Неожиданно звонит отец. Это странно. За всё время он сам ни разу этого не делал. Чтобы быть совсем честной, могу признаться, что я тоже не звонила ему.
Немного неуверенно отвечаю:
– Да?
– Приветик, маленькая моя.
– Привет, пап, – я говорю осторожно, потому что не знаю, в чём суть звонка.
– Я тут просто подумал: мы так мало общаемся.
– Ну-у?
– Я хотел сначала зайти сразу, но потом понял, что нельзя…так прямо. Как-то всё навалилось… И холодно ещё. Но это не страшно, ты же знаешь, зима всегда проходит, а за ней лето.
– Ты что, под дверью стоишь?
– Э, ну, да, но можешь не впускать меня, я всё понимаю. Только сказать не могу… – вдруг из трубки на меня веет таким холодом, которого я никогда прежде не замечала у своего бедняги-папаши.
– Стой, я сейчас!
И вот он сидит за кухонным столом. Уставший, замерзший, с покрасневшими ладонями – в этом году ранние холода.
С порога он вручает мне небольшой конверт в подарочной упаковке. Разноцветная бумага – серебряная с коричневым – совершенно не сочетается с синей ленточкой. Впрочем, цветовая палитра всегда была его слабой стороной. Галстуки он никогда не умел подбирать к костюму.
– Там шкатулка, – говорит он, когда я уже начинаю развёртывать нежданный подарок. – Я не знаю, что тебе сейчас интересно, представляешь? Вот такой я отец. Папаша года!
Я смотрю на деревянную шкатулку, стилизованную под книгу. Только на неё. Пытаюсь представить, для чего она мне. Не могу.
– Туда можно положить, например, какие-нибудь мелочи. Серьги, там, или колечки.
Я поднимаю глаза и вижу, что он уже расположился: поставил небольшую бутылочку виски, маленький пластиковый стаканчик, который тоже принёс с собой. Он думал, что я ему даже стакан нормальный не дам. И уже, походу, успел сделать глоток. Кривится.
– Прости, принцесса, что я так по-хозяйски, сам. Просто пока нет твоей мамы… А говорить я могу только так. Нет сил…
– Папа, я…
– Нет сил говорить самому, на трезвую голову, представляешь?
Я ни разу в жизни не видела его пьяным. Могу вспомнить только редкую бутылку пива по праздникам. Кстати, чаще, когда мамы не было рядом.
И тут я вижу его совершенно по-новому. Ему едва сорок, а голова почти вся седая. Руки не грубые, без мозолей – мало физической работы – однако в мелких ссадинах, царапинках; трясутся едва-едва. Мешки под глазами. Спит мало, но мне кажется, что выпивает достаточно часто. На носу выступили тонкие красные капилляры. Взгляд пустой и слегка мутный.
– Я так часто хотел тебе позвонить. Спросить, как дела, как жизнь вообще. Особенно после…того. А потом думал о твоей матери. Она ведь всегда всё знает лучше всех. Что нельзя тебя беспокоить по пустякам. Что не нужно приезжать, потому что тяжело дочурке будет видеть отца-неудачника на двух ногах. Деньги, ты что, ни в коем случае не присылай. И особенно ей, без моего ведома!
Последняя фраза похожа на цитату. Я сижу и слушаю. Господи, как же человеку хочется высказаться!
А он продолжает говорить, через несколько фраз делая глоток, то больше, то меньше. Иногда стаканчик пустеет, и он подливает. Бутылку даже не закрывает.
– Знаешь, а ведь когда-то…когда-то она была не такой! Я помню, как мы выбирались с ней на пикник. Брали копчёный сыр и ветчину, по бутылочке медового пива… Раньше у нас, недалеко от того места, где сейчас центральный супермакет, продавали такое классное пиво! А ещё она очень любила в молодости эти шоколадные яйца с игрушкой внутри. Но сам шоколад не ела, главное было – найти интересную игрушку. Мы могли провести на воздухе почти весь день до темноты.
