steeless

43. Говядина, ваш выход

И вот тут-то настает момент для того самого поднадоевшего античного двигателя сюжета, который всегда где-нибудь поблизости – просто таится и коварно выжидает до времени, чтобы объявиться в кустах, подобно мычащему, рогатому роялю. Иными словами – куда ж нам без говядины и в этой истории?
Вообще, если почитать мифологию – станет ясно, что не было случая в истории мифов, когда парнокопытные сделали бы смертным что-нибудь приятное и довели бы до чего-нибудь хорошего. Эти твари явно были созданы, чтобы служить античным источником зла. Одиссей, правда, был предупрежден Киркой и Тиресием, что его на пути домой подкарауливают коровы, так что имеется возможность вляпаться. Потому он хотел просто проплыть мимо острова Гелиоса, который замаячил было на горизонте. Но тут Эврилох стал его уговаривать в том смысле, что вот же земля, мы все после стресса, нужен отдых, ночью плыть темно и страшно, и вообще, после Сциллы и Харибды всем нужно остановиться и просушить хитоны.
Одиссей сушить хитоны разрешил, а насчет быков Гелиоса взял с товарищей страшную клятву: рогатых не трогать. Товарищи, прослушав все пламенные речи на тему «Быки – зло! Говядина – зло! Они просто скрывают свою сущность!», впечатлились и пообещали сделать вид, что ничего мычащего в окрестностях вообще нет. И были честны, потому что были сыты. Но тут в сюжет вступил главный синоптик Эллады. Зевс явно проснулся в настроении: «Непогода нынче в моде, непогода, непогода…» и расщедрился на ужасную бурю. И на ветра в противоположную от Итаки сторону. А потом как-то забыл отменить изменения, и ситуация подвисла на месяц.
За месяц сидения на острове в компании остатков продовольствия и продуктов рыбалки настроения команды Одиссея малость изменились. Вместо крепкого «Нет-нет, мы в упор не видим никаких быков» на смену пришло не менее крепкое: «О, вокруг нас – халявная тушёнка! А… какая клятва?» Одиссея спасали мотивирующие беседы о пользе диет и о «жить, чтобы есть, а не наоборот». А также постоянное присутствие и прокачанная способность бросать укоризненные взгляды на каждого, кто заикнется, что вот, мясца бы.
Очень возможно, что еще через месяц в присутствии Одиссея вся его команда стала стойкими праноедами, солнцеедами и уж как минимум – веганами, но тут хитромудрый решил уединиться для беседы с богами подальше от всех остальных. И так устал от собственного пламенного монолога (икалось на Олимпе всем!), что заснул там же, где молился.
А тем временем в стане Одиссея назревали коварные говядоедские настроения. «Братья! – разорялся Эврилох. – Полцарства за шашлык! Да неужто Гелиос не поймет? Да мы ему потом сто таких быков в жертву принесем! И храм построим! И вообще – лучше помереть от божеского гнева, чем жить веганом!»
– А что, – задумались эллины. – Эврилох же дурного не скажет! В общем, пробуждение Одиссея было встречено теплым запахом шашлыка, дружным чавканьем и приглашением присоединяться. В ответ на закономерный вопрос: а вскую ли? – команда успокоила царя тем, что сообщила: – Да не волнуйся, мы самых лучших выбрали. О, и с богами тоже поделились – видишь, жертву им устроили…
Одиссей икнул, выдал бессмертную фразу, которую после неосознанно продублирует министр Лавров, и печально осел на землю в ожидании грядущего трындеца. Трындец тем временем сначала подкрался к Олимпу: мирный сон Зевса был нарушен воплем оскорбленного Гелиоса: «Моя говядина!» А затем бог солнца принялся рыдать Громовержцу в жилетку и рассказывать, как его обидели и оскорбили, и он вообще уйдет в угол и будет там сидеть, и спустится в царство Аида и вообще никогда не будет светить богам и людям… Громовержец сопереживал, гладил Гелиоса по головке, обещал ему разбить молнией корабль нехорошего Одиссея и показать всем вотпрямщас.
Но для начала боги таки послали зловещее знамение: шкуры быков задвигались, а мясо замычало. – Ух ты, – сказали на это эллины. – Теперь мы будем жрать и плакать, жрать и плакать… И плакали целых шесть дней, попутно не забывая истреблять быков Гелиоса и заедать слезы раскаяния мычащим мясом.
А потом Зевс выдал наконец попутный ветер и эллины радостно собрались в путь и отплыли от острова (что было большой ошибкой). Тут же Громовержец потер руки и начал злостное отмщение за поруганную говядину: ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии сверкали. В конце концов корабль и правда разбило молнией, а в живых остался только Одиссей, изрядно познавший дзен после шести дней наблюдения за тем, как спутники наедаются мычащими шашлыками.
На подручных обломках от корабля Одиссей продолжил путешествие – правда, уже обратно в сторону Харибды, которая как раз всасывала море. Так что вскоре с Олимпа можно было наблюдать примерно такую картину. Харибда засасывает обломки и море. Над Харибдой свисает случайная смоковница. На ветвях смоковницы, меланхолично напевая «Меня засосала опасная Харибда» болтается новая смоква в виде хитромудрого царя Итаки.
Возможно, нервы олимпийцев рано или поздно были бы убиты этой психоделикой напрочь, но первой не выдержала Харибда. У бедной твари случилась грандиозная отрыжца обломками корабля. На которые гордым коршуном сверху спикировал Одиссей. И поплыл себе дальше. И даже Сцилла на него после такого не покусилась.

Записки из подземки. Аид.
Приходил Гелиос, просился на жительство. Нес что-то о моральной травме и утраченной говядине. Предложил ему на выбор несколько профессий: пытать светом пленников, служить маяком, в стигийских болотах, обустроить постоянный пляж на берегу Стикса для всех подземных жителей. Обозвал меня бесчувственным, ушел. И это ведь я ему еще насчет главной люстры дворца ничего не озвучил.

44. Пара слов об ужасных заточениях

Если как следует присмотреться к странствиям Одиссея, то можно обнаружить разумное чередование того, что называется пирами, и того, что называется трындецом. Судите сами: попали к киконам – трындец, потом попали к лотофагам – пиры, потом попали к Полифему – трындец, потом угодили к Кирке – пиры целый год, потом съездили в мир Аида… ну, и так далее. Поскольку последнее приключение с потерей всей команды и гимнастическими трюками над Харибдой можно было смело относить к числу особо серьезных трындецов – где-то неподалеку Одиссея ждала очень большая компенсация. К ней царь Итаки и погреб себе бодро на обломках. И догреб до нимфы Калипсо, которая была еще и немного волшебница. «Мужик», – волшебным чутьём определила нимфа, выволакивая Одиссея из воды.
«Компенсация», – вяло подумал Одиссей, у которого на ништяки чутье было куда более волшебным. А дальше, согласно аэдам древности, имело место что-то вроде «Одиссей, сдавайся!» – «Эллины не сдаются!» – после чего Калипсо взяла царя Итаки в плен. На семь лет. То есть, вот да. Все помнят, что Одиссей десять лет провел в трудных и невероятно опасных странствиях? Так вот, СЕМЬ трудных и опасных лет из десяти хитромудрый провел на острове Калипсо. Причем, если верить аэдам, все это время он исключительно стенал, звал ночами в бреду Пенелопу и порываться кинуться в море, как Катерина из «Грозы» – в Волгу. А его разговоры с Калипсо начинались исключительно с «Отпусти ты меня на Итаку!» На что злобная волшебница якобы отвечала, что ишь, мол, чего удумал, я тут, можно сказать, сижу как античный Робинзон, так что будь добр и отыгрывай античного Пятницу.
Но мы-то, зная Одиссея, можем предположить, что на самом деле Калипсо уже через год готова была отправить страдальца на Итаку волшебным пинком. Но раз уж Ананка-судьба подкинула компенсацию по системе «всё включено и нимфа в придачу…»
– А давай домой? – печально спрашивала Калипсо после первого года. – Ой, какой я весь травмированный после Харибды! – стонал Одиссей, подливая себе вина. – Итака, – коварно соблазняла Калипсо на третий год. – Овцы, скалы, родина. – Ах, не удерживай же меня вдали от милой земли! – рыдал Одиссей, вцепившись конечностями в ближайшее дерево так, что оторвать его не было никакой возможности.
– Пенелопа и Телемах? – отчаивалась Калипсо на пятый год. – Куча воинственных женихов, - бормотал себе под нос Одиссей. – А, то есть, о, я весь скорблю, прекрати удерживать меня, могучая колдунья! – …но там разграбляют твое имущество, – выдохнула отчаявшаяся Калипсо на седьмой год – и присела от воинственного вопля: – Одиссей крушить! Пусти, кому сказал, вплавь доберусь!
А тут как раз подоспела тяжелая артиллерия в виде Гермеса с Олимпа – уговаривать Калипсо отпустить страдальца, а то тут, понимаешь, продолжение любимого олимпийского сериала на семь лет зависло. Калипсо встретила Гермеса с умеренной безнадежностью и начала бормотать что-то о том, что вот, она вот уже не против оставить Одиссея у себя насовсем и даровать ему бессмертие… Но после категоричного гермесовского «Се есть приказ Зевса!» – откозыряла, сказала, что, мол, «Яволь, мой Психопомп!», после чего печальной танцующей походкой пошла искать Одиссея. И нашла его на берегу, вздыхающим и пялящим очи в море, за которым находились злобные женихи, расхищаемое имущество, Пенелопа и Телемах. И пояснила, что так и так, вышла тебе амнистия, ты больше не мой Пятница, приказ Зевса, муахаха, в смысле, ой, а я-то так хотела, чтобы ты и дольше погостил. Но дольше никак нельзя, так что вот топор, строй себе плавсредство.
– Ага, сейчас, – ответил безутешный Одиссей. – В плоту на открытое море. Не надобно нам славы античных конюховых! Ну, вот если ты только дашь мне клятву Стиксом, что не хочешь моей гибели… Калипсо дала клятву, дала Одиссею провиант и уже собиралась было взяться за топор, чтобы сколотить плот самостоятельно, но тут хитромудрый все же соорудил плавсредство, помахал на память ручкой и отплыл себе спасать имущество и честь семьи. Впереди вздымались волны. На берегу грустно вприсядку плясала нимфа Калипсо. Одиссея подходила к концу.

Записки из подземки. Аид

Прилетал Гипнос. Жаловался на какую-то нимфу – мол, на нее не действует его настой. Сколько ни кропил – а она так и вскакивает посреди ночи с криками ужаса: «А вдруг он пригребёт обратно?!»

