steeless

Годный косплей

Патрокл увидел горящие корабли и возрыдал. С чем и пришел к своему другу Ахиллу, который упорно теребонькал обиды и в битве принципиально не участвовал. Патрокл ждал чего-то похожего на «Ты чавой-то сам не свой, не румяный, не живой, аль троянец допекает, али хочется домой?»

Но дождался другого:

— Чего ревешь, как девчонка, которая маму потеряла? Докладывать по форме!

— Э-э… — сказал Патрокл, показывая на стан греков. — Корабли же… горят. Греки… погибают. Слушай, ну можно я уже им вломлю?! В твоем костюме и от твоего имени?

Ахилл подумал и согласился, что вломить-то — это, конечно, всегда можно, но пока что рано. Потому как там веселье только начинается, а вот когда огонь и к нашим кораблям подберется — это конечно.

Тут как раз корабли в стане греков затрещали-занялись, и Ахилл сказал, что да, пора тебе, друг любезный свершать великие подвиги. Сей момент, я тебе только войско построю и лирой вслед помашу. Да, и не ходи там к Трое, места ненадежные.

Войско Ахилл воодушевил от всей широты натуры: «Мирмидоняне! Айда сражаться насмерть, чтобы гнусный Агамемнон таки понял — какого славного героя обидел!»

— Пойдем-ка мы лучше драться, — сказали слегка удивленные целью мирмидоняне и таки пошли.

Войско возглавлял Патрокл, который отчаянно косплеил Ахилла, ибо был в его доспехах и шлеме, а также и при его оружии. Поведению друга Патрокл тоже подражал без труда, а потому троянцы посмотрели (он выкашивает нас толпами и орёт, что Агамемнон — чмо!) и поверили.

И внезапно как-то все разом вспомнили, что нет места лучше дома, и вообще, у Трои крепкие стены и надежные двери, и греки сегодня нам уже хорошо показали тыл, а мы им еще нет, как-то невежливо получается.

В общем, до боли привычное поле боя опять превратилось в поле забега. Впереди бодро неслись троянцы, а за ними — Патрокл. Нужно отдать должное Патроклу — вживание в роль было на таком уровне, что Станиславский бы тоже спасался бегством, с криками: «Таки верю уже, верю!» Потому убежать удалось не всем.

Среди неубежавших затесался царь Ликии Сарпедон, он же по совместительству сын Зевса. Нет, Громовержец, в общем-то, хотел спасти отпрыска, но тут подошла Гера и заметила, что один раз блат — он и для других блат, вот все начнут спасать из битвы сыновей-племянников-троюродных внуков — кто у нас вообще воевать останется?!

Зевс согласился и дал сынулю убить, после чего начал стенать, сокрушаться и желать моральной компенсации. В результате для пущей пышности Сарпедона обмывал и обряжал Аполлон (явно давно не мывший смертных покойников), а относили к месту погребения и хоронили Танат и Гипнос (надо думать, счастливые по уши внезапными курсами повышения квалификации с присвоением профессий грузчика и похоронного тамады).

Патрокл тем временем методично обнулял вокруг себя количество троянцев, твердя под нос мантру «Нужно думать как Ахилл, нужно думать как Ахилл, нужно думать… о! а чего думать-то?» Тут на Патрокла снизошло божественно-актерское озарение, он слился с ролью Ахилла целиком, впал в состояние «Да давил я вас всех своей единственной уязвимой пяткой» и полез через забор к вражине в огород. В смысле, на стену, брать Трою.

Но тут уже встрепенулся Зевс, полистал сценарий и вспомнил, что «Такого у нас тут не записано». Потому послал Аполлона осваивать новую профессию — «спихиватель со стены неуправляемых героев».

Патрокл лез за стенку. Аполлон его сбрасывал. Патрокл лез на стенку. Аполлон его сбрасывал. Где-то в стороне Гермес бормотал, что такое надо бы увековечить, и вдумчиво рисовал проект первой неваляшки.

— Ой, нет, — обреченно констатировал Аполлон после очередного смачного «Хрусть!» снизу и бодрого: «Беру разбеееееег!». — Оно таки опять ползет!

После чего крикнул античному паркуристу, что хватит уже, хватит, не тебе суждено взять Трою.

— Ну вот, — огорчился не добежавший до стенки Патрокл. — Раньше, что ли, сказать не мог. Пойти, что ли, троянцев поубивать…

И пошел убивать троянцев и выпилил дополнительно двадцать семь человек и возницу Гектора как бонус.

Но тут Аполлон слез со стены, оделся во мрак и провозгласил, что все, я злая фея, час пробил, сейчас доспехи превратятся в тыкву.

Но в тыкву ничего не превратил, а просто снял с Патрокла шлем и расстегнул его доспехи. Пока Патрокл пытался опомниться («Это вообще нормально, когда посреди боя тебя раздевает олимпиец с двусмысленными пристрастиями») и решить, как сберечь оставшийся гардероб, незащищенная спина ненавязчиво поймала копье. «А что, так вообще можно было?!» — резонно подумал Гектор и добил Патрокла.

— Ну, что сказать, — промолвил тот, — победил, красава. Самостоятельный герой, ути-пути. Эгей, у тебя там Танат за плечами!

— А нет там никакого Таната! — воскликнул Гектор, который на всякий случай за плечи-то посмотрел. — Да и вообще, я и тебя победил, и Ахилла победю, и… а, стоп, он уже мертвый. Как-то неудобненько получилось.

___________________________________________________________________

Античный форум

Афина: Танат правда стоял у Гектора за плечами?

Гипнос: Нет, мы как раз хоронили Сарпедона. И да, Аполлон халтурщик.

Аполлон: Я не профессиональный мойщик покойников, сколько можно объяснять?! И я не знал, что это женский хитон! И что это румяна Афродиты! И… и вы вообще сами…

Гипнос: Ну да, возможно, мы зря позвали Пана в качестве плакальщика. Но идея с хороводом вакханок не так уж и…

Танат: Вообще, я получил определённое удовлетворение, закопав сына Зевса. К чему бы это?

Геката: Медитативная, спокойная работа с землёй, отсутствие стрессов. Ну, и сын Зевса. Рекомендую заниматься этим регулярно.

Гера: Какой же вы, оказывается, чуткий, душевный народ…

Только который в гробу - ничего...

В общем и целом понятно, что воевали троянцы и эллины как-то довольно странно. Например, господа герои чересчур часто с воплем «Рвал я вас как Герка гидру» бежали в самую гущу врагов. Или хватали обильно раскиданные повсюду валуны и начинали метать во все стороны. Но круче всего – это намерение вот сей же час снять с противника хорошенькие доспехи. То есть, тут вокруг бой, копьями-мечами тычут, где-то в отдалении Зевс грозно супит бровь, но это мелочи, там же такие узорчики на броне!

А это значит, что внезапно объявившийся на поле боя труп Патрокла был для троянцев в чем-то даже привлекательнее Елены (она-то была величиной привычной). Потому что раз – труп можно раздеть (не подумайте чего, просто на нем же доспехи Ахилла!) Два – над трупом можно надругаться (не подумайте чего, опять же).

Битва за кадавр получалась грандиозной и с должными нотками сюра. С одной стороны выступали царь Менелай с Аяксом на подтанцовке и с девизом: «Не дадим роднулю на поругание!» На второй стороне был Гектор с троянцами, которые четко знали: Аполлон начал раздевать Патрокла, потому нужно продолжать до победного. Да и вообще, нужно же что-нибудь уже в Трою принести как трофей, мертвый Патрокл – лучше, чем ничего.

В целом, получалось что-то вроде коллективного боевого шизофренического танго. Троянские герои отбивали тело и начинали его раздевать (пока что не оскверняя, хотя и хотелось). На них налетали эллинские герои, кого-нибудь убивали, хватали кадавр и начинали тащить в сторону лагеря. Троянцы с воплями: «Там же еще наручник остался!» кидались следом. Гектор в сторонке надевал на себя успешно стянутые с Патрокла детали гардероба…

Афина ходила и наполняла отвагой эллинов, Зевс немножко наполнял отвагой троянцев, философствовал и безумно троллил. Он, например, решил, что в переодевалки лучше играть в темноте, а потому сотворил вокруг тела Патрокла локальный Мордор, с тьмой и пока что без Саурона. То есть, вокруг тела Патрокла все сражались в темнотище, время от времени кто-нибудь выкатывался на ясно солнышко, крутил головой, пучил глаза, бормотал: «Во меня приложило» – и опять входил себе в Сумрак.

Ещё Зевс комментировал происходящее в тролльско-философском стиле: «О, Гектор! Вот зачем ты надеваешь на себя доспехи того, кого все боятся? Гектор, окстись, они ж тебе малы! Эх, ладно, я вам на сегодня еще дам победу, но дома тебя уже не дождутся, бгы-гы».

Где-то в отдалении стояли и плакали кони Ахилла. Потому что при виде творившейся фигни могло, в общем-то, расплакаться любое здравомыслящее существо.

И да, всё это время Ахилл упорно сидел у шатра и теребонькал обиды, но теребоньканье выходило уже каким-то даже и тревожным, потому как «вот дал товарищу доспехи на погулять – а он к ужину не возвращается, уж не случилось ли чего».

Тут в лагерь явился вестник с говорящим именем Антилох и… в общем, до Ахилла, хоть и с запозданием, но донесли истину.

Ахилл восскорбел и возрыдал так громко, что его услышала мать-Фетида и пришла к нему с нереидами, чтобы тоже возрыдать.

Плакали уже не только кони. В центре скульптурной композиции драл волоса и самопосыпался пеплом Ахилл. Его держал за руки, чтобы он не ткнул себя в стратегически важную пятку, Антилох – который тоже рыдал, потому что его «анти» уже явственно было недостаточно. Над сыном убивалась Фетида, в духе: «Ах, зачеееем ты на свет появился, ах зачеееем я тебя родила?» Вокруг кружком стояли нереиды и хором причитали: «Ой, мы тоже уже таки рыдаем… а что опять случилось?»

– Но… Зевс сделал как ты просил, и теперь греки тебя зауважали… - попыталась вставить Фетида, но была срезана непоколебимым:

– Но я же не знал, что Патрокл умрет, а он умер, и Гектор снял с него мои доспехи, так что теперь у меня новая мишень – Гектор, а-а-а, не хочу я жить, если не смогу убить Гектора…

– Э, – сказала малость ошарашенная Фетида, - ну, мне как-то неловко еще раз идти и гладить Зевса по бороде, чтобы он теперь дал победу эллинам… Так что тут уж справляйся сам, только подожди, пока я за новыми доспехами-то сгоняю.

