Антиквариат

Яйцо с вращающимися миниатюрами (Горный хрусталь) — это ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Оно было создано в 1896 году для императрицы Александры Фёдоровны. В настоящий момент ювелирное яйцо находится в коллекции Виргинского музея изобразительных искусств.

Данное яйцо было изготовлено в фирме Фаберже мастером Михаилом Перхиным с миниатюрами Иоганнеса Зенграфа.
Внешняя оболочка из горного хрусталя ограничена тонкой золотой полоской, покрытой изумрудно-зелёной эмалью, инкрустированной бриллиантами.
Ювелирное яйцо венчает 27-каратный сибирский изумруд, расположенный на золотой подложке, покрытой изумрудно-зелёной эмалью.
Данный кабошонныйизумруд является одним из самых больших драгоценных камней, использованных Фаберже в серии императорских яиц.

Внутри яйца из горного хрусталя располагается золотая ось, поддерживающая двенадцать миниатюрных рисунков.
На них изображены различные дворцы и резиденции, которые были значимы для молодой императрицы.
Каждое из этих мест является памятным для Николая и Александры, как первые моменты их знакомства до бракосочетания, состоявшегося в 1894 году.

Яйцо было подарено Николаем II Александре Фёдоровне 24 марта 1896 года.
Она получила его на пасхальной неделе того же года, когда молодая пара взошла на российский престол.
В 1909 году яйцо находилось в учебной комнате императрицы в Зимнем дворце.
Оно было захвачено Временным правительством России и перемещено в Оружейную палату Кремля в Москве вместе с примерно 40 другими яйцами.
В 1930 году это яйцо стало одним из десяти проданных ювелирных яиц Фаберже конторой «Антиквариат» в галерею Виктора Хаммера в Нью-Йорке за 8000 рублей или примерно $4000.
В 1945 году стало последним из пяти императорских яиц, приобретённых Лилиан Томас Пратт, женой президента General Motors Джона Пратта.
После смерти Лилиан Томас Пратт в 1947 году яйцо по завещанию было передано в собственность Виргинского музея изобразительных искусств в городе. Оно до сих пор остаётся в открытой части экспозиции музея.

Нельзя не вспомнить эпический случай, когда отец притараканил с копа череп, целый, с зубами и поставил его сушить на припечку. Среди ночи я проснулась от стука (печка была в моей комнате). Открыв глаза я увидела в темноте ярко светящийся, как морда собаки Баскервилей, череп из которого, по одному, выпадали зубы, звонко стуча по чугунной поверхности. Маме я, зная о ее чувствительной натуре, сообщила об этом тихонько, стараясь не пугать, но истерика с практически обмороком и скандалом в отношении папы была все равно обеспечена. Зато я с тех пор уже ничего не боюсь)))

Смотреть на все это мне разрешалось лишь придавив моську к стеклу, но детские ручки тянулись к прекрасному и в отсутствии родителей дома, я иногда вытаскивала бусы и примеряла их на свою куцую шейку. Папашка был натурой неспокойной, буйно гулял, бухал как не в себя и творил прочие непотребства. Помню мамка накрывала меня одеялом, пряча от пьяного неуправляемого вихря с топором, который носился по дому в приступе пьяной ярости, расколотил старинную вазу и пока, плача, собирал осколки, мама вылетела со мной под мышкой и вызвала, с помощью соседа, милицию. До сих пор помню как милиционер пытался открыть дверь, за которой забаррикадировался наш любитель старины и оторвал ручку. Как избирательна наша память. Мне было года три, но выражение лица представителя силовых структур, смотрящего с недоумением на ручку я никогда не забуду. Папашку скрутили, дали 15 суток, мама подала на развод и вскоре он исчез из нашей жизни вместе со всеми своими богатствами. Осталась лишь одна потрепанная книга, Собор Парижской богоматери, которую я, научившись читать в четыре года, прочла одной из первых. Правда потом, став постарше, перечитала, ибо все понятно в этой книжке, непонятны буковки)

Страсть к нахождению всякого рода сокровищ передалась генетически. Тогда я этого не осознавала и просто бурлила от счастья, когда начинался дождь, топоча у окна резиновыми сапогами от нетерпения - когда же он закончится. Пролегающая прямо за домом дождевая канава была самым вожделенным, после моря конечно, местом моего детства. Как только сходил первый бурный поток, я выбирала самый длинный гвоздь, коих наносило тоннами и начинала свое путешествие по этой канаве наслаждения. Поиск. Вот, что меня заводит более всего. Ощущение неизведанного и надежда на удачу щекотали нервы до дрожи в руках.