41. А давайте немного ванговать

Почему-то новости в духе «А сейчас мы быстренько сплаваем к Аиду и обратно» не нашли в рядах спутников Одиссея горячего душевного отклика. Пояснения типа «Ну, мне позарез нужно поболтать с Тиресием» укрепили в эллинах горячее желание напиться чародейского вина и прохрюкать свою оставшуюся экзистенцию в хлеве у Кирки. Но Кирка, бормоча что-то вроде «Да как бы с вами так попрощаться, чтобы уж надежно?» наколдовала Одиссею и Ко попутный ветер в корму. Так что плыть в Аид все-таки пришлось.
Нужно сказать, что к походам в Аид герои обычно относились тщательно и ответственно: приносили жертвы, брали с собой кифару (Орфей), друга (Тесей) или дубину, лук, шкуру, Афину, Гермеса (Геракл, который пошел в Аид во всеоружии). Потому что, как ни крути, нужно же миновать заградительные кордоны из корыстных и злобных Харона и Цербера, а потом не быть раскатанными случайной карой Сизифа или мимоходом не сожранными кем-нибудь из аборигенов.
Одиссей, отягощенный оригинальностью мышления, в Аид вообще не пошел. Он, фигурально выражаясь, сел на пороге и начал копать ямку. На пороге – это возле одного из входов в Аид, а ямка-то вот была как раз вполне конкретной: над ней Одиссей принес положенные жертвы, наполнил ямку кровью и уселся ждать чего-нибудь хтонического.
Чего-нибудь хтоническое в виде толпы теней тут же и налетело. Причем, первым явился Эльпенор – это как раз тот, который в нетрезвом виде поиграл в Икара с крыши дворца Кирки. – О, как ты сюда-то шустро, – обрадовался Одиссей. – То есть, конечно, я весь скорблю.
– А я ведь там весь такой непохороненный лежу, – простенал укоризненный Эльпенор. – Ты же меня оплачешь-похоронишь-курган насыплешь? – И поминки закачу, – утешил Одиссей, воображая лицо Кирки, когда он явится со словами «А, мы тут у тебя товарища мертвого забыли, чур – поминки за твой счет». – Так, может, крови? – заикнулась было тень.
– Может, - согласился Одиссей и отогнал Эльпенора мечом. Свою мать, которая явилась после Эльпенора, Одиссей тоже к ямке не подпустил, хотя очень скорбел. А потом и вовсе вошел в раж и начал разгонять остальных теней, покрикивая: «В очередь, сукины дети, в очередь!» Пока перед ним не предстал прорицатель Тиресий. Представ, Тиресий выпил. А выпив, сделался разговорчивым. В том плане, что «значит так, тут на тебя Посейдон за сыночка Полифема сердится, а потому тебе и спутникам нельзя есть быков Гелиоса, а если съедите, то все погибнут, кроме тебя, но вернешься ты через годы и не особо удачно, потому что увидишь женихов Пенелопы, которые расхищают твое имущество, так вот когда ты их истребишь – тебе надо бы пойти куда-нибудь на плече с веслом, и идти, пока у тебя кто-нибудь не спросит про лопату. Ну, а потом все будет нормально, не переживай».
– Сын Посейдона, быки Гелиоса, женихи Пенелопы, лопата, – перечислил Одиссей. – Хм, в ямке-то там точно кровь? – А ты своей маме дай проверить – она и заговорит, – посоветовал прорицатель и отправился себе куда-то прорицать.
Одиссей дал напиться крови теперь уже матери. Тень Антиклеи глотнула и выдала не менее занимательный поток мыслей в духе «Да все нормально, жена тебя ждет, сын пользуется царскими почестями, только твой отец скорбит и чахнет, а я вообще от горя померла. И да, тут со мной пара подружек, они пройдут без очереди?»
И тут, как говорится, поперло. К ямке набежали Алкмена, Леда, Антиопа, Мегара и прочая женская компания. Пока Одиссей решал, что делать с феминами подземного мира, фемины шустро вылакали половину крови и разлетелись. Дав место крайне разобиженному Агамемнону, который стал очень и очень жаловаться на жену: мол, я ей все, что нажито непосильным трудом, а она меня хоп – и убила с любовником. Теперь я мало того, что рогат, так еще и в Аиде – уххх, женщины, сволочной и коварный род… кстати, кто это половину крови у тебя тут вылакал? – Да это… испаряется она быстро, – сказал Одиссей. И Агамемнон убыл, на прощание посоветовав не особо-то верить жене.
По количеству плохих новостей, встреч и предсказаний визит Одиссея начал уже напоминать «Новости на Первом». Прибывший следующим Ахилл заданную линию продолжил, заявив, что жизнь отстой, связи с миром нет никакой, и вообще, давай, рассказывай, как там сынок мой Неоптолем поживает. Одиссей припомнил, как поживает Неоптолем (убивший старика-Приама прямо у алтаря) и заверил, что все в порядке – сын очень достоин отца. Ахилл убыл восвояси переполненный гордостью.
Потом тени героев, желающие новостей и кровушки, пошли густыми косяками – и только в стороне стоял когда-то обиженный Одиссеем Аякс и супил бровь. При попытке замирения тень Аякса насупила бровь еще больше, скрутила фигу и ушла во мрак, так и не пояснив – чего, собственно, приходила.
Дальше же аэды начинают повествовать о странном. Будто бы видел Одиссей судью Миноса, который судит тени, а потом еще Сизифа с Танталом, а потом еще и Геракла (который вообще на Олимпе, но кого это волнует?) И тут уж есть несколько вариантов: - Все перечисленные специально сбежались посмотреть на Одиссея. Сизиф даже камень прикатил, а Тантал с собой речку и деревья взял. Чего не сделаешь, чтобы увидеть хитромудрие во плоти.
- Одиссей встречался с тенями не у входа, а в самом Аиде (некоторые аэды даже указывают место – слияние Коцита, Ахерона, Флегетона). На вопрос – как Одиссей миновал Цербера и Харона – аэды скромно опускают глаза и молчат. Можно предположить, что царь Итаки пробрался в подземный мир, минуя турникеты, партизанскими методами. И совершил небольшую экскурсию без гидов и оплаты оболами за транспорт.
- Эффект от пролитой крови был подобен телевизионному. Главное – вовремя щелкать мечом и командовать «Так, а сейчас хочу на Тития посмотреть. А Гипноса могёшь? А-а-а-а-а, переключи, там Танат! Тьфу, опять Гекату с ее зельями крутят… это что, реклама асфоделей?»
- Одиссей, как человек компанейский, не отставал от теней и пил с ними за компанию. Что – остается тайной. Но разговоры с Гераклом как бы намекают…
В общем, Одиссей сел было на пригорке и хотел посмотреть, чего еще интересного покажут, но тени подняли ужасный гвалт в духе «Вас тут не стояло!» «Да я час назад занимал!» «Я ветеран Троянской, мне без очереди!» Здраво рассудив, что гвалт может дойти и до Владык, а тогда ему могут сделать тактичное замечание Медузой Горгоной – Одиссей ретировался на корабль. Его ждали товарищи, корабль и поминки у многострадальной Кирки.

Античный форум:
Аид: Итого? Приперся в мир, не заплатил, выкопал ямку – спасибо, что не посреди дворца… напоил теней, устроил гвалт. Свалил. Какие выводы?Персефона: Сразу видно, что правнук Гермеса. Аид: Вывод – спасибо, что во дворец визита не нанес, могу представить, что учинил бы. Персефона: Между прочим, аэды пишут, что он боялся, как бы я не выслала за ним голову Медузы Горгоны. Каким способом я должна была ее выслать, позвольте спросить?Геката: Разбег – пинок – результат, что непонятного-то…


42. Свечки в уши – и вперед!

Аэды хранят скорбное молчание по поводу того, что ж там сказала Кирка, когда к ней заявился бодрый Одиссей, приговаривая: «А теперь честным пирком – да за поминочки!» Есть вероятность, она просто схватила лопату и попыталась форсажно захоронить уже многодневно покойного Эльпенора. Намерения были пресечены в корне, Одиссей со товарищи все же как следует отпировали на похоронах друга. После чего гостеприимная Кирка обрисовала им дальнейший маршрут в духе слегка свихнувшегося навигатора: «Нет-нет, напрямик пробки, да и достопримечательности посмотреть надо, так что давайте-ка вы мимо сирен, а потом еще через Сциллу с Харибдой. Да, и вот тебе несколько ценных советов – как самоубиться не полностью. Всё, маршрут построен, начинайте движение. Да, начинайте движение. Пожалуйста, гребите уже куда-нибудь!!»
Эллины с присущим им энтузиазмом погребли и очень скоро догребли до острова сирен. Сирены заслуживают сольного выхода. Аэды утверждают, что они когда-то были спутницами Персефоны. И даже искали ее после похищения, но до подземного мира не докопались, а потому разъяренная Деметра высказалась, что, мол, ну вы все и чудо… в перьях. И действительно обрастила их перьями, создав свою личную поисково-музыкальную бригаду. Правда, Персефону бригада все равно не нашла.
Зато, уже по другим источникам, сирены как-то перепели муз. А поскольку музы были спутницами Аполлона, а Аполлон – натура томная, чувствительная, любящая сдирать кожу с противников… да, музы сирен ощипали. И сделали из перьев головные уборы (возможно, музы просто хотели поиграть в индейцев). Сперва непернатые, потом пернатые, потом ощипанные сирены от такого обращения поселились на рифах, заманивая к себе моряков песнями и потом играясь моряцкими косточками.
– Значит так, ребята, – заявил Одиссей на подходе к зловещему острову. – Нас тут ждет страшное: культурное просвещение музыкой. Поэтому вот вам по свечке в уши: предохраняйте от потрясений свой внутренний мир.
После этого Одиссей тщательно законопатил уши спутников воском и примотался к мачте, потому что сам-то хотел попасть на халявный концерт без билета.Концерт удался в духе «сирены стонут – Одиссей плывёт». Сирены честно перепели весь свой репертуар, от романсов до частушек. Одиссей у мачты порывисто вскрикивал: «Девочки, я сейчас!» – и делал жесты спутникам, чтобы отвязали. Спутники, хмуро размышлявшие над тем, сколько им придется выковыривать воск из ушей (и вообще, с Одиссея станется там пасеки устроить!) жесты командира воспринимали превратно и только связывали его крепче. А сирены оказались мало того, что ощипанными в прошлом, так еще и недооцененными. «Уже и смертные игнорируют», – подумали они и с досады утопились.
Дальнейшее плаванье проходило под жалобы на воск в ушах и умеренно тихие перешептывания: «А там впереди еще какие-то Сцилла и Харибда, что ж он нам теперь и куда понатыкает?»Одиссей же знал, что воск по второму разу не поможет, и вообще, пришло время аттракционов. Харибда представляла собой классический вариант «кошка с пылесосом» и шансов договориться с ней было примерно столько же, сколько с пылелосом. Зато комплектность пастей Сциллы (шесть штук, зато небольшие) наводила на мысль, что уж больше шести человек она точно за раз не утащит. Поэтому Одиссей дал своим спутникам знак плыть «подальше вон от той страшной воронки и поближе… ну, пусть это будет сюрприз».
Сюрприз в виде Сциллы высунулся из пещеры аккурат когда эллины посматривали в сторону Харибды и имели бледный вид. «Дратуте», – застенчиво сказала Сцилла, подкравшись с тыла и зажевывая шестью пастями шесть гребцов.
– Сюрприз, – озвучил явившийся к гребцам вслед за Сциллой Танат. После этого эллины стали иметь еще более бледный вид, но между Сциллой и Харибдой все-таки окончательно проплыли.