Ахилл согласился и остался скорбеть.

В это время игра в «отбери у противника кадавр Патрокла» входила уже в последнюю стадию, и Гектор был уже недалёк от того, чтобы овладеть желаемым (нет, не доспехами. Да, вы верно поняли его странные устремления). Тут уж боги не выдержали и послали к Ахиллу Ириду, которая тактично намекнула, что герой, может, уже как-то хватит драть волоса, как насчет того, чтобы труп товарища у троянцев отобрать?

– Но у меня же нет доспе… – вякнул было Ахилл, но божественное начальство цыкнуло, что ты, мол, герой или где? Нет доспехов – вали врагов харизмой, Геракл вообще справлялся при помощи обнимашек и пения!

При помощи обнимашек справляться с такой тучей народу было как-то накладно, потому Ахилл выбрал второй вариант, взошел на вал, посмотрел на битву и возопил а-капелла, ибо божественных тимпанов с Олимпа не доставили.

Троянцы к сольному выходу оказались не готовы, а потому впали в шок, трепет и панику, бросили оружие и начали разбегаться в разные стороны, местами по головам своих же. Кто-то после краткого приступа восторга остался на поле брани с лицом, на котором неявно значится инфаркт миокарда. Где-то далеко-далеко загрустил Пан (талантливая, одначе, молодежь растет).

Эллины, натренированные речами Одиссея и застольными песнями Аякса, шока избежали и под шумок бодро утащили ценный кадавр в лагерь.

И тут Ахилл сразу же опять стал драть волосы, рыдать и тосковать. Уже на трупе Патрокла, но труп за день видал и не такое, посему остался равнодушным.

А Фетида тем временем отправилась к Гефесту и попросила его сделать сынуле новые доспехи. Гефест сделал, а Гомер про них спел целую главу.

Но мы так не будем.

____________________________________

Записки из подземки. Аид

Приходил Гермес, привёл Патрокла. Рассказывал, что троянцы с эллинами там вроде как уже и не за Елену бьются. На вопрос – за что тогда? – мялся, хихикал, странно переглядывался с Патроклом. Патрокл вообще заявил, что рад к нам попасть, а то там такое, что даже кони плачут. Что вообще там происходит?

Приходил Танат, злой и оглушённый. Что-то шипел про наследников Геракла и «что ж там начнется, когда этот в бой выйдет». Не понимаю, но сочувствую.

Здоровый дух античной бойни

На следующее утро Громовержец какое-то время ждал, когда же начнется эпик и экшн, но из лагеря греков слышался только упорный храп: день пиров наложился на бурную ночь. «Накладочка вышла», — подумал Зевс и дал богине Вражды стратегическую задачу поработать будильником. Вражда пожала плечами, встала на корабль Одиссея и пропела подъем голосом, от которого по всему лагерю суициднули петухи, а где-то на Олимпе прослезился от чувства родственной души Геракл.

После чего Вражда посмотрела на лица разбуженных эллинов, резюмировала себе под нос «ой-ёй» — и унеслась скорее на Олимп, а то там как-то спокойнее. В общем, экшн наконец грянул, эпик подтянулся, Зевс порадовался зрелищу, а Агамемнон в битве внезапно возомнил, что он немного Диомед и рванул крушить с воплями «Всэх убью, адын астанус».

Дальнейшее повествование аэдов обычно скатывается в «этот ранил того, а тот был подобен льву перед псами, нет, не тому льву, который дохлый и шкура у Геракла, а просто», при этом все изобилует именами и перечислениями, кто и какими зигзагами бегал поднимать копье, кто как натянул лук, а кто с кого содрал доспехи. Из основных событий выделим такие:

— Агамемнон бегал и крушил настолько долго, что троянцы захотели домой, но ударились о закрытые ворота, сказали «Штанга» — и побежали обратно в бой.

— Потом какой-то подлый троянец, почти уже убитый Агамемноном, вздумал сопротивляться и ранил героя дня в руку. Агамемнон с грустью перестал крушить и поехал лечиться.

— Гектор радостно возопил: «Агамемнон ушёл, хватит окапываться!» — отчего троянцы дико воодушевились и побежали вперед. Но стукнулись уже не о ворота, а о Диомеда с Одиссеем, которые бродили по полю и обсуждали, что ж они там такого натворили прошлой ночью и почему у Диомеда возле шатра — кони, а у Одиссея на корабле — волчья шкура.

— «Принимаем эстафету», — сказали Диомед и Одиссей, круша троянцев. «Ну, и мы принимаем», — согласились троянцы, помирая. В процессе передачи эстафеты Гектор получил копьем по голове, а Диомед — стрелу от Париса, а Одиссей — копьем в бок. Наметилась нехорошая тенденция.

— На пост «главный крушитель троянцев» заступил Аякс, но Зевс наслал на него страх. Вследствие этого Аякс сделал задумчивое лицо, прикрылся щитом и сказал, что ему дико хочется пробежать стометровку до лагеря. Греки Аяксу помогали, и стометровка получилась пятисотметровкой.

— Зевс решил, что сюрреалистичности картине придадут орлы, летающие в небесах со змеями. И еще немного буря. Первое досталось троянцам, отчего они озадачились, но продолжили наступать. Второе досталось эллинам, которые задались философским вопросом: «А нас-то за что?!»

— Троянцы, наглядевшись на орла со змеей, окончательно решили, что они — берущие Трою греки. А потому побежали штурмовать эллинский стан. Стан штурмовался при помощи героев, копий, бодрых попыток влезть на стену и нулевого внимания к воротам…

Ну, а в результате к стану греков все-таки добежал Гектор, у которого от удара копьем по голове обострилась нетривиальность мышления. Потому троянский военачальник попросту сгреб огромный валун и с радостным «Привет метателям каменюк!» запустил в ворота. Ворота не выдержали. Нервы греков — тоже.

В общем, отважные эллины свели воедино мысли «Тут Гектор камнями кидается» и «У нас из целых героев — только Менелай» — и решили показать противнику тыл в решительном бегстве по направлению к кораблям.

__________________________________

Античный форум

Дионис: А почему побеждают троянцы?!

Афина: Ты моргнул)

Патрокл: Можно я кому-нибудь уже наваляю?

Ахилл: Кому это ты пойдешь валять, когда я тут весь такой обиженный?!

Геракл: А это вообще война или какой-то странный вид спорта, где все бегают от всех и все всем проигрывают?

Гермес: Не-не-не, в спорте бывают судьи.

Керы: Хайре. Вы нашего главного арбитра не видали?

Танат: Олимпийцы, завязывайте с допингами-воодушевлениями для героев. Поймаю — дисквалифицирую кулаком в глаз!

Зевс засыпает, просыпается мафия

Примерно в это же время Зевс отвернулся. То ли не желая созерцать тыл эллинов, то ли увидев что-нибудь условно женского пола, шуршащее по кустам.

В Посейдоне, который следил за битвой со своего шестка, то есть со своей горы, тут же взыграла неистовая отвага и желание тоже вдохновить кого-нибудь по самое не могу.

Троянцев вдохновлять было не надо, потому что они пёрли на эллинов, как Тузик на грелку. Потому Посейдон начал воодушевлять эллинов, дышать вокруг себя отвагой и вещать «Даю установку – борись!» Эллины воспрянули, но воспрянули как-то с переменным успехом и навалять троянцам как следует не сумели. То ли Посейдон был плохо знаком с нейролингвистическим программированием, то ли незамысловатые матюки Гектора из битвы сбивали настройки богу моря. А возможно, что Посейдон слишком панически поглядывал назад: а Зевс еще отворачивается? Оп, головой покрутил, сейчас поверне… а, нет, опасность миновала, можно уже опять маскироваться.

Гера на Олимпе, которой досталось это зрелище (Зевс на Иде любуется звездами, Посейдон в битве нервно вздрагивает, когда Зевс переводит взгляд). Царица богов встала и голосом решительного ветеринара провозгласила: «Будем усыплять!» И пошла за Гипносом.

Гипнос к перспективе поусыплять царя богов отнесся без должного пролетарского энтузиазма, «ибо знаем мы ваши кронидские нравы, мне одного такого у себя хватает». Но Гера посмотрела мудрым и проницательным взглядом и поинтересовалась – хочет ли Гипнос, чтобы она сказала своё «Пожалуйста»? Гипнос посмотрел на Геру и понял, что не-а, не хочет. Потом превратился в птичку, сел на дерево и выдал птичью версию «Спи моя радость, усни» в сторону Зевса. Зевс уснул, Гера из кустов сказала «Йес» и дала отмашку Посейдону.

Посейдон наконец-то начал воодушевлять на полную катушку и внезапно дело пошло настолько хорошо, что троянцам уже как-то совсем не хотелось жечь элладские корабли, а хотелось в Трою, закрыть ворота и забиться под кровать, а то эти греки все какие-то бешеные.

Так что через какое-то время раненые Менелай, Одиссей и Агамемнон уже собрались построить войска и провести первые в Ойкумене Параолимпийские игры с фатальным для троянцев исходом. Где-то на берегу вяло валялся Гектор, которому Аякс пробил гол каким-то очередным валяющимся на поле битвы огромным валуном. В отдалении, сея панику бесстрашным видом бегал Парис (на бегу принимая героические позы).

Но тут как всегда везение дало трещину: с вершины Иды раздался сочный зевок, и Громовержец вышел из спячки. И увидел, что бегут почему-то не те. После чего впал в состояние злобного медведя-шатуна после суровой зимы, и склоны Иды огласило говорящее: «Гера, шо это за?!» А дальше уже последовало обычное: «Да ты… да я… да я тебя в золотые цепи закую и между землей и небом подвешу!» - «Дорогой, я не против таких игр… но давай не сейчас, и вообще, это все Посейдон, это Посейдон все, вот загляни в мои глаза – видишь, какие они чистые?!»

Зевс заглянул, узрел чистоту и проникся. Гера утащила мужа на пир и принялась трясти пальцем перед остальными богами – мол, ни-ни помогать грекам, ни-ни, а то вот, довели моего родного, единственного, сейчас он опять бороду дыбить начнет и волосы поднимать, оно вам надо?!

К Посейдону (который все еще воодушевлял греков, да) Зевс послал Ириду и Аполлона, которые соединенными усилиями и донесли до бога морей нехитрую мысль: «Зевс тебя уже видит». Посейдон честно попытался хмурить бровь, пучить глаза и играть мускулами в стиле: «Да мы с братом на одном уровне, да я так же крут, у него просто жен больше», но потом вздохнул, сгреб трезубец и пошел себе пировать.

