Командир 25-й стрелковой дивизии Василий Чапаев с повязкой на голове. Слева от него — Фурманов. Внизу Петр Исаев и Семен Садчиков (история фото и ранения В.И.Чапаева ниже).

А сейчас я расскажу случай, свидетелем которого стал в июньские дни 1919 года под Уфой.

7 июня вечером в нашу дивизию приехал командующий Южной группой войск М. В. Фрунзе и начальник политотдела Туркестанской армии В. А. Тронин. На командирском совещании Фрунзе одобрил выработанный Чапаевым план наступления на Уфу и остался в дивизии. В ночь на 8 июня первые ее эшелоны пошли на плотах и пароходах через реку Белую.

220-й Иваново-Вознесенский полк был уже на той стороне, переправились с одной батареей и мы со Степаном Ксенофонтовичем Брызгаловым. Батарейцы в прибрежном кустарнике запрягали шестерки коней, готовясь к броску вперед. В это время колчаковцы открыли сильный огонь и атаковали нашу пехоту.

Не выдержав натиска колчаковцев, полк оставил занятые ночью высоты и начал отходить к реке. Положение создалось критическое. Если белые укрепятся на высотах, они смогут в упор расстреливать переправу и сорвут всю [37] операцию. В небе появились вражеские самолеты, на переправу полетели бомбы. Цепи белых теснили наших пехотинцев все ближе и ближе к берегу. В это время со стороны переправы мимо нашей батареи галопом проскакали Фрунзе и Тронин. «Батарея, вперед!» — крикнул на скаку Михаил Васильевич. Тороплю артиллеристов — скорей, скорей! Брызгаловская батарея взяла с места в карьер, вылетела на бугор и, развернувшись, с ходу открыла меткий огонь.

Фрунзе и Тронин вместе с Чапаевым (он был уже в цепях иваново-вознесенцев) остановили полк и возглавили контратаку. Высоты отбили, кризисная ситуация в бою была ликвидирована. Фрунзе получил тяжелую контузию, Чапаев и Тронин — ранения. Да, дорогой ценой восстановили мы положение, но если бы не решительные действия наших начальников, цена эта выросла бы во сто крат. Полк был бы сброшен в Белую, а наступление сорвано.

В тот же день колчаковцы, подтянув резервы, что потребовало известного времени, предприняли еще две контратаки. Однако и командование 25-й дивизии не теряло ни минуты. Противника встретили огнем с высот уже четыре стрелковых полка и шестнадцать легких пушек. К вечеру бой стих.

Вернулся связист Евтехов, который сопровождал в госпиталь раненного в голову Чапаева.
— Как Василий Иванович? — спросил я.
— Обошлось, — ответил он, — видать, пуля на излете была, села под кожей. Когда доктор ее вытаскивал, начдив и не ойкнул, только зубы стиснул.

Поздно вечером в штаб Кутякова пробрался рабочий из Уфы. Он рассказал, что белые готовят к утру какую-то особенную атаку — «психическую». Впереди пойдут офицерские и юнкерские батальоны. Кутяков приказал тотчас предупредить командиров полков, а мне — подготовить заградительный огонь. Я отправился к батареям.

Июньская ночь коротка. Едва забрезжил рассвет и солнце показалось над краем горизонта, ударили вражеские орудия. С холма я видел просторную, слегка волнистую степь под косыми лучами солнца, черные тени лощин и оврагов, белые дымки орудийных выстрелов. Справа, с железной дороги, от моста, тоже били орудия. Это, замаскировавшись в железнодорожных выемках, вели огонь колчаковские бронепоезда.

Потом на дальнем краю степи блеснул частокол штыков, и сразу все видимое пространство покрылось ровными прямоугольниками батальонных колонн. Это шел в «психическую» атаку каппелевский корпус. В грохоте рвущихся снарядов звонко пела труба, ритмично грохотали барабаны.

Мы открыли ответный орудийный огонь. Батареи Брызгалова, Семиглазова, Балашова и Иванова накрывали офицерские батальоны шрапнелью. Белые мячики, по четыре в ряд, вспыхивали над шеренгами, стальной дождик выбивал в них бреши, но шеренги вновь смыкались, и, не прибавляя и не убавляя шага, надвигались на нас.