Записки из подземки. Персефона
Приходили сирены. Рыдали что-то непонятное, о свечках в ушах, просились на должность. Супруг пристроил возле входа – на случай оповещения, если в гости забредет кто-нибудь с Олимпа. И посоветовал орать погромче. Чувствую, скоро слово «сирена» приобретет новое значение…

Напоминаю, что первая часть "Забавной мифологии" выходит в печати - оформить предзаказ или поддержать проект можно на платформе Улей. Бай (в разделе "Литература". )

39. А он, мятежный, просит бури…

После перформанса с добавлениями бревен в глаз отдельно взятому циклопу Одиссей продолжил отыскивать Итаку методом проб и ошибок, и вскоре нашел. Но опять не Итаку, а плавучий остров Эола (того, который бог ветров). Счастливо и безмятежно жил Эол на своем острове – но тут приплыл к нему Одиссей. Эол поначалу очень обрадовался и целый месяц чествовал путешественника пирами (а Одиссей целый месяц собирался домой, но вспоминал, что забыл рассказать еще вот такую историю про Трою). А потом Одиссей резко вспомнил, что он верный муж, да и вообще, к Пенелопе бы, что ли. А потому пора бы уже плыть, или еще что-нибудь вкусненькое осталось?
– А давай я тебе на родину вернуться помогу, – сказал Эол, полный благородного стремления сплавить гостя быстрее и очень далеко. – Вот я тебе ветров в мешок напихал, только Зефир на свободе оставил, он тебя к Итаке и пригонит.
Одиссей очень обрадовался и от радости не спал десять дней, сидя на мешке с ветрами, как Цербер на косточке, и высматривая Итаку. И таки высмотрел. И от радости все-таки уснул. Как выяснилось, очень зря, потому что спутники Одиссея уже не первый день посматривали на мех и поговаривали, что не будет Хитромудрый вот так на простом мешке сидеть и никому его не показывать, а значит – там злато-серебро, и почему бы его не посмотреть и не пощупать.
Про любопытную Варвару спутники Одиссея, само собой, не слышали. А потому открыли мех и на себе познали, что ощущает кот, когда над ним нависает зев пылесоса. Вырвавшиеся ветры тут же устроили бурю, корабли Одиссея унесло от Итаки, а сам Одиссей даже хотел утопиться, но потом раздумал, ибо вспомнил, что с Посейдоном у него все-таки отношения не очень. По закону абсолютной подляны, корабли приплыли обратно к острову Эола. Который только-только начинал отходить от месяца чествований Одиссея. И совсем не ждал повторного визита с робким: «Ну, мы это, готовы еще попировать, и ветра в мешочек положи на дорожку, пожалуйста».
Тут Эол начал топать ногами, кричать: «Да вы издеваетесь?!» и под конец сказал, что он не будет помогать тем, кого ненавидят боги.
«Ну, насчет богов я как-то не в курсе, а вот насчет товарищей надо задуматься», –подумал Одиссей и поплыл себе дальше.
По статистике (лотофаги-циклоп-Эол) каждый второй заплыв для Одиссея оказывался неудачным. В этот раз статистика оправдала себя с лихвой, потому что корабли пристали к острову лестригонов. Лестригоны были похожи на циклопов, но – увы – с полным комплектом глаз и с мозгами. А потому бревен на всех не хватило, момент с «давайте им нальем» тоже не прошел, и лестригоны перешли сразу к финальной стадии: крушить корабли и есть моряков. И провели эту операцию так успешно, что из двенадцати кораблей у Одиссея остался один.
Но зато, согласно статистике, на следующем острове этому кораблю светила какая-то нереальная удача.

Записки из подземки. Аид
Приходил Посейдон, жаловался на Одиссея – тот обидел сынулю. Спрашивал, не могу ли забрать Одиссея себе. Отказался. Приходил Эол. Жаловался на Одиссея. Тот пировал у него месяц. Со всеми своими двенадцатью кораблями. Спрашивал, не могу ли я забрать Одиссея к себе, чтобы тот не приплыл в третий раз. Оно мне надо?!Приходил Гермес, привел людей с одиннадцати кораблей Одиссея. Все до одного жаловались на Одиссея и умоляли не брать его сюда.Поржал. Сказал, чтобы не волновались, ибо с таким везением Одиссей сюда непременно припрется сам еще при жизни.

40. Закусывать надо!

Статистика – вещь могучая и мудрая, местами пугающая своей неумолимостью. Ну, и против нее, конечно не попрешь. Поэтому навстречу несущейся на него удаче Одиссей вышел во всеоружии: с распахнутыми объятиями и честными глазами, от которых с воплем «Да в Тартар!» шарахнулся бы даже Гермес.
Удача тоже вышла на Одиссея во всеоружии. В виде острова, на котором обретась волшебная Кирка но не в смысле горняцкого инвентаря, а в смысле дочери Гелиоса. Она же Цирцея, она же колдунья. Она же сестра Медеи (да, на секундочку, той самой, которая женоподобное Отелло для Дездемоны-Ясона). То есть, уже на этом моменте понятно, что античная статистика в случае с удачей Одиссея дает какие-то странные сбои в сторону «опять западло».
Но Одиссей об этом не знал, а потому действовал жизнерадостно и дальновидно, в духе героя американского триллера: причалить к неведомому острову – есть; просидеть на нем пару дней, поедая оленей – есть; разделить команду на две части – есть; поставить над второй частью друга с заведомо беспроигрышным именем Эврилох – сделано, ребята! Дальше команде Эврилоха, видимо, стоило пойти в темный подвал под тревожную музыку, но античный сценарий внес свои коррективы. И получилось, что оная команда пошла во дворец Цирцеи под ее звонкое пение (для соблюдения чахлого подобия триллера вокруг похаживали ручные львы и волки). Ну, а во дворце Цирцея пригласила путников испить винца местного разлива. Которое было с соком волшебной травы, а потому давало мгновенный эффект без промежуточных стадий: очень скоро эллины рассматривали свои копыта и недоуменно хрюкали что-то вроде: «Это когда я так успел-то освинячьться, после одной-то чаши?»
После этого Цирцея загнала новоявленную ветчину в хлев, набросала желудей и заявила, что, мол, ребята, извините, но кто как может – тот так и пополняет запасы некошерных продуктов. Тем временем Эврилох, который поборол зов имени и во дворец не пошел, бросился к Одиссею. И пояснил, что, мол, так и так, дело приобретает запах национального украинского продукта, а товарищи уже практически превратились в плачущий, разумный пока что шпик. – Ух ты! – воскликнул хитроумный Одиссей. – Нужно придумать что-нибудь крайне оригинальное.
И в приступе великой мудрости пошел в открытую психологическую атаку, как матросы на зебрах. В роли матроса выступал сам Одиссей – мореплаватель не последний. В роли летающей и обалдевшей зебры выступил явившийся к Одиссею Гермес, слегка полосатый из-за большого следа от ладони на лице.– Ты хоть закусь-то не забудь, – выдал Гермес, сунул Одиссею в руки неопознанный корень, научил обращению с Цирцеей и убыл обратно, бормоча что-то о мудрых планах, от которых на Олимпе все нектаром подавились.
Одиссей же невозмутимо явился к Цирцее. Вино с волшебной травой душевно зажевалось волшебной же корнеплодиной. Жезл Цирцеи на своей макушке и колдовские приговоры в духе: «Будь моей окорочком, пятачком и шпикачком» Одиссей встретил хватанием за меч и проникновенным обещанием:
– Да я тебя сейчас… саму на карбонад! – О нет, это хитроумный Одиссей! – осенило тут Цирцею. – Гермес предсказал мне, что будет, будет тут один, который догадается закусить! Одиссей, я ваша навеки! И вот тут мудрый эллин стал прототипом для советского плаката – того, на котором гражданин гордо отодвигает чарку. Так же гордо Одиссей отодвинул от себя, последовательно: чашу, яства и саму Цирцею. Заявляя, что первым делом – самолеты, то есть, товарищи, ну а девушки – пока что в очередь.
Так что волшебнице пришлось пойти в хлев и намазать свиней волшебной мазью, после которой товарищи Одиссея вернулись в кошерное эллинское состояние и стали даже краше и сильнее, чем до того (благодаря клетчатке, которой так много в желудях). А потом Цирцея вообще начала чествовать Одиссея и всех его спутников пирами, в которых подозрительный Эврилох не принимал участия (и немножко все-таки оправдал свое имя).
Но Одиссей был мало того что мудрым – он был мстительным. И потому пробыл на острове Кирки целый год. Отъедаясь, откармливая команду и изо всех сил живописуя свою любовь к Пенелопе (аэды говорят, что от таких живописаний у Цирцеи будто бы даже родились дети). Наводящие вопросы о попутном ветре не помогали. В конце концов Цирцея не выдержала и выдала, что, дорогой, а не пошел бы ты в подземное царство Аида (стучать три раза, спросить Тиресия, а уж он тебе так скажет, так скажет…).
– А это мысль, – заявил хитромудрый и начал сзывать греков. Греки сзывались очень охотно. Настолько, что один из них даже забыл, что спал на крыше и с маловнятным воплем, поминающим Таната, умение летать и «ой, это не кроватка» с этой самой крыши рухнул, как Бэтмен, не долетевший до Готэма. – Ну, – неловко произнес Одиссей, глядя на тело без пяти минут соратника. – Вроде как и причина для визита есть. А то неудобненько как-то…

Записки из подземки. Аид
Сегодня посреди судов вперся Гипнос и с порога завопил: «Господа, к нам едет Одиссей!» Последовала немая сцена. Персефона уверяет, что этому сюжету жить в веках.

Если честно - уж и не чаяла, и не рассчитывала, как говорится. Но подписчики всё не отписывались, а некоторые особенно сознательные еще и поинтересовались - мол, аффтор часом не собирается со своей "Идиссеей" к нам плыть столько же, сколько, в некотором роде, Одиссей на родину? И тут-то внезапно как проснулась совесть, да как взыграло ретивое, да как посмотрела я на последний пост... И в общем...

Да! И мы наконец-то подошли к этой части! Встречайте сердителя богов и тыкателя в глаз Циклопам! Сосуд хитроумия, коварства и истинно греческой подлючести! Того, кто единолично уделал Троянскую войну, ибо плыл домой на год дольше, чем она продолжалась. Господина Никто, которого совершенно точно нельзя отпускать за хлебушком (ибо принесет сухари). И наконец того, кто совершенно точно знает – куда это он от жены и от детей.

В общем, к нам ме-е-е-едленно, не спеша, с остановочками подползает с моря Одиссей.

37. Побил врагов – пожуй цветочки

Война на всех действует по-разному. Кто-то вскакивает в кошмарах, потому что ему приснился стенающий над пяткой Ахилл; кто-то принимает ванну с бодрящей секирой под конец; у кого-то травматический синдром выражается в желании бить морды.

С Одиссеем случилось последнее – им овладел синдром Геракла, в народе называемый «Всех убью, один останусь». Пиры отгремели, флоты отплыли, а Одиссей на автомате всё крушил и крушил, пока не очнулся в разрушенном городе киконов. «А это, вроде, не Троя? – удивился Одиссей. – А я-то как-то уже и разогрелся. Ну, неудобненько вышло, давайте теперь уже на ужин и домой, а?»