Аполлон вылечил Гектора, посоветовал больше не ловить валуны грудью, а лучше пойти и поиграть с факелами.

Гектор послушался и поджег корабль Протесилая.

В общем, все было крайне плохо, но потом эллинов все-таки спас кое-кто страшный, пришедший в стан троянцев, из двух слогов и на «п».

Патрокл, конечно.

__________________________________

Античный форум

Афина: А это такая дополнительная способность – превращаться в птицу и усыплять пением?

Гипнос: Вы многого не знаете о подземных.

Афина: Просто вот… у тебя близнец есть, так он тоже…?

Танат: Ну да. Превращаюсь в птицу, убиваю пением.

Гермес: Просто не все ожидают увидеть пингвина, лол.

Гипнос: И да, таким пением убить – раз плюнуть.

Афина: Так почему он ни разу…

Аид: А на что мне в подземке убивающий пением пингвин?!

Персефона: А я б завела, хорошее дело.

Афина: …мы многого не знаем о подземных…

Вчера греков душили-душили...

В роли лесника, который пришел и всех разогнал, на следующее утро выступил Зевс. Зацензуренная речь Громовержца, в которой попеременно звучало: «хватит лазить по деревьям», «Диомеда вам в дышло» и «меня Фетида за бороду трогала, так что вы мне не указ» — повергла олимпийцев в шок и трепет. Довольный Зевс провел финальный психологический пинок в печень, заявив, что вот, всех сегодня под домашний олимпийский арест, а то набурагозили тут, понимаешь… И да, ежели кто выйдет гулять в Трою — того скину в Тартар, а то там папка без родни заскучал. И вообще, я самый сильный и самый-самый, и если хотите меня проверить, так давайте спустим с Олимпа цепку златую и поиграем с вами всеми в перетягивание каната. Вот я за цепку возьмусь — и вас вместе с землей и морями ка-ак подыму да ка-ак закину!

— Культуриссимо, — молвила Афина, провожая взглядом в панике бегающих по дворцу родичей (особенно выделялся Гефест с воплями: «А мне эту хрень ковать!!» и Гера с яростным: «Где тут Фетида и какие там точки она нажала у него в бороде?!»). — Но ты это, батяня, случайно, не решил греков-то под корень?

— На развод останется, — ответил Зевс, величественно взоржал, оделся в парадное и понесся на вершину горы. Откуда и стал прикидывать: «Трубка пятнадцать, прицел сто двадцать, батарея, огонь! Бац-бац… и мимо».

Греки встретили прилетевшую в их войско молнию, как выстрел из стартового пистолета. То есть, троянцы уже почти устрашились ужасной храбрости ужасных греков, а тут вдруг какая-то пыль столбом, посреди поля почему-то один старец Нестор с криками: «Народ, у меня коняжка поломалась! Эй, кто-нибудь? Одиссееееей!»

Одиссей был мудрым и потому пылил быстрее всех. Диомед был храбрым и потому кинулся помогать Нестору и бить Гектора. Гектор остался без возницы, в рядах троянцев начали крепнуть настроения «А чего б нам тоже не попылить, а то тут же Диомед, он нам сейчас и в одиночку навешает». Но тут Зевс кинул молнию. И еще одну. И еще одну, поскольку Диомед упорно выкручивался из рук Нестора и рвался к троянцам с радостным: «Да ну, какие молнии, я ваш Арес копье кидал!»

Но Нестор таки тоже недаром слыл мудрым и сумел задавить авторитетом: мол, Зевсу неугодно, пошли уже в лагерь, там троянцы скоро к нам придут корабли жечь.

— Фух, — вздохнуло троянское войско, полное отваги. — Все, Диомеда убрали. Можно и в атаку.

В это время в лагере эллинов Агамемнон делал необходимое. Он говорил речь. О мужестве, чести и «не дадим в обиду плавсредства, за них деньги плочены».

Эллины слушали и хотели к троянцам. Зевс на горе тоже слушал и жалел, что кончились молнии. В качестве промежуточного средства Громовержец послал было орла, который метнул в Агамемнона с высоты оленя, но у орла оказался сбит прицел. Агамемнон же на упавшего с небес оленя прореагировал как полагается нормальному политику: «Гляньте, олени падают на нас с небес! Это символ… э-э, мудрости. Пусть же он вдохнет в нас отвагу!»

Вдохновленные оленем, эллины решили стоять до последнего и таки показали чудеса героизма. Особенно старался Диомед, который явно решил собрать себе коллекцию из возниц Гектора. Троянцы как-то уже было даже засомневались, потому как «Да ну, там же Диомед…» — но тут опять включился Зевс, и таки эллинам стало плохо.

Гера и Афина начали было разрабатывать план в стиле «Сейчас ты подкрадываешься и бьешь по голове, а потом мы дружно говорим, что это не мы», но тут Зевс цыкнул: «Куды, окаянные?!» и пояснил, что неча, неча, эллинам будет плохо до тех пор, пока Агамемнон не извинится перед Ахиллом.

Ахилл сидел в сторонке у своего шатра и громко теребил свои обиды.

______________________

Записки из подземки. Персефона.

Приходил Арес, просил прогуляться, сказать, что там у Трои. Сходила, посмотрела. Троянцы бегают с воплями «Ну, там же Диомед!» Папа на стороне каких-то неудачников. С неба падают олени. Пошла к Аресу, успокоила его, что все как всегда.

А как же пир?

- Эллины! – трагично возвестил Агамемнон на следующее утро. – Оказывается, падающий с неба олень – еще не есть предвестик победы!

- Мир рухнул, - сказали побитые эллины.

- Ни фига себе, денёк начинается, - сказал Одиссей.

После этого Агамемнона разбил панический приступ с воплями: «Тикай, хлопцы! Тикай! До дому, до хаты, пока живые!»

Но Диомед возмутился, что как это, у Гектора еще остались возницы, да и вообще, мы через это уже проходили, и Одиссей кому-то дал по хребту жезлом, так что есть разумное предложение – достать жезл и ввалить если не троянцам, так истеричному Агамемнону.

Нестор же оказался мудрее всех и предложил поступить по-олимпийски, то есть, нажраться на пиру. На том и порешили.

В разгар пира тому же Нестору пришло в голову, что есть же резерв, в смысле, Ахилл, и хватит ему уже там теребонькать свои обиды. Агамемнону намекнули, что пора мириться, и царь таки показал широту души в обещаниях. Мол, да я ему все, что нажито непосильным трудом… Брисеиду – назад, дары – впридачу, потом еще дочку после победы в жены, потом еще приданое, могу отдать даже жену, не жалко.

На этом моменте все срочно стали выбирать посольство, выбрали Аякса, Одиссея и сколько-то статистов и сказали приходить с Ахиллом.

Ахилл встретил друзей во всеоружии, то есть с лирой. На лире Ахилл, восседая у шатра воспевал славу героям (сидящий рядом Патрокл подтягивал что-то вроде «Ве-е-ечная память»). От картины веяло вредной мещанской идиллией.

- Ух ты, кто-то еще жив! – обрадовался Ахилл. – А я тут от скуки учусь вот на лире, а еще крестиком вышивать. А вы там как?

- А нас там вроде как убивают, - сообщили послы. Ахилл подумал и предложил нажраться на пиру.

День начинал циклиться.

На пиру Одиссей включил нейролингвистическое программирование и и начал жесткое кодирование в стиле «Ахилл, иди с нами, Ахилл, тебе дадут дары, Ахилл, когда я щелкну пальцами – ты наденешь доспехи и воспылаешь отвагой». Но то ли способности Одиссея были притуплены двумя пирами, то ли действие лиры на юношеский организм оказалось целебно-укрепляющим… в общем, Ахилл никуда не встал и не пошел. А про дары сказал, что «не продамся я за бочку варенья и корзину печенья». А про остальное сказал, что товарищей, конечно, жалко. Но вот пока троянцы не подожгут корабли и не дойдут до самого лагеря Ахилла – он бить их не будет. И вообще, он уже до того обиженный, что готов совсем домой поплыть.

Смена ораторов и поз, то есть доводов, не помогла. Послы вернулись в лагерь и радостными горстями начали сеять пораженческие настроения. Послов выслушали. После чего Диомед предложил…

Ну да, нажраться на пиру.

Потому что куча греческих героев с троекратного похмелья – тут уже и Ахилл не особенно нужен.

____________________

Античный форум:

Латона: Гера больше не самое мстительное существо в Элладе.

Афина: Беру свои слова обратно, Арес в мире еще не самый тупой.

Арес: Нашелся кто-то, кто упрямее Афины.

Аполлон: Пьяный Дионис НЕ ХУЖЕ ВСЕХ играет на лире…

Зевс: Бгыгы, я так гляжу, Ахилл многих сегодня подвинул с пьедестала.

В бой идут ночные партизаны

Вскоре лагерь греков перешел в горизонтальное состояние. Воины закономерно храпели. Агамемнон закономерно вздыхал на ложе, ибо душа радела о войске, а печень невнятно нашептывала, что если с ней так дальше, то она может обидеться и вообще уйти. В конечном итоге, муки совести объединились с голосом печени в нечто гадски навязчивое, икнули и выписали Агамемнону мгновенный импульс. Царь Микен встал (как проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов), надел львиную шкуру (как Геракл) и взял копье (как Афина, которая в полночь решила напугать брата). В таком гибридном обличии царь начал шататься по лагерю и тосковать, что вона, троянцы-то пируют («Не-е-е-ет!» - простонала печень) и на свирелях играют, а наши-то все спят, надо бы пробудить в них дух здорового авантюризма, причем желательно начать с Нестора, он мирный.

Как оказалось, Менелаю тоже что-то такое нашептали печень с совестью, потому что брата Агамемнон встретил праздношатающимся и тихо взывающим: «О-о, как я радею о нашей войне именно вот сейчас».

После чего круговая побудка героев стала как-то уже и неизбежной. Проходила оная весело и задорно, со стонами: «Что, снова на пир?!», попытками отбиваться ногами, фееричными уклонами от летящих копий и разъяснениями, что есть, есть какая-то особенная прелесть в ночных советах вождей после многочасового пира.

…посмотрев на лица собравшихся вождей, Агамемнон понял, что этот вулкан ненависти нужно срочно перенаправлять в нужное русло, иначе его постигнет участь то ли Немейского льва, то ли Критского быка, то ли пятидесяти дочерей Феспия*. Мозг пробурчал что-то вроде «Я в сговоре с печенью, уйди, постылый» - и выдал нулевой уровень ай-кью.