Часть наших бойцов не выдержала напряжения этой методичной атаки. Под селом Новая Каргала началось замешательство, но туда уже скакали раненый, с забинтованной головой, Чапаев и Фурманов.

Наши пушки били картечью прямой наводкой. Пулеметчики и стрелки расстреливали белых. Офицерские колонны редели, все больше недвижных бугорков оставалось в утренней степи. И тогда Чапаев и Фурманов подняли красноармейцев и повели за собой в контратаку. Три бронемашины, которыми командовал Николай Евсеенков, врезались в колонны каппелевцев. Еще усилие, еще напор — и противник стал поспешно отступать. Это была последняя попытка белых сбросить чапаевскую дивизию в реку Белую. Понеся огромные потери, они уже не смогли удержать Уфу.

В тылу колчаковцев поднялась паника. Вечером того же дня Домашкинский полк 73-й бригады первым ворвался в Уфу. Во главе наступающих шли Фурманов и комиссар полка Антонов. Оставив в наших руках массу пленных, вооружения и боеприпасов, колчаковцы отступили на северо-восток, параллельно железной дороге.

На другой день по наведенному через реку Белую понтонному мосту (наводкой моста руководил инженер М. Т. Слепнев — впоследствии известный полярный летчик, Герой Советского Союза) двинулись в Уфу штабы, госпиталь и обозы чапаевской дивизии.

За успешное проведение Уфимской операции Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет наградил Почетными революционными Красными знаменами все девять полков и отдельный кавалерийский дивизион 25-й дивизии. М. В. Фрунзе и В. И. Чапаев, а также ряд командиров и бойцов были удостоены ордена Красного Знамени.

Вскоре после взятия Уфы начдив собрал на совещание командиров и комиссаров и ознакомил нас с новой боевой задачей. Дивизия снова перебрасывалась под Уральск, где должна была войти в состав 4-й армии. Напомню, что в апреле, когда М. В. Фрунзе направил нас из Уральска на бугурусланское направление, уральская белоказачья армия была разгромлена, и казалось, что сил 22-й Николаевской дивизии вполне достаточно, чтобы подавить разрозненные очаги сопротивления врага и выйти к Гурьеву, к Каспийскому морю. Однако белый генерал Толстое сумел быстро восстановить боеспособность казачьих частей и повел их в наступление на Лбищенск. 64-я бригада 22-й дивизии под командованием С. Ф. Данильченко потерпела тяжелое поражение. Противник занял Лбищенск и, продвинувшись на север, полностью окружил части 22-й дивизии, оборонявшие Уральск. В этих боях пали смертью храбрых многие бойцы, командиры и комиссары дивизии. Среди них и Иван Яковлевич Мякишев — комиссар 191-го полка, старый большевик, бывший председатель горкома РСДРП (б) Иваново-Вознесенска.

Окруженный в Уральске советский гарнизон второй месяц отбивал ожесточенные атаки белоказачьей армии Толстова. Положение осажденных стало крайне тяжелым. Кончилось продовольствие, люди голодали, больницы были переполнены ранеными и больными. На исходе оказались и боеприпасы.

Обороной Уральска руководили председатель горкома партии, участник штурма Зимнего дворца, Петр Григорьевич Петровский и комиссар 22-й дивизии иваново-вознесенец Иван Ильич Андреев. Вся местная большевистская организация встала под ружье.

Попытки деблокировать Уральск ударом извне успеха не принесли. Василий Иванович Чапаев рассказал нам, что созданная для этой цели Деркульская группа войск, в которую вошли Саратовская бригада, сводная бригада 22-й дивизии и бронепоезд Богданова, не смогла пробиться даже к Николаевску и была вынуждена отойти. Фрунзе приказал Чапаеву срочно перебросить дивизию на Уральский фронт.

— Держать все в секрете, готовить части к походу, — сказал Чапаев, закрывая совещание.

Дмитрий Андреевич Фурманов предложил начдиву сфотографироваться с командирами и комиссарами частей, тот согласился. Так появилась на свет ныне широко известная групповая фотография, в центре которой Василий Иванович Чапаев с перевязанной головой — он еще не полностью оправился от ранения.