Спутники Одиссея все как один были в глубоком состоянии гераклогорячки («Режь, круши, совершай подвиги, и да, где тут античные гуси, мы их тоже… в общем, побъём»), потому призывов царя не услышали. Тем временем киконы созвали подкрепление и проводили эллинских героев крепкими горячими люлями, после которых Троя начинала вспоминаться как-то даже с ностальгией.

– Минус шесть с каждой лодки, – подсчитал результаты Одиссей уже в море. – Ну что, может, по домам? Доберемся быстренько, легонько…

…после долгой бури, пустынных островов и пути «куда-то туда» корабли ожидаемо пристали «куда-то сюда». А именно – на остров лотофагов.

– Сдается мне, что это не Итака, – меланхолично молвил Одиссей, оглядывая остров, на котором масса странных людей кушала цветочки лотоса и от этого пребывала в непрерывно хорошем настроении. – Но мы поступим хитро и вышлем разведку!

Разведчикам лотофаги незамедлительно предложили «лотоснуть», а потому разведка донесла, что плыть дальше не желает, и вообще, где лотос – там родина, а без лотоса что-то виски ломят, во рту сухость, да и вообще в организме нехорошо что-то.

Одиссей попытался включить «черную» риторику с нейролингвистическим программированием и донести до спутников великое «Наркотикам – нет!»

– Ага ж, – сказали спутники, хрумкая лотосом и на глазах превращаясь в опасную помесь веганов-лотосоедов с античными хиппи.

– И дым отечества нам сладок и приятен, - рискнул Одиссей, но спутники к модерновой поэзии остались глухи.

– Вино на корабле, говорю, осталось, – ударил по больному Хитроумный, добился понимания в глазах и прибег к испытанному средству: «Бздыщ! Бздыщ! Бздыщ! Хватай их, скручивай, привязывай к мачтам, я им покажу, как от воинской службы бегать!»

– Минус ноль, – вздохнул после этого Одиссей, оглядев команду. – Ну ладно, хуже уже не будет.

С Олимпа, где явственно заскучали после окончания Троянской войны, донеслось развеселое «Звучит как вызов!»

Записки из подземки. Персефона

Приходил Арес. Они с Афиной днями и ночами спорят о стратегии Одиссея. Арес при этом просто утверждает, что Одиссей крадется к Итаке в стиле истинного разведчика: медленно, надолго притворяясь мертвым и маскируясь под местного идиота. Афина, как та, кто знает Одиссея лучше, уверяет, что он может уже плыть и совсем не на Итаку. А даже страшно подумать – куда.

Кое-кто на Олимпе на всякий случай пошел окапываться.

38. Моргало выколю!

А баран-то вдруг как оскалит зубы, да ему тоже: «Бяша, бяша…»

Предположительно, история о Полифеме

Отдельные аэды уверяют, что Одиссей плыл на родину методом исключения: заплываем на остров, долго бродим по нему с криками «Пенелопа, Пенелопа, ты где, Пенелопа?!», уверяемся, что Пенелопы нет, делаем вывод, что перед нами не Итака, грузимся на корабль, плывем на следующий остров.

При этом Одиссей, сам хитрый от природы, считал, что Итака (и Пенелопа) может маскироваться где угодно, а потому от своей линии не отступил даже на острове циклопов.

– Там циплопы, – сказали разведчики.

– Пф, – ответил Одиссей, показывая, что выбить себе глаз во имя маскировки, разожраться и поменять общинный строй – сущие пустяки.

– Это логово циклопа, явно же, – сказали недалекие спутники, увидев издалека пещеру, от которой несло хмурой первобытностью.

– Ну, а вдруг там Пенелопа, – усомнился Одиссей, как турист, которому уже показали все, но он-то точно знает, что самое интересненькое от него спрятали. – И вообще, давно я по пещерам-то не ходил! Вот возьму дюжину спутников, вина и еды – и на пикник…

– Но… тут же… логово… циклопа? – уже практически обреченно спросили спутники, которых жизнерадостный Одиссей затащил в пещеру, где повсюду лежали сыры, стояла в ведрах простокваша и витал дух неприятностей.

– Это вы просто жены моей не знаете, – ответил Хитромудрый и сел сервировать пикничок с энтузиазмом Машеньки в гостях у трех медведей.

Роль папы-медведя досталась циклопу Полифему, который как раз явился домой. Роль медведицы и медвежат отыгрывали овцы и козы, которых циклоп загнал в эту же пещеру.

– Кто-кто ел мои сыры и не спал на моей постели? – осведомился одноглазый, свирепый и огромный Полифем, заваливая вход за собой скалой.

– …ты не Пенелопа, – ответил ему из угла голос, полный неизмеримой печали.

После этого фундаментального вывода Одиссей попробовал было включить нейролингвистическое программирование, но тонкие материи не брали Полифема, который головой мог только есть. Потому беседа проходила по схеме:

– Не соблаговолишь ли ты *много красивых речевых оборотов* отпустить нас и вообще быть с нами дружелюбным *еще много красивых речевых оборотов*, ведь Зевс любит гостеприимцев!

– Че?! Какое мне дело, кого любит Зевс? Ты вообще на что намекаешь?

И вообще, беседа напоминала разговор интеллигента с гопником, который допытывается: «А корабли есть? А если найду?»

В ответ на очередную дозу черной риторики циклоп просто начал есть спутников Одиссея, так что тому пришлось закрыть дискуссию.

То есть, закрыть он хотел ее глобально, при помощи меча, когда циклоп заснул. Но мудрость вовремя подсказала, что скала у входа никуда не денется, и придется коротать дни в компании стада овец, трупа циклопа и простокваши. Простоквашу Одиссей не любил, а потому сел выдумывать хитрый план.

Утром Полифем привычно позавтракал спутниками Одиссея, приготовив их полезным народным методом всмятку, а после ушел пасти коз и овец и привел скалу у входа в привычное состояние «Замуровали, демоны». Одиссей с оставшимися спутниками приступил к гениальному: они нашли бревно, обстругали бревно, обожгли конец бревна в спрятали бревно.

Вечером, когда Полифем устроил себе калорийный ужин из еще двух эллинов, Одиссей высказался в том духе, что это ты зря, много эллинов сразу – вредная и тяжелая пища, они без вина вообще никуда не идут, ни в походы, ни в еду, так что вот тебе винишка, ты бы запил, шоб ты был здоровенький!

Циклоп послушно запил, захмелел и поинтересовался, как зовут поителя. Одиссей, поперебирав варианты от «белочка» до «аппендицит» остановился на нейтральном «Никто».

– Ну, и имя тебе дали, – посочувствовал Циклоп. – Я тебя от жалости самым последним съем.

После чего впал в тяжелый алкогольный сон, из которого был вырван внезапным появлением в глазу чужеродного тела (напоминающего бревно).

Говорят, некоторые не замечают бревна в глазу. Циклоп был на этот счет наблюдателен. А потому принялся орать: «Хулиганы зрения лишают!», реветь и носиться. А на закономерный вопрос соседей-циклопов: «Обидел ли кто тебя, цвяточек наш нежненькой?» – отвечал честно:

– Да Никто тут меня губит, вообще-то!

– Да шоб тебя Зевс любил с твоими-то фантазиями, – обиделись соседи-циклопы. – Никто ему… вот если бы белочка…

После чего разошлись. А Полифем, дождавшись утра, отвалил камень и начал выпускать овец и коз на волю, тщательно по спинам ощупывая – не ползет ли там чего-нибудь эллинского. Эллинское не ползло, а болталось, потому что Одиссей составил из баранов овечий тройник, а под центральное брюхо привязал по товарищу. Сам Одиссей изобразил клеща-паразита на брюхе самого главного барана стада. Как выяснилось, баран был по совместительством другом и отчасти собеседником Полифема, так что тот решил ему на прощание излить душу и начал ласкать и жаловаться на жизнь. Баран-эллиноносец и Одиссей дружно прошли психологическую пытку и дождались свободы.

После чего Одиссей вернулся на корабль и решил, что высшая хитрость – в правдивости. А потому громко озвучил Полифему свое имя, свою должность и адрес. Недоставало разрывания хитона на груди с воплем: «Я Одиссей!»

Ослепленный Полифем сначала начал бросаться на голос Одиссея огромными глыбами, а потом не попал и загрустил. И начал жаловаться папочке.

А папочка Посейдон насупил бровь, но осмотрительно ничего предпринимать не стал.

Античный форум:

Арес: А с Одиссеем не слишком много животных связано? Конь, вот баран ещё…

Дионис: А какие еще были варианты, кроме Никто и белочки?

Афина: От комара до Таната, от тумбочки до неведомой тартарской квакозябры. Это же Одиссей, его фантазия…

Арес: Я так и не понял, почему Посейдон только насупил бровь.

Посейдон: Это явно какой-то ход. Либо это не Одиссей, либо он специально назвал свое имя, чтобы меня на что-то спровоцировать. И вообще, это же Одиссей, его фантазия…

Господа! Первая книжка "Забавной мифологии" ("Боги") вот-вот увидит свет ещё и в печати - сейчас идёт сбор средств на крандфаундинговой платформе Улей. Бай. Так что если есть желание - можно оформить предзаказ (подробнее в комментариях. И там же - небольшой вопросик к читателям).

Иго-го какой финал

- Господи! Что это за дура?!

- Это не дура, это лошадь!

Предположительно, диалог Одиссея с троянцами

Поскольку ясно было, что рано или поздно Одиссей наладит экскурсионные маршруты, откроет турбюро и в конце концов будет водить в Трою всех желающих за умеренную плату, вожди обратились к царю Итаки с вопросом: а не может ли он, так сказать, подумать в том направлении, чтобы Трою взять?

Одиссей, занятый подсчетами доходов от будущего турбюро, не нашел ничего лучше, чем сгенерировать по-быстрому:

- Ну не знаю, пусть войска отплывут и спрячутся за углом, а мы возьмем отряд элиты, и поступим как Пасифая, которая спряталась в деревянную корову. Сделаем что-нибудь большое и деревянное, ну хоть коня, троянцы коня к себе в город завезут, а мы как выскочим, как выпрыгнем!

После умеренной реакции («Это что за психоделика?!» - «Одиссей, вечно тебя кроет не по-детски» «Засада в коне, вы серьезно?») эллины наткнулись на ожидаемое: "Ну, идите, придумайте свои планы, их есть у вас?".

-...лошадь так лошадь, - сказали эллины, переглянувшись. После чего вдохновенно сострогали большую коняжку, сожгли собственный лагерь, изобразили скорбные рыдания в духе «Да ну эту Трою, у нас тут семки кончились» - и большая часть войск проследовала в засаду.

Меньшая и самая героическая часть войск осталась в качестве античного спецназа. В коня полезли сам Одиссей, Диомед, Менелай, Филоктет и разные прочие менее известные личности. Аэды доносят, что по мере залезания в коня личности сокрушались и плакали (перспектива достаться в дар троянцам, да еще в коне, да еще сидеть там в комплекте с Одиссеем почему-то никого не прельщала). Философское спокойствие хранил Неоптолем. Он был сыном Ахилла и он уже путешествовал с Одиссеем, так что вариант с конем воспринял в духе «могло быть и хуже».