- Ну, это, - сказал тут царь царей, - вон лагерь троянцев. А чего вообще нам плохо, а им нет?!

Нестор предложил заслать в тыл врага эллинскую разведку, чтобы троянцам тоже стало плохо.

Роль тыльного смотрящего вызвался играть Диомед, мотивируя это тем, что «да я вообще в одиночку готов Трою взять, только дайте уже поспать». Напарником Диомед выбрал Одиссея, ибо «мы вдвоем – тут кому угодно нехорошо станет!»

Одиссей прислушался к внутренней хитрости, но хитрость что-то тоже пробурчала про печень и заметила, что «вы б хоть оружие взяли».

- Я что-то оружие забыл, одолжите, а? – высказался Одиссей, и все поразились его мудрости.

Афера «двое с похмелья играют в партизан» удалась на двести процентов и окупила себя еще на середине пути к стану троянцев. Потому что выяснилось, что троянцы, видимо, тоже ночью долго ходили, вздыхали и радели после пира, а потом послали разведчика в стан греков.

Разведчик Долон был закамуфлирован в волчью шкуру и умел быстро бегать, но столкновения лоб в лоб с контразведкой противника не ожидал. Контразведка в виде Одиссея и Диомеда в принципе не особенно удивилась матерящемуся с троянским акцентом волку, шустро скачущему на двух лапах («Оно бежит, значит, оно должно быть задержано»). Долон был схвачен, тактично допрошен в стиле «Партизанен нихт? Ферштейн?». После очередного обещания Диомеда «сейчас я на тебя напущу Одиссея, он слишком долго молчал» - пленника понесло так, что неизвестный в те времена Остап не стоял и рядом. Отловив среди мысленного потока нужное «а вот еще у нас фракийцы в союзники прибыли, а у их царя Реса золотые доспехи и хорошие кони» - Диомед и Одиссей таки добили Долона, прихватили волчью шкуру и двинули дальше закладывать основы партизанской борьбы.

Фракийцы в своих шатрах духом местности еще не прониклись, потому спали, а не вздыхали на ложах и не радели о войске. Визит Диомеда, Одиссея и волчьей шкуры стал для фракийцев неожиданным и местами фатальным: двенадцать воинов и царь прогулялись от Гипноса сразу к Танату, коней Одиссей прихватил (ноги тоже что-то подозрительно стонали о вчерашних пирах), а колесница с доспехами не досталась никому. Ибо явившаяся Афина сказала, что, мол, Диомед, жадность – это плохо, и вообще, Аполлон, конечно, пока что пытается сопоставить понятия «лагерь троянцев», «похмельные эллины» и «волчья шкура» - но рано или поздно он таки справится.

…к тому времени, как Аполлон справился и кинулся будить троянцев, в отдалении только стучали копыта и затихало отдаленное и зловредное «Муа-ха-ха» античных героев.

По возвращении в лагерь Диомед сказал Одиссею: «Ну, теперь уже можно» - и царь Итаки таки включил фонтан красноречия. Несколько пораженные пышными описаниями Долона, волчьей шкуры и лагеря фракийцев вожди дружно начали воздавать героям славу («давайте перекричим Одиссея, пожалуйста!»)

После чего проснулся уже весь лагерь, и поспать ни у кого все равно не получилось.

________________

Записки из подземки. Аид

Приходил Аполлон по поводу каких-то фракийцев. Взывал к справедливости и говорил, что как можно так-то. Долго играл на кифаре, растрогал, захотелось утешить племянника.

Рассказал ему, что конечно – не дело, лезть на спящих фракийцев. С похмелья и без шлема невидимости. Вспомнил пару своих вылазок в стан титанов во время Титаномахии.

Оказалось, что Аполлон тоже может быть фонтаном, но не красноречия…

Примечания:

* Ну, дочери царя Феспия... там, в общем, была история с Гераклом, одной ночью и последствиями в виде 50-ти внуков для Феспия, да.

Диомед крушить

Примерно же в это время на Олимпе Зевс решил исполнить сольную арию «Трололо», посвященную Гере. И начал настаивать, что он сейчас ка-ак прекратит всякую рознь, ка-ак учинит перемирие, а потом эллины ка-ак получат Елену обратно…

Гера прониклась (а ну как правда мир, а как же несправедливо задаренное Афродите яблоко?). И замотивировала Афину. Видимо, замотивировала немного чересчур, потому что богиня мудрости (с невнятным воплем о забытых дома тормозах и силе божественных пенделей) в виде звезды упала среди троянского войска. Но вместо воинственности породила недоумение, ибо «звездочка упала – загадай желание, или что там это знамение обозначает?»

Афина решила действовать более толсто и начала психозомбирование троянского лучника Пандара. Выдержав несколько гипнотических «Убей Менелая, убей уже Менелая, убей Менелая, чего тебе стоит…» - Пандар взял да и пустил стрелу в Менелая. После чего Афина внезапно выдала четкую и мудрую цепочку умозаключений: «Ой, то есть, Менелай же грек – а я вроде как за греков и против Трои – нехорошо как-то выходит» и сама же отклонила стрелу.

В общем Менелай оказался раненым, а перемирие как-то само собой забылось. Настал час экшна, на Олимпе провозгласили «Йес!» - и взялись за попкорн, на поле боя смешались в кучу кони, люди, а некоторые боги взяли себе армии немножко порулить.

За греков выступала Афина, делала вид, что «так и было», а за троянцев – ожидаемо Арес и Аполлон с Афродитой на подтанцовке.

При этом Арес занимался чем-то неведомым, Афродита чесала волосы в стороне, Аполлон нервно вскрикивал из-за плеч Ареса: «Ободритесь, троянцы! Ахилл сегодня на скамейке запасных!» И только Афина, бормоча формулы и мерзко хихикая, клепала какой-то озверин в подручной пробирке.

Пандар (который лучник) тем временем еще не успокоился и второй стрелой подстрелил Диомеда. Обиженный и подраненный Диомед взмолился к Афине… а вот дальше то ли Афина вдохнула в него силы и мужество, то ли Диомед чего-то такого нужного вдохнул, но герой перешел в режим «Всех убью, один останусь» резко и без промежуточных стадий.

Троянец Эней, посмотрев, во что превращается битва, срочно побежал искать Пандара с мотивацией: «Что у тебя там было на стреле?!» Пандар, который сам не знал, что у него сегодня не так со стрелами, честно попробовал добить Диомеда копьем. Диомед столь же честно добил копьем самого Пандара. После чего сгоряча пришиб Энея огромной каменюкой, пардон, в бедро (но целился он, конечно, в сердце!). Энея кинулась было прикрывать Афродита, но и она получила копье с комментарием: «Киндер, кюхе, кирхе*, женщина, а ну пшшшла отсед!»

Афродита одолжила у Ареса колесницу и пошла стенать на Олимп. Где, само собой, получила свою дозу арии «Трололо», но уже от Геры и Афины.

На самом деле, главным троллем во всей этой каше был таки бог войны. Потому что все это время, как выясняется, он СИДЕЛ. То есть, мыслями он гордо реял над троянцем, Зевса молнии подобный, а на деле – тихо он сидел на травке, ведь совсем не глупый пингвин!

То есть, одну минуточку, там где-то в бою Аполлон защищал Энея от Диомялка (помеси Диомеда и Халка). Бешеный Диомед, который в запале не особенно различал Аполлона и Афродиту (а что, волосы одинакового цвета) только с третьего раза догадался, что что-то не так, и пошел крушить других. Аполлон быстренько унес Энея с поля боя, а бой кипел, а Арес в это время СИДЕЛ.

И только когда Аполлон вернулся и поинтересовался: «А ты вообще-то за кого?!» - Арес встал, сказал: «Ну ладно», - и тоже чего-то такое вдохнул в троянцев в целом и в Гектора в частности. Троянцы воспрянули и наваляли грекам. Гера на Олимпе насупила бровь, предчувствуя, что придется выслушать очередную арию.

Зевс, глядя на жену, подумал и сказал, что дает разрешение на применение тяжелого оружия, сиречь Афины, «только на этот раз пусть хоть на колеснице едет, а то использовать богиню мудрости как ракету «воздух-земля» - как-то неудобно вышло».

В общем, Афина вдохнула в Диомеда вторую дозу (отваги и силы, вы не думайте), Диомед весь воспылал отвагой, а Арес получил от Диомеда копье на добрую память. Причем, бог войны очень обиделся («Ну, что за день, посидеть не дали, самого ранили, и даже колесницу у меня Афродита одолжила»), понесся на Олимп и начал там папе жаловаться на Афину. Мол, сестра поломала игрушки и сделала бо-бо, подуйте мне на вавку. Зевс дуть на вавку отказался и вообще, заметил, что ему очень хочется утилизировать сына непосредственно в Тартар.

Ареса, конечно, помыли, починили и даже красиво одели. Но тут с поля боя вернулись Афина и Гера.

И можно даже не говорить, какую арию пришлось выслушать богу войны.

__________________________________

Записки из подземки. Аид.

Пришли какие-то троянские воины. Вроде как убиты упавшей на них Афиной. Новое развлечение – прыжки на смертных с Олимпа?

Приходили Керы. Говорили, что еще немного – и посреди троянского войска образовался бы новый вход в мой мир. Афине и правда не стоило так разгоняться.

Приходил Танат. Клялся, что в жизни больше не будет ждать битвы посреди войска. Цитируя его, «теперь еще и богини мудрости чуть ли не на голову падают!»

Приходила Геката. Интересовался – что это за отвага охватила сначала эллинов, потом троянцев? Подумала, сказала, что Афина и Арес переборщили в рецептах с мухоморами. Плюнула, добавила: «Дилетанты», ушла.

*дети, кухня, церковь - немецкий фразеологизм, который выражает то, чем должна, по мнению германцев, заниматься фемина.

И тут вдруг лирика!

Пока Диомед крушил, а боги дальновидно прохлаждались на Олимпе, Гектор пошел себе в Трою. Потому что ну его все, там же Диомед крушит, а дома жена и вкусняки, и вообще, хватит эпоса, настал, настал час для великой лирики.

На все вопросы от троянок типа «Ну а что там?» и «Ну а как там?» Гектор пытался мимикой изобразить свирепость и беспощадность Диомеда, отчего народ бледнел и бежал молиться Афине.

Для начала Гектор зашел к Парису. Парис сидел дома и рассматривал вооружение. Елена стойко пилила Париса. В целом, в доме царила четкая пастораль, которую Гектор тут же и нарушил.