Я слушаю про свою мать и не могу поверить. Хочется закричать «Хватит!», ведь то была не она. Не могла сегодняшняя женщина быть той милой и ласковой девушкой, жившей двадцать лет назад. Но я молчу.
– Когда-то у нас была кошка. Белая-белая, пушистая-пушистая! Мы завели её, когда только съехались. Мы любили её и шутили, что это наш ребёнок. Потом поженились. И кошку пришлось отдать. Мама говорила, что это затратно – держать животное. Это корм, наполнитель для лотка, прививки и стрижка летом.
Он начинает делать паузы между фразами, всё больше задумываясь, уходя в себя. А я думаю об Эри. Она осталась в моей комнате. Сказала, что отец не должен знать, что она здесь, потому что занятия в школе ещё не закончились. Ей влетит, тем более, неизвестно, чего можно ждать от отца в таком состоянии. Он всегда был спокойным и тихим, но ведь всякое бывает.
Сестра наверняка всё слушает.
– Мама отдала нашу Пушинку, пока я был на работе. Если честно, я накричал на неё. Чушь какую-то… Это ведь просто кошка, да? Я вот думаю, зачем было спрашивать моё мнение, ну, отдавать или оставить, если сама решила и сделала? Так было почти во всём. Походу, этот колокольчик тревожный звенел всегда, а я не слышал. – Он хлюпает носом.
– Узнаю маму. Знаешь, она…
– Деньги всегда были важны. – Тут я понимаю, что ему нужен не собеседник, а уши. Или плечо, чтобы поплакать. – Я так хочу проводить с тобой время! Мы можем гулять в парке, есть мороженое, кататься на аттракционах… Э, ну, таких, куда твоё кресло проедет, конечно.
– Спасибо, что напомнил. – Моё настроение от растерянности неожиданным визитом стремительно скатывается к нервной злобе. Я всё сильнее сжимаю кулаки. Всё чаще поглядываю на часы. И на виски.
– Ты же с приятелями своими видишься?
– Они идут на хер, папа.
– Ты уже ругаешься, – грустно бубнит он. – Я пропустил момент твоего взросления. А парень есть?
– Я повзрослела в тот момент, когда не смогла самостоятельно сходить в туалет. А парня нет, папочка.
– Ну, не злись, принцесса. Твоя мама всегда держалась за деньги. После свадьбы всё чаще спрашивала, как я буду обеспечивать её и ребёнка. Или двух. Или трёх. Я и тогда мало зарабатывал. Ха, как и сейчас! И походу, меня скоро уволят.
– Что?
– Там один тип, сменщик мой, сказал, что я пару дорогих туфель украл. Что б его…
– Господи, как так? У вас же камеры. – По правде говоря, я не сильно удивляюсь. Как подобное раньше не случилось, и то более странно. Лопух. Всё это мне не сильно интересно.
– Она хотела путешествовать, а я не мог себе этого позволить. Мы поначалу пытались откладывать, да только потом она забеременела. И всё. Вот, и детки пошли. Вся родня ждала, когда же станем настоящей семьёй! – Пауза. Глоток. – Ну, я потом ещё думал о путешествии за границу уже всем вместе. А заработать не смог. Вот какой у тебя отец! Гордишься папой, а? Гордишься? – Пауза. Глоток. – Нет, конечно, на хрен я такой нужен. И правильно. Сам себя ненавижу. Ну, ничего-ничего, у папки план есть, принцесса! Заживё-ём!
Я накаляюсь всё больше и больше от его пьяного бреда. В какой-то момент мне перестаёт быть интересна мать в молодости. Хотя, может, мне всегда было всё равно? Терплю изо всех сил, чтобы не вытолкать его взашей. Пусть. Пусть ещё выпьет.