Троянцы же тем временем увидели, что в лагере эллинов случилось самовозгорание и пошли проверить – а не надо ли там хворосту подкинуть по-доброму, по-соседски. Когда эллинов в лагере не обнаружилось, троянцы впали в радость, начали бродить по пепелищу и ругать «эллино туристо облико морале» за пепелища и набросанный мусор. Потом троянцы увидели посреди лагеря деревянного коня, который под описание набросанного мусора явно не подходил. Версии типа «ну, эллины же должны были как-то время убивать» и «Может, это талисман их сборной» - звучали вяло и абсурдно. Потому кто-то особенно одаренный предложил забрать коня в город и установить в качестве памятника… коня («А боги на это будут смотреть и радоваться»).

Предложение породило горячий отклик, но тут пришел жрец Аполлона Лакоон и пояснил, что а) где эллины – там Одиссей, б) Одиссей – сволочь, в) ничего хорошего от деревянного непарнокопытного ждать не приходится в любом случае.

- Но это же конь, он классный! – стояли на своём троянцы.

- Это огромный подозрительный с виду конь, который звякает как оружие! – не сдавался Лакоон, тыкая деревянную засаду копьем. – Не доверяйте коню! Не доверяйте коню!!

- Ахах, засада в лошади, ты серьёзно? – отмахивались троянцы, в душе у которых явно сохранилась мечта о деревянной лошадке.

На этом моменте из кустов, стеная и рыдая пополз рояль, он же Синон, он же лазутчик Одиссея, которому была дана чёткая установка наврать в нужном направлении. Синон действовал по всем канонам чёрной риторики:

А) бить на эмоции: эллин стонал и рыдал (троянцы проникались).

Б) если первый постулат звучит как истина, то как истина воспринимаются и все остальные утверждения. Синон начал с утверждения «Одиссей – сволочь!» (троянцы хором выдохнули: «Ох ты ж, правда!» и почувствовали неистовое доверие к Синону)

В) сделай из себя жертву, так тебе поверят быстрее. Тут в ход пошла развесистая история авторства Одиссея: «А я родственник Паламеда, и потому Одиссей меня ненавидит, и подговорил он народ, и решили меня принести в жертву, но я вырвался и спасся. В кустах. А-а-а, бедный я, несчастный!» (троянцы хлюпают носами и готовы воспринимать на веру что угодно, от факта глубокого целомудрия Зевса до факта наличия у Афины четырнадцати внебрачных детей).

И тут Синон поведал, что греки уплыли насовсем, потому что война не клеится, да еще и Афина обиделась. За что? А вот за тот самый палладий, который у вас плохо лежал, а мимо проходил Одиссей. Богиня как раз думала, что палладий лежал хорошо, а потому отвернулась она от эллинов и решили они её умилостивить, и построили деревянного коня. Нет, никто не знает, почему вместо изваяния самой Афины ей решили преподнести коня. Может быть, местный художник так видит. Или кто-то решил, что Афина всегда хотела деревянную лошадку. Вообще, что вы хотите, это же эллины! Так вот: этот самый конь - могутный оберег, вы уж его только в Трою втащите, а дальше вам такого счастья попрет, что не увезете. На конях, да.

Троянцы потихоньку проникались все больше, потому что «ну, абсурд же, значит, точно правда», «это же халявный огромный конь, хватайте и потащили. Только Лакоон изображал античного Станиславского, кричал, что несть в нем веры в эту историю, и вообще – если посмотреть вот этак, то тут просто куча халявных дров, почему бы не зажечь во славу богов?

Но тут вступил в силу последний фактор черной риторики:

Г) Если вашего оппонента в споре задушит гигантская божественная змея – вам поверят абсолютно точно. Аргумент в виде плавучих змей обеспечила Афина. Правда, аргументы вместе с Лакооном придушили и закусали его сыновей – но от этого доводы как-то стали только весомее.

- Коня нам! Коня! – сказали троянцы и потащили новый талисман в город. Не обращая при этом внимания на приглушенные ругательства из коня по-эллински, звон оружия и шепотки типа «Может, в кости пока сыграем?» - «Да Одиссей все равно мухлюет».

У врат в Трою троянцы столкнулись с необходимостью впихнуть вневпихуемое: конь в ворота пролезать не желал. Напрашивался вопрос: нужно было разбирать коня или стену. Троянцы пошли оригинальным путем и таки разобрали часть стены. После чего продолжили затаскивание коня внутрь, с ликованием, музыкой и косоглазием. Последнее было вызвано излишним ликованием, а выразилось в том, что при транспортировке троянцы четыре раза неточно попали конем в стенной пролом (изнутри задорно и приглушенно комментировали: «Штанга! Штанга! Штанга! Может, нам уже вылезти и подтолкнуть?!» - но этого никто не слышал по причине музыки и ликования). Но таки хоть и не с первого раза – в конце концов конь был в город втащен.

Кассандра, конечно, сразу же возопила, что, мол, гибель тебе, Илион, горе тебе, крепкостенная Троя, и вообще – вы что, правда разобрали основную часть городских укреплений, чтобы затащить сюда огромного подозрительно звякающего изнутри коня? Но гибель Трои Кассандра предвещала вот уже лет десять, так что к этому относились как к прогнозу погоды. А насчет остального объяснили, что конь не просто конь, а оберег, создан для Афины, и вообще это же лоша-а-адка!

Елена, в отличие от Кассандры, сразу поняла, что взывать к мозгам троянцев бесполезно. Потому начала применять гипноз и шаманские тактики, плясать вокруг коня и звать греков по именам голосами их жён. Кое-кто было даже собрался радостно откликнуться, но Одиссей зажал кое-кому рот и предложил: «Давайте лучше еще послушаем, вдруг она по-утиному крякает, или там как выпь может кричать». Внушение помогло, но концерт долго, увы, не продлился.

Ночью, когда троянцы разошлись пировать, была отдана команда: «Всем покинуть коня!» Греки вылезли наружу, быстренько подали сигнал тем войскам, которые прятались за углом, а потом пошли себе по улицам использовать новую шутку: «Кто? – Конь в пальто!» Дезориентированные и ничего не знавшие о пальто троянцы отбивались дровами и шашлыком, вокруг царили ярость-буря-безумие одновременно с трэшем-угаром-содомией. Выбывшими в финальном мочилове оказались все сыновья и внуки Приама вместе с Приамом и почти что прекрасная Елена. Почти что – это потому что Менелай, который уже собрался было войти в роль Отелло, вспомнил о первопричине войны, понял, что будет как-то и неловко перед друзьями, проникся красотой супруги и выдал, что, мол, пошли уже домой, нагулялась.

Еще в минусе внезапно оказалась Афина, в храме которой искала убежища Кассандра. Кассандра хотела покровительства и полезла к статуе богини обниматься. Аякс хотел Кассандру и не собирался ее аккуратно отцеплять, а потому дернул, как репку, а статуя поступила, как яичко после мышки – упала и разбилась. Тут уже Афина насупила бровь, потому что сколько можно – то палладий украдут, то коня сварганят, то статуи побьют. Но мстю затаила на будущее.

А спасся из героев Трои только Эней. Но это уже совсем другая история. Пока что греки задумчиво посмотрели на горящую Трою и подумали, что как-то, кажется, пора бы и в домой, что ли…

________________________

Античный форум

Арес: Но если Одиссей такой хитрый, почему он не додумался до этого плана с лошадью давным-давно?

Афина: По-твоему, до такого можно быстро додуматься?!

Зевс: Наверняка он вынашивал этот план все десять лет.

Одиссей: Ахахахаха, они правда построили этого коня, ахахаха, мы взяли Трою из засады в коне, ахахахах… ну, почему я белочку не предложил-то?!

Бери трофей, пошли домой

Ну, и вот теперь, зная – как греки плыли к Трое и как они эту Трою брали – мы можем во всей полноте и со всем смаком вообразить – КАК эллины потом возвращались назад. И как их принимали любящие супруги, которым было сказано: «Ну, я тут отлучусь другу помочь на войну».

Для начала герои по свежеустановленной традиции решили принести человеческую жертву перед началом миссии. В роли троянской Ифигении выступила царевна Поликсена. Которую срочно затребовал к себе в жены Ахилл. Которому так хотелось жениться, что он явился тенью из подземного мира и начал напоминать, что, мол, кой-кто за вас положил на алтарь свою пятку, и вообще, мне тут невеста обещана, а то общество только Патрокла в Элизиуме как-то уже и не в кайф. Агамемнон было попробовал заартачиться и невесту не отдать, но Одиссей деликатно напомнил, что было уже с жертвой, проходили – помнишь, чем кончилось? И да, было уже, ссорились с Ахиллом из-за девушки – так вот, тогда Ахилл был еще живым, а теперь нет. Ну и нужен кому-то такой вариант античного Каспера? Вообразив тень Ахилла, днями напролет горько стенающую над своей пяткой, Агамемнон быстренько согласился на обряд. Была слабая надежда на божественное вмешательство, но на этот раз Артемида своими ланями разбрасываться по алтарям не спешила, и как-то так вышло, что Поликсену в прямом смысле принесли на алтарь брачной жизни.

Сразу же вслед за этим герои смачно переругались между собой на тему – когда именно плыть и сколько жертв каким богам приносить. В результате этого разделились на несколько отдельных геройских косяков и расплылись в разное время и с разной результативностью.

Успешно заплыв завершили Диомед, Нестор и Неоптолем. Последние к тому же продолжали потом вполне успешно царствовать. Правда, есть сведения о том, что Афродита, которую Диомед ранил в бою, коварно зашла с тыла, в смысле со стороны супруги героя. Диомед, вернувшись, и ощупав развесистые рога, поступил как мужчина: сказал «Тьфу на тебя, неверная!», обозначил, кем считает жену, хлопнул дверью и уплыл с трофеями в Италию.

Агамемнон и его спутники совершили заплыв быстро, но с потерями. Потому что на Агамемнона и Аякса гневалась Афина, которая и наслала на корабли бурю. В буре кораблю Аякса не повезло, а самому Аяксу повезло: Посейдон на него не гневался, а потому милостиво выбросил его волнами на какую-то скалу. Но Аякс тут же стал куражиться и хвастаться, что вот какой он непотопляемый, и никакие боги ему нипочем.

«Сейчас мы посмотрим, что у нас там не тонет», - сказал Посейдон, поплевал на трезубец… и Аякс отправился читать лекции об исключительной непотопляемости кефалям, крабам и античному Ктулху.

А Агамемнон все-таки из бури выплыл. И приплыл к себе в Микены. И сказал, что должен он принять ва-а-анну и выпить чашечку чего-нибудь крепкого и античного. И принял ванну. А на выходе из ванны его ждала с доброй улыбкой жена Клитемнестра, которая предложила мужу ролевую игру на тему «ты – старушка, я - Раскольников». Но это уже совсем другая история…

Долго и с приключениями плавал Менелай, которому нечего было спешить к любимой жене, поскольку любимую жену он дальновидно прихватил из Трои с собой. По пути Менелай попадал в бури, Египет и приключения, местами даже в приятные: так, Елене какая-то добрая женщина подарила чудесное лекарство, которое, если принимать его в вине, заставляло забывать любое горе. И плаванье как-то сразу заиграло другими красками (Что? Кто пьет? Просто все лечатся и горе забывают).