В целом, картина получалась такая:

Парис: Ух ты, мечик… ух ты, шлемик…

Елена: Нет у тебя ни стыда ни совести, иди в бой, в бой иди, иди в бой… (звук пилы).

Гектор: Да Зевсом об Посейдона и через прялку Афины, ты вообще почему в Трое?!

Парис: Ух ты, копьецо… ух ты, щитик какой…

Елена: А я ему говорю, я ему говорю, что он трус, а я ему говорю, а он меня не слушает, а это он во всем виноват… (звук пилы приобретает чистоту и насыщенность).

Гектор: Да Диониса с Аресом напополам, ты чо, совсем?!

Парис: Отстань, я готовлюсь к битве. Хм, какой лучше панцирь взять, с солнышком или морскими узорами?

Елена (переходит на ультразвук).

Парис (нервно косясь на Елену): А… э… в общем, я уже вот почти сейчас и приду.

Гектор (уже из-за двери): Ну, ты держись там, пойду с семьёй повидаюсь.

Парис (шепотом): Не. Оставляй. Меня. С. Ней.

Но Гектор уже умчал галопом, нашел жену и стал с ней нежно прощаться в том смысле, что вот, дорогая, нам всем, возможно, скоро наступит единый танат, но пойду-ка я геройски биться.

Просветленная Андромаха тоже вещала в духе «ой-вэй, муж мой, стань ты уже пацифистом».

Младенец Астианакс на руках Андромахи добавлял драматизма истошным ревом.

В общем, когда лирики, слез и обнимашек хватило, Гектор таки отправился в битву.

На полпути его догнал бегущий в битву Парис. С воплем: «Я все-таки вырвался!»

____________________________________

Античный форум

Аполлон: А вот мне нужно для аэдов написать, что у Елены был мягкий нрав, хороший характер…

Зевс: Ага. И еще напиши, что это исключительно благодаря наследственности.

Немезида: Поддерживаю, дочурка – ходячая милота.

Гера: А есть вообще уверенность, что троянцы ее не отдадут обратно?

Афина: У меня нет даже уверенности в том, что для этого они не используют катапульту.

Маленький геройский междусобойчик

Вкусившие лирики Гектор и Парис побежали в битву, и троянцы как-то сразу воспрянули, и даже Диомед как-то присмирел (возможно, проникся завистью, увидев стильный панцирь Париса, и отправился плакать в углу). Греки начали отступать, Афина перешла в реактивный режим и рванула на помощь. Но оказалось, что на каждого Чипа найдется свой Дейл. Последним оказался Аполлон, который схоронился, в некотором роде, под дубом.

Дальше пошли мысли и диалоги.

Аполлон: Ой, нет, вот сейчас она долетит до греков, а потом опять чего-то там вдохнет в Диомеда, а потом мне неделю придется делать маникюр. Сестра! Сестра, а давай по передышке? Посидим на дубе, посмотрим на потные греческие единоборства.

Афина: Ну, ладно. А сидеть на дубе вообще обязательно?

Афина и Аполлон: Спасатели, вперед!!

Прорицатель Гелен: А-а-а, меня плющит и колбасит, боги сидят на дубе, боги сидят на дубе, боги хотят остановить битву, Гектор, олень, останови битву, Гектор – олень, Геклень, Гелен, Гелен, Гелен, Гелен…

Гектор: Ну, почему у них Диомеда плющит правильно, а у нас – вот это?! Ну ладно, ребята, можно посидеть и отдышаться.

Армия: ФУХ.

Афина и Аполлон (дают друг другу пять, сидя на столетнем дубе как две божественные крупные вороны).

Гектор: Греки, выходи бороться один на один! Обещаю труп противника не осквернять, доспехов не сымать!

Аякс: А с кого – не сымать, с себя или с противника?

Нестор: А не сымать – это до или после смерти противника?

Диомед: А в каком, простите, смысле – не осквернять?

Одиссей (как самый умный): Нафиг.

Менелай: Пустите меня уже, я всех убью сам.

Агамемнон: Ша, я сказал! Сейчас я скажу вдохновляющую речь.

Девять героев сразу: Не надо речи, мы согласны!!!

Аякс Теламонид: Ух ты, жребий упал на меня! Ну, сейчас я этому Гектору… (идет очень пространное описание, потому что Теламонид-то ничего никому не обещал).

Гектор (глядя, как на него надвигается нечто, похожее на малый античный танк): …мамочки.

А дальше началось классическое «Они сошлись, вода и камень, зачет простейший и экзамен не столь различны меж собой». То есть, Гектор метает копье – Аякс метает копье (0:1, Аякс впереди, щит Гектора - отстой), Гектор метает копье – Аякс метает копьё (0:2, у Гектора еще и копье теперь гнутое, и в шее рана). Гектор метает огромную каменюку, Аякс метает еще более огромную каменюку (0:3, Гектор лишился щита и охромел, зрители дружно решают – кто накидал на поле боя огромных каменюк). На четвертом заходе герои достали мечи, но тут пришли глашатаи и сказали, что ночь уже на дворе, всем хочется кушать, и вообще, нельзя ли, как бы, уже и закончить.

Дальше, само собой, вновь пошли речи и мысли.

Аякс: Что, время ужина?! Да-да-да, Гектор, ты там как, согласен на сегодня закончить?

Гектор (выползая из-под камня): А… да… вот тебе меч в подарок.

Аякс: Ух ты, вот тебе пояс!

Троянцы: Могучий Гектор вышел невредимым из поединка! Ура!

Гектор (охромевший, с раной на шеей и глазами по оболу): …шоб вам такими невредимыми быть.

Греки: Аякс – молодец! Выпьем! И давайте еще предложим троянцам просто отдать нам Елену и сокровища, может, они все-таки адекватные, да?!

Парис: Сокровища берите, а Елену трогать не советую. (Рыдая) люблю я её-о-о-о!

Троянцы вслед за Парисом, злобно: NO. NO Elena. Greki, go home.

Греки: Ладно, пойдём копать валы на всякий случай. Очень медитативное занятие.

___________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Танат, выразился как-то странно. «Афина и Аполлон сидят на дереве, греки копают». Попытался выстроить из этого картину битвы. Не смог. Приходила Геката, спрашивал у нее – не устраивала ли она каких-нибудь испытаний зелий около Трои. Геката сказала, что нет. Но перед уходом как-то странно хихикала и повторяла: «То ли еще будет!»

Дубина - друг мыслителя

Долгий пир предсказуемо закончился долгим и крепким сном. Зевс в оном участия не принимал, поскольку, натурально, пытался сесть в позу Мыслителя. Вариации «Сытый и подгулявший Мыслитель», «Мыслитель слегка кривится набок», «Мыслитель не понимает, кого ж там надо губить» плавно перетекали одна в одну, на подходе была финальная стадия «Мыслитель, распластавшийся в позе упавшего пингвина». Но тут Громовержец увидел Гипноса, который парил неподалеку и явно уже придумывал постфинальную стадию «Мыслитель в позе зародыша, умилительно сосущий палец во сне»). Идея сложилась.

Бог сна получил в меру четкие и почти что трезвые указания по части:

- лететь к предводителю греков Агамемнону;

- притвориться не собой. И не Громовержцем тоже;

- «Ну вот представь себе, что я – Гера, и я уговорила богов не помогать троянцам» (Зевса смерили опасливым взглядом);

- сообщить, что по этому случаю Трою ждет досрочная гибель, так что шнелль, шнелль, атаковать, эллины!

Нужно отдать должное богу сна – он явился Агамемнону не в виде своего брата-близнеца, а в виде старца Нестора. И выражался крайне красноречиво («Троя – гидра, вы – Геракл, Троя – Танат, вы – Геракл! Троя – грелка, вы… а, ладно, всё равно Геракл!).

Впечатлившийся красноречием Агамемнон прямо с утра рванул воодушевлять вождей. И таки воодушевил и склонил всех, даже Нестора, который справедливо интересовался, что ж он там делает во снах у царя царей. Оставалось воодушевить солдат, чем Агамемнон и решил заняться сам, потому что «я тут черной риторике учился, знаю очень хороший прием «от противного»».

Черная риторика сработала точно и гадко, как часовой механизм бомбы:

- Ну что, ребята, война как-то не очень идет? – надрывно вопросил Агамемнон.

- Гм, - подтвердило войско эллинов.

- Ахилла нет, опять же, все такое… - продолжил Агамемнон, готовясь жечь глаголом.

- Гм, - душевно поддержала аудитория.

- Ну так и поехали домой, а? – коварно вопросил Агамемнон и набрал воздуха в грудь, дабы воодушевлять.

- А что, так вообще можно было?! – резонно вопросила черствая аудитория и рванула на корабли на второй космической.

Через минуту над площадью осталась висеть густая пыль, ближе к кораблям слышались громкие призывы к пацифизму и «Начальник сказал – значит, можно!» Несбывшийся оратор бормотал, что вот, был же сон, и вообще, он же учился черной риторике, и прием такой хороший…

Вожди, которых только что мотивировали на атаку, безмолвно фигели. Похоже было на то, что корабли уйдут на Элладу без них.

И это еще в сравнение не шло с реакцией похмельных олимпийцев, которые были разбужены криками эллин и обнаружили, что любимый сериал закрывается в связи с спешным отплытием статистов домой.

Дальше запустилась сложная цепочка «Гера-Афина-Одиссей» (промежуточными звеньями цепочки служили выписанные мотивирующие пенделя). Ощутив на себе мощь божественного внушения, Одиссей понесся в толпу – и все вострепетали, почувствовав, что сейчас-то и начнется настоящее ораторское искусство.

Таки оно и началось.

- А ну-ка, Агамемнон, дай-ка мне жезл верховной власти.

- Ты будешь произносить с ним речи, о Хитромудрый?!

- Ну, вроде как почти, - сказал Одиссей, с размаху ушатав по голове жезлом кого-то из тех, кто собирался отплывать.

Пока вожди переваривали такое нецелевое использование жезла и приходили к выводу, что таки да, это во всех смыслах весомый аргумент, Одиссей привычно перешел в состояние «античный Кашпировский», и через какое-то время дубинка плюс красноречие творили чудеса:

- Неужели – хрясь! – вы оставите – бдыщ! – богатые трофеи – шмяк! – да троянцы – блямс! – над вами смеются – скирдыщ! – да герои вы или нет – бадабумс!