Я методично проверяла каждую ямку, которую вода образует около камня (поверьте, там своя технология). В трехлитровые бутыля отдельно собирались свинцовые пули, отдельно пуговицы и прочие нашивки времен крымской войны. В углу двора у меня было даже собрание ядер. Отдельно монеты. До сих пор помню николаевский серебряный полтинник, который я яростно стерла об асфальт, дабы понять чего там за монета под слоем окаменевшей закиси. Увы, все это богатство сгинуло во времени...

И отдельно в находках шли украшения. Часто попадались кольца, брошки, сережки ( по одной). Мама моя, дикая любительница всех женских штучек, с восторгом принимала эти подношения, попутно уговаривая меня что-то примерить. Но моей душе исследователя претили все эти ваши колечки и платички. Штаны, рубаха, сапоги, ржавый, длинный гвоздь - наше все. Пацанка, резюмировала мама, но попыток привлечь меня к прекрасному женскому миру не бросала.

Лет в 14 на меня снизошла мамина благодать и мне дико захотелось сделать в ушах дырки. Простите, отверстия. Мама обрадовалась, однако не ринулась сразу в бой, а притормозила мой порыв (если бы она только знала, что в моем случае ковать железо надо пока горячо) - сначала купим хорошие золотые серьги, потом проколем, чтобы ушки не загнили. Ну раз мама сказала, то ждем. Два года я сначала ждала, потом не очень ждала, потом.. В общем в 16-й день рождения мама преподнесла мне роскошные, длинные, очень красивые серьги и сказала завтра идем колоть уши, а я, весьма категорично, отказалась. Перегорела. Совсем. Абсолютно. Серьги я приложила в ушам, (помню свое отражение в зеркале), мне показалось, что я выгляжу смешно и нелепо в этих цыганских подвесах и окончательное решение - украшения это не мое, засело в голове. Мама была в недоумении и долго, привлекая помощь бабушки, уговаривала меня. Но не судьба. Мои уши до сих пор девственны)

В последующем мама, владеющая внушительной коллекцией разного рода украшений от бижутерии до ювелирки, всячески пыталась достучаться до моего женского сознания, даря цепочки, колечки и почую лабуду. Но все что я сделала, это, конечно с разрешения мамы и бабушки, переплавила золото, включая те злополучные серьги, во внушительную цепь плетения бисмарк, грамм 25 было, которую относила много лет, пока она не сгинула в лихолетье нужды.

Позже папины гены взыграли вновь с утроенной силой, не отпускающей до сих пор. Мне в руки, лет 15 назад, попали бабушкины статуэтки, я заинтересовалась чего это за звери такие и тяжко заболела антиквариатом в целом и фарфором в частности. Привет, папуля!

Помню как я, приходя к кому-то в гости, просила пустить меня на кухню или к серванту с посудой и тщательно рассматривала каждый предмет, бормотала себе под нос, запоминая клейма. Люди смотрели на меня как на шизанутую, но, по сути, думаю вы со мной согласитесь, любая страсть есть шизанутость в некотором роде. Болезнь продолжается по сей день, без надежды на выздоровление. И тот кайф ожидания у окна, когда кончится дождь и я полечу в яму, я сегодня добираю просмотром чужих шкафчиков, сараев, подвалов и чердаков. Поиск, вот что щемит мое сердце пуще всего.

За годы поиска я лазала по мусоркам, перезнакомилась с кучей бомжей и людей сильно нетрезвого образа жизни, "отбирала" у поросят старинные миски, вытаскивала иконы из поленницы, выковыривала в земле колышек, к которому был привязан песик, на поверку оказавшийся редкой вещицей 19 века. Колышек, а не песик))

Много чего было. И конечно мамина мечта тоже сбылась. Частично. Я теперь испытываю страсть и к украшениям, коих на моем веку, включая невероятной красоты старые бриллианты, попадалось немало. Я их с радостью, по возможности, приобретаю, кайфуя от того, что кто-то сохранил частичку истории, однако так ни разу и не надевала. Не люблю, хоть ты тресни. Практически всë достается маме, чем она, как мне кажется, вполне удовлетворена...