Плохое, правда, тоже случалось – например, на острове Фарос Менелаю со товарищи пришлось двадцать дней ждать попутного ветра. А ветер все не дул, а кушать хотелось все сильнее. Но тут из волн выплыла богиня Идофея и предложила поохотиться на ее отца, старца Протея. Нет, не с целью съесть, с целью узнать волю богов. Вот только Протей, как бы это, страдает обостренной паранойей, потому доверяет исключительно тюленям. Так что форма маскировки выбрана и пересмотру не подлежит. «Да и ладно, - молвил Менелай, - я уже был внутри коня, и вообще, у меня есть лекарство в вине, от которого забываешь горе».

Так что храбрые эллины торжественно приняли из рук у богини четыре тюленьих шкуры и отправились изображать ластоногих млекопитающих. Менелай, правда, обмолвился, что шкуры, кажется, второй свежести – и тут же об этом пожалел.

- Прищепок на нос не завезли, но могу натыкать вам в нос амброзии! – бодро гаркнула Идофея, действительно натыкала грекам в носы амброзии и убыла восвояси.

Менелай и три спутника остались лежать на берегу и хмуро шевелить ластами. И в результате высокохудожественной и тонкой актерской игры были таки приняты приплывшим Протеем за тюленей.

Дальше разыгрались картины в духе Голливудских сиквелов: «Загорающий морской бог и четыре крадущихся к нему тюленя», «Морской бог и бешеные тюлени в прыжке», «Тюлени-коммандос вяжут морского бога-оборотня», «Лев, пантера, кабан, змея и дерево против отчаянных тюленей». В конце концов Протей был заборот бодрыми тюленями, и тут-то Менелай задал ему коронный вопрос: кому же приносить жертву, чтобы нормально доплыть домой?

- Ты чо, тюлень?! – резонно ответил на это старец. – Приноси всем и побольше!

- Мне нужно лекарство, - подумал вслух Менелай, вспомнив развесистый пантеон Олимпа. - И побольше запивки для лекарства.

А потом Менелай принес всем и побольше и благополучно доплыл с Еленой домой. И больше надолго не отлучался, чутко проверяя наличие возможных парисов в шкафах и под кроватями.

________________________

Античный форум

Нестор: Отплавался за четыре дня.

Диомед: Отплавался за четыре дня, поплыл подальше от жены.

Агамемнон: Ну, почему я не поплыл подальше от жены?!

Аякс: Отплавался.

Менелай: Плавал семь лет, побыл тюленем напоследок.

Одиссей: Пф, сосунки!

Пы. Сы. Господа! Моя совесть крайне удивила меня тем, что спонтанно обнаружилась в организме и таки заставила выложить последние главы "Илиады". С пересказом "Одиссеи" дела идут плохо. Из-за обилия всякой другой писанины этот самый пересказ активно кажет кукиши, буянит и призывает на меня дух античного песца. Поэтому я честно не знаю - будет ли продолжение. На всякий случай сдаю явки и пароли в комментах.

И огромное спасибо самым лучшим читателям!

И еще одни похороны

Аякс был вообще колоритным персонажем. Хотя бы потому, что существовал в двух экземплярах – Большом (у нас речь как раз о нем) и Малом (а вот он как-то не засветился). Еще у Аякса была своя пятка, которая немножко подмышка. В общем, ходили слухи, что как-то, когда Аякс был еще ребенком, в гости к его папе завернул Геракл, захотел потренироваться в пеленании младенцев, но пеленок как-то не нашел, а потому упаковал младенца в шкуру Немейского льва. Отчего Аякс, якобы, стал неуязвимым. Почти весь, за исключением подмышки, которая то ли проявила анатомическую независимость и не захотела лезть в шкуру Немейского льва, то ли послужила рычагом, за который младенца держали при пеленании, то ли еще каким-то образом отличилась.

Ещё у Аякса был добрый нрав и лёгкая рука. Например, он подарил Гектору свой ремень. Тот самый, на котором Гектора потом таскал за колесницей Ахилл. Правда, рука у Гектора тоже была вполне себе легкой, потому что он подарил в ответ Аяксу меч. Которым… но вперед забегать не будем.

После смерти Ахилла остались ценные золотые доспехи, которые в курган не положили, ибо первое – слишком ценные, второе – Ахиллу уже явно ни к чему, разве что попиариться в Элизиуме перед Патроклом. Да еще и Фетида обозначила, что доспехи, мол, это такая ценная печенька для того, кто больше всех отличился при эвакуации тела Ахилла. Кто там больше всех отличился, к слову?

Претендентом номер раз как раз и оказался Аякс (который тащил). А претендентом номер два – Одиссей (который прикрывал). По этой причине дележка доспехов сразу стала невозможной. Ибо с подачи Одиссея она явно проходила бы в духе «это мне, это тебе, это обратно тебе, это еще раз тебе, я себя не обделил?» - после чего у Аякса остались бы подвязки наруча, а у Одиссея – все остальное. Аякс это понял и затребовал всё себе сразу. Одиссей пожал плечами и ответил взаимностью. А все остальные поняли, что дело идет к ссоре и предложили испытания/судейство:

- Только чтобы честно!

- Таки само собой, - ответил Одиссей и сделал до того честное лицо, что где-то на Олимпе с размаху укусила себя за весы Фемида Правосудная.

А дальше аэды в толковании событий расходятся. Кто-то утверждает, что героям банально устроили экзамен, в котором Одиссей победил, потому что Афина подсказывала ему с задней парты. Аякс, у которого не было шпор в виде олимпийцев, был отправлен на пересдачу. По другой версии, решать спор позвали пленных троянцев. Которые при виде Одиссея начали вопить и пытаться закопаться под землю, а при виде Аякса стали столбом в недоумении, потому что: «А это кто? А, да, был такой, он еще Ахилла тащил». Ну, а кто-то считает, что Одиссей пошел коррупционным путем, пообещал судьям печенек – и они отдали доспехи ему.

В общем, Аякс очень обиделся и попытался ближайшей ночью воплотить лозунг «Судей на мыло» в жизнь. Чтобы удобно было пускать Агамемнона и Менелая на мыло, Аякс взял с собой меч, который когда-то подарил Гектор. По пути наткнулся на бдящую неподалеку Афину, которой герой уже давно и активно не нравился (за высказывания типа «Сила есть – Олимп не надо» и «Я Олимп труба шатал»). Афина решила, что по такому случаю можно немножечко побыть Герой, и наслала на Аякса безумие.

В безумии Аякс был оригинален: к нему пришли не белочки, а быки. В том смысле, что за своих врагов-эллинов он вдруг принял коровье стадо («Да все они козлы… быки… а, в Тартар зоологию, мочи рогатых!») И начал мочить. И одержал над парнокопытными эллинами неоспоримую и сокрушительную победу. А некоторых вообще взял в плен и погнал к себе в шатер (вообразите размеры шатра или плотность трамбовки плененной говядины) и там начал медленно и изощренно делать из них тушенку.

Что именно делал с быками в шатре Аякс – аэды до нас не донесли. Но сам он утром решил, что покрыл себя несмываемым позором (что подозрительно) и решил заколоться (что неоригинально). А потом пошел на берег моря, взял меч, подаренный ему Гектором и воткнул в свою подмышку, которая была немножко пяткой.

А Менелай и Агамемнон, поутру заглянув в палатку Аякса, почему-то тоже очень сильно прониклись и даже хотели запретить его хоронить. Но тут пришел Одиссей и напомнил, что «тогда же нельзя будет погулять на похоронах». И Аякса похоронили как следует.

Троянцам явно нужно было просто посидеть и подождать, пока эллины таким же манером похоронят всех остальных.

_____________________________________

Античный форум

Арес: Подмышка? Почему подмышка?!

Гермес: Ну, знаешь… уязвимость в труднодоступных местах.

Дионис: Я знаю более труднодоступные места!

Афина: Чисто с научной точки зрения… что же он всё-таки делал с этими быками?

Пасифая: А-э-э-э, у меня есть версия.

Европа: У меня есть версия!

Геракл: У меня есть версия!

Афина: О_О

Геракл: Вы чего? На быках плавать можно. Ну, и шашлык.

Ныряй и маскируйся!

После смерти Аякса всё пошло своим чередом: герои ходили брать Трою, Троя активно окапывалась, олимпийцы жевали попкорн, Одиссей, четко осознав, что на остальных надежда плоха, осваивал навыки маскировки. Навыки осваивались так хорошо, что как-то раз Одиссей даже взял «языка» — сына Приама Гелена, того самого брата Кассандры, которому змеи в детстве вылизали уши. Общими усилиями из прорицателя была добыта следующая информация: «Чтобы пройти уровень в этом квесте, вам нужны будут читы! В том смысле, что не взять вам Трои без сына Ахилла Неоптолема и друга Геракла Филоктета!»

— Ух ты, — сказали эллины радостно. — А вон тот второй — это кто?!

Здесь нам придется напрячь память и вспомнить, что был, был в самом начале нашего рассказа такой прототип Робинзона Крузо. Который тоже столкнулся со змеёй, но та почему-то решила не лизать ему уши, а приняла стратегическое решение «вротмненоги». А потому Филоктет стонал и вонял, а с медициной было плохо, а Одиссей, Менелай и Агамемнон были щепетильными, потому они быстренько пообещали больному:

— Сейчас мы поиграем с тобой в Тесея и Ариадну.

— Вы пообещаете на мне жениться? — удивился Филоктет.

— Не-а, — ответили Одиссей и Атриды, оставили Филоктета на острове и уплыли в Трою, спокойные за санитарное состояние судов.

Поскольку Менелай и Агамемнон были заняты и вообще брали Трою, то за ценными необходимыми для войны кадрами отправился Одиссей. С Неоптолемом обошлось быстро: Одиссей только успел подготовиться к сеансу «Слушайте меня, о бандерлоги», как сын Ахилла таки показал, что он в папку, заявил, что жить не может — хочет брать Трою.

С Филоктетом обстояло как-то хуже, потому что десять лет он занимался исключительно тем, что страдал, вонял и ненавидел Одиссея, Менелая и Агамемнона. А еще у Филоктета были ядовитые стрелы Геракла. Те самые, от которых кентавр Хирон добровольно сошел в Аид. Логично прикинув, что за кентавром Хироном ему не хочется, Одиссей решил пойти привычным путем: наврать. А еще лучше — послать кого-то другого и наврать через него. Ну и да, все равно тут Неоптолем без дела пылится.

— Вот пойдешь ты к Филоктету, — озвучил он сыну Ахилла. — Да и скажешь, что тебя оскорбил Агамемнон и что ты плывёшь из Трои в Грецию. Берешь с собой. Ведешь на корабль. Там мы хитростью им овладеваем… нет, не в этом смысле. Нет, другого выхода нет. Что? Какая совесть?! Юннат, пошел и подключил ноги!