Под градом аргументов народные массы как-то растеряли пацифизм и вернулись на народное собрание с шишками и готовностью творить героическое, и вообще, все, убедил-убедил, успокойте же его кто-нибудь, пожалуйста…

Пока Одиссей остановился, чтобы отдышаться, из рядов не убежденных аргументами пацифистов выдвинулся некий Терсит. Который упорно продолжал обозначать, куда господа вожди могут пристроить свои трофеи и что сделать с Еленой (а в принципе, можно и наоборот).

Терсит дошел в своем «вам оно надо – вы и воюйте» до кульминации, когда обнаружил, что перед ним стоит отдохнувший Одиссей (и поигрывает основным аргументом).

Ответная речь царя Итаки была краткой, но эффективной.

- Да если ты, тварь дрожащая, еще вякнешь на нашего Агамемнона, то не будь я папа Телемаха, если я тебя не схвачу (Терсит бледнеет), не раздею донага (Терсит уже готов прямо сейчас брать Трою) не изобью (уже в принципе все готовы брать Трою) и не прогоню в таком виде до кораблей!

Вздох облегчения. Громкий «бздыщ!» по спине Терсита скипетром – просто так, для профилактики. Сдержанные рыдания Агамемнона, когда тот понял, что такой ораторский уровень попросту недостижим.

После чего Одиссей заявил, что «Ну вот, а теперь я скажу речь» и таки сказал, и даже рядом с ним якобы стояла помогавшая ему богиня Афина (надо думать, с опаской косившаяся на скипетр, а то кто их знает, этих ораторов).

В конце концов войска преисполнились воинственного пыла и рванули крушить троянцев, ибо «Да в принципе, они же все нормальные ребята… после Одиссея».

_____________________________________________________

Античный форум:

Зевс: А вообще, нормальный такой способ доносить свою мысль…

Арес: Народ, никто не знает, куда можно переехать с Олимпа?

Афина: На самом деле, каждый оратор сам подбирает то, что обеспечивает эффективность выступления. У меня, например – мудрость…

Афродита: Красота.

Гера: Громкость.

Гермес: Подкуп.

Аид: Выражение лица.

Дионис: Ик?

Гипнос: А у меня, например, брат. Так он сам по себе – аргумент…

Стенка на стенку

Пока Одиссей выключал античного Кашпировского, боги послали к троянцам Ириду. В противном случае, мог появиться фразеологизм «стоять и смотреть, как эллин на троянские ворота». Но, однако, Ирида предупредила всех, что «греки идут», троянцы дружно закричали: «Где?!» - и выбежали стройными рядами навстречу – смотреть.

Войска эпично сошлись и эпично посмотрели друг на друга. Что делать дальше – было как-то мутно (нет, ну не убивать же их, в самом деле). Тогда в порядке придания всем боевого духа Парис вышел из стройных рядов сородичей и высказался в том плане, что эй, эллины, идите сюда, я буду щелкать вас по клювам.

Эллины переглянулись, вспомнили, что среди них Менелай, и подумали про Париса: «Таки зря он это сказал». Менелай вспомнил, что это Парис украл у него жену, и обошелся без настройки мухоморов. Парис, услышав боевой рев обиженного мужа и увидев Менелая в состоянии «Я уже почти Геракл» сказал: «Ой-ей! Это какие-то неправильные греки! Я в домике!» - и быстренько схоронился за спинами воинов.

- Ты, это, - сказал ему на это воинственный Гектор. – Ты того. Ты шо, вообще?!

Парис внял красноречию брата и заявил, что нет, он не струсил, ему просто нужно было поправить леопардовую шкуру. И да, он таки будет драться с Менелаем. Только пусть кто-нибудь успокоит Менелая уже. И да, ладно, если Менелай победит – так и быть, отдам Елену.

Гектор пошел и изложил эллинам. Эллины, настроившиеся на «подраться» быстро перешли в режим «ну, хоть бой посмотрим». Менелай успокоился, но потребовал Приама (нет, не вместо Елены): «А то как-то надо кому-то подтвердить, что вы Елену в случае победы отдадите, а сыновьям Приама как-то доверия нет, они в нужный момент все где-то поправляют леопардовые шкуры».

Тем временем Елена взошла себе на башню, дабы посмотреть, кто победит по очкам, а кто по этим очкам получит. Попутно предалась воспоминаниям в духе «А вот у нас на родине деревья зеленее» и «А вон внизу мой бывший, хороший вроде как человек». Попутно ввела местных старцев в повышенное слюноотделение и философию в духе: «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б таку… э-э, то есть, эллинов и троянцев можно понять, красота спасёт мир, но нас-то вообще за что?!» Попутно провела для Приама с башни экскурсию по эллинским героям: «Вон тот здоровый – это Аякс, а вон тот, от которого все стараются подальше держаться – это Одиссей… стоп, а кто это там сандаликом и ногой землю роет? А-а, это Менелай, не признала сразу же». Приам посмотрел, проникся, быстро пошел, принес клятву, похлопал по плечу сына и сказал, что, мол, ты повежливее там с Танатом, а то мало ли. После чего столь же быстро вернулся в Трою, а то как-то здоровья не хватает на жестокие зрелища, да и радикулит, и вообще, нужно поправить леопардовую шкуру.

А ситуация «в правом углу ринга в метафорических рогах Менелай – в левом углу ринга в леопардовой шкуре - Парис» дошла таки до своего пика. Эпическое противостояние уложилось в четыре удара и тонны пафоса для аэдов. Сначала Парис метнул копье в щит Менелаю, потом Менелай воскликнул о своей страшной мсте и тоже метнул копье, почти приготовив из Париса шашлык. Парис упал, и Менелай богатырски вдарил противнику мечом по шлему. Меч не вынес надругательств, шлем держался молодцом, но общие ощущения у Париса были такими, будто его сунули в колокол. Или заперли в темнице с Одиссеем. После чего Менелай воскликнул с демоническим хохотом: «Вчера парисов душили-душили…», схватил Париса за шлем и потащил в стан эллинов, намереваясь продолжить беседу в приватной обстановке.

Но тут на сцену привычным роялем из кустов скакнула Афродита и явила свою огромную божественную мощь. В том смысле, что разорвала ремень шлема, схватила Париса на руки и умчалась в закат (в смысле, в Трою). Менелай остался при шлеме противника, с которым он какое-то время бегал по рядам троянцев, как принц в поисках потерянной Золушки (правда, от принца не шарахались в разные стороны с категорическим: «Это не мой фасончик!»).

Агамемнон же, быстро сообразив, что противник в очередной раз убыл куда-то поправлять леопардовую шкуру, разразился воплями в духе: «Наши победили!» и «У нас теперь его шлем, отдавайте Елену, или шлему придётся плохо!»

Но Елену им почему-то не отдали.

__________________________________________

Записки из подземки. Танат

Мотался в Трою – опять. Три часа торчали с Керами в ожидании побоища (а у меня, кстати, еще куча вызовов!). Потом Менелай сломал меч о шлем Париса (скорее всего, проверял на прочность, не мог же он это в бою так…). Забрал шлем (ну вот, проверил) и начал бегать по рядам эллинов. Никого не убил. А мы стоим, ждем.

Смертная скотина.

Владыка предложил поставить там палатку. С учетом менталитета эллинов – можно даже летний дворец.

Пы. Сы. Господа! По многим причинам было принято волевое решение разделаться с выкладкой глав побыстрее, так что постараюсь кидать главы кучно, так сказать. В день хотя бы по парочке, чтобы быстренько финал, так сказать.

Девять лет, полёт нормальный

Первые девять лет осады Трои рисуются в мрачно-курортном антураже: лагерь-солнце-море, в лагере где-то эллины после стопятнадцатой героической битвы меланхолично лузгают семечки, кто-то гекзаметром распевает «Не жди меня, мама, хорошего сына…»; в отдалении под стенами Трои канючит Менелай: «А Елена выйдет? А скиньте Париса!»

Но мы-то знаем, что на самом деле все было гораздо эпичнее, пафоснее… и да, семечки лузгались под длинные песни аэдов о доблести греков. Между семечками и эпизодическим битьем отдельных рискнувших погулять из Трои морд эллины:

- разоряли окрестности;

- брали города союзников Трои и разоряли окрестности;

- охотились и разоряли окрестности;

- устраивали спортивные соревнования и… ну, вы поняли.

Время от времени в окрестностях заканчивалось то, что можно разорить, и тогда эллины скучали и втихую выпиливали друг друга.

Одиссей скучал больше всех, поэтому как-то ненавязчиво ликвидировал Паламеда. Аэды полагают, что из злостной зависти, ибо Паламед был хороший советчик, врач и человек, строил маяки и даже уговаривал всех плыть домой (да побузили и будет, чего уж там). Логика (с которой не дружат аэды) утверждает, что Паламеду меньше нужно было класть младенцев в борозды перед плугом. И тащить на девятилетнюю войну пытающихся откосить царей Итаки («Год, два, три, все, месть созрела, умри скотина!») Мы же вообще считаем, что речь шла о чистом искусстве, ибо скучно уже, хитроумие размять негде, только начнешь вещать – все почему-то с воплем бегут брать Трою и разорять окрестности.

План, разработанный Одиссеем, включал подлоги, поддельные письма, наушничество, промывание мозгов населению и мог заставить возрыдать от зависти ЦРУ и ФСБ в объятиях друг друга. В основе плана лежал тот факт, что якобы продался Паламед-Плохиш троянским буржуинам за бочку варенья и корзину печенья. И теперь срывает нам победоносную войну, гнусно пересказывая врагу важные военные тайны: какого цвета у нас палатки, кто сколько просадил в игре на щелбаны и какого сорта у нас семечки.

Надругательства над личным возмущенная общественность не снесла, вожди рванули в шатер к Паламеду и там нашли нежданчик от Одиссея: мешок с золотом и корявой надписью «От троянцев лучшему тайному шпиону на доброе здоровье».

В общем, Паламеда решили побить камнями. Автора фразы «Кто без греха – первый брось камень» тогда еще не было, так что Паламеда таки побили. Перед смертью он сгенерировал глубокомысленное: «О, истина, мне жаль тебя, ты умерла раньше меня».

И все как-то даже согласились, что да, вполне возможно, умерла, особенно если с Одиссеем встречалась. А то он у нас какой-то весь творческий…

____________________________________________________

Античный форум

Гера: А с Одиссеем вообще можно что-нибудь сделать? Ради сохранения войска эллинов? А то он как-то… страшен в скуке.

Арес: Вытащить из Одиссея шило, лол?

Гермес: Он мой правнук вообще-то. Так что у него там НЕ ПРОСТО шило.

Арес: Пф! А что он сделает – один возьмет Трою?