– Я в такси пойду. – Пауза. Глоток. – А что? Авто в…аренду… выплачу…со временем. Буду на себя работать. Увезу тебя…к морю. Пока она не отправила тебя…в тот приют. Но она, да…сделает. При мне тогда…з-звонила. Это как с кошкой. – Глоток. Долгий и мучительный. Он пьёт без закуски, даже не запивает. Ещё немного, и его вырубит.
– Встань в очередь.
– Не дерзи, прин…мелкая. Я отец. Твой. – Всхлип. – Неудачни-ик… – И по щекам его катятся слёзы.
Я теряю остатки всякого терпения.
Вселенная замерзает. Я наблюдаю со стороны: неподвижно сидящий отец, склонивший голову на локти; я напротив него со сжатыми кулаками и закрытыми глазами. Часы на стене мертвы. Ни звука.
Тут он пытается встать. Что-то бормочет, кажется, хочет домой. Только вот едва двигает ногами, вот-вот упадёт. В итоге, я чуть подталкиваю его обратно на табурет.
– Куда ты? Упадёшь, – шиплю я. – Спи тут.
– Я…домой…
Он роняет голову на руки и замирает. А я медленно перевожу взгляд на почти пустую бутылку. Не знаю, как долго смотрю на неё.
Отпустило, кажется.
Я возвращаюсь в комнату, оставив неудачника-папашу дрыхнуть прямо за столом.
– Я правильно поняла, что наш папаня пьян?
– Сходи, посмотри, – отвечаю, хотя уверена, что всё понятно по выражению лица.
Эри идёт на кухню.
– Никогда его не видела в таком состоянии.
– Эри, сейчас всё происходит на полном серьёзе. Надо бежать. Человек, которого я называла матерью, точно хочет отправить меня в интернат. Или захочет после сегодняшней выходки.
– Думаю, не стоит напоминать, что план был: вести себя потише? – Она не язвит и не издевается, это констатация факта. Вопрос считаю риторическим, потому перевожу тему.
– Помоги собрать всё необходимое. А пока отец дрыхнет тут, мы успеем съездить и собрать твои вещи.
– Ну, у нас не так много денег, на самом деле. Моих сбережений хватит только на дорогу и еду, может, на пару недель. Я не ожидала, что всё пойдёт…
– Стоп! – перебиваю я. – Я знаю, где у хозяйки дома лежат сбережения!
– Хочешь сказать, мы пойдём в банк и просто обналичим счёт? Ну, как-то сомнительно.
– Не тупи. Какой, к чёрту, банк? Эта женщина не доверяет никому, в том числе и банкам, все деньги хранит в шкафу в своей комнате. Там что-то вроде коробочки у самой стенки на нижней полке.
– Хочешь ограбить мать? – При этих словах улыбка появляется на лице Эри. Это не добрая девичья улыбка, а, скорее, зловещая усмешка. Даже не по себе как-то. – И сколько там?
– Ну-у… Не думаю, что много. На моё лечение и после ушла неплохая сумма, как мне кажется. Сколько бы ни оказалось, лишним не будет. Точно.
Действовать надо быстро. Может, именно в эту минуту маме докладывают о случившемся в клубе. Или доложили сразу, и она уже едет сюда. Времени остаётся всё меньше с каждой секундой. Я впадаю в некое хаотичное состояние. Виски покалывает, руки трясутся несколько дней подряд, нервы постоянно на взводе. Нужно успокоительное. Или спиртное. Все эти мысли в реальности занимают доли секунды, которая растягивается в моей голове на несколько минут. Хорошо, что только в голове.
Мать будет в ярости. Её цель – наказать. Представляю, как она кричит, высказывает всё, орёт, что применит меры. В её голове это десять букв на вертикали столпа, держащего институт семьи: «Система мер, поощрений и наказаний, для корректировки поведения и моральных ценностей несовершеннолетнего (в её случае, даже взрослого)».
Воспитание.
Ближе всего кухня. И это на руку. Первый под удар попадает отец. Но вряд ли он сможет проснуться в ближайшие несколько часов. Недосып плюс достаточное количество алкоголя превратили его буквально в неподвижный труп на ближайшее время.