Неоптолем послушно подключил и даже сначала успешно выступил перед аудиторией в лице Филоктета. Аудитория поскакала на здоровой ноге по направлению к кораблю и даже отдала лук и стрелы сыну Ахилла, «а то вдруг тут где-то Одиссей, а он ух как коварен, ты уж меня от него защити!». Но при этом Филоктет не забывал ужасно страдать, падать на песок, терять сознание и вообще показывать, что змеиный яд — не хухры-мухры. Тут в Неоптолеме проснулась совесть, и он начал резать правду-матку в духе:

— Ах я, гад, ах, подлец! Обманул я тебя, невинного! На самом деле я должен отвезти тебя в Трою на корабле Одиссея, вот, на тебе обратно твое оружие, чужого нам не надо!

Тут ближайшие кусты возопили человеческим голосом: «С кем работать приходится!» После чего из кустов явился рояль  Одиссей.

Неоптолем вздрогнул от появления и замер с луком и стрелами. Филоктет с явным ощущением «Да лучше бы рояль» неожиданно бодро ломанулся в бега к ближайшему обрыву, рассудив, что суицид — всегда выход. Благо, в других кустах сидели воины Одиссея, и они-то беглого Филоктета все же скрутили.

Но тут в Неоптолеме вдруг взыграла совесть по второму разу. И он всё же отдал Филоктету лук и стрелы…

— …твою папу во все пятки этим самым! — смачно прокомментировал Одиссей, в сложном кульбите укатываясь обратно в кусты, подальше от стрел.

Первый раунд закончился античной ничьей: Неоптолем остался при честности, Филоктет — при оружии и муках, Одиссей — при хитрости. Но от ситуации все равно разило высокооктановым продуктом нефтепереработки, ибо Филоктет переговоров не желал, в Трою не желал, лечиться не желал, а желал страдать, вонять и стрелять в Одиссея.

Переговоры Неоптолема, который пытался взывать к совести, проходили как-то мимо.

Явно пора было вмешаться чему-то божественному.

Божественное вмешалось: откуда-то просиял свет, из света медленно выплыла львиная шкура, и смутно знакомый голос хмуро спросил:

— То есть, у тебя мой лук, и ты не хочешь совершать подвиги? Ах ты, *сложноподчиненный эпитет* а ну стрелой в Трою, пока я тебе не *сложносочинённая метафора*!

По манере воздействовать на окружающих Геракл опознавался на месте. Филоктет тут же построился в колонну по одному и выразил желание скакать до Трои, если надо, на одной ноге, потому что «что-то подвигов захотелось — аж жуть!»

— Подвиги будут, — посулил божественный Геракл. — Слава будет. Вылечат тебя. Будешь с луком плохо обращаться — урою. И да, я за тобой слежу.

После чего вернулся на Олимп пировать.

А Филоктет проследовал на корабль Одиссея, причем был замотивирован настолько, что, возможно, пытался грести или плыть впереди корабля.

Теплое напутствие великого героя было такой силы, что Филоктет вскоре после прибытия под Трою подстрелил Париса. Парис такого не ожидал, а потому очень огорчился, обиделся на всех, сказал: «Я так не играю», ушел в леса и помер от отравленных стрел.

После смерти Париса была надежда, что Елену и дары таки отдадут Менелаю… но Елена почему-то стала женой брата Париса — Деифоба. И троянцы продолжили окапываться. Шансов у них оставалось все меньше, ибо с одной стороны совершали подвиги замотивированный Гераклом Филоктет и вдохновленный славой папы Неоптолем. А со второй потихоньку крался белый пушной зверь в виде изобретательности Одиссея.

Одиссей достиг в маскировке таких успехов, что как-то раз ради правдоподобия буквально дал себе в морду. Причем, бичом. Причем, не один раз. А потом пошел в разведку в Трою и стал там собирать милостыню, здраво рассудив, что «заодно денежкой обзаведусь». Одиссея узнала только Елена, но выдавать его не стала по встроенной в Елену сильной противоречивости. Елена даже дала Одиссею помыться и поклялась не выдавать. Одиссей сказал «спасибо», выведал все, что надо, пришиб массу троянцев и вернулся в стан мытым, неузнанным и с деньгами.

Во второй раз Одиссей взял с собой Диомеда, сообщив, что в Трое куча всего лежит плохо. Хуже всего лежал палладий — священное изображение Афины, упавшее с неба и хранящее Трою от врагов. Палладий был тоже утащен в стан греков, масса троянцев опять была перебита.

Трою явно нужно было брать, пока Одиссей не вынес её за ворота в одиночку.

_____________________________________

Античный форум

Диомед: Может, в следующий раз мы… того… Елену?

Одиссей: Да кому она нужна — будет стенать и предлагать помыться. И ты подумай — сколько она весит. Это ж сколько добра можно вместо неё-то…

Диомед: Так на неё тоже можно что-нибудь навьючить.

Одиссей: А вот это можно обдумать.

Афина: Всё, конец Трое. Потом он с собой Нестора пригласит, потом Аякса Малого, потом еще кого-нибудь...

Арес: Лол, как тараканы.

Гермес: Бичом… по морде… ради дела… Подумать только, какая смена растет.

Пятница. Тринадцатая часть. Грех не выложить побольше)

Проблемы с покойничками

И вот как-то очень спонтанно в лагере ахейцев образовалось ажно два проблемных трупа. Первый — это который несвежий, но пока что еще не похороненный Патрокл. Второй — это свежий, который в прошлом назывался Гектором, а в лагерь ахейцев приехал за колесницей Ахилла в качестве такого античного «Педигри» (мои собаки кушают Гектора, у них игривый нрав и блестящая шерсть!). Теперь-то можно было разгуляться, уменьшить количество проблемных трупаков в истории и хоть кого-то пафосно схоронить.

Так что народ вскоре отлично отдохнул на похоронах Патрокла. Были жертвы, были стенания до утра у моря («Это снова стонут чайки в жутком страхе перед бурей?» — «Нет, опять Ахилл рыдает, а уж лучше б глупый пингвин»), были костры, торжественные шествия, опять рыдания (Ахилл на это дело был прямо-таки неистощим), обрезания волос в знак скорби, торжественные игры с призами, мордобоем и выпивкой — ну, словом, все чин чинарем, приличные похороны.

Недовольными остались разве что собаки, которым ценного «Гекторгри» не перепало, поскольку над трупом Гектора, сурово бдя, стояли Афродита и Аполлон, первая — с драгоценными маслами, второй — хмуро бормоча «я тучка-тучка-тучка» и образуя для трупа приятный тенечек.

Надо думать, Афродита и Аполлон программой торжеств тоже не были особенно осчастливлены. А, да, Ахилл тоже оставался стабильно недоволен, поскольку после игр сначала опять рыдал, а потом решил развеяться, пошел среди ночи, потаскал еще труп Гектора вокруг погребального кургана на колеснице (о том, бегали ли за колесницей Афродита и Аполлон, сурово бдя, аэдами так и не было сказано).

В общем-то, положение «труп Гектора лежит бесхозный, собаки не едят, Ахилл таскает за колесницей» примерно на одиннадцатый день уже начало серьезно напрягать богов на светлом Олимпе. Потому что неэстетично, неэтично, и вообще, вон Аполлон уже негодует, потому что ему надоело изображать тучку.

— А давайте Гермес его просто сопрёт? — выдвинулся какой-то генератор идей.

— Во, спасибочки, — приуныл Гермес, воображая себя с одиннадцатидневным кадавром Гектора в объятиях.

— А это вообще нормально? — призадумались Гера, Афина и Посейдон. — То Зевс гоняет Таната с Гипносом своего сынка смертного хоронить, то теперь Аполлон в роли тучки. Может, как бы, уже и сказать герою, что он поступает нехорошо?

— Ша, народ, — выдал Громовержец, — сейчас сделаем.

После чего к Ахиллу была отправлена его мама, а к Приаму — Ирида, обе с похожими вестями.

— Сыночка, — сказала Фетида. — Твои покатушки с Гектором на колеснице Олимпу как-то уже и фу. Так что придет к тебе Приам, а ты… нет, не за ногу и об стенку. Нет, не привязать к колеснице. Нет, там другая воля богов. Да, сыночка, разговор будет долгий…

— Бери шинель, пошли домо… э-э, бери дары, пошли к Ахиллу, — сказала тем временем Ирида Приаму. — И это. У тебя тут вокруг трона куча громко рыдающих сыновей, до них только сейчас дошло, или они за все одиннадцать дней не охрипли?

Приам внял воле богов, наготовил даров, отцепился от жены и громко рыдающих сыновей и поехал в стан греков. По дороге отряд из Приама и даров усилился еще и Гермесом (который, видимо, все же решил поучаствовать). Гермес провёл Приама в лагерь мирмидонян — и се, великая встреча состоялась.

— Ой, какой ты трогательный, — сказал Ахилл, глядя, как Приам рыдает у его ног. — Чот я сам папку вспомнил. Ну, хватит уже валяться, я сегодня гостеприимный, вставай, садись, поговорим.

Робкий вяк Приама на тему «да я не встану, пока ты мне тело сына не вернешь» был пресечен насупленными бровями и четким:

— Если я сказал, что я гостеприимный — значит я гостеприимный! Тело — отдам, потому что надо. А ты давай меня не зли, а то опять сорвусь в ярость и депрессию, отправлю тебя вслед за сыном, неудобно получится.

Уяснив себе глубины милосердия Ахилла, старец глубоко офигел и даже попировал с убийцей сына (продолжая офигевать — насколько же тот богоподобен). Гектора тем временем, отмыли, приодели и положили на повозку — жених женихом.

Ахилл же до того расчувствовался, что таки показал себя с хорошей стороны и обещал не начинать боевых действий, пока Гектора не похоронят (а то скорбь, шествия, отрезания волос, опять скорбь, стенания у моря — плавали, знаем). И даже приказал соорудить для Приама роскошное ложе, чтобы тот мог выспаться, поскольку царь Трои уверял, что не спал со дня смерти сына («Но это же… одиннадцать дней?» — «Пф! Ты слышал, сколько у меня детей? Ты думаешь, мне вообще сон нужен?»).

Пока Приам почивал, Гермес думал. Думал он о том, что спать среди вражеского лагеря — это как-то даже немножко неосмотрительно. Опять же, вдруг кто мимо будет идти, приберет и кадавр Гектора, и Приама, а там опять кто-нибудь приедет за выкупом, опять ляжет спать… так и Троя в лагерь переедет. В общем, Гермес растолкал царя Трои и велел досыпать в Трое.

Приам внял и поехал к Трое. Где все очень начали скорбеть по Гектору, рыдать, рвать на себе волосы, а потом… ну, в общем погребальный костер, скорбь, пиры… да-да, где-то мы это уже слышали.

______________________________________________

Античный форум

Аполлон: Нет, почему это я должен был держать тень над телом Гектора?

Афродита: А почему меня туда с маслами послали?!

Афина: Ну-у, отец пытался привлечь к делу Таната и Гипноса, но, во-первых, тогда у тела была бы слишком хтоничная тучка и слишком дебильный помазыватель…

Арес: Ага, во-вторых после первого же дня тучка пошла бы разбираться с Ахиллом насчет «Ну, и сколько он тут будет валяться?!»

Гермес: Есть мнение, что после этого Приаму были бы выданы скопом все троянские покойники, в том числе уже похороненные.