Гермес: Ты не понял, он мой правнук. Если его не остановить, он НЕ ПРОСТО возьмет Трою…

Агамемнон: Одиссей который год ломится с какими-то идеями насчет деревянных лошадей. Гигантских деревянных лошадей. От него вообще что-нибудь помогает?!

Повесть о том, как поссорился Агамемнон Атреевич с Ахиллом Пелеевичем

Кажется, уже всем известно, что греки таки разоряли окрестности Трои. Вследствие разорения окрестностей греки пополняли запас лузгаемых семечек и брали прекрасных пленниц (чтобы досуг не составляли только Троя и только семечки). Так, например, Ахилл обзавёлся наложницей Брисеидой, а Агамемнон – Хрисеидой. Заложницы рифмовались отчествами, но родственницами ни разу не были, а Хрисеида еще к тому же была дочерью жреца Аполлона, то есть, смело могла заявить, что «да вы знаете, кто мой папа?!» То есть, с этого всё и началось.

Потому что, когда в стан эллинов прибыл жрец Хрис с богатыми дарами – Агамемнон насупил бровь. Хрис хотел дочку обратно и утверждал, что даст за это денег, а Агамемнон лелеял неясные перспективы – мол, Клитемнестра у меня, как осетрина у Булгакова – второй свежести, а жреческая дочка вся такая ничего, так что почему бы и нет? Проникшись к Хрисеиде глубокими и неподдельными чувствами, ванакт* эллинов выписал возможному тестю пенделей и насмешек, посоветовал – куда пристроить принесенные с собой дары (где-то за палаткой Одиссей торопливо записал адрес) – и заявил, что решение принято, обжалованию не подлежит.

Обиженный жрец пошел и наябедничал Аполлону. Аполлон, который всей душой болел за стены Трои (им же частично и построенные) и относился к эллинам как к большому количеству подвижных мишеней, схватился за лук. Очень скоро в Аиде прибавилось удивлённо стенающих теней, Гермес перешел на челночный бег по маршруту «Аид − лагерь эллинов», а Танат ушел в глухой режим «страда-сенокос» (цедя при этом нелестные словечки об ушибленных снайперах).

Само собою, вожди собрались и стали думать думу и вопрошать богов. Правда, прорицатель Калхас посмотрел на монобровь Агамемнона и ушел в глухую отмазку: ничего не знаю, ничего не скажу, жизнь дороже. После клятвенных воплей Ахилла защитить и не позволить прорицатель раскололся: мол, так и так, нечего обижать жрецов Аполлона, теперь нам нужна Хрисеида для Хриса и немного жертвенной говядины (а то Аполлон там уже уморился стрелять).

Насупленность Агамемнона перешла уже в стадию «хмур, как Зевс при виде Геры». Ванакт взял слово и стал требовать компенсации. То есть, Хрисеиду как бы и отдам, но утешьте же меня чем-то другим (все попятились), а то сам отберу из доли Ахилла (Ахилл тоже начал хмурить бровь), Аякса («А я причём?!») или Одиссея (глумливый ржач из толпы и «Ты мою долю еще найди!»).

Ну, а дальше уже пошло эпичное препирательство по поводу «мы делили апельсин». В общих чертах было сказано:

- Ах ты (эпитет) корыстолюбивое (эпитет), мы за тебя на эту войну (эпитет), я тут великие подвиги (эпитет), а ты мои трофеи (длинная развернутая метафора). Да я вообще сейчас домой поплыву!

- Да я! Да я!! Да я у тебя Брисеиду отберу (о, кстати, рифмуется)! Да плыви ты хоть к (длинное указание адреса, который на всякий случай опять записывает Одиссей). Я тут важный! Я тут самый! Да я вас всех…

Пока греки с некоторым изумлением внимали дальнейшему обороту, метафорически описывающему отношения в стане эллинов (некоторые – с воплями: «Не было такого!» и «А если было…», Одиссей – с конкретным «Тихо, я записываю!») – Ахилл, который в риторике не был силен, достал меч и собрался избавить всех от начальства. Тут Ахилла подергала за рукав объявившаяся поблизости Афина, которая объяснила, что нет, она тут не просто послушать, хотя и послушать тоже, а на риторику надо отвечать риторикой, так что жги напалмом как с трибуны, а меча не надо, не надо…

Что и неудивительно, поскольку ц.у. Геры Афине звучало так: «Да пусть там уже хоть кто-то останется, а то кто будет брать Трою?»

Ахилл послушался и сказал Агамемнону много нехорошего (назвав его то ли пожирателем народа, то ли пьяницей, то ли трусом, то ли собакой, а возможно – трусливой пьяной собакой, пожирающей народ). Потом кинул в него своим жезлом вождя и заявил, что, мол, воюйте без меня, а я посижу посмотрю, а сами же придете, а я все равно не пойду, вот!

Совершив этот взрослый и мужественный поступок, Ахилл вернулся к себе и начал скорбеть.

________________________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Танат. Жаловался, что не нашёл Аполлона. Зачем Танату нужен был Аполлон – осталось тайной (за исключением странного мечтательного «Налысо! И лук ему в…»). На вопросы отвечал что-то уклончивое насчет олимпийских рекордов по скорости срезания прядей. Почему-то помянул стрижку овец. Интересовался – когда у этих смертных там война кончится?

Подвернувшийся Гермес выдал что-то вроде: «Да они вообще-то еще как следует и не начинали!»

…сижу, думаю, где теперь достать запасного Психопомпа…

Главное - знать, на что давить!

Несмотря на то, что Агамемнон был, в некоторых отношениях, трусливой пьяной собакой, слово он держать умел. Поэтому Хрисеиду вернули отцу (возвращавший Хрисеиду Одиссей еще успел отпировать за счёт отца), а мор прекратился. А к Ахиллу пришли за компенсацией.

- Друг Патрокл, выдай им там со склада Брисеиду, - сказал сидящий у шатра Ахилл, напомнил глашатаям, что скоро, скоро грянет буря, потом пошел на берег моря и разразился воплями в духе «Обидели сиротинушку, отняли копеечку!»

И выплыла к нему государыня рыб… мама. И в ответ на вопрос «Чего тебе надобно, сыне?» огребла столько стонов и рыданий, что теням на асфоделевых полях не снилось. Передадим кратко: «А-а-а, жизнь моя коротка и несчастна, а-а-а, Агамемнон меня обесчестил (тут мама удивленно булькнула), отняв законный трофей (облегченное бульканье). А-а-а, у меня забрали Брисеиду, и остался у меня только Патрокл (мама делает вид, что не слышала), которого я люблю высокой духовной любовью! А-а-а, меня обидели, а-а-а, оскорбили, а-а-а, мама, скажи уже Зевсу, пусть он убьет нафиг всех моих бывших товарищей, чтобы они увидели, что Агамемнон был неправ!»

Почему-то логика в духе «обидели сына – атата всем грекам» показалась Фетиде закономерной. Титанида возопила в том духе, что да я… да за сыночка… в общем, сынок, сиди, веди себя хорошо, не пируй, люби Патрокла высокодуховно, а я вот прямо отсюда к Зевсу на высокой скорости!

Зевса, правда, пришлось подождать, поскольку он двенадцать дней пировал у эфиопов. Все эти дни Ахилл сидел в шатре и жаждал воинской славы. Но в боях участия не принимал.

На двенадцатый день Фетида припала к ногам Зевса, стала трогать его за коленки и за бороду (возможно, ища точки воздействия). Попутно излагая ту мысль, что вот, не мог бы ты, о величайший, сделать так, чтобы эллины помирали, пока не позовут на помощь моего сына.

Сначала Зевс вообразил последствия в виде Геры, но потом двенадцатидневный пир и поглаживания бороды («О да-а, гладь ее всю, гладь скорее!») взяли свое, и Громовержец таки обещал. С одним условием: Фетида удалится с Олимпа по системе «стелс», быстро и незаметно.

- А чтобы ты поверила – вот тебе знамение! – сказал Громовержец напоследок, вздыбил на голове волосы (на секундочку, там была не стрижка «под бокс», а вполне себе длинная грива), свёл брови и сделал так, что Олимп содрогнулся. – Ну вот, веришь?

Фетида заверила, что после такого зрелища (хмурый Громовержец с панковским хаером) она готова уже в принципе уверовать во что угодно и, слегка оглушенная, но незаметная, удалилась-таки с Олимпа.

Само собой, что на следующем же пиру Гера начала вербальную атаку на мужа по теме: «А чего это у тебя такой вид, будто ты что-то задумал? А с кем это ты там советовался? А чего это ты мысли от меня прячешь? И вообще, что у тебя с волосами?»

Зевс держался молодцом, отвечал, что волосы – это новый способ экранировать мысли, так что не напрягай телепатию, жена, все равно ничего не узнаешь. На реплику в сторону («большой секрет – ты обещал Фемиде погубить эллинов!») среагировал чутко и вовремя: «А ты вообще молчи и знай своё место!»

Гера не знала об уязвимостях мужниной бороды, поэтому испугалась и притихла. Гефест предложил пировать дальше, ибо чего там ссориться из-за смертных, главней всего погода в доме. И все начали пировать. А то ну его, этого Громовержца, в самом деле, если он с такими последствиями брови сдвигает – страшно думать, как он глаза пучит или ушами шевелит.

____________________________________

Античный форум

Дионис: А что это у нас Олимп трясется?

Арес: А это Громовержец брови сдвинул.

Дионис: А-а, ну-ну.

Гера: Борода?! Вы серьезно? Она просто погладила его по бороде?!

Фетида: Я еще хватала за коленки.

Афина: Хм-м, никогда не слышала, чтобы борода была эрогенной зоной. Интересно, это наследственное или приобретенное?

Геката: Я за проведение эксперимента.

Посейдон покинул форум.

Аид: На всякий случай: ребята, я побрился. Я воистину зловреден, муахаха.

Афина: Да мы как-то и не собирались. Честное слово, идея дергать за бороду или хватать за коленки царя подземного мира…

Персефона: А мне как-то норм)

Ифигения с офигением

Ветел с моря дул, ветер с моря дул,

Навевал беду…

Предположительно, прорицатель Калхас

Пока Телефа лечили новейшим методом металлотерапии, эллины сидели в Авлиде, ждали попутного ветра и со скуки тренировались мочить троянцев на животных. Агамемнон, например, как-то почти что повторил подвиг Геракла и поохотился на лань. Вот только:

- лань не была Керинейской;

- лань было решено в плен не брать;

- на место живодерства явился буйный античный «Гринпис» (она же Артемида) с негодующим: «Пошто зверушку обижаешь?»;

- Агамемнону объяснили, что «ты не Геракл, ты самозванец, и вообще, нехорошо убивать бедных маленьких зверят»:

- дальше последовали грозные обещания пожаловаться дяде, нет, не тому дяде, который подземный дядя, а тому, который заведует этим вашим попутным ветром и который так может так дунуть, что вы… ну да, попадете таки к тому дяде, который подземный:

- потом выяснили, что дунуть – это все же про ветер, хотя…

- финита – Артемида потребовала себе в жертву дочку Агамемнона, справедливо полагая, что только массовые жертвы спасут оскорбленную фауну. То есть, зверят-то убивать нельзя, а вот ежели маленьких девочек – это не возбраняется.