Не могу собраться с мыслями. Эри убегает за деньгами. Что понадобится в первую очередь? Тёплые вещи? Или стоит начать с белья? Звон битого стекла. Не до этого. Планшет, зарядка, документы. Всё, что есть. Исчезну из её жизни. Наконец-то.
– Я нашла! – влетает Эри.
– Сколько там?
– Нам хватит.
– Хватит на новые документы?
– Там папаша бутылку разбил.
– Достань куртку из шкафа.
– Курить хочу… – С этими словами сестра бросает пуховик на кровать.
– Кури здесь.
– На. – Эри протягивает мне подкуренную сигарету, а затем её лицо приобретает мечтательное выражение: – Представь...
– Давай быстрее!
Дверь хлопает, слышится голос матери. На кухне раздаётся непонятный вскрик. Затем грохот. Потом ещё раз. И тишина.
Мы замираем. Сигарета, застывшая в губах, успевает дотлеть до фильтра, и только тогда я оборачиваюсь. Видимо, в процессе сборов мы пропустили кое-что очень важное. Опоздали.
Стараясь не издавать лишних звуков, Эри крадётся посмотреть, что случилось. Через долю секунды из-за угла тишину разрывает и пробирает до дрожи нарастающий крик страха, переходящий в визг.
Влетаю в кухню.
Эри пытается что-то сказать: губы её шевелятся, но слов нет. Дыхание перехватывает, затем учащается, но воздуха всё равно не хватает. На полу кровь и виски ползут навстречу друг другу. Голова тяжелеет. Рваный ритм сердца, звон в ушах.
Трясущимися руками отталкиваюсь от коляски и падаю прямо на лежащее женское тело. Удар. Удар. Удар.
Эри стаскивает меня с матери, и только тогда я выпускаю смерть из рук. Закрываю глаза. Кажется, она садится рядом и приподнимает меня, обнимает, гладит по голове.
– Эри, помоги сесть.
Сажусь, опираясь на руки.
Наконец, оглядываю всё вокруг.
Повсюду кровь. На мебели и даже на стенах. Вокруг головы отца огромная лужа. Свой осколок бутылки отбрасываю в сторону. Обессилено роняю ладонь с пульсирующей раной на пол. Перевожу взгляд на тело женщины. Всё, что выше плеч, я превратила в фарш. Не знаю, сколько ударов нанесла. Хочу посмотреть в глаза, но их больше нет. Вот что значит Вселенская Карма. Она лишила меня сестры, спокойной жизни и отца.
Сука получила по заслугам.
– Давай коляску.
Она всё выполняет. С трудом помогает мне усесться. Вновь привычный уровень пространства.
– Покурим.
Не замечаю, откуда она берёт сигареты, вроде, в комнате оставались. Молча дымим. Бросаем окурки прямо в грязную жижу под ногами и колёсами.
– Сейчас ты бежишь домой, берёшь вещи с деньгами. Я буду ждать тебя на нашем месте.
Аккуратно разворачиваюсь и двигаюсь к себе. Собираюсь. Некуда торопиться. Сменные футболки. Любимая толстовка – поверх той испачканной, что на мне. На дно рюкзака кладу почти все деньги из шкафа, а несколько купюр прячу в карман. Сверху бельё и планшет. Туда же тёплые носки. Ещё добавляю джинсы. Пока хватит. Сматываю и убираю в кармашек на молнии наушники. Из документов оставляю себе паспорт. Остальное – тоже в ручную кладь. Успеваю взять из ванной зубную щётку и маленькое полотенце.
Возвращаюсь обратно. Подъезжаю к столу. Тянусь к фото.
Я там одна, гораздо младше, улыбаюсь прямо в камеру, а солнце играет в волосах огненными сполохами.
Это было много лет назад, однажды летом на очередном пикнике. Отец еле уговорил меня сидеть смирно и улыбаться. Мы втроём успели наиграться в мяч, и я, раззадоренная, только и хотела, что бегать и просто кричать от осознания бесконечного счастья семейного отдыха.
