телу растекается тепло. Это ж на чём он её настаивает, изверг ящерообразный. Ладно, надо петь, пока до конца не окосел.
***
– Эх, ты бы слышал, как я спел! Что там Тугарин со Змеем! Сам Илья Муромец заслушался, аж слезу пустил!
– Если ты горланил так же, как с утра, то я понимаю богатыря. Я бы тоже рыдал и ждал, пока ты не заткнёшься.
– Ты чё, фраер! – кот зашипел, шерсть на загривке стала дыбом, – Наврывевышься, нарыввындр, да тьфу! Нарываешься, во?!
– Не, не, не котуха-братуха! Я чисто так! – не дай мне Андерсен в такой манере где-то заговорить. – Ты давай по делу базарь, чё там дальше было?
– Базарят бабки, – кот икнул, – ну а дальше…
***
Закончив исполнять песню, я зажмурил глаза и приготовился к худшему. В вип-кабинке повисла тишина. Первым заговорил Черномор.
– Ну, что могу сказать, – он задумчиво потёр подбородок, – песня хороша, но я тебе денег не дам.
– Почему? – ой, зря я мявкнул, но валерьянка у змея хороша, прям наделяет храбростью. Так на могиле и напишут: «Пал смертью храбрых и бухих!»
– Потому, что Соловей не из моих будет. Он под Тугариным ходит. Если хан тебе решит денег дать, то его дело. Я за эту песню тебе больше не заплачу, но и аванс назад не потребую.
– Держи! – хан Тугарин выложил на стол пять золотых. – Молодец, кот, порадовал. Что ещё такое напишешь – приходи. Денег не пожалеем. А сейчас иди поешь, а мы с Ильей потолкуем.
Из кабинки меня вывел змей Горыныч и, прежде, чем дверь закрылась, я успел услышать отрывок разговора:
– Ну, так что, Муромец, Соловья выпустят?
– Не получится, Тугарин, Соловей берега совсем потерял. Его на рудники отправят, а там только побег…
После этого я ещё год выступал перед братками Тридевятого Царства. Ты бы слышал, как мне аплодировали. А какие хиты я исполнял:
– Что ж ты, Царевич, сдал назад,
Не по масти я тебе,
Забирай-ка свой клубок,
И вали домой к жене.
Работал по профилю, так сказать. Пел песни, придумывал байки и сказки. Конечно, немного не то, чему меня учили, но как говорится: «Жить захочешь – не так раскорячишься!» Да и платили побольше, чем за детские сказки. Я смог переехать из «каморки», братки помогли квартиру снять, поближе к бару. В общем, катался, как сыр в масле.
Только страшно было, что сейчас зайдут богатыри, схватят за шкирку, да устроят допрос с пристрастием: «Где Черномор общак держит?», «Как Соловей сбежать смог?», «Откуда у тебя дома два килограмма сушёной валерьянки?» Короче, страшно было жить, а как изменить ситуацию, я не знал.
В один из вечеров, пока я сидел в зале, ел уху и пил сливки, ко мне подсел Черномор.
– Слушай, Баюн. Я тут порешал с ребятами, валить надо с этого царства, – дядька внимательно посмотрел мне в глаза. – Не будет нам здесь нормальной жизни.
Я хотел было ответить, что меня вполне всё устраивает. Кормят вкусно, деньги есть не только на жизнь, вон даже откладывать начал. Но Черномор опередил меня.
– Я ж воевода. Не браток, не рэкетир. Да и пацаны мои тоже солдаты. А сейчас, что?
– Что?
– Бардак сейчас, – Черномор махнул рукой, подзывая официанта, – вот скажи мне, что делать, когда зарплату уже полгода не платят? Куда мне с ребятами идти? В комерсы, как Иван-дурак? Или аттракцион открыть, как Конёк-горбунок?
Официант поставил перед моим собеседником запотевшую бутылку, стопку и блюдо с мясной нарезкой.
– Всё, закончилась наша служба царю Гороху.
Черномор кинул на стол мобильное блюдце модели «Яблочный звон», дорогая штука.
– Ты не смотри на все эти блюдца последней модели, печи шестисотые, – воевода наполнил рюмку, – не к этому надо стремиться. Вон, половина пацанов уже в Навье царство попали. Не помогут им там блюдца эти.
Выпив, он в задумчивости посмотрел на своих молодцев, что сидели за соседним столом.
– За бугор пойдём. Там вроде царь Салтан себе охрану набирает. Бабки у него есть. Хочешь, и за тебя попрошу. Ты не дурак, писарем поработаешь, а там, вдруг что лучше подвернётся.
***
– Вот так я с воеводой и отправился на острова. Мы ещё года два на Салтана работали, а потом меня грёбаная белка подставила, – Баюн отодвинул пустой стакан. – Подкинула мне своих орехов с изумрудами.
– В итоге-то что было?
– Что было? Да выперли меня со двора. Черномор заступился, он к тому времени уже личную гвардию царя возглавлял. Срок мне не дали, но депортировали обратно в Тридевятое Царство. А уже на исторической родине, так сказать, я…
На этом месте пьяный Баюн уснул. Пойду уложу его в кровать. И надо за холодным молочком сходить. Чувствую, котик с утра страдать будет.
Двенадцать часов спустя…
– Человек! Спаси меня! – весь вид Баюна говорил о том, что пьянка – зло. – Кажется, меня отравили.
– Ух, Котяра. Я тебе сейчас ещё прочитаю, что ты мне вчера наговорил, – я злорадно улыбался, чувствуя скорую месть за прерванный сон. – Оказывается, Василий Баюнович, вы у нас тот ещё криминальный элемент.
– Ты ничего не докажешь! Я буду всё отрицать!