Афина: Да, и ещё кое-кто начал свой ответ с «Проблемы нужно решать в корне! Знаете, в пятку можно ткнуть многими подручными средствами…»

А ну-ка девушки, а ну-ка Мемнон

— А что будем делать с Пентесилеей?

— Так это… сжечь!

— Но она же красивая…

— Но она же мертвая.

— Но она же красивая!

— Ну ладно… но потом сжечь!

Предположительно, беседа Ахилла с эллинами

После того как Гектор не убежал от Ахилла, троянцы сразу впали в скорбь и депрессию и за стены города выходить перестали (потому что за стенами города был Ахилл). Но Елену не отдали и денег Менелаю не вернули, потому что кто там знает греков, вон они какие внезапные, вдруг они устанут и уйдут.

И как раз в этот момент троянцам привалило внезапное счастье в виде союзников, которые девять лет спешили на помощь и вот, доспешили.

Первыми на помощь явилась плотная толпа феминисток, в смысле, амазонок. Царица амазонок Пентесилея сходу поинтересовалась, в какой стороне тут нарушаются права женщин и, получив неопределенный ответ «Да тут античность, тут вообще везде нарушаются… но корабли греков вон там» — побежала давать представителям сильного пола пинков.

При этом очень может быть, что Пентесилея брала регулярные мастер-классы у Артемиды и Афины. Или запаслась какими-то особыми тряпками, которыми и прогнала храбрых греков из-под стен Трои до кораблей.

Античные герои реагировали очень достойно:

— Там войско троянцев.

— Видали мы войска троянцев…

— Там троянские герои.

— Пф, мы тоже тут все такие герои.

— Там бешеная баба, которая обещает спалить ваши корабли.

— О, эта раз сказала — сделает. Хлопцы, бежим!!

Позорный забег взад к кораблям проходил без участия Ахилла и Аякса. Ахилл, как мы помним, уже совершил не так давно эпический кросс вокруг Трои, а потом еще долго таскал Гектора за колесницей — ну, словом, герой вернулся в свое привычное состояние. В смысле, да, он лежал у кургана Патрокла и громко стенал. Аякс решил составить компанию, потому что кто там знает, может, стенания — это такие новые античные стероиды, которые придают Ахиллу его непобедимость.

Постепенно до скорбящих героев начали доноситься задорные женские выкрики: «Пинай по бубенцам!» и «Кто тут хотел Елены, можем заменить!» Скорбь оказалась вытесненной сильномогучей мыслью «Там же бабы!»

Герои пришли в неудержимое состояние. Герои устремились в бой.

Пентесилея, конечно, пыталась вскрыть могучую и неуязвимую ахиллоконсерву своим копьем, но доспехи Гефеста ей шансов не оставили. Ахилл подождал, пока амазонка в него потычет тут и там, потом сказал: «Шашлык из тебя будет» — и приготовил оригинальное блюдо из конины и амазонщины, нанизав на копье царицу вместе с конем.

А потом снял с царицы шлем и очень, очень расстроился, потому что оказалось, что под шлемом хороший такой экстерьер. С которым не худо было бы и задружиться. И вообще, какие-то высокие чувства переполняют, и жениться бы не прочь…

Где-то в небесах кипела разборка между Танатом и Эротом. («Ты вообще куда стреляешь, Афродита твоя мать? Это моя добыча!» — «Да ладно, не успел пальнуть малость… ну, что может случиться?!»).

Пока что возле внезапно влюбленного в мертвую амазонку Ахилла случился Терсит. Терсит — это такой эллинский Квазимодо, который, судя по описанию у Гомера, взят был эллинами к Трое только чтобы послать его на троянцев в психологическую атаку. Ну, и еще для поднятия боевого духа, потому что «Жизнь отстой, девять лет сидим у Трои, корабли горят, все раненые…, а нет, вон идет Терсит, жизнь прекрасна». Терсит был кривоног и хром, как Мойдодыр, лыс как пятка Ахилла и постоянно пребывал в настроении Геры, которой Зевс вот только что изменил, три раза. За свой нрав Терсит однажды получил от Одиссея целительную мотивацию скипетром по спине.

Мотивации одного раза и скипетром показалось мало, потому что Терсит попёр насмехаться над Ахиллом в духе «эй, я остался жив после скипетра Одиссея, так что ничего ты мне не сделаешь, и вообще, сейчас я этой амазонке в глаз потычу».

Ахилл от души размахнулся… и всем стало хорошо, кроме Гермеса, которому «бррр, вот эту образину еще и в Аид провожать».

А дальше Ахилл поднял царицу амазонок на руки и бережно вынес с поля боя. Скромные аэды говорят, что — чтобы похоронить. Остальные утверждают, что похоронить-то, конечно, имело место, но у Ахилла и Пентесилеи, вроде бы, после выноса с поля боя родился сын. На вопрос — КАК — аэды ответов не дают, бормочут что-то насчет бедра Зевса, «да и вообще, нравы античности такие античные».

В общем, кроме пробежки и греков до кораблей и осложнения семейного положения Ахилла вылазка амазонок особенных результатов не принесла. Кроме похорон в Трое, но это однозначно результатом не считалось.

Ну, и поскольку история уже заключает в себе суровую фемину, но пока еще не полностью толерантна — в историю добавился следующий союзник. Он же эфиопы. Он же царь Мемнон, который был сыном богини зари Эос и забавно рифмовался с предводителем эллинов Агамемноном.

Последний, здраво рассудив, что в бою следует избегать передозировки мемнонов, на передовую не совался. Ахилл внезапно тоже не спешил на встречу с эфиопом, ибо было предсказано: «На очереди к Танату ты за Мемноном следующий». Остальные герои решили, что с Мемноном должен драться кто-то равный по толерантности, потому выдвинули вперед старца Нестора. Потому что пенсионер и вообще, не жалко.

Эллинский аксакал быстро смекнул, что дело пахнет асфоделями, и стал звать на помощь сына с говорящим именем Антилох. Антилох начал бросаться в Мемнона камнями и вообще вести себя так, будто у него в слове нет приставки анти-. За что и был сокрушительно ликвидирован копьем.

Тут Ахилл вспомнил, что Антилох ему как бы друг, забыл о пророчествах и вышел с эфиопским царём стенка на стенку.

Бой длился долго, но на Олимпе привычно решили, что «первым умирают чёрные». Эфиоп тоже получил копьём, Эос оказалась в горе, а Ахилл наконец-то встал в очередь на фатальный укол в пятку.

________________________

Античный форум

Афина: Персефона, на каком языке посланник твоего мужа говорил с Эротом?

Персефона: Э-э, непереводимый подземный диалект.

Эрот: Ну, а чего, нормально же получилось.

Танат:?!

Эрот покинул форум.

Афина: Мне бы все-таки было интересно узнать — в чем секрет рождения ребенка у Пентесилеи. Исключительно в теоретическом аспекте. Если она была мертва…

Гера: Вот ради нашего блага — давай не будем раскрывать этот секрет, а?

Афина: Почему?

Зевс: Упущенные возможности. Упущенные возможности. Упущенные возможности.

Афина: А-а, снимаю вопрос.

Всё через левую пятку

- Ау-у… это моё… больное место!

- Это ваше… пустое место!

(Предположительно, Ахилл и Аполлон)

Если в отношении других античных героев худо-бедно действовал принцип «Танат подкрался незаметно», то в случае с Ахиллом сначала раздались фанфары, потом включились прожектора, потом прибыл сам чрезвычайный уполномоченный Аида по летальным делам – в парадном хламисе и с непарадным выражением лица.

Но обо всем по порядку. Сначала троянцы в очередной раз испугались неистовства Ахилла и побежали прятаться в домике. Ахилл, пылая страшной мстёй за убитых друзей, побежал за троянцами, чтобы быть для них злым и страшным серым волком, всехубитьодиностаться и вообще взять Трою в гордом одиночестве.

Эти намерения сильно не устраивали Аполлона, который был мало того что защитником Трои, так еще и покровителем прорицателей, а предсказано было, что Трою возьмет не Ахилл, а Ахилл об этом как-то не догадывался и подрывал божественный авторитет. Потому Аполлон дождался, пока герой добежит до ворот, а потом посоветовал заворачивать оглобли, «и вообще, в сад, все в сад».

Но Ахилл уже дошел до стадии гнева «немножко Диомед и уже почти даже Геракл» (она же «боги по колено», она же «лупи богов треножником»). Потому собрался нанести красоте Аполлона нескоро поправимый ущерб посредством тыкания в красоту Аполлона копьем с размаху. Стрел бога герой опасался не особенно, поскольку был весь из себя неуязвимый, да еще в доспехах ковки Гефеста, да еще со щитом ковки Гефеста.

Тогда Аполлон задействовал свои божественные способности и сделал стрелу Париса самонаводящейся. Стрела коварно подкралась к Ахиллу с тыла и нанесла фатальный тык в уязвимое место. Оно же пятка. Оно же рычаг, за который Фетида держала сына при оздоровительном макании в Стикс.

Ахиллес такому ходу дел очень огорчился, а потому наговорил Аполлону много неприятного. Потом сходил на прощание в психологическую атаку и обеспечил Таната работой еще на полдня. Потом испустил вопль в духе «Да я вас с того света достану» - отчего опять бежали робкие грузины троянцы.

Потом Ахилл решил, что основные дела на сегодня закончены, вытянулся и помер. Чем вселил в троянцев смутные подозрения – потому что вдруг он таким оригинальным образом в засаду залег, кто его знает.

Но понемногу троянцы все же осознали, что на поле опять внезапно объявился ценный кадавр. Мало того – еще и в золотых доспехах ковки Гефеста, отчего труп Ахилла в ряду других павших героев сразу как-то выиграл и перешел в разряд «Суперприз».

И троянцы сразу воодушевились, а эллины сразу как-то поняли, что мертвого Ахилла могут разобрать на сувениры, а он вообще-то нужен как главный персонаж предстоящих похорон, и вообще, золотые доспехи тоже пригодятся. Потому труп был героически эвакуирован силами Аякса (Большого) и Одиссея (хитрого). Аякс кантовал груз, Одиссей же выполнял роль конвоя-прикрытия, отбивался от троянцев и пугал их своей мудростью.

А потом настало время всеобщей скорби. Правда, Фетида, увидев, что сыночка отбыл к Аиду, слишком активно показала родственные гены: издала вопль и перешла на ультразвук так эффектно, что многих эллинов пришлось ловить уже у кораблей.

Но в целом всё было пристойно: боги плакали, Фетида плакала, были соревнования, костер, пиры, дары – в общем, почти что всеобщий праздник, аж заканчивать не хочется.

А потом Аякс Большой решил прогуляться в Аид за Ахиллом. Так что заканчивать и не пришлось.

______________________________________

Античный форум

Афина: Я думала, Аполлон клялся Фетиде присматривать за Ахиллом.

Аполлон: …ну, можно сказать, я с него глаз не спускал.

Арес: Самонаводящиеся стрелы? Серьезно?

Аполлон: Новшество. Могут проползти даже в труднодоступные места!

Одиссей: Ну почему, почему он не приложил подорожник?!

Пы. Сы. Робяты! Делаем лица стоиков и терпим, два поста до финала осталось!