Агамемнон поплакал, подумал, прикинул, что как минимум один ребенок в резерве остается, а идти до Трои на веслах – не геройское дело… И решил, что ладно, дочерью больше, дочерью меньше. После чего послал к жене гонца с просьбой быстрее доставить юную Ифигению, а то тут Ахилл ходит весь такой неженатый, что просто неприлично. Ну там, обручение, жертвы богам всякие. Никто ни на что не намекает, нет-нет.

Образцовая мать Клитемнестра схватила дочку в охапку и примчалась в лагерь, но решила свести знакомство с женихом на предмет «Кто сей еси?» Ахилла о многоходовочке не предупреждали, потому он честно ушел в отказ: мол, мы мальчики нецелованные, пятилетние вообще, мы о женитьбе еще не думаем, а еще у меня на Скиросе сын родился, столько алиментов я не потяну.

…аэды опускают шоковое состояние Клитемнестры и способы, которыми она добывала из мужа истину (на секундочку, мы говорим о даме, которая предложила незнакомому мужику своего сына в заложники!). Но очень скоро по стенаниям типа «Надо, Климя, надо!» и «Ну, там же Артемида и лань!» - истину опознали вообще все в лагере. И тут уже возмутился Ахилл: мол, то есть, как это, ему тут невесту обещали, и ладно уже с алиментами! В ответ возмутились остальные герои, перед которыми маячила перспектива таки грести до Трои. В общем, возмутились вообще все, причем по-эллински, то есть с копьями-стрелами-мечами-щитами вместо аргументов. С одной стороны голосили родители, с другой вопил «Не хочу я биться, хочу жениться» героический Ахилл, с третьей надрывались «Режь, жрец, прекрасную Ифигению» другие герои… С четвертой была сама Ифигения, находившаяся в состоянии, практически соответствующем ее имени (а в каком еще состоянии можно находиться, когда тебя тянут во все стороны, как множество тузиков – одну любимую грелку!). «Да зарежьте же меня уже кто-нибудь!» - наконец возопила Ифигения, радостно рванув к алтарю по принципу «кто как, а я в Аид, там тихо, спокойно и пока что нет вас».

Но тут уже веское «бгыгы» сказала Артемида: под ножом на алтаре оказалась лань, Ифигения оказалась там, где тихо, спокойно и вообще нет мужчин – жрицей при храме Артемиды… А ветер задул в нужную сторону, потому что сколько можно уже…

__________________________________

Античный форум

Аид: Ну вот, а мы-то уже мест в срочном порядке наготовили, Танат меч наточил…

Арес: А война? А хотя я уже сам не уверен – они до нее доберутся?

Гера: А одна я не поняла? Проблемы были из-за одной лани. На алтаре они зарезали уже вторую лань…

Афина: Ну, просто мы все же забываем, что Артемида – сестра-близнец Аполлона…

Аполлон: Намекаешь, что она тоже блондинка?

Аполлон: Почему все молчат? Что я не так сказал?

Афина: Говорить после такого просто кощунственно.

Ну, почти что Робинзон

Само собой, эллины не были бы эллинами, если бы просто тихо и спокойно доплыли до Трои. Нет, по пути нужно было обязательно заглянуть на тихий островок с алтарем и принести жертву (еще одну). Окаменевшие змеи и Ифигении с ланями пополам никого не научили проверять алтари. Под алтарем привычно прописалось ядовитое пресмыкающееся, которое в нужный момент возопило на своем змеином: «Ноги!!» И внесло свой веский кусь. В ногу героя Филоктета, друга Геракла, которому Геракл же подарил свой лук со стрелами.

Сделать соскоб со змеи, или хоть с копья, никто не догадался, подорожник с собой не захватили, и потому начались жуткие муки буквально всех.

Для начала, Филоктет стонал. Долго, жалобно и, видимо, местами совсем ужасно (ну, скажем, в такт русского шансона), потому как слушать его героям не было никакой возможности (нет, серьезно, плыть, когда кто-то стонет?!).

А еще рана воспалилась, и потому Филоктет – о ужас! – вонял. И, скорее всего, с той же интенсивностью, что и стонал. Поэтому воины, как один возмущались, что «он вонючий и громко стонет, нас о таком кошмаре вообще не предупреждали», отказывались плыть и собирались массово дезертировать в море.

Да, то есть, напомним: дело происходило в море. То есть, стоны Филоктета и его ароматы мешали чувствительным эллинам В МОРЕ, под ветром и при шуме волн. На этом моменте жест «крыло-клюв» наверняка уже сделали даже чайки.

В конце концов счастливый выход нашелся в изоляции: на ближайшем гористом островке заснувшего Филоктета сгрузили на берег, помахали ему ручкой, поумилялись, какой он тихий, зажали на прощание носы и отчалили в сторону войны, переговариваясь о том, что вот, теперь-то уж ни стонов, ни вони точно не будет.

Филоктета ждала девятилетняя робинзонада без Пятницы, зато с козами, луком Геракла, гноящейся раной и подбором лексикона.

А потом эллины приплыли назад и сказали, что без него Трою им не взять. Так что лексикон все равно пригодился.

______________________

Античный форум:

Арес: Но… это же… война… там же… постоянно… стоны… это же…

Афина: Гефест, подойди, когда освободишься. Брату надо склеить шаблон.

Аполлон: Ну, не знаю, может, они решили воевать новыми методами. Натрутся ароматами, выбегут друг к другу навстречу, запоют гимны…

Арес: И по морде, по морде…

Геракл: Пф! Ароматы им! Неженки! Да я, когда на подвиги шел – иногда неделями…

Танат покинул форум.

Афина: Незабываемые впечатления, как понимаю…

Блицкриг не вышел

Уже ясно, что до Трои эллины добирались эпично. С перерывами на «принести жертву» и «оставить на острове внезапно укушенного во время жертвоприношения антисанитарно пахнущего товарища». Периодически вопрошая: «Куда ты ведешь нас, о Телеф-герой?». В общем, добирались настолько обстоятельно и неторопливо, что на подступах к Трое были встречены нехилым войском троянцев и воплями: «Родненькие, наконец-то!» «Сколько можно, мы уже состарились тут ждать!» От такого энтузиазма греки малость растерялись, стали бегать по кораблям и раздумывать, что нет-нет, на берег-то и не хочется… а подвигов-то и надо… и вода за берегом некурортной температуры, и знамения плохие… и вон вообще, было предсказание, что первый, кто ступит на землю Трои помрет лютою смертью.

Кандидатов в первопроходцы все не находилось и не находилось, потому Одиссей с досады пнул свое хитроумие, выхватил щит и с воплем: «Серфинг, муахаха!» пошел на троянцев в психологическую атаку (сперва на берег высадился щит, потом уже на него – Одиссей, в стиле Леголаса из известной-преизвестной трилогии). Непонятно при этом, что больше сохранило Одиссею жизнь: щит или четкое ощущение троянцев «этого не трогать, вдруг заразно».

Герой Протесилай мудрости не рассмотрел, возопил: «Первый пошел, уже можно!» - и десантировался следом. Последним, что он увидел, был царь Итаки с хитрой мордой и в двусмысленной восточной позиции цапли на собственном щите. После этого Протесилай убыл в Аид от вражьего копья, а Одиссей так и не узнал про себя много нового и нехорошего.

Здесь эллины вздохнули с облегчением («счет размочен!») и воспламенились отвагой. Одиссей наконец слез со щита, и закипело обычное месилово, после которого троянцы как-то внезапно оказались в Трое, открывать отказались, начали глумиться, кричать «Занято» и утверждать, что «валы крепки, и стрелы наши быстры».

В ответ эллины окопались на берегу и двинули в Трою посольство из самого обиженного (Менелай) и самого хитрого (Одиссей). Двое эллинов, аллеголически воплощающие рога и мозг, отпировали у знатного троянца, после чего двинули речь. Менелай потребовал «вернуть всё взад». Согласно аэдам, – «в сильных и кратких выражениях». Пока троянцы отходили от силы и краткости, Одиссей тактично подвинул товарища, набрал воздуха, возгласил: «А если цензурно, то вот что…» - и приступил к черной риторике и нейролингвистическому программированию. Так что уже скоро не только сама Елена, но и Приам, и вообще почти все троянцы готовы были вернуться к Менелаю и честно исполнять супружеский долг до конца дней своих. По понятным причинам возмутились только Парис и другие сыновья Приама. «Троянцы! – воззвали они. – Но нам придется отдать деньги!» Слабых доводов Менелая типа «так это же мои деньги» после этого никто не слушал, подняли крик специально подкупленные личности, мнения глобально разделились от «Нельзя убивать гостей, это прогневает Громовержца» до «Отдайте им уже, а то Одиссей опять заговорит!»

В конце концов встал Гелен (сын Приама, который предсказал Парису гибель Трои) и высказался в том духе, что было ему видение троянцев в виде античного Тузика, а эллинов в виде античной грелки. И что вообще эта война сулит Трое сплошное счастье, мир, процветание, а прошлые предсказания – это так, глюк в системе.

Троянцы поверили, выставили послов из города и заперлись крепче прежнего.

Блицкриг в стиле Эллады провалился. Война вышла на новую стадию: эллины регулярно ходили стучаться в Трою в стиле «Сова, открывай, медведь пришел!»

И за девять лет им даже Гектор не открыл.

______________________________

Античный форум

Афина: Аполлон, твой прорицатель врет. Нет, в самом деле, какое процветание?

Аполлон: Ну, я не знаю, может, мои змеи ему как-то не так вылизали уши.

Афина: Будем надеяться, хоть Кассандре ты в рот правильно наплевал.

Аполлон: Гарантия меткости, это ж я)

Гермес: И еще он неделю на нектаре Геры тренировался. С длинных дистанций.

Гера: ?!

Аполлон покинул форум.

Аид: А насчет процветания Гелен прав. У меня сейчас как раз асфодели пораспускались…