Очень часто актеров (людей других творческих профессий иногда тоже, но актеров — прежде всего) ассоциируют с их персонажами.
Вот, ходит по экрану средоточие всех добродетелей, ума, харизмы, благородства, — и волей-неволей экстраполируешь все эти качества на исполнителя роли.
Ну, вот ведь сам пишешь, вроде, для них слова, которые они потом более или менее достоверно произнесут, а всё равно где-то в глубине души думаешь: «Ну, не могут же эти слова, мысли и чувства, пропущенные через себя, совсем-то уж не отразиться на личности?!».
И поэтому люди так охотно внимают всему, что потом этот актер говорит уже не по роли, а «от себя» — хоть про что.
И потому доверяют всему, ими сказанному, и потому ахают, когда этот человек, с лицом любимых героев, несет какую-то ахинею, или, напротив, начинают искать в этой ахинее какой-то смысл, совсем не задумываясь о том, что он, привыкший говорить чужими словами, обыкновенно, и вне ролей тоже склонен говорить по не им написанному…
Нет, это вовсе не значит, что художник непременно глуп — напротив, он гораздо чаще умен, чем глуп. Но это — в закрытой от посторонних частной жизни, а не в публичных выступлениях.
Просто, любой выход на публику большинство из них воспринимает как очередную роль, и почти автоматически подстраивается «под партнера» — то есть, под то, что от него хотят слышать.
Я знала очень умных творцов, и об очень многих умных слышала, не зная их лично, но могу твёрдо сказать: почти 100% этих людей, благодаря как раз нашей с вами к ним любви, склонны оценивать самих себя значительно выше, чем имеют на то реальные основания.
Высокая самооценка, подкрепленная народной любовью, нередко играет с людьми скверные шутки. Человек начинает всерьез верить в то, что он и впрямь сильно отличается от других людей.
И ежели судьба ставит такого персонажа в строгие рамки беды, человек начинает не соглашаться и паниковать:
«Как же так, я такой распрекрасный, меня все так любят и хвалят, и что, я тоже могу заболеть и умереть, как обычный человек? И это что, меня, вот такого расчудесного, всеми любимого, за проступки и глупости могут судить, как обычного человека? И мне могут предъявлять претензии, как обычному человеку?».
Чувство личной особенности и выделенности чаще всего помогает жить. Но помогает во время благополучия и порядка.
А во время катастрофы оно лишь усугубляет масштаб несчастья: «Нет, нет, это невозможно, это ошибка — меня нельзя! Ну, посмотрите же — это же я, тот, которого вы еще вчера носили на руках!».
С чувством личной особенности и выделенности справляться всегда трудно, но необходимо — просто потому, что ни от чего в жизни зарекаться нельзя.
Ни от чего вообще.
Источник: пост в Фб
