С утра бомбит. Позвонила знакомая, которая «плохо» развелась с мужем — ребенка оставили ему, и теперь с нее «сволочь» хочет получать алименты, и она хотела, чтобы я ей помогла устроиться на работу в свою организацию. А я точно знаю, что эта дамочка работать не может от слова «совсем», десять лет брака сидела дома, якобы вела хозяйство, а когда брак распался, стала жаловаться, что вся работа либо низкооплачиваемая, либо далеко от дома, либо надо переучиваться, а она не для того закончила без отличия устькукуевское ПТУ по специальности «смахивательница пыли мягкой тряпочкой».
Я хамлю людям только при крайней необходимости, поэтому вежливо соврала, что вакансий нет. Дамочка начала уговаривать подумать — может быть, можно кого-то «подвинуть». А поняв, что двигать мы будем только ее в направлении «иди отсюда», высказала мне, как я зажралась и не понимаю простых людей, которые сидят без денег и без «крепкого мужского плеча».
Вот тут меня и накрыло. Дамочка-то была просто послана нахуй, без объяснения причин, но я все утро не могла успокоиться. Обычно я даже без особого душевного жара презираю таких инфантильных баб, которые считают, что мужчина им должен, для которых найти постоянную работу — подвиг самопожертвования, а купить на свои деньги вместо норковой шапки что-нибудь полезное в дом — чудо самоотречения и серьезная заявка на нимб. И даже когда они начинают мне рассказывать, как я хорошо живу на всем готовом, — пофиг, нам друг друга все равно не понять. Но когда на меня орут за то, что я не люблю иждивенцев, - это уже перебор, товарищи.
Я вспоминаю, как в начале нашей совместной жизни муж мой, действительно, очень хорошо зарабатывал, я тоже не жаловалась на зарплату, поэтому тратила деньги направо и налево. Была таким классическим шопоголиком с запросами, сильно превосходящими мои возможности. А потом муж сильно заболел. В тот день с утра я поехала продавать свою старую машину и планировала в тот же день внести деньги за новую, но когда я уже стояла в дверях автосалона с деньгами и в радостном предвкушении, мне позвонили из больницы и сказали, что мужа увезли с работы на «скорой» в тяжелом состоянии.
Он ничего не мог есть, только требовал воды для питья и умывания, и я таскала ему пятилитровые бутыли каждый день, а также какую-то несъедобную, на мой взгляд, еду, потому что другую он не ел.
Стояла офигительная жара 2010 года, а под окнами моей квартиры, где мы тогда жили, началось поэтапное строительство жилого комплекса. Целыми днями в ста метрах от дома работала тяжелая техника (а у меня был первый этаж), по ночам на стройке кто-то орал и матерился, лаяли собаки, а воняло так, что открывать окна было невозможно, но и с закрытыми окнами в квартире было находиться просто нереально. Я пыталась спать на полу у входной двери — из подъезда немного тянуло холодком… И я понимала, что муж, вернувшись из больницы, в такой обстановке просто двинет кони.
Он еще до брака купил квартиру в ипотеку, и вот дом сдали, он получил ключи, но нам два года не хватало денег закончить ремонт. И я все, что получила от продажи машины, вложила в то, чтобы в рекордные сроки в квартире можно было жить. Когда деньги закончились совсем, провела «гаражную вечеринку», где распродала свою коллекцию фирменных сумок и аксессуаров. На вырученные деньги организовала перевозку обстановки и вещей на новую квартиру. Помню, что пришлось вытряхнуть даже нашу старую копилку, куда мы скидывали мелочь, чтобы не носить с собой — и за последнюю «Газель», перевозившую холодильник, телевизор и стиральную машину, я расплатилась наполовину монетками.
Когда муж вышел из больницы — похудевший до такой степени, что узники Бухенвальда рядом с ним ничем бы особо не отличались, он не сразу смог осознать, что мы теперь живем без машины и в другой квартире. Вот он лежит на диване в квартире на 12-м этаже, а ветер качает тюль на открытых окнах, и я думаю: «Какое счастье, что здесь можно свободно дышать». И вплоть до 2015 года мое счастье состояло из вот этих мелочей: муж поел не только овсяную кашу и протертый овощной суп — счастье. Он ночью просыпался от боли всего один раз, а потом снова смог уснуть — счастье. Он провел на сквозняке три минуты и не простудился — счастье. Меня приводило в отчаяние, что его здоровье стало таким слабым, что он заболевал, причем как-то особенно жестоко, с осложнениями, от всякой фигни, которую другие люди даже не заметят. Но мы нашли врача, который поставил его на ноги.
У мужа на тот момент была черная зарплата, и о том, чтобы получить выплаты за больничный, речи не шло. Он работал как мог, но зарабатывал во время нескольких лет своей болезни гораздо меньше. Моя неплохая зарплата уходила на оплату ипотеки и кредиток, с которых я потом вновь забирала деньги. И врала, врала, врала мужу, что у нас с деньгами все нормально, и если его мучает побочка от лекарства за 215 рублей, а не мучает от лекарства за 1800 — нет проблем, я пошла в аптеку, пусть он не переживает. А сама кредитку цап...
Долго, очень долго я ждала, когда он снова станет прежним. Когда мы сможем есть нормальную еду, а не безвкусную, пресную, сможем поехать в отпуск без страха, что в пути ему поплохеет, и нужно будет возвращаться, когда я перестану отнимать у него тяжелые сумки и наоборот, он начнет отбирать их у меня. И вот этот момент настал, муж вернулся к обычной жизни, к прежнему ритму работы, снова начал хорошо зарабатывать, постепенно нашел подработку, вторую, третью… Мы перестали ездить на металлоломе вместо машины, купили хорошую, платежи по ипотеке превратились в несущественную часть расходов. У меня снова появились дорогие вещи. Я перестала пользоваться кредиткой. Но я до сих пор не могу избавиться от привычки каждое утро спрашивать, как он спал и как он себя чувствует.
Поэтому когда какая-то нестроевая пизда, которая рассуждает «мужчина должен, а у меня лапки», начинает упрекать меня в том, что я не понимаю ее страданий, меня начинает немного потряхивать.