Отец стоял на «воротах», а я, наивно веря в свои футбольные навыки, якобы серьёзно обыграла женщину, которая потом решила сделать снимок дочери.
Прихожу на наше место. Как всегда, не занято. День в самом разгаре, но почти никого нет. На том берегу пруда сидят на скамейках несколько человек. Ветер стихает, и потому водная поверхность идеально гладкая.
Включаю музыку. Ставлю случайный порядок. Первый же трек: «System of a Down – Lonely Day». Закуриваю.
Сестрёнка скоро вернётся.
Все события и герои – реальны.
Я решил написать эту книгу, после того, как новость о случившейся трагедии разлетелась по всему нашему небольшому городу. Однако местные власти не желали придавать дело огласке. Фактически роль моя была совсем незначительной, однако кто-то должен был осветить историю.
Была проделана огромная работа. Я посетил больницу, разговаривал с врачами, скрупулёзно выискивал свидетелей и детали событий тех дней. Не кривя душой, могу заявить, что здесь нет сильного искажения фактов. Единственное, о чём меня попросили, это не использовать реальные имена.
Впервые я увидел эту девочку в начале осени. Она заехала в мой магазин купить сигарет. Честно говоря, в тот момент я не обратил на неё особого внимания и даже лица не запомнил. Однако она возвращалась. Её поведение стало более вызывающим. Особенно в тот вечер, когда она покупала алкоголь. В какой-то момент мне показалось, что она говорит сама с собой. Впоследствии я часто замечал её в сквере неподалёку, куда ходил на обед.
Никто не мог и предположить, чем всё закончится. Когда мне впервые позволили с ней пообщаться, уже в клинике, я был поражён. Она полностью отдавала отчёт всему, что происходило. Единственная особенность – она не переставала верить, что сестра существует. Врачи диагностировали шизофрению. Уверен, Эри родилась в сознании девушки во время комы. Как мне рассказал её отец, они действительно ожидали двойню. Но второй ребёнок умер во время родов. Причина смерти: асфиксия. Никто так и не понял, как в её подсознании сформировался образ сестры-близнеца, о которой она даже не подозревала.
Ещё один факт о нашей героине: после аварии обе ноги пришлось ампутировать. Но она до сих пор отказывается видеть реальность. Посттравматический синдром плюс психическое расстройство дорисовывают конечности в ее сознании. Явление в медицинской практике нередкое.
По официальным данным, её мать умерла до приезда скорой. Согласно признанию пациентки, она думала, что мама убила отца, что вызвало состояние аффекта и непредсказуемую реакцию. Осколком разбитой бутылки она лишила жизни женщину. Будучи в состоянии алкогольного опьянения, отец девушки неудачно поскользнулся и упал, при этом сбив с ног бывшую супругу. Потерял сознание на некоторое время, а придя в себя, вызвал полицию. Девушку обнаружили почти сразу. Она находилась в парке и слушала музыку. Сказала, что ожидает сестру.
После медицинского обследования и заключения девушку поместили в психиатрическую больницу, где работала её покойная мать.
В данной книге приведена реконструкция событий со слов самой героини и немногочисленных свидетелей. Добавлю, что некоторые незначительные детали, ввиду отсутствия достоверной информации, мне пришлось слегка додумать. Дополнительно в канву сюжета вплетена история, которую всё это время писала сама героиня. Её текст я использовал без искажений. История группы случайных попутчиков на мистическом лайнере крайне меня заинтересовала. Но не была закончена. Потому финал я дописывал под руководством и только со слов самого автора.
Отец, проживающий ныне в доме дочери, до сих пор ждёт её возвращения.
В одну из наших последних встреч она сказала, что без сестры в палате слишком тихо. И тишина эхом отражается от стен. Это было последнее, что она произнесла. И больше никто не слышал её голоса.
